Расправляя крылья

      Люцифер был вне себя, когда пред ним предстала Касикандриэра. Она слышала зов много раз, но не могла вот так просто появиться в лаборатории, пришлось находить предлог, чтобы попасть туда и согласовать свой визит с храмовниками, а потому Люцифер успел озвереть. Отсутствие Рейвена в этом мире он почувствовал очень чётко. Это случилось в момент, когда он стоял возле колбы со спящим Анимусом, всматриваясь в спокойное личико, и ему вдруг показалось, что у ангелочка дрогнули ресницы и тот раскрыл глаза, всего на миллиметр. Первый приблизился к стеклу, но всё оставалось, как прежде, мальчик спал, его веки закрыты. Люцифер подождал на всякий случай, ловя каждое колебание парящего в жидкости тела, а потом потерял интерес. И тут Люцифер словно оглох и ослеп. Все органы чувств одновременно отключились, он пошатнулся, теряя ориентацию в пространстве, а когда всё прошло, ощутил пустоту внутри. Он сразу всё понял. Кто-то из работников лаборатории удержал его под локоть и теперь озабоченно всматривался ему в лицо, дико раздражая.       — Всё в порядке? Вам плохо?       — Нормально, — растерянно ответил Первый, высвобождая руку и спеша уединиться на ближайшей лестнице. Он воззвал к Касикандриэре, но та не ответила. Тогда он кликнул её снова. — «Чёртова курица! Где тебя носит?! Бегом ко мне!»       Теперь она стояла подле и не понимала, отчего Люцифер сверлит её испепеляющим взором.       — Что случилось?       — А ты не в курсе?       — Нет.       — Я всегда знал, что ты дура, но чтоб настолько?! Где Рейвен?!       Она сразу попыталась отыскать нефилима внутренним оком, но как ни старалась, не могла отловить его вибрации нигде, даже на далёком расстоянии.       — Ну, дошло? — ехидничал Люцифер, с наслаждением видя, как меняется её лицо с непонимания на страх. — Он покинул этот мир!       — Но я ничего не…       — Вот именно, ничего! Я велел тебе присматривать за ним! Рейвен нужен мне! А ты не способна даже на такую малость! Где он?!       — Я… Я не знаю. — Ангел часто заморгала, когда Первый приблизился к ней вплотную и схватил за горло так, что спёрло дыхание. Сильная рука приподняла её над полом.       — Найди мне его, немедленно! — чеканил каждое слово Люцифер. — И учти, — он поставил её на пол и отпустил, — если с ним хоть что-то случится — я тебя уничтожу.       Сомневаться в этом не приходилось, она слишком хорошо знала Светоносного и прямо сейчас его слова вовсе не пустые угрозы, не сиюминутная злость, гнев или досада. Бешеный огонёк в глубине этих глаз говорил о твёрдости намерений.       — Я всё сделаю. — Едва слышно прошелестела она.

***

      Адриан ждал в указанном пророчицей месте уже около часа. Его обожаемая, благородная Цецилия ещё ни разу не ошиблась, а потому, повода не верить в её предсказание не было. «Чужаки, с силой богов…», они появились прямо из ниоткуда посреди цирка Нерона, а с ними какая-то жуткая тварь, коих сам Адриан на своём веку ни разу не видывал. Прячась среди опустевших в ночи лавок торговцев, он во все глаза наблюдал за пришельцами. Каково же было его удивление, когда старший из них вдруг окрылился, а у другого в руке загорелся огонь! Не факел, а прямо кисть! Он хотел выйти к ним, обозначить присутствие, но тут появились солдаты. Теперь Адриан понял, отчего Жрица храма Аполлона так настаивала на том, чтобы он под покровом ночи пришёл сюда. Жизни чужаков в опасности. Он дождался, покуда воины бравого Бурра обступили чужаков и больше не смотрели по сторонам, обратив своё внимание лишь на них. Он приблизился. Пришлось нелегко, Бурр из тех людей, что имеют некий иммунитет к внушениям, но все же его сознания удалось коснуться и смягчить тревогу. Это всё, что он мог сделать для чужаков прямо сейчас, а потому, ничего не предпринимал для того, чтобы освободить их, лишь позволил легионерам увести чужаков, а сам пошёл следом за процессией, хотя и так уже догадался, куда их ведут.       По дороге, успев обогнать воинов, он будто ненароком вышел навстречу. Улицы Рима почти опустели, но редкие жители всё же оборачивались на процессию и пропускали вперёд воинов с большим почтением, клоня головы.       — Достопочтенный господин префект, доброй ночи. — Адриан тоже поклонился, приветствуя Бурра, и улыбнулся, словно они давние друзья, и сто лет не виделись с ним. Улыбка вышла радушной, и Бурр вскинул руку в приветствии.       — Доброй ночи, благородный фламин.       — Вижу, у вас, как всегда, много забот, — Адриан воспользовался заминкой, чтобы получше рассмотреть чужаков. — Совсем себя не бережёте. — На какое-то мгновение он поймал изучающий взгляд каждого из них, и тот, что привлёк внимание фламина, тоже смотрел и хмурился. Безусловно, тот всё понял и видит его, как и двое других. Лишь юноша с белоснежной головой не совсем понимает, что происходит. Человек… но и в нём Адриан почувствовал нечто необычное. Ах, как права была провидица, что послала его к ним!       — Не бери в голову, — отмахнулся воин, без тени смущения, — я всего лишь храню покой жителей Рима, и твой в том числе. Не броди поздно, ступай домой.       — Конечно, благодарю тебя, префект Бурр. Буду рад видеть тебя в нашем храме. Цецилия справлялась о тебе. — Последний взгляд, брошенный вскользь на черноволосого юношу с медной кожей и его спутников, а потом пришлось откланяться и ступать своей дорогой. Воины повели чужаков мимо, а Адриану больше ничего не оставалось, кроме как проводить их взором и вернуться к жрице, чтобы как можно скорее всё ей рассказать.

***

      Рим шестидесятого года нашей эры представал перед пришельцами в сумраке догорающих факелов, зачинающемся рассвете и стрекотаниях назойливых насекомых. Это совсем иной город, чем они привыкли видеть. Там, где прежде располагались руины знаменитого Римского форума — в долине между холмом Палатином и Велиа с южной стороны, и Капитолием на западе, теперь пролегала только пустынная болотистая местность с многочисленными источниками и ручьём, используемое для захоронений. Поселения располагались на близлежащих холмах и далее, за ними. Бычий форум, от которого в современности мало что осталось, здесь сверкал великолепным храмом Фортуны и обширной территорией, усыпанной торговыми лавками, закрытыми до первых лучей солнца. Даже знаменитый алтарь Геракла стоял себе как новенький.       Деревянный мост через Тибр опасно скрипел, явно прогнившими в некоторых местах досками, когда процессия Секста Бурра проходила по нему. Дальше они миновали нескольких пышных вилл, усыпанных плодоносными садами, приближаясь к окраинам города. Именно здесь местная знать предпочитала строить свои богатые, пусть и относительно небольшие дома, потому что в густонаселённом Риме иначе никак. Территория часто перестраивалась, иногда расширялась, но всё равно всегда оставалась переполнена сотнями тысяч людей.       Несмотря на гудящее от усталости тело, Мартти впитывал окружающие пейзажи как школьник, впервые увидевший ожившие сказки, которые он с таким интересом некогда читал и мысленно представлял, но как бы искусно ни разглагольствовала фантазия, настоящее великолепие превосходило его в разы. Статуи, которыми в обилии украшены виллы знати, вовсе не были привычно безлико-белыми. Они пестрили красками, подражая своим знатным хозяевам даже в цвете кожи!       — Ты только посмотри! — восхищённо прошептал Мартти, пытаясь прикоснуться к статуе Афины, стоявшей прямо у входа на виллу Бурра.       Но рабу не было дозволено касаться «богини», и один из воинов грубо оттолкнул его, заставляя двигаться вперёд. Мартти шикнул, теперь особо ощущая, каким целостным эпицентром боли стало его тело. Молох, приметив эту маленькую сцену, только самодовольно ухмыльнулся и вновь вернулся к беседе с префектом.       Секст Афраний Бурр, хоть и обладал довольно крепким телосложением явно не ленивого и вполне здорового мужчины, находился уже в весьма почтенном возрасте, приближающимся к шестидесяти годам. Его лысеющую голову покрывали жиденькие седые волосы, что стало заметно, когда он снял шлем, войдя в свой дом. По текущей моде неестественно рыжая борода обрамляла не слишком мужественный подбородок, удачно скрывая обрюзгшие брыли, но взгляд, чрезвычайно ясный и открытый, с густыми бровями, раскинувшимися под покатым лбом, говорил о не желающего сдаваться на волю наступающей старости. Светло-серые широкие радужки внимательно и горделиво окинули родные пенаты. С великим удовольствием маленький, но пухлогубый рот префекта вещал гостям об истории своего семейного гнезда. Он лично показал Молоху мраморные, мозаичные термы, вода в которых поступала прямо из природного горячего источника неподалёку. И не удивительно, что этот мужчина в свои годы столь крепок здоровьем. Похвастался он и чудесными садами, которые на рассвете благоухали так ярко и душно, что создавалось впечатление, будто к самому носу поднесли пышный полевой букет.       Вилла включала в себя несколько зданий. В основном — двухэтажном, находился пиршественный зал и покои самого Бурра. В другом, чуть скромнее располагались многочисленные гостевые комнаты. В третьем, длинном и немного обветшалом, проживали несколько десятков рабов. Некоторые из них неусыпно следовали за своим хозяином, без слов понимая, что и когда делать. Безмолвно они перенимали его шлем и оружие, как величайшие драгоценности, почти незаметно сновали туда-сюда, накрывая обеденный стол обильной пищей, сопровождая дорогого для хозяина гостя Молоха в его покои, а затем в термы. И только чужеземцев увели от внимания префекта, исполняя указание позаботиться о новых и, очевидно, дорогих «вещах», как здесь называли рабов. Им тоже полагалось омыться и сменить одежды на сероватые невзрачные тоги, что были значительно короче белоснежных одеяний, предназначенных для знати. Наряд рабов едва доходили до середины бёдра, перевязывались совсем неприметным льняным поясом, а на ноги им обувались во всех смыслах поношенные сандалии. И всё-таки рабы Секста не казались несчастными и угнетёнными. Напротив, они как будто даже рады прислуживать ему, пусть и находясь в столь незавидном положении. В глазах некоторых читалась неподдельная преданность и блаженный трепет перед префектом. Только исходя из этого можно было сделать вывод, что Секст хоть и выглядит воинственным и строгим, но весьма справедлив, и с уважением относится к своим рабам и рабыням.       Хозяйки в этом доме не было. Отчего такой высокопоставленный человек не женат и не имеет детей, Мартти выведал довольно легко у рабыни, что принесла им с Рейвеном одежду. Солгать она не имела ни малейшей возможности. Лишь услышав голос Мартти, она вывалила всю подноготную хозяина, а потом жутко испугалась и корила себя, умоляя не говорить о её болтливости префекту. Мартти успокоил её своим природным обаянием, отточенным долгими годами в Ватикане. Ко всему он с трудом разобрал чуть больше половины сказанного девушкой.       Радовало обстоятельство, что рабы жили в собственных, пусть и маленьких и очень скромных комнатках, а для них с Рейвеном выделили самую чистую и совместную. Несмотря на крики петухов и брезжащий в узком окне утренний свет, им было дозволено провести этот день в комнате и как следует выспаться, но перед сном, та же девушка, что открыла Мартти все секреты своего хозяина, принесла свежего молока и хлеба, только вынутого из печи, вкус которого был просто великолепен и совершенно несравним с тем, к которому парни привыкли в своём времени; спелых персиков и сочных груш; бульон, с кусками бараньих потрохов, к которым Мартти даже не притронулся, памятуя о стократно попранном Велиаром вегетарианстве.       Затем их ждали соломенные мешки, которые тут принимались за матрасы. Не самое удобное лежбище, изрядно грубое для непривыкшей нежной кожи, но юноши так сильно вымотались и устали, что обоим было уже всё равно на чём и где спать. Сдвинув свои матрасы после сытной трапезы, парни улеглись. Некоторое время они молча просто смотрели друг на друга, без слов понимая все тревоги и вопросы, на которые нет ответов, зная о завтра, что может не настать. Гадая о будущем, которое вдруг оказалось в прошлом. Всё это понемногу уступало место утомлению и бесхитростному счастью — быть. Где угодно, как угодно, и неважно, когда — просто быть вместе. Мартти боролся со сном, до последнего размыкал белёсые ресницы, чтобы не упускать из вида и памяти образ Рейвена, держащего его руку, пока сон неминуемо не уволок сознание в уже привычное место.       Впрочем, оно опять разительно изменило свой вид. Прежде это был вагон поезда, переделанный Велиаром на манер элитного, теперь же здесь зияла непроглядная пустота. Поначалу Мартти даже испугался, что вновь провалился в Ничто, о котором помнил только из глаз Велиара, и тёмное пространство вокруг, казалось тихим и безжизненным, не считая мелких, светящихся и снующих всюду пылинок. Мартти опасливо сделал шаг, но бездна под ногами оказалась плотной. Он выдохнул, и снова осторожно двинулся вперёд, пытаясь осмотреться, не понимая, что же тут произошло и где Велиар, существует ли он ещё, или эти светящиеся пылинки вокруг — это всё, что от него осталось?       — Велик? — дрогнувшим от волнения голосом шепнул Мартти, но ответом стала лишь тишина. — Барбас? — почти шёпотом произнёс он, опасаясь, что жуткий демон мог легко захватить это пространство и теперь играть с ним, как ему заблагорассудится.       — Аххрр! — совсем неожиданно вырвался откуда-то душераздирающий вопль, который могли воспроизвести то ли птица, то ли зверь, мечущийся в агонии. Мартти заоглядывался, слыша, как гулко застучало сердце в оставленном в яви теле.       — Аххрр! Пусти-и! — прозвучало снова. Где-то впереди он заметил красно-синие всполохи света, будто мигалки на машинах полицейских, и сразу двинулся к ним.       — Вот ещё! Ты у меня тут будешь вечность торчать, пока не выведешь меня наружу. — Знакомый, немного насмешливый голос Велиара.       «Фух, живой!» — обрадовался Мартти и заспешил к ним.       — Я не знаю! Не могу и не умею вытаскивать отсюда! — гнусавый писк Барбаса в ответ.       — А ты подумай хорошенько, — почти ласково произнёс Велиар, полоснув когтями по животу демона снов. Раздались ало-синие вспышки, но плоть Барбаса медленно затягивалась вновь. Этот момент и застал Мартти приблизившись.       — Велиар! — радостно окликнул он бледнокожего демона и заулыбался, будто встретился с самым близким на свете другом, после долгой разлуки.       — О! — Велиар отвлёкся от Барбаса, которого пытал уже не одно десятилетие по местным меркам. — Мартти, и опять без Пирожочка. — Последнее произнёс он с долей досады.       — Ну, извини, как получилось.       — Я думал, что ты обо мне совсем забыл. Мне до смерти надоело терзать этот мешок экскрементов, — Велиар небрежно кивнул на подвешенного на невидимых стропилах Барбаса, распятого в форме звезды, типично приписываемой культам сатаны.       — Как я рад, что ты жив! — Мартти расчувствовался так, что вопреки всяким своим убеждениям, обнял Велиара, как родного.       — Ого, как интересно! — опешил демон.       — Прости, я просто боялся, что этот… — неловко отпустил и отпрянул Мартти.       — Обижаешь. Этот козлиный помёт не ровня мне.       Барбас жалобно застонал в ответ, за что лишился головы. Велиар одним точным движением оторвал её. Мартти покривился.       — Не переживай, она отрастёт снова. Это животное абсолютно бессмертно, но зато именно здесь он имеет возможность испытывать боль, аки обычный человек. Я узнал это путём многоднев… летних… а сколько времени прошло?       — Не больше нескольких часов.       — Ах, не то место назвали Адом, — выдохнул Велиар.       — Тебе точно виднее, — улыбнулся Мартти, — но это не важно, ведь я пришёл тебя вызволить.       Тонкая бровь скептично взмыла вверх, золотистые глаза демона недоверчиво сузились.       — Ты как-то предельно спокоен, в отличие от своего прошлого визита. Что-то произошло?       — Да. Много чего, но ты разберёшься со всем.       — О-хо-хо, погоди. Хочешь вытащить меня в очередную передрягу? А ну-ка, поподробнее.       — Нет времени, Велиар. Ты идёшь? — Мартти протянул ему ладонь.       Тому очень хотелось принять это приглашение, но что-то его смущало.       — Погоди, я помню твои пылкие речи в прошлый визит. Как за несколько часов ты обрёл блаженное спокойствие? Ты ведь знаешь, что, скорее всего, попросту перестанешь существовать, если я приму твоё приглашение?       — Да.       — Ну то есть «ващпе совсем», как иногда выражается Пирожок.       Мартти кивнул и печально улыбнулся, не убирая раскрытой ладони. Велиар засуетился.       — Я всё осознаю, как и то, что миру необходим именно ты. Причём, как никогда прежде.       — Плевал я на мир!       — Даже если в нём тебя ждёт Рейвен?       — М-м-м, нет, ну это чистой воды манипуляция!       — Так ты хочешь уйти отсюда, или мне прийти попозже?       — Забери его! — пропищала отрастающая маленькая голова Барбаса.       Велиар помялся, всмотрелся в бирюзовый взгляд, исполненный спокойной решимости, и медленно потянулся к ладони Мартти.       — Береги его. — Только и произнёс Мартти, резко хватая руку Велиара. Разразилось неописуемо яркое зарево, заполонившее всё пространство так, будто кто-то прямо в глаза засветил вспышкой профессионального фотоаппарата, а потом всё куда-то исчезло.

***

      Мартти разбудил недовольный возглас Рейвена, о чём-то горячо спорившего с совершенно ничего не понимающей рабыней. Он настойчиво отталкивал от себя деревянное ведро, что женщина пыталась дать, объясняя для чего оно. Рейвен и так уже понял для чего, запах говорил сам за себя, но он отказывался позориться, справляя нужду при ней. Пока Мартти спал, Рейвен уже сходил в него, к своему ужасу потом заметив, что женщина тут же забрала ведро, стараясь при этом не расплескать ни капли, словно несла истинную ценность.       — Не стану я при тебе! Уйди уже! Бесишь!       Девушка верещала, пытаясь объяснить чужаку, что надо только в ведро и потом она должна будет забрать его, потому что моча — драгоценность! Её потом смешают с водой и постирают хозяйское бельё, чтобы оно стало белоснежным, да как же он не понимает таких элементарных вещей?!       — Да хватит орать, Барб. Дай хоть на мгновение забыться в этой чёртовой бесконечности! — недовольно проворчал Мартти, но повернувшись, оказался на холодном каменном полу, соскользнув с соломенного ложа. Взъерошенный и сонный, он вдруг молча и щурясь, уставился на происходящее. — «Да это же…»       — Божечки! — воскликнул Велиар в облике Мартти, подскочил с пола как ошпаренный и врезался губами в губы Рейвена, больно и звонко столкнувшись и зубами. Затем его взгляд выцепил рабыню и окружение, явно не соответствующее воспоминаниям о мире. Для верности он осмотрел свои руки и похлопал по телу. Всё настоящее. Не сон, не иллюзия. Но если и сон, то крайне реалистичный и приятный. — Это что? Это где мы? Погоди! — он упредил Рейвена от слов и будто задумался.       Ошарашено на него теперь таращились и Рейвен, и рабыня с ведром, а он, как ни в чём не бывало, будто припомнил всё, что предшествовало текущему моменту, включая их внезапное перемещение во времени, и союз, заключённый между ним и Мартти. Однако никто из присутствующих не понял, отчего он вдруг расхохотался.       — А-ха-ха, вот ведь зараза! А я сомневался! А он, как хвать меня и… — Две пары изумлённых глаз остановили его веселье, он замолк и выпрямился, невинно заморгав. — Сон. Мне приснился чудесный сон. — Произнёс он на чистой латыни, адаптируясь к обстановке, как гибкая река, в момент огибающая твёрдые камни на пути. — А чего стоим?       — А… я вот. — Девушка робко протянула ведро Мартти. — Нужно излить сюда драгоценную мочу.       Мартти презрительно покривился.       — Так положено. — Пояснила девушка.       — М, ну раз положено. — Он пожал плечами, поставил ведро на пол и как ни в чём не бывало справил лёгкую нужду прямо перед рабыней и Рейвеном, с удовольствием наблюдая, как девушка стыдливо отвернула краснеющее лицо, а Рейвен таращится на него, нетипично для азиата округлившимися глазами. — Бла-жен-ство, — медово прошептал Мартти, подмигнув Рейвену. Не успел нефилим опомниться, как весьма довольная результатом рабыня, подхватила наполненное почти на треть ведро, и чуть ли не в припрыжку побежала вон.       — Велик. — Буркнул Рейвен недовольно. Он был рад его видеть, да чего кривить душой, ликовал как ребёнок, ведь вопреки логике и доводам рассудка сильно по нему скучал. Нет, тосковал. Но и лишиться Мартти — равносильно потери части себя. Внезапная пустота внутри и холодок по телу. Ужели он никогда больше его не увидит?! Это трагедия! — Что ты с ним сотворил? Верни его! — с нажимом повелел он.       — Только не делай вид, что ты не рад мне, Пирожочек, — Велиар фривольно и тесно прижался к Рейвену, буквально впитывая его разноцветие в ауре. Словно сумасшедшая радуга она выдавала истинные чувства нефилима с головой, теша самолюбие коварного демона. Велиар приобнял его за талию, всмотрелся в глаза, над которыми хмуро раскинулись чёрные брови. — Не гляди так, я правда ничего не делал, и не мог бы, даже если и хотел. Мартти сам пришёл, предложил мне союз и себя. Я предупреждал его несколько раз, но он был так решителен, что просто не оставил мне выбора. — Голос его магнетически сошёл до бархатистого шёпота, руки самозабвенно блуждали по телу нефилима, о котором он грезил, находясь в заточении. Но Рейвен оставался напряжён и неподатлив, хотя его душа кричала обратное. Велиару это не понравилось, он надеялся на гораздо более тёплый приём. В его фантазиях Рейвен должен верещать от радости и молить о прикосновениях, наброситься на него со всей страстью, на которую только способен! Но, увы. Велиар отстранился и свысока посмотрел на нефилима. — Прекрати дуться. Я тебе не Мартти. Знаешь ведь, что никогда не стану тебя умолять. Я не могу его вернуть. Никто, даже Сам… — он ткнул указательным пальцем вверх, — кхе… не сможет. Мы воссоединились, и столь целостным я давно себя не ощущал! Так и должно было быть изначально. Смирись.       Рейвен молчал. Он много раз думал об этом. Последние недовольства и жалобы Мартти, его нежелание оставаться всего лишь простым человеком, быть обузой. Он отчасти понимал, но не мог принять его выбор, ведь выходило, что Мартти осознанно отказался от него, лишь бы не быть слабым! Это обижало. Почему он решил всё сам за них обоих?! Неужели не понимал, насколько сделает больно?! Просто взял и ушёл. Просто бросил. Видимо, Рейвен не так уж был ему нужен. Все эти мысли смущали его, и Велиар очень чутко это ощутил, прекращая приставать и глядя с пониманием. Не прошло и нескольких минут, как обоих воззвали к хозяину. Их привели в покои префекта Бурра, где у небольшого искусственного водоёма, на подушках восседали он и Молох, опустошая щедро накрытый яствами низкий стол. Серебряные чаши, украшенные чеканными изображениями богов и богинь, до краёв наполнены густым вином, а стоящие за спиной господина служанки, держат в руках по кувшину, то и дело подливая обоим. По периметру залы выставлена охрана. Секст Бурр хоть и радушный хозяин, но никогда не забывался, никому не доверял.       Молох крайне удивился, увидев Мартти с утра. Он не стал ничего говорить вслух, но по его хмурым бровям и суровому взору остановилось ясно, что Велиару он не рад. Рейвен отметил это и про себя позлорадствовал. Единственный, кого в комнате не оказалось — это Локисор, а учитывая, что только он мог их отсюда вызволить, Рейвен самую малость забеспокоился.       — Ну что же, — протянул Бурр, разглядывая юношей, — отдых и термы пошли этим рабам на пользу. Теперь, при свете дня я вижу, насколько драгоценные дары прислал твой император, любезный Молох. Нерону они точно придутся по нраву, особенно этот. — Он указал на Мартти. — Да и второй не будет обделён вниманием.       Велиар угрожающе нахмурился, его широкая аура значительно потемнела, что не ускользнуло от Молоха. Весь лик Велиара говорил о мести, которая настигнет его при ближайшей возможности. Бык не был настолько глуп, чтобы бездумно радоваться текущему положению. Слишком хорошо он знал Велиара.       — И когда мы попадём к императору? — поинтересовался Молох, попутно стараясь угадать, обладает ли Велиар присущей ему силой или временно немощен, как все остальные пришельцы. — «Если бы обладал, то уже применил свой дар убеждения. Значит, он не в ресурсе. Самое время избавиться от него, и от Рейвена. Как удачно всё складывается. Оставить их здесь — и дело с концом».       — А где твой прихвостень, который нас вернёт домой? — максимально спокойно и повелительно спросил Велиар, на неизвестном префекту языке.       Только сейчас Молох, утонувший в комфорте и роскоши, вспомнил про Локисора. А ведь и правда, где он? Время перевалило далеко за полдень, а этот тщедушный червь ни разу не появился в поле зрения своего хозяина.       — Что он сказал? — спросил Бурр.       — Эм… — замялся Молох. — Ему не терпится встретиться с вашим императором. Интересуется, когда будет иметь честь прислуживать ему.       — Собака. — Прошипел Велиар и сжал кулаки.       — А мне, кажется, он злится. — Равнодушно заметил Бурр, крутя кубок с вином в руке.       — Ну что вы, это же раб. Как он может злиться? Он немного спесив, и императору потребуется недюженная воля, чтобы укротить пыл этого юноши, но, насколько мне известно, Нерону это по силам.       Префект снисходительно улыбнулся. Император найдёт методы, ему точно будет интересно. Но до того…       — Сегодня, ближе к закату мы посетим храм Аполлона, достопочтенный Молох. И хотя ваши верования могут отличаться от наших, но я хотел бы слышать предсказания от истинных богов, и убедиться, что ни ты, ни твои дары не сулят опасности для императора.       — Предсказание? — опешил Молох, да и как будто оскорбился.       — Прошу, не принимай это за оскорбление и прояви понимание. Нерон мне как сын, я растил и воспитывал его с малых лет, но он ещё достаточно молод и пылок, а потому может проявлять неосторожность. Для этого есть я — человек, заботящийся о его безопасности. Ты, я вижу, мужчина достойный…       — Убью тварь, — прошуршал Велиар, в красках представляя, как раздерёт Молоха на куски. Бык невольно нервно сглотнул.       — …Но твои дары — всего лишь рабы, пусть и особенные в своей красоте, — продолжил префект, не обращая внимания на юнцов, словно те всего лишь предметы мебели. — Они могут замышлять всякое. Я только хочу убедиться в их безобидности. Это ведь не станет препятствием?       — Какое там. Пусть твои боги вещают, как бы там ни было. Но после мы ведь одарим императора?       — При положительном ответе богов — да. Я не стану медлить.       — Прекрасно!       — И ещё, пусть над твоими рабами постараются. Негоже идти в храм, и тем более к императору в этаком виде. Понятно, что они нежные юнцы, тут уж ничего не поделаешь, — префект горделиво погладил свою рыжую короткую бороду. — Впрочем, это даже привлекательно и свежо. Но их волосы… Я думаю, стоит привести их в надлежащий вид. Хочу одеть смуглого в белую тогу, — он указал на Рейвена, — это подчеркнёт великолепный оттенок кожи, омуты глаз. А второго — в чёрную. Его кожа бела и чиста, как и удивительные волосы, а этот лазурный взгляд. Эх, будь я чуточку помоложе!       — Согласен. — Ухмыльнулся Молох. — С подобающей сбруей да попоной и старая кляча сойдёт за породистого жеребца.       Они рассмеялись, чем чуть не спровоцировали выплеск гнева Велиара, но что-то держало его на месте, не давая накинуться на них прямо сейчас. Не время. Не здесь. И не так.       — Что сказал Секс? — тихо спросил Рейвен, косясь на Велиара. Он не понимал, отчего тот так злится. Его уже раздражало, что он один в дураках, и не понимает ни словечка. Приходилось читать между строк по аурам и по выражениям лиц собеседников. Нефилим лишь отчасти понял, что Молох пытается подначивать Велиара, втягивая в это и легионера Бурра.       — Увидишь, малыш, — оскалился Бык, ответив вместо Велиара. — Это будет сюрприз.       Префект наказал рабыням позаботиться о парнях. Их волосы, вопреки недовольствам и сопротивлению, завили в тугие кукольные кудри допотопными нагретыми щипцами из железа, при этом в носу стоял противный палёный запах, а чтобы странные рабы не натворили дел и не мешали исполнить задуманное, их хорошенько удерживали несколько мужчин покрепче. Самый ужасный момент наступил чуть позже. Если префект и не упомянул, о каких волосах идёт речь, то рабы совершенно точно знали, как приготовить юношей для утех императору.       В тот момент, когда каждого из них с неимоверным усилием уложили на прогретые камни термы и раздвинули ноги в стороны, Велиар осознал, что на текущий момент совсем не обладал ожидаемым от воссоединения с Мартти могуществом. В зубы им сунули деревянные палки, пресекая вопли, а к самым сокровенным местам уже приближались женщины с небольшими чашами и обрезками ткани. Сначала это было даже приятно. Девушки шептались меж собой и хихикали, покрывая волосяной покров гениталий парней тёплым, но не слишком горячим воском. Велиар даже притих и слегка возбудился, но этот эффект продлился совсем недолго. Ровно до первого рывка наложенной поверх воска ткани. Назвать это болью — ничего не сказать. Жуткая непереносимость и боязнь боли у Велиара никуда не делась. В этот раз Мартти не заместил его. Он схватился за низ живота, где ранее была симпатичная дорожка светлых волос, ведущая к сокровенному, а теперь значилась только красная полоса раздражённой кожи, и жалобно заскулил, слезая с камня. Рейвен тоже взвыл и начал вырываться. Это уже слишком! Он и так терпел долго все унижения: и дурацкую женскую завивку, отчего чувствовал себя не только неловко, так ещё пах палёным цыплёнком; и ужасно неудобные одежды, и с боем отобранные трусы и кроссовки! Но это публичное унижение — уже чересчур!       Изо всех сил дёрнувшись из рук крепышей, Рейвен извернулся всем телом, словно дикая кошка, отскочил в сторону, пригнулся и замер, пружиня колени, готовясь наброситься на первого, кто посмеет к нему сделать хотя бы шаг. Только сейчас он заметил, что невольно выпустил потрёпанные Мурмуром крылья, и судя по очумелым выражениям лиц слуг, ронявших из рук утварь, да с открытыми ртами смотрящих на него, он понял, что частично ещё и воспламенился. От былого огня мало что осталось, лишь его правое плечо подёрнулось лёгким наплывом тускло-голубого марева затухающей свечи. Пламя быстро погасло, к досаде нефилима, но эффект, произведённый на зрителей, был колоссален.       — Отошли от него, немедленно! — гавкнул Рейвен не своим голосом, и никто не посмел поспорить, все его поняли. Вот сразу надо было так сделать! — Назад, твари! Всё! Рабы и служанки пятились от него. Кто-то даже изобразил некий жест, отдалённо напоминавший крестное знамение. Люди отошли от них на почтенное расстояние, кто-то с криком выбежал из терм, когда гневный, уже золотистый взгляд Велиара, уставился на возможных жертв. Один за другим они пали на колени и стали молить о пощаде, лопоча имена богов, которых они теперь признали в юношах. Аполлон и Гермес. Один крылат, другой словно солнце, заточенное в плоть, которая раздалась нетипичным свечением, видимым даже людям. Внезапно объявившиеся среди смертных, они вселили неподдельный ужас и благоговение, но, когда Аполлон возжелал обрушить свой праведный гнев на рабыню, причинившую ему боль, его рука вдруг остановилась и нависла над её головой, не желая опускаться и производить смертельный удар. Как он не силился, а перебороть это сопротивление не получалось. Он сделал вид, что таким образом пощадил её, а сам недовольно и с сомнением отошёл к Рейвену.       «Что это? Мартти ещё существует? Почему я не могу убить её? Невинность… С каких пор меня вновь стала беспокоить формальная невиновность человека? Девка причинила боль и должна быть наказана! Неужели Мартти не только не исчез, но и превратился в совесть безжалостного демона?!» — Мысль сковала гнев Велиара, и он отступил, решив разобраться в этом потом. Свет, исходивший от его тела угас.       — Спрячь крылья, — приказал он Рейвену и тот охотно это сделал. — Нам нельзя сейчас раскрываться. — Но люди уже узрели их, а к дверям спешили стражи. — Не выдавайте нас, смертные. — Повелительным голосом произнёс «Аполлон». — Мы здесь с особой миссией, не мешайте. Притворитесь, что ничего не произошло.       Людям было неимоверно сложно последовать таким указаниям. Одно дело вопрошать к богам в храме, и совсем другое — наблюдать их воочию! Они впёрлись лицами в мозаичный пол и притихли.       — Да блин! — Велиар силился собрать хотя бы крупицы привычного влияния, коих сейчас оказалось до неприличия мало, но на несколько слабовольных людей должно хватить.       Когда в двери ворвались стражи, за которыми последовал и Молох с Секстом, рабы уже были совершенно спокойны и наряжали Рейвена и Мартти в определённые им одежды. Немую сцену недоумения прервали возгласы раба, сбежавшего из терм за охраной.       — Они не люди! Это злые духи! Все видели! И я видел! — но остальные рабы, как и хозяин, ничего необычного не лицезрели.       — Сумасшедший он у вас. — Спокойно ответил Бурру Велиар, кивая на взбудораженного раба. Молох поджал губы и только повёл плечами, на немой вопрос Секста: «Что это всё значит?»       — Что здесь произошло? Отвечай! — уже не тем гостеприимным и мягким тоном Секст обратился к одной из рабынь, державшей в руках красивый пояс из алой материи.       — Ничего, господин. Марк вдруг выскочил с криком, но ничего не предвещало этого. Мы готовим юношей, как вы и приказали.       Велиар не сдержал самодовольной ухмылки. Последних крупиц силы хватило, чтобы упорядочить мысли людей в нужном ключе. Рейвен с наигранным недоумением взирал на визитёров, и всё же Молоха он не убедил.       Бурр с подозрением оглядел термы, и после недобро кивнул страже на зачинщика беспокойств. Раба тут же схватили и вывели, не слушая его воплей. Напоследок Секст бросил оценивающий взгляд на юношей, оставшись весьма довольный увиденным.       — Идём, почтенный Молох. Прошу прощения за этот досадный инцидент. Об этом я тебе и говорил — рабы непредсказуемые существа.       — Вот уж точно. — Пробасил Молох, упреждающе глянув на слишком спокойных Рейвена и Велиара. — «Что-то явно случилось… Что-то замышляют?» — Нужно усилить охрану и найти моего беглого раба. Найдутся ли у тебя воины покрепче?       — Обижаешь. — Они с Бурром вышли вон.       — Нужно найти Локисора раньше Молоха, — тихо проговорил Велиар, глядя на закрывающиеся за легионерами двери. — Сейчас мы не в том положении, чтобы ополчать против себя чуть ли не самого влиятельного человека в здешних местах. Силы не равны. Но если Локисор увидит, что я вернулся, он быстро сменит позицию и не станет помогать Молоху.       — С чего бы это? Сейчас ты едва ли сильнее его, — подвёл неутешительный итог Рейвен, когда рабы, наконец, оставили их в покое. В паху саднило и тягуче пульсировало, словно его покусали дикие пчёлы.       — Но-но! Это всего лишь временная неприятность. Всё вернётся. Я стану куда могущественнее! Да и Локисор ведь не знает о моей временной…усталости.       — И как мы его отыщем, если с виллы нас никто не отпустит? Я не смогу взлететь, Мурмур хорошенько меня потрепал, так что это не вариант. Что ты задумал?       — С виллы мы уйдём на ногах, и уже очень скоро. Префект упомянул храм Аполлона. Видел, как нам с тобой поклонялись эти подобия людей? Представь, что будет, если в храме внезапно снизойдут в нас сами боги! — Велиар загадочно расплылся.       — Да-да. — Рейвен закатил глаза. Ну кто бы сомневался, что поклонение и восхищение местных не раздуют и без того большое эго Велиара?       — Я не жил именно в этот период времени, но он не так далек от того, когда я находился среди людей. Религия — великая вещь!       — Всего лишь мощный рычаг давления на сознание людей.       — Это ключ к управлению умами, Пирожочек! Уж я-то знаю. Я и сам, между прочим, был богом. Меня превозносили, одаривали, почитали. Эх, было же время! Меня называли Бааль — на манер существовавшего тогда языка, и ни Люцифер, ни Молох, с его бесчисленными жертвоприношениями, не могли со мной сравниться. Мне поклонялись задолго до них! Я был бесподобен. — От ностальгии и самовозвышения, кожа Велиара стала едва заметно светиться, но тычок в бок от Рейвена очень кстати прервал этот процесс, ведь сил на очередное убеждение у Велиара точно не хватило бы, да и во что превратится мозг этих бедных людей?       В любом случае, до вечера им ничего не оставалось, кроме как отдыхать и пытаться поладить, а после, когда за ними пришли, вся вчерашняя процессия, во главе с префектом Бурром и его столь важным гостем, двинулась в сторону холма, простиравшегося прямо над цирком Нерона, туда, где над суетой затихающего в сумерках города, возвышался величественный храм Аполлона.       Дорогу к нему освещали факелы, а вдоль тянулись вереницы исполинских кипарисов. Чем ближе они подходили к храму, тем ярче слышался аромат курений, а люди выглядели умиротворённее, счастливее. Здесь их встретили служители храмов — совсем ещё молоденькие мальчики в белоснежных тогах, помогавшие жрецам с повседневными делами и первыми встречавшие визитёров. В их обязанности входило не только полностью обслуживать храм и содержать его в чистоте, но и следить за тем, чтобы люди, ожидавшие предсказаний в очередях, оставались всем довольны. Они подносили кувшины с водой, принимали подготовленную для пророчиц плату и выполняли поручения самых привилегированных жрецов, служивших при прорицательницах — фламинам.       В римском храме Аполлона фламин всего один. Адриан занял этот пост много лет назад, и с тех пор укоренился настолько, что избавился ото всех остальных, причём праведным путём. Он был особенным, и это отличие позволило выделиться среди простых людей, стать самым важным. Заслуги приблизили его к верховной жрице храма, что под страхом смерти сделалась его возлюбленной, вопреки всем возможным правилам, ибо считалось, что пророчицей и жрицей самого Аполлона может быть только невинная дева.       Новое положение давало Адриану неприкосновенность, безграничное уважение и почитание у каждого жителя Рима. Ни один вельможа не смел нагрубить ему. Он не платил налогов и жил, не нуждаясь ни в чём. Осуществлял надзор за правильностью исполнения всех обрядов. На отношения с богами римляне смотрели по-деловому: люди обязаны чтить богов установленными обрядами, а те должны за это помогать людям. Нарушишь обряд — лишишься помощи богов. А обряды были на редкость сложные.       Фламины — самые важные из жрецов, но каждое их действие обставлено предписаниями и запретами. Например, Адриан не имел права ездить верхом, не мог клясться кому бы то ни было и носить перстни с камнями. Ему запрещалось касаться собак, коз, плюща, сырого мяса, кислого теста и бобов, и даже называть их вслух. Огонь из его очага можно брать только для жертвоприношений. На одежде фламина не должно быть ни одного узла или дырки, пусть даже самой крошечной, а стричь его может лишь свободный человек, а не раб. Столько же условностей было и на церемониях. Если в молитве случалось запнуться или пропустить слово, приходилось начинать всё сначала, ведь такая молитва теряет силу. Поэтому, для важной молитвы требовалось по меньшей мере четыре человека: один читал, другой повторял за ним, третий следил за тишиной, а четвёртый играл на флейте, чтобы боги не слышали ничего, кроме молитвы.       Как и девушки-жрицы, фламин редко покидал территорию храма, точнее, все так думали, но, когда такое происходило, он всегда возвращался с горой даров, что с благоговением вручали ему простые жители Рима, взволнованные такой негаданной удачей и честью — повстречать фламина, ведь считалось, что это непременно принесет успех и благословение бога, коему он служит.       Едва процессия Бурра подошла к храму, как сразу наткнулась на Адриана, который словно поджидал их.       — Господин префект, вижу, ты всё же воспользовался моим приглашением и привёл своих гостей. — Адриан не без труда скрывал торжество. Его взор тут же устремился к Рейвену, что сегодня выглядел решительно иначе. Велиару такое внимание к его Пирожочку совершенно не понравилось, однако, потом незнакомец уставился и на него, не без удивления рассматривая всего за сутки преобразившуюся ауру. — Прошу вас, проходите. Верховная уже ждёт.       Гости пришли вечером, но что более важно — до заката. Аполлон — бог Солнца, и считалось, что он внимает просьбам молящихся и оказывает помощь только до тех пор, пока солнце не зайдёт за горизонт. Но так как Бурр являлся крайне занятым, а главное, практичным человеком, он старался чётко определять время под каждую задачу, даже в отношении богов. Вот и тут он выбрал подходящий момент, когда скопления люда возле храма уже истощились, а до заката солнца оставалось где-то около часа. При всей приближённости к императору, который чтился не менее божественным, чем даже сам Аполлон, префект оставался довольно сильным скептиком своего времени. Он прекрасно видел и ведал все закулисья придворной знати и правящей семьи. Например, Агриппина — мать Нерона, в своё время поспособствовала скоропостижной смерти отчима своего сына, чтобы Нерон имел возможность воцариться. Эта женщина совсем не гнушалась «хождения по головам». Её изворотливый ум и фантастическое везение очень долгое время позволяли именно ей являться истинной императрицей римской империи, пока Нерон был лишь номинальной куклой у власти. Но участь этой женщины не так давно решил её дражайший сын, и в этом гнусном преступлении Бурр принимал самое прямое участие. Нерон готов был простить матери её страсть к власти. Он не противился курсу дел, которые та задавала, многое позволял, пока та оставалась тени. Даже принял навязанный ею брак. Но Нерон вырос, его неспокойное сердце тронула страсть к замужней женщине, и разум императора помутнел настолько, что он поспешил избавить её от престарелого мужа, вознамерившись жениться на ней, но сперва требовалось развестись со своей супругой, чему яро воспротивилась Агриппина. Это и сыграло свою роль.       Когда давление матери достигло пика, Нерон пришёл к мысли устранить её. Сперва он хотел представить всё трагической случайностью, исключив в этом своё участие. Три попытки отравить Агриппину, как и наёмный убийца, посланный заколоть её, не принесли результата. Нерон даже пытался обрушить потолок и стены её покоев, пока та спала, однако Агриппина всякий раз счастливо избегала смерти. Тогда Нерон устроил ей поездку на корабле, что должен был разрушиться в пути, но Агриппине, чуть ли не единственной удалось выжить, вплавь добравшись до берега. Её спасло прошлое ныряльщицы за губками.       Секст Бурр знал обо всём, ведь Нерон до сего дня питал к нему безграничное доверие, как к отцу и префекту, также не разделявшему вмешательство женщины в управление империей. После стольких безуспешных попыток, Нерон впал в неистовый гнев и решил действовать наверняка, поручив убийство матери Бурру, испытывая тем самым его преданность в очередной раз. Секст всё исполнил, заколол Агриппину в её собственных покоях. На этот раз она приняла смерть, как неизбежность, попросив воина: «Нанеси удар гладиусом в моё чрево, ибо не ты убиваешь меня, но тот, кого я носила в нём, и кому подарила целый мир». Бурр передал Нерону последние слова матери.       Всё это произошло несколько месяцев назад, но император не вводил траур, не выглядел скорбящим, а наоборот, устраивал пиры, игрища и вакханалии, будто что-то праздновал. Он стал заметно разнузданней, и только ночами просыпался в криках и поту, потому что ему казалось, будто мать с окровавленным чревом приходит к нему, чтобы свершить месть, за его преступление. Бурр знал своего воспитанника, как никто на этом свете. Так не знала его даже Агриппина. И потому префект видел, как императора гложет чувство вины. Его душа погрязла в своём преступлении и теперь, истекая кровью и страданиями, трансформировалась в нечто непредсказуемое. Император забывался и бежал от гнетущих чувств, утопая в разврате, чревоугодии, свирепом гоне последователей христианства и ещё более изуверских игрищах, устраиваемых в Цирке. Наблюдая всё это на склоне своих лет, теперь префект на всякий случай уделял богам, и особенно предсказаниям, чуть больше внимания, нежели раньше. Вот и сейчас, придя под предлогом проверки чужеземцев, он не без страха в сердце намеревался справиться и о собственной судьбе, но решил оттянуть этот момент, потому позволил жрице сперва вещать о чужеземце Молохе и его дарах.       По правилам храма, вопрошающий должен был внести пожертвование, затем войти в небольшой зал, подойти к статуе Аполлона и задать свой вопрос. Простым людям дозволялось вопрошать лишь единожды за раз, но если у человека к божеству было несколько вопросов, то ему следовало прийти ещё раз в другой день и, конечно же, заплатить снова. Вот почему особенно бедные, чаще всего попросту не могли позволить себе прорицание, и таковых в Риме было большинство. Но четырежды в год, в особые дни солнцестояния, храм был доступен каждому. Тогда выстраивались огромные очереди, и никому не отказывали в милости Аполлона.       Привилегированных гостей, а именно самого императора и его приближённых, принимали в храме в любой из дней с большой охотой, и проводили в святая святых — в ещё меньшую комнатку, располагающуюся позади зала со статуей бога. В ней на голом камне восседала сама прорицательница, но никто, кроме фламина не мог её видеть. Перед ней всегда висели полупрозрачные ткани, сквозь которые возможно было лишь отдалённо приметить силуэт девы.       Верховная жрица Аполлона ждала этих гостей. Её молодая, упругая грудь часто вздымалась под полупрозрачным платьем, она то и дело теребила кафы, с которых спускались золотые нити, почти касаясь плеч. Волнение было обоснованным, и вовсе не из-за высокопоставленного Бурра. Куда больший трепет и даже страх вызывали у неё пришельцы из неведомых мест. С Небес, иных миров, Олимпа или ещё откуда-то, но она ощущала их природу, пусть и ослабевшую на время от столь дальнего путешествия, но, по сути своей, неимоверно мощную.       Когда гости встали в нескольких метрах от ширмы, за которой находилась прорицательница Велиар, Рейвен и Молох уловили широкую, трепещущую ауру жрицы. Молох более всех, ведь кому как не ему знать все прелести прорицательского дара. Таковым владели все его потомки вплоть до самого последнего — Мелькарта. — «Неужели это не очередная шарлатанка, а…», — промелькнуло в его мыслях, и будто услышав и сойдясь в них, Велиар и Молох недобро переглянулись.       Момент всеобщей тишины затянулся, и тогда Адриан произнёс:       — Вопрошайте, Верховная ждёт ваши вопросы, чтобы донести до вас волю Аполлона.       — Аполлона…ага, — усмехнулся Велиар себе под нос, и со вздохом, полным скептицизма, скрестил руки на груди, что не ушло от внимания префекта.       Бурр понял, что юноша не верит в силу местных богов, может быть из-за варварского воспитания, и на этот раз простил его. Он ведь и сам не особо набожен. Бурр взял слово. Он объяснил провидице ситуацию, вкратце рассказав о появлении незваных гостей прямо посреди Цирка Нерона, и просил Деву подтвердить, а может, и опровергнуть их слова, дабы он смог представить императору гостя с его подношениями, или жестоко покарать обманщиков.       Рейвен всё это время помалкивал. Он не понимал языка, и его внимание больше привлекала не сама провидица или необычность обстановки, а окружающая женщину аура. Её и нефилима, что их встретил. Кажется, Адриан? Рейвен не упустил схожесть в форме, размере и цвете аур этих двоих, с уже знакомыми. Конечно, цвета изменялись, в зависимости от ситуации, мыслей и чувств, но всё равно в ней всегда присутствуют мелкие нюансы, что не меняются, совсем как отпечатки пальцев у людей. Только сейчас, щурясь и стараясь рассмотреть более чётко эти самые мелочи, до него начало доходить, что их провал во времени, возможно, некое испытание свыше, что непременно должно было случиться. Он взволновался своим открытием.       Молох не вмешивался, хотя он, как и Велиар, уже многое подметил и был изумлён. Провидица не только оказалась нефилимом, как и её высокопоставленный прислужник-жрец, но и являлась ко всему его прямым потомком! Такие вещи высшие чины демонов чувствуют сразу!       Цецилия заговорила. Её голос был едва различим, словно шелест листвы на лёгком ветру, но все присутствующие услышали каждое произнесённое ею слово:       — Эти люди не лгут, они действительно прибыли в Рим издалека, из очень далёких земель, где никто из наших соплеменников никогда не сможет побывать.       Бурр одновременно и обрадовался этому факту и смутился. Что она имеет в виду? Варварские земли не так уж далеко, чтобы до них невозможно было добраться.       — Они те, за кого себя выдают? — спросил он, обращаясь вслух.       Провидица какое-то время молчала, что лишь больше нагнетало обстановку. Брови Бурра хмурились, Молох жевал нижнюю губу, а остальные вынужденно помалкивали.       — Они те, кто они есть, — вновь заговорила Цецилия. — По пятам их идёт пламя и смерть. — Секст Бурр воспринял эти слова, как подтверждение истории Молоха о нападении и грабеже в пути, и немного расслабился, однако следующие слова Девы его озадачили. — Однажды, сверкая, с небес упадёт самая яркая из звёзд, разверзая чрево матери-земли, и это станет началом конца.       Рейвен судорожно сглотнул. Откуда она знает?! Тут невозможно не понять, о чём она толкует. Открытие врат. Звезда — это он. Она говорит сейчас о том, что случится спустя много веков и чему он станет причиной!       — А она талантлива, Звездуль ты мой огненный! — шепнул Велиар, легонько пихнув Рейвена, но тому это не показалось весёлым.       — Вы ведь знали, что мы появимся… — Рейвен пытался уловить малейшее движение женщины, сидящей за полупрозрачным покровом едва колышущейся ткани, растревоженной горячим воздухом от факелов, освещающих альков. Пусть она и не поймёт его слов, но должна уловить суть.       Бурр повернулся в его сторону и что-то прошипел, стараясь не нарушать приличий поведения в святилище, он был крайне недоволен тем, что раб-чужестранец посмел напрямую обратиться к Великой! Неслыханная дерзость!       Дева не шелохнулась, но потом вдруг кивнула, чем ввела Бурра в полный ступор. Она поняла речь чужеземца?! Что он сказал ей, и с чем та согласилась?       — Конечно, знала. — Сказал уверенно Велиар. — Но раз уж тут аттракцион провидческой щедрости, то не подскажете ли нам, Верховная… Видите ли, в чём дело. Если мы тут у вас задержимся, то, чисто теоретически, чем нам это грозит?       — Молох, приструни этих выскочек. Что они бормочут жрице Аполлона?! — возмутился Бурр, но Молох проигнорировал префекта, отмахнувшись, как от назойливой мухи, вопрос Велиара очень интересовал и его. В былое время он и сам бы мог на него ответить, но провидческие силы тут к нему не являлись.       Провидица молчала. Адриан, заметив, как жрица жестом подозвала его, скользнул за ширму. По теням было видно, как она что-то шепчет ему на ухо. После он вышел обратно. Велиар нетерпеливо постукивал пальцами по своему предплечью. Молох прокусил губу до крови, а префект ничего не понимал, но уже и не впадал в агрессию, находясь в неясном состоянии тихой эйфории, так внезапно охватившей его мысли.       — Верховная просит оставить чужеземцев в храме до рассвета. Солнце слишком низко. — Объявил Адриан.       — Но, разве это возможно? — удивился Бурр.       — Жрица испросила дозволения у самого Аполлона. Неужели вы усомнитесь? — Адриан посмотрел своим неимоверно чистым взглядом прямо в мутноватые глаза Бурра, и тот заворожённо заотрицал.       — Нет. Конечно же, нет. Если это воля богов, кто я, чтобы противиться! Я буду рад остаться.       — Останутся только чужеземцы. — Пояснил Адриан.       — А…вот как. Чудесно. — Бурр расплылся в совершенно идиотской улыбке. Остальные смотрели на происходящее с нескрываемым изумлением. — Тогда я приду за ними утром.       Адриан только кивнул.       — Я провожу вас.       Бурр совершенно забыл, что хотел спросить и о себе. Когда Адриан приблизился к нему и повёл к выходу, он даже засмеялся и стал так преданно и неоднозначно смотреть на своего спутника, что у остальных мелькнула мысль, что старый префект явно неравнодушен к мужчине.       Наконец-то их оставили одних. Адриан теперь с нескрываемым интересом рассматривал Рейвена, чем сильно нервировал того и Велиара. Он чётко ощущал меж ними некую незримую связь сердец и судеб, но то, как они держались друг с другом прямо сейчас, давало ему почву для сомнений. Рейвен избегал прикосновений Велиара, даже когда тот нечаянно касался его, аура нефилима вздрагивала, словно мигающий огонёк свечи на сильном сквозняке, однако этот огонь не гас, а скорее разгорался, хотя Рейвен всеми фибрами души сопротивлялся этому на потеху Велиару.       Провидица вдруг поднялась с камня, и, нигде не запнувшись, сама вышла из алькова, сокрытого завесой к своим гостям. Теперь все увидели, что она совершенно слепа. В её белёсых глазах нет даже намёка на радужку или зрачок, и тем не менее она передвигалась настолько уверенно, словно была зрячей!       — Так она видит? — с сомнением спросил Молох непонятно у кого.       — Внутренним оком, — объяснил Адриан, приходя на помощь жрице только, когда та поравнялась с гостями, встав аккурат напротив Молоха.       — Все потомки Молоха обладают внешними изъянами, как и даром предвидения, тут и гадать не нужно. — Хмыкнул Велиар Рейвену. — Не хотелось бы лицезреть эту прелестницу в истинном облике.       Молох напрягся, когда тонкие кисти женщины потянулись к его лицу и легли на скулы. Он замер, не в силах сопротивляться, его словно парализовало, а взгляд невозможно было увести от этих жемчужно-белых зеркал, что он узрел вместо её глаз. За спиной женщины появились крылья, точь-в-точь как у Молоха… кожистые, узловатые, с острыми навершиями. Они совсем не подходили точёному образу хрупкой женщины, больше напоминавшей изящную статуэтку греческой богини.       Молох словно начал падать в пустоту, чувствуя одновременно неимоверную лёгкость и непонятную тоску. Все, кто находился в комнате, уставились на прослезившегося Молоха, не веря своим глазам.       — Что она делает? — спросил с подозрением Рейвен. Не то, чтобы ему было жаль Молоха, даже если провидица сейчас поджарит ему мозги.       Адриан едва заметно улыбнулся и сделал то же самое. Рейвен не успел отстраниться, как фламин уже взял его лицо в ладони и приблизившись настолько, что нефилим увидел в его глазах собственное отражение, и уставился куда-то сквозь него. Рейвен хотел что-то сказать, причём матом, но ни одно слово не шло на ум, все мысли и ругательства враз улетучились, оставляя место лишь спокойствию, и непонятной душевной гармонии и осознанию того, что этот человек — не просто нефилим, понимающий его как никто; что они похожи, едины, как части одной ветви мироздания, разделённые вечностью. Рейвен, и без того уже догадавшийся, что Адриан — некто из его прародителей, теперь ни на секунду в этом не усомнился, тем более что за спиной Адриана распустились огромные белые крылья, переливающиеся радужным блеском, совсем как у Касикандриэры или Люцифера до падения.       — А ну, убрал свои лапы! Он мой! — Велиар такой вольности терпеть не стал. Жгучая ревность разлилась по его жилам и неожиданно заполонила привычное спокойствие. Крылья молниеносно расправились за его спиной, он загородил собой Рейвена, грубо оттолкнув Адриана.       Тот охнул от неожиданности, но не стал отвечать тем же, теперь лицезря перед собой Велиара в его истинном облике, но в человеческий размер. Белая кожа, испещрённая золотыми шрамами, теперь ещё и светилась как тусклый факел, глаза горели как два солнца, а длинные, острые когти угрожающе почернели, выступая из кончиков пальцев.       — Успокойся. Он не стал бы причинять своему родичу ничего дурного. — Уверила жрица, наконец, оставляя Молоха. Тот быстро утёр непонятно откуда взявшиеся слёзы. До сей поры он вообще не знал, что мог их выделять.       — Родич? — Велиар по-новому взглянул на Адриана. — Это не прибавляет доверия, жрица. Молоха можете трогать сколько влезет, хоть на части разберите, а Рейвена не сметь. — «Ещё один отпрыск Люцифера. Предок Пирожочка, стало быть. Как я не понял этого сразу? Люциферовы потомки столь же прекрасны, как уродливы потомки Молоха. Этот чистый взгляд… Люцифер обладал им, лишь когда был ангелом. Им он завлекал всех в свои сети. А этот, действует так же? Он должен обладать чем-то подобным. Или огонь?» — Велиар недоверчиво прищурился.       — Вижу, что он тебе по сердцу. — Произнёс Адриан и мягко улыбнулся. — Я не претендую. Но мы оставили вас тут не для того, чтобы причинить вред. Кроме всего, ему не помешает понимать наш язык, подобно остальным. Я дал ему это знание. Прошу, успокойся.       Велиар явно ощутил мягкие вибрации, почти физически обволакивающие его тело, норовящие проникнуть в самую глубь сознания. Но именно там они натолкнулись на непреодолимую стену.       — Медовые речи, обольщение… ты просто прямое продолжение своего родителя. — Презрительно шикнул Велиар, давая понять, что чары не подействуют на него. Ему стало мерзко и неприятно, будто сам Люцифер вновь коснулся его, как некогда давно, подвигая к бунту против Создателя, но преодолев себя, он сложил крылья, убрал когти. Не время для бурных эмоций, хотя они, по замечанию Велиара, стали слишком сильны и не так уж легко поддаются контролю. Это забытая частичка, которая жила в Мартти, оказалась неожиданно мощной для закостеневшего демона.       — Так и есть, я его первый потомок. И не знал, что не единственный. Точнее, не видел ни одного, до сего момента. — Адриан заглянул за плечо Велиара, но тот демонстративно сдвинулся ровно настолько, чтобы фламин не увидел Рейвена.       — Единственный? Но Люцифер не гнушался людьми и наплодил не меньше сотни, пока был на земле.       — Но разве ты не слышал об охоте на нефилимов? Большинство были убиты слугой Создателя. Выжили не многие. Это общеизвестная истина меж нами. — Вступила в диалог жрица и рискнула приблизиться к этому существу. Именно «существу», ведь он явно был не нефилимом, но и не ангелом в привычном его понимании, как и Молох. Тогда кем? Кем они являлись?       Рейвен сморгнул, потёр переносицу, словно просыпаясь. В голове раздавалось назойливое жужжание, а потом, когда оно прекратилось и он начал различать речь, он вдруг осознал, что понимает всё, что говорят другие, придя в неописуемый восторг.       «Они убивали нефилимов?» — подумалось Велиару, — «Азза, стало быть, не так уж и провинился… не многим отличился от прочих».       — Я не знал. — Тише и спокойнее заметил Велиар. — Значит, и здесь за вами охотятся Ватиканские псы?       Адриан переглянулся с Цецилией, не понимая смысла его слов.       — Люди охотятся за детьми падших?       — Нет. — Пожал плечами Адриан. — Они о нас не ведают. Мы долго живём среди них втайне, о нас просто забыли и полагают, что всех уничтожили. Кроме всего, Ангел Возмездия, говорят, всё ещё бродит по земле.       — Вот так новости, Велиар, наши послушные собратья, оказались нисколько не лучше нас. Кичились своей верностью Создателю, и вот что в итоге учинили… геноцид! А Люцифер был не так уж неправ! — раздул ноздри Молох.       — Азза. — Коротко пояснил Велиар Молоху. — Это всё учинил Шемьязы после того, как его оставили здесь. Подождите. Мы неправильно начали наше знакомство.       — Верно. Ещё раз представлюсь. Моё имя — Адриан Юлий Марцелл, а эта дева — жрица храма Аполлона и моя возлюбленная — Цецилия. Мы знали о вашем появлении заранее, она увидела вас в своих грёзах, а я нашёл по её указке и сделал всё, чтобы вас привели к нам. Мы оба потомки высших существ, полубоги. И таких, как мы в миру осталось немного, но мы пытаемся найти их и объединиться, чтобы оказывать людям необходимую помощь, становиться чуть лучше, решаем бытовые проблемы, а также избавляем от страхов, обид и горя. — Велиар покривился их благородным порывам, совершенно не веря в такой альтруизм. — Богачам неважно, куда они тратят своё золото и серебро, а мы можем извести его на более важные дела: постройки домов для простых крестьян и бедных горожан, на лечение детей, отсутствие голода. Храм служит нам оплотом, мы неприкосновенны и почитаемы, здесь мы в безопасности, под защитой ока Верховной, и нас уже около двух десятков сторонников только в самом Риме, однако мы хоронимся от огненноволосого Ангела Возмездия.       — Да ничего он не сделает. — Молвил Рейвен. — Азза — трус и мразь, которая только и умеет, что поджимать хвост и прятаться, пережидая бури, пока другие воюют. — Не переживайте. Если он только сунется сюда, мы его одолеем.       — Нельзя менять события. — Понуро отозвался Молох. — Идея, конечно, отличная, но, если Азза не окажется в твоём времени, ты не повстречаешься ни с Мелькартом, ни со своей сестрой, ни уж тем более не узнаёшь Мартти…со всеми вытекающими из этого последствиями, — не без намёка хмыкнул Бык. — Так что умерь свой пыл, Воронёнок. Будем думать здраво. Нам нельзя менять ничего, вообще.       — Он прав, — нехотя согласился Велиар. И хотя идея Рейвена с устранением Аззы пришлась ему по душе, но она сулила больше потерь, чем выгоды. Велиар решил убить его по возвращении в будущее, но не стал оглашать своих планов. — Наша задача — как можно скорее вернуться к себе, ведь если я верно думаю, то чем дольше мы торчим здесь, тем больше риск, что не вернёмся, так? — обратился он к жрице.       Дева выглядела удивлённой, несмотря на все её видения, она никогда и подумать не могла, что кому-то подвластно перемещаться меж временами.       — Так вы из будущего. — Констатировала Цецилия. — Вы наши потомки?       — В какой-то мере и да, и нет. Сложный вопрос. — Ухмыльнулся Молох.       — Позвольте разъясню. Я Велиар. — Демон многозначительно и горделиво посмотрел на озадаченных нефилимов, но на лицах запечатлелось полнейшее непонимание. — Велиар! — повторил он громче, но отклика не нашёл. — Вы что, не знаете меня?! Как такое возможно! Я великий, да нет, я величайший последний среди падших! Вы обо мне ничего не знаете?!       Адриан не хотел умилять гордыню, по всей видимости, столь же значительного существа, как и Цецилия, но они попросту не слышали о нём.       — Возможно, некоторые имена наших предков не дошли до нас в силу времени и гонения. — Мягко объяснил Адриан.       — А я Молох.       — Да! Ты мой предок! — восторгалась Цецилия. — Ты был Богом на Крите в далёкие времена, я об этом слышала.       — А обо мне?! — возмутился Велиар. — Я старше него! Я правил справедливо половиной известного вам мира несколько веков подряд! Бааль! Это имя есть даже в свитках, сохранившихся в будущем, а вы и не слышали? Как такое возможно?!       — Просто истинное величие и ложное самомнение немного разные вещи, Велиар. — Рассмеялся надменно Молох. — Или ты наплодил слишком мало потомков, увлекшись мальчиками, ха-ха!       Велиар затаил нешуточную злобу. — «Это надо исправить. Нет, так не может быть! Чтобы какое-то рогатое животное превзошло меня среди потомков!»       Рейвен зло поглядел на Быка, давая тому понять, что он перегибает палку, а обиженный Велиар — беда для всех. Тем более что демон что-то явно задумал. Он решил сменить тему.       — Вы с этой дамочкой вместе? — спросил он.       — Что? — не сразу понял Адриан.       — У вас любовь? Мне казалось, я где-то читал, что жрица должна быть непременно девственницей.       Адриан с нескрываемым восхищением посмотрел на смущённую стыдом возлюбленную.       — Это наш секрет. — Мягко сказал он. — Никто не знает об этом, кроме вас, даже ближайшие и верные сподвижники.       — Скоро вы не сможете скрывать этот факт, — вздохнул Рейвен, искренне жалея обоих.       — Почему? — Адриан был удивлён, как и сама провидица.       Рейвен переглянулся с остальными, но никто не понял, о чём он говорит, кроме оскалившегося Велиара.       — Да ладно. Великая провидица не знает, что беременна? — хмыкнул Рейвен, но заметил неподдельное волнение, изумление на лицах Адриана и юной Цецилии.       — Как же так?! — не понимал он.       — Такое бывает, — пояснил Молох. — Жрецы зрят дальше всех, проникают сквозь пространство, время и расстояние, но не видят того, что у них прямо под носом. Гадалки тоже не всегда могут гадать сами себе, как говорится, «сапожник без сапог».       — Погодите! — Рейвена вдруг осенило. — Выходит, что вы соединили два рода нефилимов в один, и мы с Молохом… родственники?!       — Фу, Пирожочек, я всё больше негодую с твоей родословной. — Наигранно фыркнул Велиар, но это скорее позабавило его. Он с превосходством посмотрел на сконфуженного Молоха. — «Да-да, Бычок, я владею твоим потомком, твоей частичкой себе в угоду! Так-то!»       Молох об этом нюансе как-то не подумал и теперь был поражён не меньше Рейвена данному открытию. Его потомки в родстве с самим Светоносным! А вот Рейвен брезгливо покосился на Быка, радуясь про себя, что в нём не проявился ни один его ген.       — Но на чём мы остановились… Да, Адриан, ты ведь грамотный. Знаешь языки, значит, умеешь и писать. Накатаешь мою историю, пока мы тут. Ничего не нужно придумывать, я сам тебе надиктую. Исправим эту несправедливую оплошность. — Сообщил Велиар деловито.       — Для меня это будет большой честью, Велиар.       — Тоже мне честь, — фыркнул Молох.       — А затем, мы займёмся нашим перемещением домой.       — Но скажите сначала, как вы попали сюда? — поинтересовалась Цецилия.       — Нас перенёс демон, по имени Локисор.       Цецилия и Адриан не ведали, что за существо этот «демон», но не стали заострять внимание.       — Но эта погань сбежала! — продолжил Молох. — Без него мы не вернёмся. Да и наши силы истощились при перемещении.       — Так, подождите, кажется, я понимаю суть. — Остановил его Адриан. — Буквально недавно я размышлял над одной занимательной деталью бытия и пришёл к интересному выводу: ничто в мире не может находиться в двух разных пространствах единовременно. — Никто его не понял, но фламин поспешил объяснить. — Смотрите! — он судорожно заметался, пока не взял яблоко из корзины даров, предназначенных Аполлону, положил его на пол перед присутствующими. — Вот, плод — это материальный предмет, и он находится сейчас в этой точке пространства, и его не существует ни в одной другой в это же время.       — Чё? — не понял Молох.       — Если яблоко в определённом времени существует в некоем пространстве, то второму не бывать в том же времени, но в другой точке пространства… — произнёс медленно и с полным пониманием Велиар.       — Да! — радостно воскликнул Адриан, найдя неожиданно единомышленника, способного понять его сложный и пытливый ум почти с полуслова, чего не бывало уже долгие века.       — Я нихрена не понял, при чём тут яблоки?! — взбесился Молох.       — Притом, Молох, что если не уберёмся из данного времени побыстрее, то попросту перестанем существовать. Мы здесь есть, заточенные в Аду, а значит, нас теперешних по законам времени и пространства здесь не должно быть, а наши истощённые силы, которых не прибавилось несмотря на отдых — это только начало стирания. Если исчезнем здесь, то те мы, что пока прибывают в Аду и однажды выйдут из заточения, согласно произошедшим событиям, то проживут всё, пережитое нами и вновь попадут сюда…и снова исчезнут. И так до бесконечности. Мы создали некую петлю и будем вынуждены болтаться в ней до скончания времён.       — Какой кошмар. — Молох опустошённо сел на скамью у стены, вдоль которой стояли корзины с дарами, сокрушённо взял другое яблоко и откусил добрую половину.       — То есть если вы…ну технически, — рассуждал Рейвен, — убили бы сами себя, заточенных в Аду, то не исчезли бы?       Молох переглянулся с Велиаром, но для его понимания это оказалось слишком сложно.       — Наверное. — Неопределённо сказал он.       — Да, но тогда непонятно, что стало бы с будущим, в котором нас нет в Аду. Кроме всего, в Ад нам не попасть без Ключника и прекрасного стечения всех обстоятельств, которые случились в нашем времени.       — Погодите, — Рейвена такой расклад категорически не нравится, — значит, пока вы с Молохом тут в темнице, Локисор вне времени и, возможно, его это не коснётся. Но и меня нет, ведь я ещё не родился, значит, не исчезну, и мои силы скоро восстановятся полностью!       — Радуйся, — ворчливо молвил Молох. — Останешься жить здесь. Станешь очередным сладкозадым воплощением Аполлона.       — Скорее Аида. — Улыбнулся Адриан.       Несмотря на всю сложность ситуации, Рейвен обнадёжился. Если он восстановит силы и Локисор не тоже исчезнет, они точно смогут разорвать петлю. Главное — вытащить отсюда Велиара! О судьбе Молоха он совсем не тревожился. Даже подумал, что было бы просто идеально оставить его гнить здесь, в данном времени, и пусть эта скотина исчезнет навсегда, сгинет в петле, без шанса портить им жизнь в будущем. Заманить бы и своего пращура!       — Вот бы Люцифера сюда, — озвучил Рейвен мысли. — Сокрушить его там, в нашем времени, будет чрезвычайно сложно, но если он навсегда застрянет здесь, то все проблемы решатся!       — Не будь в этом так уверен, — Молох вздохнул. — Ему сюда ни за что не попасть. Даже вездесущая Касикандриэра, коей подвластны любые пространства, не ходит сквозь время. Да и нам в Ад не попасть. Не забывай, что врата здесь запечатаны и неизвестно, где находятся. Тут и обсуждать нечего.       — Но ведь если Люцифер застрянет в петле, то свою копию он устранить точно не сможет, чтобы выжить, — подвёл итог Рейвен.       — Выходит, так.       — Идеально.       — А Люцифер это… — поинтересовался Адриан.       — Аид! — хором уведомили его все пришельцы разом.       — О, мой отец. — Заулыбался блаженно фламин. — Я никогда его не видел, но всегда мечтал об этой встрече. Он мог бы мне столько прояснить.       — Тебя ждёт разочарование, но идея с устранением Люцифера во временной петле действительно имеет смысл. Локисор восстановит свои силы для ещё одного скачка. И важно, найти его до того времени.       — Что ж, кое-кто из наших друзей сможет вам помочь в этом, если только вы объясните ему, кого именно мы ищем. — Возрадовалась Цецилия. — Антоний тоже полубог…то есть нефилим, и он частенько с помощью своего дара находит всё что угодно и помогает людям с их пропажами. Правда, чаще всего это какие-нибудь вещи или украденный домашний скот, и на то требуется немного времени.       — Надеюсь, оно у нас есть, — задумчиво вздохнул Велиар, рассматривая свои руки, чтобы убедиться, что те ещё на месте. Процесс стирания из пространства никому из присутствующих не был известен, а потому оставалось непонятно, сколько времени у них в запасе, и как это произойдёт.       — Одна загвоздка. — Встрял Молох. — Вы здесь всего лишь рабы, и завтра утром Бурр вернётся, чтобы забрать вас и преподнести в дар Нерону. — Не то, чтобы Молоха это расстраивало, скорее радовало. Оставить в этом времени Велиара и Рейвена, избавившись от них, а потом вытянуть Люцифера в подобную петлю! Да, это было бы окончательным триумфом Быка! Безоговорочной, чистой победой.       — Значит, мы сбежим. — Парировал Велиар.       — Эм, это неплохой план, если не считать того, что тем самым вы подведёте нас с Адрианом под казнь. — Уточнила жрица.       — Император — нетерпеливый человек. Крайне капризный и непостоянный. — Пояснил фламин. — Мы очень долго здесь живем, и нам удалось создать небольшой оплот для детей падших и людей, разделяющих учения Иисуса. И если император будет недоволен и узрит в вашем исчезновении нашу вину, то все усилия могут пойти прахом.       — Да что вам стоит убить пару сотен людей и установить свои порядки? — не понял Велиар.       — Видите ли, мы придерживаемся других правил. Насилие, злоупотребление дарами — всё это не для нас. Иисус был величайшим человеком, понимаете? Да, смертным человеком, но необыкновенным, потому что его сила духа и… — раздухарился Адриан. Сразу кидалось в глаза, что он буквально фанат Христа.       — И его распяли. — Заключил Велиар.       — Да, но…       — Без «но». Его просто убили, и вся его «сила духа» на этом закончилась. — Снова оборвал его Велиар.       — Вовсе нет! — взбунтовался Адриан, впервые показывая свой характер. — Он вдохновил сотни, тысячи людей, готовых следовать его учению!       — Какая прелесть. Видел бы Люцифер, как фанатеет его сынуля от человека… — презрительно фыркнул Велиар, но больше не стал спорить, решив, что поступит по-своему. Что ему какая-то там не состоявшаяся в будущем религия, когда на кону его собственная жизнь!       — Погоди, ты хочешь сказать, что христианство создали потомки падших?! — удивился Рейвен.       — Христианство… — просмаковал эти звуки Адриан, задумавшись о том, что это действительно самое подходящее название для выражения смысла их сообщества.       — Пирожок, просто вспомни Ватикан, и всё для тебя встанет на свои места. Кто, как не потомок Люцифера, мог создать такое? Но довольно об этом. Где этот ваш Антоний? Если вы не желаете тянуть до нашего побега, то у нас всего одна ночь. За неё нам нужно разыскать Локисора, убедиться, что он на пути к восстановлению сил, потом закрыть эту тварь в каком-нибудь укромном месте и спокойно переждать нужный отрезок времени.       — Переждать, значит идти по течению, — уточнил Адриан. — Вы пойдёте с префектом этим утром, а когда ваш демон восстановится, я найду способ выманить вас сюда, и вы благополучно вернётесь в своё время.       — Да-да-да, — махнул рукой Велиар, даже и не думая его слушать.       — Не будем терять время, — Молоху тоже не терпелось скорее добраться до Локисора, и по возвращении назад, он решил избавиться от него самым изощрённым образом. Он заставит его страдать за то, что подверг своего хозяина такому суровому испытанию, да ещё и посмел предать!       Пока Адриан ненадолго отлучался, дабы поручить служкам храма поскорее разыскать Антония, а Дева откланялась и ушла спать, сославшись на усталость, их маленькая компания ждала в небольшой комнатке. Молох сидел молча, думая о своём. Велиар и Рейвен держались порознь, избегая прямого контакта взглядов. Демон подметил, что Рейвен как-то тяжко вздыхает и ещё ему очень не понравился взор, которым нефилим провожал в спину своего дальнего родича. Велиар и без изменений цвета в ауре смог понять причину этих смешанных чувств, что обычно не были присущи нефилиму.       — В чём дело, Пирожочек? Ужели тебя гложет зависть?       — Есть немного, — смутился Рейвен.       — Чему там завидовать? — Молоху даже стало интересно, и он нагло влез в их разговор. — Он же давно помер.       — Ты не понимаешь. Адриан высокий, статный, белокожий, светловолосый, голубоглазый. Глядя на него, сразу можно представить, каким красавцем был его родитель в лучшие свои времена. Я тоже мог бы выглядеть так, если бы не твои поганые гены, Молох!       — А-ха-ха! — рассмеялся Бык. — То есть я виноват в том, что ты узкоглазый таец?!       — Конечно! Если бы не твоя дурная наследственность, я сейчас мог быть минимум светлокожим европейцем!       — На мой вкус, — хмыкнул Молох, — он слишком идеальный и слащавый, как мёд с сахаром, фу, аж скулы сводит. Такая приторность может привлечь только Велиара, так ведь?       Велиар недобро зыркнул на Молоха, но в присущей ему манере вернул колкость.       — Да, этот отпрыск не лишён красоты, однако позволь напомнить, что ты последовал за Люцифером одним из первых, а я пал последним. Так что кому из нас присуща тяга к подобному даже не вопрос. — Затем он обратил своё внимание к Рейвену, потеряв интерес припираться с Молохом. — Ты прекрасен, мой Пирожочек, в твоём теле нет изъянов, уж я-то знаю. Если б здесь были зеркала, я сейчас же раздел тебя догола, поставил перед ними в полный рост и…       — А ну, заткнись. Фу, не надо привлекать меня к вашим постельным игрищам. — Сморщился брезгливо Молох. — Невыносимо! Поверь мне, Рейвен, хуже слащавости потомков Люцифера, только извращённость Велиаровых отпрысков! — но видя, что Велиар нисколько не обращает внимания на провокации, Бык сплюнул на пол и вышел из комнаты.       Добившись желаемого, Велиар не замедлил придвинуться к Рейвену поближе и запустить змеящуюся по колену нефилима ладонь вверх по смуглому бедру.       — Отчего ты так холоден со мной? На что дуешься? В чём я виноват?       Рейвен остановил его руку. Он ещё не определился, как ему себя вести, запутался в чувствах к Велиару и Мартти, устал от необходимости постоянно рваться и выбирать между ними. Это уже становилось невыносимо. Едва он привыкал к отсутствию одного, они тут же менялись, не оставляя ему возможности хотя бы прийти в себя и привыкнуть. Не мог избавиться от мысли, что Мартти бросил его, проявив малодушие, и сдался, а это никак не билось у него с тем Мартти, которого он так горячо полюбил. Весь его внутренний огонь, твёрдость убеждений, верность своему делу и полная противоположность самому Рейвену, давали ему возможность расти над собой, ровняться на Мартти, меняться к лучшему, имея перед глазами такой пример для подражания. И что теперь? Где тот человек? Велиар совершенно иной. Да, у него тоже сил хоть отбавляй, он храбр, мудр и хитёр, и сейчас они на одной стороне, но он предан лишь себе. Непостоянен, эгоистичен и, чёрт возьми, может предать кого угодно, если ему припечёт. Рейвен понимал, что не верит ему на все сто процентов, или не хочет. Он настойчиво желал видеть в этих распутных голубых глазах хоть отблеск истинных чувств, что в последнее время стали для него важнее животной похоти и страсти. Как всё это можно сейчас объяснить? Дико хотелось закурить. Он уже вторые сутки не прикладывался к сигарете, и его настроение штормило ещё и поэтому.       — Ты виноват лишь в том, что ты Велиар. Извини, если тебя обижает моя холодность, но я пока не готов принять факт, что тот, кого я… — он не стал произносить слово «люблю», — кинул меня.       — Ух, как жёстко. — Велиар убрал руку.       — Может, он сделал это из лучших побуждений, но мне всё равно не понять. Я вижу его в тебе, отказываясь признать то, что его больше нет и никогда не будет.       «А я вот хочу как раз надеяться на то, что Мартти больше никогда не будет, но что-то мне подсказывает… эта непонятная горечь внутри, ком, подкатывающий к горлу… обида? Симбиоз оказался с неожиданными результатами», — решил про себя Велиар.       — Я хочу взаимных чувств, понимаешь? — продолжал тем временем Рейвен. — А всё, что тебе от меня нужно — это постель. Ты демон, для тебя это норма, и я не могу тебя за это винить. Ты такой, какой есть. Мы просто разные и не подходим друг другу.       — Не подходим? Как это? Мы же не пазлы. Мне кажется, что ты всё усложняешь. Это человеческое говорит в тебе. Твои сомнения от незнания. Чувства на пределах возможного только от осознания относительно короткой жизни. Но всё это не так. — Велиар пожал плечами. — Наверное, нужно просуществовать непрерывно с десяток веков, чтобы осознать простые истины. Хорошо там, где хорошо. Любовь там, где любишь. Да и вообще, что такое эти вот ваши чувства? Они только мешают наслаждаться моментом. Ладно, иногда, конечно, помогают, но это такая редкость, что и внимания не стоит. — «Стоит», — пронеслась противоречиво мысль в голове Велиара, его взгляд застыл и нахмурился. — «Любовь — это то, что не покинуло мою суть даже после падения, но сколько страданий она причинила мне, Мартти, нам». — То есть ты хочешь развод, да? — подытожил Велиар.       — Да. Нет. Не знаю! Не дави на меня.       — Называешь Мартти предателем, а меж всем он ведь собой пожертвовал, как истинный воин Создателя, а у этих идиотов нет иного предназначения, кстати. Такова программа, задумка.       Рейвен вскочил с места, начиная закипать. Вся злость, что он таил в себе по этому вопросу, начала изливаться на Велиара. Почему-то прямо сейчас ему хотелось сделать ему побольнее, словно это что-то изменит. Словно он выскажет всё самому Мартти! Пусть знает, как ему больно!       — Не заблуждайся! Он сделал такой выбор не ради меня, а ради себя! Потому что не хотел быть никчёмным человечком рядом с нефилимом. Не признавал в себе, что даже будучи человеком, мог больше, чем кто-либо из нас. Он сдался своей гордости, эгоизму, и в этом вы с ним очень похожи. Куда проще поднять кверху лапки и ныть о том, какой ты жалкий, и дать другим решать твои проблемы, чем намотать сопли на кулак и двигаться вперёд! Тем более что у него был я! Неужели этого мало?! Я уже сомневаюсь в том, что Мартти вообще любил меня.       «Что-то во мне так трепещет… ох, нехорошо это. Он не может меня задеть! Держись, Велиар!» — оказалось непросто стерпеть, давая юноше высказаться. Демон прикусил губу, пока Рейвен продолжает распинаться.       — Сперва его привлекла моя ипостась нефилима, мои возможности, он узрел то, что никогда не видел воочию, и это его увлекло. Конечно, сила — это так сексуально. Но я не ангел. Не мёд с сахаром. Похоже, его это не устраивало, раз он так легко ушёл. Не удивлюсь, что когда я перестану быть тебе интересен как любовник, ты сделаешь ровно то же самое, просто бросишь меня! Разве это не так?       — Пирожочек, я многими дарами наделён, но не предсказательством. Откуда мне знать, что там будет?       — Потому я и не желаю в тебя влю… — раздухарился Рейвен, но, недоговорив фразы, осёкся.       К горлу подступал горький ком, и все чувства, что он душил в себе, начали прорываться через подкатившие слёзы. Он не влюблялся, а уже горячо любил этого напыщенного, эгоцентричного демонического засранца с предательски искренними и глубокими глазами, обрамленными длинными, словно у девушки, ресницами. Рейвен отвернулся, чтобы не утонуть в этом взгляде снова и жёстко сматерился.       «Как хочется подойти, утешить, обнять и сказать всё, что он жаждет слышать, раз ему это нужно. Фу, фу… нет, нет, нет. Не позволю собой манипулировать!» — Вместо этого Велиар направился к алтарю с дымящимися благовониями, и до краёв наполненными травами чашами. Он принюхался к одной, другой, и расплылся в довольной улыбке. Оторвал кусочек пергамента, на котором значилась очередная молитва Аполлону, скрутил на манер сигареты, плотно забил одну из трав, измельчённую почти в пыль, и самозабвенно прикурил от факела на стене, оценивая вкус. — «М-м-м, да, то, что нужно».       — Вот, — он протянул самопальную сигарету Рейвену, — тебе необходимо расслабиться. Пытаешься уязвить, но учти, тебе не удастся, сам понимаешь. — «Он, как никто, умеет это. Как сам Люцифер. Но ему незачем об этом знать. Этот его досадный недостаток бесит меня. Бесит! Так… тщ-щ, тише, Велиар».       — Спасибо, — буркнул Рейвен, не без обиды. Он ждал другой реакции. Но жадно затянувшись, ощутил, как его отпускает.       — Видишь, я забочусь о тебе. Твои чувства взаимны. Хочешь сделать перерыв в наших безудержных, страстных, бесподобных соитиях? Ладно. Я погожу, пока сам не попросишь об этом.       — Тебе придётся долго ждать. — Пообещал ему и сам себе Рейвен, поклявшись больше не поддаваться на зов плоти.       «И что это значит? Что я должен терпеть? Быть ему верным? Нет. Так мы не договаривались. А раз не договаривались, то и не обязан. Пф, какой же он сексуальный, когда вот так дует губки, хмурит свои бровки», — подумал Велиар.       — Затянись поглубже и расслабься хоть на минутку. — «Хе-хе, эта дурь высшего качества, здесь минуткой не обойтись. Какой я плохой, какой коварный. Да, я такой, я Велиар! И никаких тебе соплей, и сожалений!»       Разговор больше не клеился. Оба помалкивали, обходясь лишь редкими взглядами вскользь. Вернувшийся Молох сделал вид, что не в курсе их супружеской размолвки, хотя по кислым лицам сразу всё понял. Его этот разваливающийся альянс вполне устраивал, и несмотря на вскрывшиеся обстоятельства их с Рейвеном дальнего родства, он не испытывал к нефилиму никаких тёплых чувств. Ничего не изменилось, он всё так же страждал его смерти.       Адриан вернулся с новостями. Им удалось не только найти нефилима-ищейку, но и поспрашивать народ в окраинах виллы Бурра о незнакомце, и узнать, что минувшей ночью, незадолго перед рассветом, похожего человека видели направляющимся в сторону дома центуриона Сульпиция Аспера.       — Это хорошо или плохо? — спросил Рейвен, ловя непонятное выражение на лицах Адриана и приземистого, слегка заросшего бородой и усами мужчины, напоминавшего домового из детских книжек.       — Скорее плохо, ведь если окажется, что он схоронился там, то попасть внутрь не представится возможным. Там полно охраны. — Пояснил Антоний.       — Даже мои чары там не помогут, уж слишком много глаз. — Поддержал кивком Адриан.       — Ерунда, что-нибудь придумаем. Главное — найти этого засранца. — Молох готов был идти немедленно.       — Мне нужна его вещь.       Бык задумался. Их переодели, забрали старую одежду и вещи, при всём желании он не может ничего предоставить ищейке.       — Да просто дай ему себя понюхать, вы с Локисором одного поля ягоды, — брякнул с кривой улыбочкой Рейвен.       Молох нехотя подчинился, позволив незнакомцу приблизиться и тщательно обнюхать себя на потеху Велиара.       — Я пойду с вами, — вызвался Адриан. — На всякий случай.       На том и порешили. Сперва ищейка привёл их к указанному дому центуриона. Здесь, на углу пустующей улицы, что за гончарной лавкой, он остановился и, прижав руки к ушам, стал жмуриться и едва слышно мычать.       — Эм, ему плохо? — окончательно успокоившись, Рейвен полностью переключился на самое важное.       — Нет, он пытается почуять след вашего демона.       Велиар оглядывался по сторонам и анализировал обстановку. Ищейка — это, конечно, хорошо, но иногда достаточно погрузиться в личность беглеца и ситуацию, чтобы определиться с направлением.       — Он был здесь, — наконец произнёс Антоний, — его след ведёт внутрь территории виллы и там обрывается. Думаю, он внутри.       — Сомневаюсь, — покачал головой Рейвен. Он почти не знал Локисора, но тот всегда производил впечатление труса и лизоблюда. Он как флюгер, который повернётся туда, куда дует ветер.       — Стал бы некий центурион принимать у себя непонятного беглого простолюдина? — поинтересовался Велиар у Адриана. Рейвен с ним согласился.       — Я не могу ответить с полной уверенностью, но никто не решился бы укрывать беглого раба, тем более разыскиваемого по указу самого Бурра. Но Сульпиций — известный антагонист префекта, и в Риме все ведают об этом.       — Возможно, однако Локисор наверняка малосведущ в отношениях местной знати, и точно не в курсе здешних законов. — Рассуждал здраво Велиар. — На его месте я бы бежал подальше от общества и затаился, — задумался он, застывая в своих размышлениях.       — Вот именно, — Рейвен, не особо желая, но согласился с версией Велиара, ведь она звучала более логичной. — Даже если Локисор заходил в дом, или его туда завели, что мешало ему портануться куда угодно, чтобы найти место поукромнее, пока силы окончательно не восстановятся?       В этом был резон, но Адриан больше доверял словам своего проверенного человека.       — Но раз его след оборвался здесь, я убеждён, что никуда дальше он не пошёл. Я никогда не ошибаюсь в поисках. — Уверял Антоний, и Адриан подтвердил его слова.       — Ладно, тогда придумайте, как проверить вашу версию, а я пока опробую свою. — Велиар оглянулся по сторонам, и, убедившись, что в поблизости нет ни души, кроме бродячих кошек, распахнул крылья, намереваясь взлететь.       — Эй, далеко собрался? — Рейвен поймал его за руку. Ему совсем не хотелось оставаться в компании идеального Адриана, да и чуйке Велиара он склонен верить больше. Кроме того, он хотел присмотреть за Велиаром, ведь никто из них не знал, сколько тот просуществует в этом времени. Случись с ним что-то дурное, пока нефилима нет рядом, Рейвен бы себе не простил. — Я с тобой!       — Кто бы сомневался, — проворчал Молох. — Только учтите, что к утру вы должны быть в храме!       — Я помню, мамочка. — Съязвил Велиар и взмыл. Он завис, ожидая, покуда Рейвен разберётся в своих крыльях, но у того явно были с этим проблемы: одно ещё не зажившее до конца, с трудом расправилось. Велиар почти на физическом уровне ощутил, как больно было Рейвену произвести взмах, чтобы оторваться от земли. Со вздохом Велиар опустился обратно и, не слушая возражений, подхватил нефилима на руки и снова взлетел.       Они поднимались выше и выше. Велиар задумал рассмотреть территорию древнего города целиком, как на карте, и хотя ночью деталей невозможно увидеть, но легко точно определить, в какой части города находится меньше всего жилых зон, освещённых точками горящих в ночи факелов. Виделось в своём роде чёрное полотно, испещрённое огнями вдоль дорог и некоторых улиц, а также возле скопления жилых домов.       — Он должен был скрыться там, где меньше всего людей, или вовсе их нет. Если он сумел телепортироваться, то его силы достаточно ходко восстанавливаются. Но существуют места, в которых силы демона будут расти куда быстрее, чем на вилле какого-то центуриона. Например… — Велиар рассмотрел тёмное, обширное пятно на северо-западной окраине города. По его периметру тянулась уже знакомая по воспоминаниям Мартти дорога.       Рейвен сразу догадался, о чём он.       — Кладбище! — воскликнули они в один голос, спускаясь над зияющей темнотой.       Здесь было сыро и промозгло даже в летнюю ночь. Мертвецкий холодок покалывал чувствительную кожу нефилима и будоражил нутро Владыки севера Ада.       — Почти как дома. — Вздохнул Велиар. Они спустились прямо в центр некрополя. Вокруг были слышны трели жаб и жужжание назойливых комаров. Темно, хоть глаз выколи. А сандалии по середину стопы погрузились в мягкий, но немного склизкий покров болотистой почвы. Покосившиеся склепы окружали их запахом плесени и тёмными силуэтами памятных статуй. Здесь неминуемо разгоралось чувство присутствия, наблюдения, и Велиар прекрасно знал, кто это мог быть.       Рейвен напряг все свои чувства, чтобы его не застигли врасплох, но его боевую готовность начисто сбивали мысли о Велиаре, об их коротком полёте в обнимку. Вспомнилось, что когда-то давно он сам нёс вот также Мартти на руках. Знай он тогда, к чему это приведёт, сложились бы их жизни по-другому?       — Эй, — ткнул ему пальцем в лоб Велиар, заметив, что внимание Рейвена совершенно рассеянно. — Сейчас не время витать в облаках и думать о моём прекрасном теле, хотя мне это приятно.       — Вот ещё! — фыркнул Рейвен, однако последовал совету.       Некрополь не маленький, куда именно идти? Рейвен жалел, что рядом нет его верного ворона Фобоса, он бы точно нашёл Локисора за минуту.       — Я ничего не слышу и не чувствую, кроме того, что на меня кто-то смотрит. Липкое ощущение взора в спину. — Признался нефилим, не видящий в темноте даже намёка на свечение ауры. У демонов она более тусклая и рваная, нежели у людей, и цвета в ней преобладают соответствующие: красный, грязно-бурый, коричневый и чёрный, но свечение всё равно должно быть. А здесь ничего.       — Мы чувствуем тебя, сделай милость, проявись нам. — Произнёс Велиар крайне вежливым и даже учтивым тоном. Не было в нём и толики присущего падшему высокомерия. Это было очень странно, но по ауре Велиара можно было понять, что он испытывал даже некую долю страха или опасливого трепета перед тем, к кому воззвал. Рейвена это крайне удивило. Велиар никогда ни перед кем не склонялся и не боялся ничего и никого. Тем более Локисора. Ужели есть сила, что способна нагнать страх даже на него?       Что-то шелохнулось в окружающем воздухе. Не очень охотно, явно делая одолжение. Велиар напрягся не на шутку, и скорее инстинктивно ухватил нефилима за руку, притянув к себе поближе.       — Не двигайся, не кричи, а лучше вообще не смотри. — Прошептал он Рейвену. Воздух стал почти морозным, дыхание гостей кладбища выдавало клубы белёсого пара.       — Ну уж нет, я хочу посмотреть. — Тихо ответил Рейвен, во все глаза теперь стараясь угадать в ночных тенях хотя бы намёк на движение.       Послышались шорохи, но не откуда-то конкретно, а со всех сторон. Шаги чьих-то ног, хлюпающих по грязи, хрипы и тихие стоны.       — Ай, нет… — обречённо пискнул Велиар. — Шайказин. — «Терпеть не могу эту тварь…»       Непонятное имя или заклинание отдалось в пространстве так, будто сам воздух отреагировал на него, уплотнившись ещё больше. Через несколько секунд вокруг получилось различить целую толпу тёмных фигур, отдалённо напоминающих людские тела. Их освещала только блёклая луна, а звуки, которые исходили от них, и зловоние тлена вполне совпадали с мыслью о пресловутых восставших мертвецах. Они окружили гостей плотным кольцом.       — Па-а-дший.       — Нефил-и-им.       Слышались хрипы и шипения вокруг. Ладонь Велиара заметно увлажнилась от нервов. Нефилим жался к нему, не зная, чего можно ждать от этой толпы. Прежде он никогда подобного не видел, ну разве что в Аду, но куда больше пугала не сама ситуация и неизведанность, не призрачные существа, а странная реакция Велиара. Его тревога передавалась буквально через прикосновение, и Рейвен сам начал посыкивать. Даже Ничто не могло произвести такого впечатления на бесстрашного демона, тогда как толпа, казалось бы, гниющих мертвецов, вводила его в ужас.       — Прости, что потревожил тебя. Умоляю, выслушай и помоги, и мы тут же покинем твои владения.       Нефилим подумал, что ослышался. Умоляет? Тот ли это Велиар сейчас держит его за руку, что сразил самого Левиафана и выбрался из Ничто? Что отважился противостоять Создателю? Он ли попирал все законы этого мира? Рейвен невольно посмотрел на белое как мел лицо Велиара, не узнавая, ведь он и сам напоминал одного из мертвецов: так он был бледен от испуга.       — Ставишь мне условия? — зашипели десятки голосов, медленно приближаясь. Отовсюду зашаркали гнилые ноги.       — Нет! — воскликнул Велиар. — Нет, Шайказин, я пришёл только восстановить порядок. Прошу, не так близко. Не надо ближе. — Велиар буквально сгрёб Рейвена в объятья и окутал своими крыльями в жесте защиты, отчего тот окончательно растерялся.       — Да что, чёрт возьми, происходит?! — настойчиво зашептал он, а не услышав ответа, выбрался из своего пушистого укрытия, желая видеть всё, что происходит. И тогда один из мертвецов оказался прямо перед любопытным нефилимом лицом к лицу.       — Д-доброй ночи…– всё, на что хватило Рейвена, громко икнувшего от неожиданности.       — Куда ты лезешь, назад. — Прошипел Велиар, и, прикрыв его глаза ладонью, вновь умыкнул в «убежище».       — Нефилим хочет видеть меня, хочет познать. — Хрипло засмеялись мертвецы.       — Не хочет. — Поспешил разуверить Велиар. — Он глупый, совсем молоденький, его час ещё далеко. Так ведь? — будто сомневаясь, переспросил он.       Рейвен затих, пропустив мимо ушей «совсем молоденький». Кажется, он начинал понимать, с какой именно силой ведёт беседы Велиар. Вот теперь ему стало по-настоящему страшно.       — Увы, не сейчас. — Проскрежетали покойники, и Велиар выдохнул, ослабляя хватку. — А ты нарушил правило, теперь я могу забрать тебя, падший.       — Знаю, как это выглядит, но у меня на то веские причины.       — Закон есть закон! Падшие не могут являться ко мне и топтать мою землю, когда им заблагорассудится, только если не хотят обрести вечный покой здесь.       — Да, но формально, я всё-таки не нарушил его.       — М?       — У тебя сотни глаз, присмотрись ко мне, глубже оболочки.       — Инте-е-ресно. — Разнеслось уже множеством хрипов. — Ты близок ко мне, как этот нефилим, но ещё ближе. Смертный. Падший. Почти не существующий.       Велиар сглотнул, новость о близости к самой Смерти его поднапрягла. Вот уж чего он точно не хотел знать или даже догадываться об этом. Но мертвецы стали расходиться, отдалились на безопасное расстояние, и сам воздух стал уже не таким напряжённым. Велиар раскрыл Рейвена теперь без опаски, мельком смахнув градинку пота со своего лба.       — Фух, пронесло. — Шепнул он.       — Меня — так точно, — признался Рейвен, озираясь по сторонам.       — Что тебе нужно? — уже мягче и даже гостеприимнее зашуршали мертвецы.       — Ищем кое-кого. Он может быть здесь, укрываться в твоей обители. Его имя Локисор.       — А, этот…попиратель времени. Он обещал уйти после того, как восстановит силы, но он не нарушал закона. Он же демон.       — Да, но Локисор нужен нам! Он должен поправить нарушенный им порядок и вернуть нас в другое время.       — С чего ты взял, что порядок нарушен?       — Но мы не должны быть здесь, это…       — Откуда тебе знать, Агриэль, что должно встретить на пути, определённом тебе?       — Ты ошибаешься, у меня нет определённого пути. Я отказался от него.       Смех, карканье, шипение, а потом мертвецы пропали, шорохи затихли, и только маленький светлячок обозначился перед Велиаром и Рейвеном, ведя их меж древних могил куда-то к окраинам.       — Что это была за хрень? Демон с тысячами лиц? — аккуратно уточнил Рейвен, когда всё исчезло.       — Хуже, — неохотно отозвался Велиар. — Это то, что вы называете Смерть и представляете, как старуху с косой, но у этого формально есть двадцать шесть ликов, и у каждого из них своё имя.       Рейвен был поражён. Выходит, он узрел саму Смерть!       — Только что ты видел всего лишь один из ликов, а я так надеялся, что мне повезёт и придёт Штатовиз — обнажённая красотка, она посговорчивей, но…к взывающему приходит тот лик, что связан с его кончиной.       — Что?!       — Стало быть, не судьба мне помереть в объятьях прекрасной девы в процессе соития. — Искренний вздох разочарования.       — То есть, причиной твоей смерти станет толпа? — предположил Рейвен и, судя по тому, что он слышал, этот момент не такой уж эфемерный. Он насторожился. — Не факт, скорее всего сразу несколько человек захотят моей кончины.       Вообще-то, Велиар не задумывался о смерти как таковой, так как всегда находился вне её владений. Да и никто из падших, или же ангелов не желал и даже не имел права приближаться к этому существу и его территориям. А теперь Велиар узнал, что находится в списках Смерти, да ещё и не в столь отдалённых. Это не на шутку озадачило и ввело в крайне мрачное расположение духа.       — Бессмертным запрещено являться в такие места: капища, братские могилы, или относительно свежие места массовой гибели людей. Если этот закон нарушен, то Смерть имеет полное право забрать суть бессмертного себе. Дальше он становится либо её частью, либо слугой.       — Даже так.       — Ты слышал про жнецов?       — Конечно.       — Бедняги. Однако это правило не коснулось чистокровных демонов — созданий чёрных и безбожных по своей сути. В них нет ни души, ни искры, они не имеют никакой ценности и пути после своей возможной аннигиляции. Да, и вот что я сделаю с Локисором, когда тот вернёт нас назад! Уничтожу тварь, за то, что заставил меня пережить! Ничтожество. А он умён. Никакой падший сюда бы не сунулся по своей воле.       Светлячок всё петлял между склепов, неспешно прокладывая им путь. Помимо гнева на Локисора, в Велиаре завёлся червячок тревоги, из головы не выходили слова Смерти о его участи, но он усердно отгонял мысли прочь, пытаясь сконцентрироваться на текущей задаче.       — Не бери в голову то, что она… он… кем бы оно ни было, сказал. — Рейвен почувствовал смятение Велиара и хотел поддержать. — Ещё ничего не предопределено. Тем более что ты не просто демон или человек. В тебе ещё и благодать ангела. Он пытался тебя напугать, и у него это получилось.       — Не говори ерунды. Нагнать страху на меня невозможно! — соврал Велиар, отчего внутри всё неприятно сжалось.       Ощущение чужого присутствия никуда не исчезло, но стало чуть менее назойливым. Светлячок вдруг завис в воздухе, а потом растаял. Рейвен хотел что-то сказать, но взгляд его тут же уловил мимолётное движение между могильным камнем, покосившемся от времени, и стеной небольшого семейного склепа. Отблеск ауры демона трудно с чем-то спутать.       — Локисор, — позвал Рейвен. — Хватит прятаться, мы знаем, что ты тут. Выходи, надо поговорить.       В ответ тишина. Пусть его и раскрыли, демон решил прятаться до последнего!       Велиар не стал терпеть этих игр и стремительно приблизившись, вытащил Локисора за шкирку.       — Падаль! — рявкнул он на демона, сжавшегося в комок и смотрящего на него теперь снизу вверх. Он сразу признал Владыку севера Ада в теле Мартти, видя его облик полноценно, и боялся теперь ещё больше.       — К-как ты прошёл?! Здесь же… — заикался Локисор.       — Смерть пропустил меня! — рявкнул Велиар. — А теперь только представь, на что я способен!       — Хозяин! — заскулил тут же Локисор, падая Велиару в ноги. — Пощади меня!       Это было почти инстинктивно и на некоторое время даже пролилось бальзамом на душу Велиара. Ему нравилось преклонение, признание силы, коей он сейчас практически в себе не ощущал, но Локисор вдруг затих и затем отпрянул от Велиара, да ещё выпрямился, встал на ноги и посмотрел как-то слишком высокомерно.       — А ты мне ничего не сделаешь! Я нужен тебе! Каждому из вас. Без меня вы не попадёте в своё время! Ха! Да это я здесь хозяин!       Велиар опешил от такой наглости. Никто из демонов не смел в подобной манере разговаривать с ним. Зато Рейвен от души расхохотался. Его позабавили не только дерзость и наглость демона, что вдруг узрел собственную важность, но и выражение лица Велиара. Это было волшебно!       — Ты что, собака, берега попутал? — взъелся Велиар. — Думаешь, я пришёл умолять тебя?! Или полагаешь, что мне не под силу обойтись без твоей помощи?! Да я вышел из Ничто! Левиафана сделал предметом мебели в моём дворце, а ты всего лишь тварь дрожащая! Да у меня и без тебя есть варианты, как отсюда выбраться!       Локисор сглотнул, когда глаза Велиара загорелись золотом, а на руках появились длинные когти. Он-то знал, насколько они остры. В Аду хватало сородичей Локисора, пострадавших от них. Тело Велиара раздалось невиданным прежде свечением.       — До того, как мы уйдём, я пришёл уничтожить тебя, грязная шавка!       Будто в подтверждение его намерений, сама земля под их ногами завибрировала. Но это, конечно, не было проделкой Велиара, он даже сам на секунду удивился. Смерть с интересом наблюдала за этой встречей, ей нечасто приходилось развлекаться, и теперь она просто немного добавила антуража, чтобы чуток подтолкнуть зарвавшегося демонёнка к сотрудничеству. Чем скорее все уйдут, тем лучше. Снова наступит покой и тишина.       — Ай, прости! Прости, Владыка! Позволь мне служить тебе! Я буду верным и помогу во всём! Исполню любой твой приказ! — Локисор вновь простёрся пред Владыкой севера Ада, и свет того погас, мигнув напоследок. Велиар ощутил слабость и молчаливо поблагодарил Смерть за содействие, она и так его поймёт, как любое другое смертное существо.       — Погодите вы ругаться, — в их перепалку вмешался Рейвен, не желавший видеть, как вокруг них снова соберутся недовольные шумом мертвецы. Здесь требовался не нахрап и запугивание, а скорее хитрая дипломатия, о чём сейчас говорил его многозначительный взгляд, обращённый на Велиара. Он встал меж ними, упираясь каждому ладонью в грудь. — Сейчас нам троим лучше поговорить спокойно. Мёртвых разбудите. Локисор, ты прав и действительно представляешь определённую ценность, потому мы тебя искали.       Для Велиара сегодняшний вечер явно оказался перенасыщен всякого рода странностями и неожиданностями, и вот добавилась ещё одна, но Рейвена он перебивать не стал.       — Но не для того, чтоб запугивать или карать, как это обычно делали твои хозяева. Например, Молох. Так ведь, Велиар? — Тот не кивнул в ответ, ни звука не издал, продолжая слушать. — А чтоб обсудить с тобой взаимовыгодное сотрудничество.       Локисор захлопал глазами, силясь понять, что же от него хотят, ведь впервые кто-то пытался с ним договориться, а не угрожал и подминал под себя, бренча силой. Велиар к такому тоже не привык, так дела с демонами обычно не ведутся. Чистокровные демоны по определению низший уровень в адской иерархии, и ничего, кроме презрения и использования в угоду своим падшим «родителям» не заслуживали. Да и вели они себя подобающе: заискивали, льстили, преклонялись, иногда предавали, как Локисор, перебегая от одного Владыки к другому. Это, можно сказать, было нормой, как и то, что новый хозяин просто обязан был проявить силу и запугать недостойного, держать его в постоянном страхе и унижении, ведь другого языка демоны попросту не понимают.       Однако, к удивлению Велиара, Локисор вдруг пролепетал:       — Я вас слушаю.       — Продолжай. — Дозволительно отозвался, наконец, Велиар, глядя на нефилима. Слишком уж напомнил он сейчас своего прародителя — Люцифера, обладающего магнетической способностью влиять на умы и чувства жертв. — «Что он хочет ему предложить? Вечную дружбу? Наивный, Пирожочек».       — Все мы понимаем, что едва Молох вернётся с твоей помощью назад, в будущее, он тебя уничтожит за то, что ты подверг его такому риску, и столь крупно накосячил, пусть даже не хотел. Так?       — Так. — Тихо отозвался демон, поджимая губы. Нефилим говорил верно, он и сам это понимал, оттого и сбежал.       — А вот Велиар и его покровительство… заметь, покровительство, смогут тебя уберечь от гнева Быка. — Глаза Велиара округлились от возмущения, но Рейвен не дал ему вставить и словечка, тут же продолжив: — Это, во-первых. А во-вторых. Допустим, что ты восстановишь свои силы и вернёшься без нас всех, самостоятельно. Что тебя ждёт? Будешь вечность прятаться, бегать и скакать по временам, лишь бы тебя не отловили и не уничтожили? Или снова выслуживаться перед очередным эгоистичным самодуром с чрезмерно раздутым самомнением? — при этих словах Рейвен прижал указательный палец к губам Велиара. — Чтоб тебя снова ни во что не ставили, унижали, хотя ты далеко не низшего происхождения, как я понял. Разве это справедливо?       Велиар заметно побагровел и куснул Рейвена за палец. А вот Локисор глубоко задумался. Он много думал об этом, когда его в очередной раз гнобили Мурмур, Барбас и Кимарис. Нефилим и снова не ошибся. Он — демон силы, его родителями являются Баликем и сам Бафомет! Мало того, в своё время он был на короткой ноге с самим Светоносным, и тот очень ценил его умения и таланты! Локисор носил одежду, сшитую из кожи демонов и бесов, купался в славе и власти очень долго, его уважали и боялись! Но после того как Люцифер обрёл нового фаворита, его положение сильно пошатнулось, и, в конце концов, Локисор скатился до курьера, мотавшегося по различным поручениям Денницы. После освобождения из темницы, его, как и многих других, перетянул к себе Молох, пообещав золотые горы и возвращение былого могущества, но в итоге Локисор не получил ни того, ни другого, и всё, чего он хотел, так это выжить, оказавшись между молотом и наковальней — Молохом и Люцифером. Подавленный более мощной силой, он почти забыл, что некогда пред ним тоже преклонялись.       Велиар с изумлением наблюдал, как Рейвену удалось добрался до того, чего у Локисора никогда не было — его души.       — Наше с тобой знакомство не задалось, ты ведь похитил нас с Мартти, но наверняка не оттого, что сам этого хотел, и я не держу на тебя зла. — Рейвен положил руку демону на плечо, словно давнему приятелю, и это явно того потрясло. — Думай сам, чего ты хочешь? Решать только тебе.       Локисор помялся несколько секунд, а потом прямо обратился к Велиару.       — Пообещай! Дай клятву, что защитишь меня от Молоха, и не станешь меня унижать, как прочие.       «Вот же наглая букашка!» — чуть не вырвалось у Велиара, но Рейвен упреждающе поглядел на падшего, и тот поостыл. Снова эмоции чуть не взяли верх над природным хитроумием.       — Так и быть. Даю тебе своё слово, что Молох не уничтожит тебя, и я отнесусь к тебе по справедливости. — Отчеканил Велиар.       Локисор заулыбался.       — Ну, какой у нас план, друзья? — с азартом поинтересовался он.       При последнем слове Велиар почти физически ощутил тошноту. В этот момент рядом с ними треснул надгробный камень. Все вздрогнули.       — Поскорее убраться отсюда! — Велиар быстро подхватил Рейвена и тут же взмыл вверх и прокричал Локисору. — Портуйся в храм Аполлона, встретимся там.       Самая тёмная ночь перед рассветом. Велиар не спешил возвращаться в храм, но думал доставить туда Рейвена, а самому побродить ещё немного по тихим спящим улицам, пытаясь осмыслить всё, что сегодня узнал от Смерти.       — Ловко ты его. — Произнёс Велиар, опуская Рейвена у порога храма. — А я чуть не вскипел. Знаешь, это всё Мартти. Он никуда не исчез и, как всегда, подпортил мне кровь своими тараканами. — Велиар усмехнулся.       Рейвену было отрадно это услышать. Поддавшись моменту и слишком мягкому тону родного голоса, нефилим не удержал оплота своих обещаний и страстно поцеловал Велиара, вложив в этот сумбурный жест не только пролившиеся через край эмоции, но и глубокие чувства, сделав тем самым ещё один сюрприз Велиару, на этот раз приятный настолько, что внутри раскрылась целая радуга непривычных и таких сильных чувств. Не просто страсть, не огонёк разгорающегося желания, но и многим больше. Второй раз за одну ночь Велиар испугался, и сам прекратил этот поцелуй, отстранив Рейвена за плечи.       — Что-то не так? — озадаченно поинтересовался нефилим.       — Это… — слова застряли в горле Велиара, и он решил приобрести свой привычный вид превосходства. — Ты так не радуйся, я думаю, что это временные явления, как побочка от приёма лекарств. Что-то вроде диареи и головной боли.       Подобные сравнения Рейвену не понравились, он сразу нахмурился и отшагнул, складывая руки на груди. Густые вороные брови сошлись на переносице. А Велиара несло дальше, он словно не замечал, что уже давно перегнул палку.       — Но мне приятно, я знал, что ты не сможешь долго сопротивляться моему обаянию. — Нервный смешок. — Ладно, иди, а я прогуляюсь и МОЖЕТ БЫТЬ приду за продолжением этого поцелуя. Подготовься. Посмакуй эротические фантазии обо мне.       — Вот уж нет. Ты испортил мне всё настроение. — Рейвен демонстративно отвернулся. — Вали куда хочешь, главное — помни, что утром за нами придут люди Секса, и лучше тебе быть здесь. Не хочу, чтобы из-за твоего побега, меня попытались наказать, так как терпеть грубости я больше не намерен.       — Только я могу тебя наказывать, нежно. — Улыбнулся Велиар.       — Если что-то пойдёт из-за тебя не так, я спалю к чертям весь Рим, и это будет на твоей совести. Так и знай. — И сменив гнев на милость, Рейвен добавил: — Будь осторожен. Люди здесь дикие. Не забывай о распятых на арене.       — Ты, на минуточку, говоришь с Королём Севера Ада. — Он шутливо шлёпнул Рейвена по заднице. — И я тут подумал, — приблизился к нефилиму со спины, прикоснулся к смуглому плечу губами, — ну её, эту прогулку, когда Пирожочек стынет. В тёмно-красной чаше на алтаре жрицы, оставалось ещё предостаточно отменных благовоний и стопка свитков с воззваниями божеству.       — Предлагаешь усердно помолиться Аполлону? — хитро улыбнулся Рейвен, жмурясь от удовольствия и откидывая голову ему на плечо. — Пошли, я теперь знаю латынь…       И они помолились, успев воззвать не только к Аполлону, Юпитеру, Меркурию. Когда дошла очередь уже до самого Аида, их вздохи прервал ворчливый «кхех» Молоха, вернувшегося вместе с остальными.       Велиар и не думал прерываться. Он восседал голышом на алтаре, придерживая Рейвена, самозабвенно ёрзавшего на его бёдрах.       Адриан из природной вежливости прикрыл глаза и потянул Молоха на выход, но тот отдёрнул руку и басисто гаркнул, как раз в момент, когда любовники приблизились к очередному финалу без всякого стеснения.       — Не до ваших потрахушек сейчас!       — Что ты разорался? — Велиар лениво приходил в себя. Они с Рейвеном слезли с изляпанного следами их любви алтаря. Оба были довольными, но если Рейвен по обычаю ощущал прилив сил, то Велиар выглядел и чувствовал себя нетипично уставшим. Он бы с удовольствием сейчас прилёг поспать, но Молох подхватил с пола его тогу и кинул ему в лицо.       — Одевайтесь, уже близится рассвет, а мы так и не нашли Локисора!       Адриан помалкивал и украдкой рассматривал молодые подтянутые тела. Что и говорить, а потомки получились на редкость красивы.       — Ты, может, и не нашёл, а вот мы очень плодотворно провели эту ночь с Пирожочком. — Велиар сейчас был чересчур елейным, чтобы злиться на грубость Молоха, и потому всё-таки оделся.       — Вы нашли его?       — И где он был?! — встрял Антоний.       — На местном кладбище. — Пожал плечами Велиар. — Но теперь где-то здесь.       Пришла пора удивляться Молоху.       — И как же ты его достал с кладбища? Там же…       — Договорился со Смертью. — Деловито пояснил Велиар, повязывая пояс Рейвену.       Это было выше понимания Молоха, единственное, в чём он укрепился, и что прочиталось в его бесхитростном лице: «Велиар и правда слишком опасный и могущественный соперник, от него нужно срочно избавиться!»       Больше мусолить эту тему не стали. Рейвен и Велиар до самого появления легионеров во главе с Бурром, вели себя крайне тихо и на удивление спокойно для тех, кого скоро представят пред лицом едва ли не самого ужасного в истории древнего Рима императора. Молох гадал, почему Локисор не появляется ему на глаза, но догадывался, что тот затеял свою игру у него за спиной. Что ж, пусть тешит больное самолюбие, пока сам Молох делает всё, чтобы оставить новоявленного родственничка и Велиара здесь. Навсегда. Велиару он больше не доверял, видя не только соперника за мировое господство, но прежде всего врага. Всё предельно ясно: Нерон сделает за него то, что он не может сам. Сперва отвлечёт внимание обоих, пока Молох запугает негодного Локисора и в удачный момент унесёт отсюда ноги, но покуда он здесь, Бык решил воспользоваться привилегиями и лишний раз унизить Велиара.       Адриан не пошёл с ними, он остался подле Верховной, что повелела ему не вмешиваться в дальнейший ход событий. Жрица проводила всех четверых, проурчав какую-то древнюю молитву на непонятном даже демонам языке, а Адриан успел дать Рейвену и Велиару пару дельных советов, дабы те не подвергли свои жизни опасности в силу горячности.       В этот раз их вели по освещённому июльским солнцем городу не как пленников или арестантов, а сопровождали, словно важных людей и гостей. Люди расступались пред их нескромной процессией из почти пятидесяти человек, глазели и оборачивались, шепчась между собой и гадая, кто же такие эти важные люди, что их сопровождает лично префект Бурр и его самые бравые воины?       Рейвен не узнавал город при свете дня, хотя какие-то далёкие отголоски расположения улиц и помогали ему ориентироваться. Он много раз видел древний Рим на картинках, однажды даже осилил нудную документалку, но то, что предстало его взору, оказалось и близко не таким, как представлялось. Он был потрясён до глубины души, насколько древний город походил на современный, пусть и не столь усовершенствованный, и модифицированный. Широкие, искусно сделанные дороги, искривлённые узкие улицы, огромные площади и здания, фонтаны, проспекты, общественные сады, по которым сновали толпы местных жителей и торговцев. Всевозможные лавки спорили между собой за внимание прохожих, лавочники сами зазывали к себе, пытаясь перекричать друг друга. Рейвен увидел даже стритфуд! Общественные бани, туалеты, шикарные виллы и маленькие домишки, стоящие кучно, словно вырастая друг на друге, статуи богов и легионеров, храмы, публичные дома, и снова толпы. Народу было столько, что порой, их процессии приходилось буквально протискиваться на узких улочках.       Как понял Рейвен, помимо официально зарегистрированных граждан в городе проживало огромное количество неучтённых рабов, сезонных рабочих из ближних провинций, а также мигрантов из стран, прилегающих к границам империи. Более бедные жилые районы простирались к западу от Тибра, а на южном холме «билось религиозное сердце города» — Капитолийский храм — символический центр Рима. На востоке виднелся Бычий форум с его величественными храмами, рыночными залами и памятниками, но несомненной жемчужиной города; в самом его центре, на месте, где по идее должен стоять нынешний Колизей, простирался гигантский дворцово-парковый комплекс Нерона, его «Золотой Дом».       — Ничего себе. — Рейвен раскрыл от удивления рот.       Прямо перед ними, украшенный золотом и драгоценными камнями, простирался необъятных размеров дворец с позолоченным куполом, вокруг которого были разбиты сады, посажены леса, в которых, как ему сказал Велиар, даже бродят дикие звери, засеяны луга, вырыты пруды. Взгляд поражало обилие зелени и дивной сельской природы, особенно необъятных размеров искусственный водоём, по которому скользили лодки и плавали лебеди.       Рейвен совершенно не помнил ничего об этом самом Нероне, но, глядя на все эти роскошества, сразу пришёл к одному-единственному выводу:       — У мужика явно не все дома. Он перекроил полгорода, чтобы компенсировать свои недостатки. Наверняка у него крошечный… — он недоговорил, его прервал суровый взгляд Молоха. — Ну, вы поняли, — оскалился Рейвен, подмигивая Велиару, уже любопытствуя увидеть этого человека воочию, чтоб убедиться в своей правоте. — «Наверняка он урод и импотент», — так решил про себя Рейвен.       Велиар же в это время вместо любований красотами и роскошью, к которым был неравнодушен, крепко задумался, что их ждёт. В Аду об этом человеке даже демоны говорили немало. Асмодей, к которому была определена грешная душа Нерона, иногда восхищался его адаптивностью и всерьёз подумывал о том, чтобы поставить его одним из своих демонических прислужников. К Асмодею попадали исключительные грешники, по деяниям превосходящие прочих людей в жестокости и извращённости. Из воспоминаний Мартти Велиар выудил довольно много нюансов об этом человеке, а также знал, что это лишь капля в море, за которую в Ад он бы просто так не загремел.       — Будь осторожен в словах, перед этим человеком. — Предупредил Велиар. — Он не так прост, как может показаться, и далеко не склонен прощать. — Серьёзное выражение лица Велиара, должно было повлиять на Рейвена.       — Да, мальчики, ведите себя прилежно, если хотите вернуться. Лучше подставить зад, чем лишиться жизни. — Хохотнул Молох, прислушиваясь к их разговору.       — Тогда подставлю ему твою. — Прошипел Велиар. — Сойдёт сразу за две. — Неприятная ухмылка пропала с лица Молоха в ту же секунду.       — Следи за своим языком, раб. — Ехидно подметил Молох.       Велиар сжал кулаки, последними силами сдерживая порыв искромсать Быка прямо здесь, на ступенях дворца, ведущих в зал приёмов. — «Месть будет сладка, главное — не спешить», — успокаивал себя Велиар.       Пред ними раскрыли массивные золотые двери и впустили внутрь. Обширный зал шумел музыкой и голосами, в основном вялыми и пьяными, пахло вином, по́том сотен людей, и ещё бог знает чем. Несмотря на раннее утро, во дворце кипела жизнь. Пир, начавшийся несколько дней назад, продолжался непрерывно по воле императора, так не любящего теперь всякое одиночество, ввергающее в уныние. Заметно было, что Бурру не нравилась такая обстановка, но он не мог, да и не хотел на это никак влиять, всё-таки ощущая вину за то, что поддался неразумному приказу Нерона, относительно участи Агриппины.       Вопреки ожиданиям процессии, императорский трон стоял пустым, их как будто бы не ждали, однако совсем скоро это заблуждение рассеялось, когда из гужбанящей толпы прямо к префекту под ноги вывалился пухлотелый детина, с золотым венком на рыжеволосой голове. Пьяный и явно невменяемый, он расхохотался и не сразу принял помощь своего наставника, чтобы встать, так как остальные его гости не спешили это делать, едва ли различая, кто перед ними. Когда же он встал на ноги, толстые, как две колонны, удерживающие хоть и молодое, но явно привыкшее к излишествам в еде тело, мутная серость его глаз определила свежие и незнакомые лица. Рыжие брови сдвинулись, потом снова разошлись, взгляд сфокусировался на префекте, склонившимся перед императором. По примеру заставили преклониться и остальную процессию. Велиар делал это крайне неохотно и буквально переступая через гордыню.       — Секст! — воскликнул Нерон и обнял своего верного префекта. — Ты наконец-то появился на моём пиру! Я сказал ведь, что он будет продолжаться до тех пор, пока со мной не выпьет мой префект! — Нерону вторили пьяные аплодисменты и поддакивания тех, кто ещё был в состоянии поднять руки или что-то промямлить.       — Мой император, я пришёл не пить. Я привёл гостя из далёкой империи, и вам должны были об этом сообщить. — Заметно было, что Сексту стыдно за воспитанника, и то в каком виде узрели его чужеземцы. Растерзанная, помятая и испачканная тога, моталась на одном лишь поясе Нерона, а его круглый живот вываливался, сотрясаясь при каждом шаге, как пудинг.       — Так пусть проходят! Вина ещё много! — отмахнулся Нерон. — Никто не встречает гостей так, как я! Пусть чустсв…чувстс…ют себя как дома! Дозволяю им брать всё и всех, кого пожелают, и да будут эти варвары, наконец-то уже счастливы, и отстанут от Нерона! — народ снова загудел в поддержку его слов.       — Луций. — Прошептал префект, притянув к себе Нерона за плечо. Только ему дозволялось подобное. Называть императора его детским именем, касаться его и чего-то требовать. — Разгони эту пьяную толпу немедленно и приведи себя в порядок, ты позоришься.       — Не-а, слово императора закон! — заулыбался пьяный детина. — Ты должен выпить со мной, и освободить меня от этой клятвы! И тогда пир закончится. — Он вырвался из хватки Бурра и заорал. — Кубок Геракла префекту!       — Это…император? — поразился Рейвен.       — Его так называют, — мрачно отозвался Велиар. Не то, чтобы вечеринка Нерона была ему не по нраву, но присутствовать на ней в качестве раба щемило его самолюбие.       В избалованном и инфантильном пузатом мужике, похожем скорее на хозяина трактира или банщика, Рейвен с трудом мог узреть великого человека, чьё имя пережило время, отпечатавшись навсегда на страницах мировой истории. Наблюдая за Нероном и Бурром, за присутствующими, что никак не реагировали на них, нефилим дико разочаровался. Он ждал чего-то… а чего он, собственно, ждал?! Всё именно так, как предупреждал их Адриан. За распущенностью и пьяным угаром скрывается убийца собственной матери.       Тем временем Бурру поднесли огромный кубок, что едва можно было удержать обеими руками. Чаша, размером с череп быка, доверху плескалась вином, однако легионер Бурр удержал её, а потом сделал несколько глотков, хоть и без удовольствия. Ему хотелось поскорее прекратить весь этот концерт.       — Какая сладкая мордашка. — Нерон подошёл-таки к своим гостям и не видя ни Молоха, ни Рейвена, обратился прямиком к Велиару, бесцеремонно подхватив гладко выбритый подбородок, заставляя того поднять на себя яркие синие глаза.       — Лапы убери, — шикнул Велиар, намереваясь применить волшебную силу своего убеждения, но оно не сработало. Даже радужки не подёрнулись привычным золотистым светом.       — Эти рабы — подарок вам, император, из очень дальних земель. — Поспешил обозначиться Молох, с удовольствием наблюдая унижение Велиара. — «Ему конец, здесь и останется. Без своей силы Велиар просто кукла».       — В моём вкусе. — Не спрашивая разрешения, а оно ему и не требовалось, император крепко поцеловал юнца пухлыми, лоснящимся губами, обдавая густым облаком смрадного дыхания и перегара. И эти запахи оказались последними и совсем кратковременными для Велиара, потому что он совершенно перестал их чувствовать, как и банальное прикосновение. Губы будто онемели. Однако физическая сила, превосходящая человеческую, позволила так откинуть императора, что тот сбил собой и Бурра, и Молоха, словно кегли, и теперь все трое ошарашенно валялись на полу, к радости самодовольно улыбающегося Рейвена, которого эдакое зрелище весьма позабавило.       — Так его! Вонючий кабан! — воскликнул он, чем заслужил суровый взор Бурра, тогда как Нерона подобное высказывание в свой адрес, казалось, ничуть не задело. Фривольности императора не знали преград, и Рейвен находился в одном крошечном шаге от того, чтобы вспыхнуть и спалить Нерона до костей, к чёртовой матери! Он чудом сдержался. Силы, пусть и потихоньку, но восстанавливались, но пока недостаточны, чтобы отстоять себя и Велиара. Время не пришло, да и предупреждение о том, что в прошлом ничего нельзя менять, иначе они могут застрять здесь навсегда, помогли стоически вытерпеть крепкий удар под дых от обозлённого Бурра, а потом легионеры скрутили обоих.       Даже до предела вывернутых за спину рук Велиар не ощутил. Он и не поморщился, выглядя скорее удивлённым. — «Со мной что-то происходит. Почему я ничего не ощущаю?!» — недоумевал он, меньше всего сейчас заботясь о лезвии, плотно прижатом к его горлу, в ожидании приказа императора убить дерзкого раба. Дальше — больше, вокруг поднялся гул и шум, но Велиар слышал его урывками, как будто кто-то периодически отключал ему слух. Видя, как Молох пытается также прочистить свои уши, озирается, раздувает ноздри в поисках запахов, Велиар всё понял. Времени у них осталось не так уж много.       Нерона подняли. Раскрасневшийся, он пыхтел, но непонятно от гнева ли. Глаза его горели неподдельным вниманием к Велиару.       — Какой могучий раб. Сильный, красивый и неукротимый. Он меня понимает? — поинтересовался Нерон у Бурра.       — Да, он знает язык, хоть и прескверно владеет им. Я советую тебе убить его, император, очевидно, что он дикий. — Выдал префект, оправляя свои доспехи.       — Согласен! — поддакнул Молох, и ему повезло, что в этот момент Велиар в очередной раз оглох.       — Эй ты! Сучий потрох! — продышавшись, рявкнул Рейвен. — Рот закрой, пока я тебя не… — Бурр повторил свой удар, и Рейвен, к удовольствию Молоха, тут же притих.       Нерон вновь подошёл к белокурому рабу, рассматривая его как диковинку, он приметил и второго, не менее занятного. Казалось, император даже немного протрезвел.       — Если бы Александр Македонский позволил убить непокорного коня, не испробовав укротить его, он не обрёл бы легендарного Буцефала, Секст. Эти жеребчики сначала будут объезжены мной, а потом я устрою грандиозное представление в цирке! О, этот белокурый Аполлон будет сражаться с тремя… нет! С четырьмя львами одновременно! Я облачу его в белоснежные доспехи! Как прекрасно будет алеть его кровь на них! — фантазии унесли внимание Нерона в мир грёз.       — Чудесная идея! — восторгался Молох. — А со вторым что?       — Урод. — Прошептал Велиар. Слух к нему вернулся, но теперь стало резко ухудшаться зрение. Всё вокруг помутнело, он различал только силуэты и жмурился.       — А второй будет биться с пантерами! Вот. А если они каким-то чудом выживут, то будут сражаться друг против друга! Вот моё слово! А теперь уведите их в комнату для игр, подготовьте, хорошенько помойте и натрите самым дорогим фимиамом из пота гладиаторов. От них веет цветами, а я хочу ощущать запах мужчин! И выгоните всех этих пьянчуг! Для них пир окончен! Секст, ты разделишь со мной забаву?       — Я слишком дряхлый для подобных затей, мой император. Предпочту вернуться домой, если позволишь.       — Ха! Да, старость — не в радость. Тогда этот твой… мой гость, — Нерон небрежно указал на Молоха.       — Да и я не так молод уже…       — Я сказал — ты будешь смотреть! — поднял голос Нерон. — А потом доложишь в своих землях, как понравился мне подарок твоего императора.       — С удовольствием! — поспешил ответить Молох, но тут же понял, что с наблюдением будут проблемы, ведь его зрение пошатнулось.       — Отведите и этого варвара. Я хочу сначала омыться.       Что было дальше Рейвен не помнил. Кажется, он ненадолго отключился, получив увесистую затрещину от осмелевшего Молоха, но когда снова открыл глаза, то сидел по пояс в горячей воде, усыпанной лепестками цветов, примостив голову на плечо Велиара. Оба почти голые, не считая отрезка ткани, обёрнутой вокруг бёдер. Прямо напротив вальяжно развалился Молох, раскинув руки по бортикам купальни, а по углам, уже погруженной в лёгкое марево полупрозрачного пара огромной комнаты, рассредоточились несколько крепышей без доспехов, но хорошо вооружённых. Как догадался Рейвен — это за ними приглядывают люди из свиты Бурра, значит, сбежать не получится.       — Вы два идиота, — ворчал Молох своим скрипучим басом, — из-за ваших глупостей мы имеем все шансы остаться здесь и превратиться в ничто! — он специально говорил на современном языке, чтобы воины не могли понять ни слова. По их непроницаемым лицам проскальзывало недоумение, но все же легионеры помалкивали.       — Ты! — взъелся Рейвен, подрываясь надавать Молоху тумаков, но быстро остыл. Болели рёбра. Бурр сломал одно? Он вернулся на место, сверля Быка испепеляющим взором. — Ещё раз посмеешь коснуться меня, и клянусь — останешься без рук и ног, причём я сожгу их, пока ты будешь в сознании.       — О, Велиар, ты дурно влияешь на нашего малыша. Он пристрастился к пыткам. Этот навык ему очень скоро пригодится, потому что после оргий с Нероном редко кто выживает. Но вам обоим должно понравиться. Уверен, вы прекрасно проведёте время, и не на что тут обижаться.       — Закрой свой рот.       — Ах, я же забыл, ты ж не в курсе, куда попал. Ты у нас необразованный неуч. Что ж, я просвещу тебя, малыш. Современники боялись Нерона пуще огня, а нынешние психиатры утверждают, что император — эпилептоидный психопат. Гонение на христиан — далеко не самое страшное, чем он прославился. Больше всего на свете Нерон любил две вещи: чужие страдания и секс. А если это можно совместить, то императора настигнет состояние самого настоящего экстаза. И как ты понял, его предпочтения не ограничиваются женщинами. Одним из наиболее любимых его занятий являются «животные оргии».       — Он спит с животными? — обалдел Рейвен.       — Нет. По сути, это что-то вроде ролевой игры, в которой Нерон исполняет роль хищника. Накидывает на плечи звериную шкуру и нападает на голых людей, привязанных к столбам. Полосует их когтями, кусает, выдирает ломти плоти и жестоко насилует.       — Каков затейник.       — Ещё одна необычная слабость Нерона — естественное освещение.       — Любит спать голышом в саду под луной? — предположил Рейвен.       — Не совсем. По его приказу кого-то из заключённых распинали на кресте, а потом густо обливали маслом и поджигали. Тот горел заживо, освещая сады, а Нерон прогуливался и наслаждался человеческими страданиями.       — Да он настоящий садист. — Рейвен лихорадочно сглотнул.       — Только дошло? Но это не всё, он ещё и мазохист.       — В чём это выражается?       — Он любит электрические ванны.       — Не понял. Электричества же тогда…ну в смысле сейчас нет.       — Всё просто. Нерон забирался в кадку с целой стаей рыб, испускающих электрические разряды такой силы, что на коже остаются ожоги. Тем не менее, после эдакого СПА император становился невероятно бодрым и полным сил.       — А он точно человек? — на всякий случай спросил Рейвен, начиная сомневаться.       Вопрос остался без ответа.       Велиар всё это время сидел, молча таращась в одну точку, и, хотя сейчас он прекрасно их слышал и видел, но не издавал ни звука.       — Велиар, а ты чего? — молчаливость одного из самых болтливых падших уже начинала тревожить Рейвена.       — БДСМ наклонности Нерона — это меньшее из того, что меня сейчас занимает, Пирожочек. В конце концов, я мог бы научить его куда более интересным вещам в этой стезе. — Монотонно произнёс он.       — А подробнее? — нахмурился Молох.       Вместо слов, Велиар взял одну из свечей, стоящих по периметру ванной, занёс ладонь над кончиком пляшущего пламени. Прошло несколько секунд, раздался неприятный запах палёной плоти и дымок плавящейся кожи, а Велиар даже не пискнул, при всей его нетерпимости к боли.       — Разве у тебя не проявилось ничего подобного? — деловито спросил он, наблюдая, как округлились глаза Молоха.       — Погоди. У меня были некоторые проблемы со слухом, да и запаха я почти не ощущал.       Велиар скептично изогнул брови.       — Это же ерунда? Побочка от перемещения, нет? — слишком повысил голос Молох, так что стража мигом навострилась. — Всё уже прошло. У меня всё в полном порядке.       — То есть твоя полупрозрачная нога в воде сойдёт за побочку? — хмыкнул Велиар. И только теперь Молох и Рейвен увидели то, на что всё это время с замиранием сердца смотрел Велиар.       — А! Что это?! — подскочил Молох, чем напугал всю стражу, но его нога тут же обрела прежнюю плотность.       — Сядь, дурачина. Ты же не хочешь, чтобы тебя убили, прежде чем сам исчезнешь. Хотя я не против.       — Исчезну?! Мы исчезаем? — зашипел Молох, усаживаясь обратно и нащупывая свою конечность, чтобы убедиться, что та на месте.       — Да, гений. Видимо, именно так этот временно-пространственный феномен и проявляется. Исчезают слух, зрение, тактильность, может быть и голос, а потом и плоть. Нас буквально стирает из этой реальности, как досадную ошибку в программе. Как там это называлось в будущем… Антивирус? Так вот, он начал работать. И у нас уже почти не осталось времени. Нужно придумать, как уйти отсюда максимально мирно, чтобы нас не убили по пути к Локисору.       «Нет, нет, я не исчезну», — глаза Молоха забегали в поисках решения.       — У меня напрочь пропал нюх и тактильность, я совершенно не владею своими прежними силами, они покинули меня. Периодически подводит зрение и слух. А ещё я больше не могу принять свой истинный облик, будто я человек. А что у тебя, кроме исчезающих ног?       — А этого мало что ли?! Какой у вас план? — раздражённо буркнул Молох.       — Что ты сказал? «У вас»? — прищурился Велиар.       Бык ухмыльнулся, встал из купальни, и рабыни его тут же обернули в тканевое полотенце.       — Именно. Я ведь не узник здесь и могу уйти в любое время.       — Ты теперь в одном с нами положении.       — О нет, Велиар. Вы рабы, которых вот-вот напичкают дрынами и бог весть чем ещё по самое не балуй, а я — почётный гость, который может отлучиться из дворца по очень важным делам, с обещанием прибыть вовремя. Так что…       — Да ты не бык, а крыса!       — Вы уж простите, друзья и родственнички, но «на войне, как на войне». — Пожал могучими плечами Молох и позволил облачить себя в тогу, но как только он направился к выходу, ему преградила путь стража.       — Вас сопроводят, когда все будут готовы. — Сообщил один из воинов. Велиар хохотнул, наслаждаясь выражением лица Быка. — Эй, я тут гость!       — Император приказал привести в игровую комнату троих, — жёстко пояснил страж, — и я приведу троих, потому что не хочу испытывать на себе его гнев, понятно, варвар? — кончик его копья уткнулся Молоху в грудь, и тот недовольно отошёл, слыша за спиной смех Велиара и Рейвена.       — Так какой у нас план? — пробасил Молох.       — О, прогресс, уже «мы», — ухмылялся нефилим.       — Выжить и улучить момент, — сухо процедил Велиар.       Когда они с Рейвеном вышли из воды, их отёрли, а потом обильно намазали чем-то похожим на обычный топлёный жир с мерзким и резким ароматом мускуса. Рейвена едва не вывернуло наизнанку. Запах оказался столь пронзительно-мерзким и густым, что буквально сбивал с ног. От него теперь разило не мытыми месяцами мужиками, и это было просто отвратительно! Велиар же порадовался, что совершенно ничего не чует.       Рабов не стали облачать в нормальную одежду, вместо этого на голые бёдра им навесили пояса с россыпью полудрагоценных камней, и полупрозрачной короткой юбкой, сквозь которую всё вполне явно и красноречиво просвечивало.       «Мне бы хоть каплю моих сил, одну крошечную капелюшечку… и это полностью изменит наше положение. Но откуда их взять, эти силы?» — размышлял Велиар, посматривая по сторонам, и на всякий случай запоминал ходы и расположение охраны: вдруг им удастся бежать. Мельком он пытался преобразовать свою ладонь, выпустить хотя бы когти, но ничего не получалось. Теперь тревога действительно стала им овладевать, он вдруг понял и ощутил, как чувствовал себя Мартти, будучи простым человеком в безумных, казалось бы, безвыходных обстоятельствах. — «Как же он с этим справлялся?!»       Их завели в просторную комнату, просторную, словно современный двухэтажный дом на большую семью, в которой, кроме огромной кровати было ещё множество непонятных приспособлений и механизмов, Велиару это напомнило красную комнату в доме на острове, вот только инструменты тут были измазаны в чужой крови и прочих жидкостях людей.       — Чёт мне всё это уже очень не нравится, — тихо произнёс Рейвен.       — Адская клоака! — воскликнул Молох.       — Может быть, у Нерона просто не было времени привести всё в порядок после прошлых игрищ. — Попытался успокоить себя Велиар.       — Ага, конечно.       — Если выйдете отсюда живыми, то я признаю, Велиар, что Асмодей вовсе не главный по всей этой фигне!       — Рей, — Велиар и не заметил, что обратился к Рейвену не в привычной манере, а скорее так, как обычно называл его Мартти, и тот сразу обратил на это внимание.       — М?       — Слушай сюда. — Велиар зашептал, пока Молох ходил по этому музею изврата, присматриваясь к деталям. — Мы не можем убить императора, чтобы не лишиться возможности вернуться, ведь неизвестно, как его смерть отразится на будущем. Если не будет подходящего момента сбежать в текущем времени, я возьму его пыл на себя.       — Ты в себе? Что за околесицу ты несёшь?!       — В любом случае я ничего не чувствую, просто подыгрывай мне.       — НЕТ! Я не стану участвовать в этой херне, и тебе не дам! — зашипел Рейвен, сжимая от гнева кулаки. Как только Велиар мог такое предлагать?!       — Мы должны зацепить его сознание так, чтобы не быть для него просто игрушками. Чтоб он нас по-настоящему желал, и ради этого был готов на многое.       — Ничего мы ему не должны!       — Нужно войти в его игру и захватить в ней главенство, и тогда он сам выведет нас отсюда. Я знаю, что ты не понимаешь, о чём я, но…       — Да, ты прав, я не понимаю! То, что ты предлагаешь — это полный бред!       — Прошу об одном — не зли его, не воспламеняйся, пока не наступит подходящий момент. И чтобы ни произошло, — Велиар улыбнулся, — не смей ревновать и злиться.       — К нему что ль? Пф!       — Я и не такое творил у тебя за спиной, Пирожочек.       — Обнадёжил, козёл. — Рейвен не злился на него, похождениях Велиара он давно пережил, но сейчас было совершенно иное, на кону не просто перепихон. Нерон — псих, а Велиар временно бессильный и хрупкий человек, сейчас он больше Мартти, чем Велиар, и Рейвен считал своим долгом встать на защиту не только его жизни, но и чести! В конце концов, теперь он принадлежит ему. — Обещаю, что не спалю его насмерть, но ничто не мешает мне оставить его, скажем, без рук или члена. Никто не расстроится, я уверен. В зале полно ламп, всего лишь надо подвести его к одной из них, и всё.       У Велиара, по сути, не было ни единого намёка на план. Да и не могло быть. Но ему так хотелось, чтобы его Пирожочек не боялся и верил в него, а ещё по возможности не попадался под горячую руку сумасшедшего императора.       Распахнулись двери, и вошёл Нерон. Лоснящийся от масел, абсолютно голый, если не считать пучка белоснежных сияющих перьев, болтающихся поверх его чресел, на манер диких племён Африки. И всё бы ничего, но вот только Велиар вдруг схватился за сердце, замирая как вкопанный. Молох изумился не меньше, он понял, что за оперение нацепил император.       — Я всегда знал, где место твоей благодати, Велиар, — шепнул он падшему.       В отличие от Молоха, Рейвен нисколько не удивился тому, что у такого влиятельного человека, как Нерон, могла оказаться благодать ангела, да ещё и не одна! Его посетила мысль, что им словно кто-то или что-то помогает. Сперва у Локисора проклюнулась новая способность, и благодаря этому они с Мартти, возможно, остались живы в той демонической заварухе. Потом им помог Адриан и его жрица, даже Смерть они миновали благополучно, а теперь это словно провиде́ние, перст судьбы, знак, помощь от… Бога? Мысль взволновала его и глубоко тронула. Не бывает сразу столько удачных совпадений. Или бывает?       — Фу, Велик. Больше никогда не прячь свои перья на земле, — тихо подсказал Рейвен изумлённому Велиару. — Видишь, что с ними делают? Если бы не наши чрезвычайные обстоятельства, я бы на твоём месте побрезговал их брать после него.       — Ничто не может запятнать благодать ангела, глупый. — Фыркнул Велиар, но на самом деле в этот момент он почувствовал, будто Нерон уже осквернил его куда хуже и глубже, чем можно было представить в самых изощрённых игрищах.       — О чём вы там шепчетесь? Говорите на моём языке! — гаркнул недовольно Нерон. — Ещё хоть слово на варварском, и вам отрежут языки. А мне бы не хотелось так скоро.       — Мы восторгались вашим нарядом. — Солгал Велиар, а самому было так тошно, что не описать. — Откуда у вас эти чудесные перья?       — Я император Римской империи, самый могущественный человек на земле! У меня есть всё! А чего пока нет — будет моим! Эти блестяшки привлекли тебя, или что-то под ними? — Нерон пошло облизнулся.       — Мне хочется прикоснуться. — Велиар вышел вперёд, ближе к Нерону. Зазывно покачивая стройными бёдрами и шелестя бусами из камней на них.       Рейвен скрипнул зубами, почти отвернулся, чтобы не видеть эту мерзость, но, с другой стороны, в нём взыграл интерес: как далеко Велиар зайдёт ради своих перьев, ведь теперь не нужно унижаться и ложиться под этого хряка, достаточно лишь забрать своё.       — Желаешь прикоснуться ко мне, жеребец? Сопротивляйся! Может, хочешь навредить мне? — Нерон забавлялся и распалялся одновременно. Он схватил со столешницы кожаный кнут и верёвку-аркан.       — Ты боишься меня, великий император?       — Нет! Я более опасный и дикий, чем ты, маленький Аполлон, а теперь вставай на колени и прикидывайся конём! Я тебя заарканю и усмирю!       Даже у Молоха подкатило к горлу. А Рейвен, как ни в чём не бывало, сложил руки на груди, готовясь увидеть интересное зрелище.       — Встань на четвереньки и беги от меня! — с нажимом приказал Нерон, сверля Велиара пламенеющими изнутри глазами.       «Это уже слишком, он и так непривлекателен мне, так ещё и унижаться… А если сделать один рывок, смогу уцепиться за перья?! Нужно просто прикоснуться. Главное — не схватиться за его мелкий стручок…», — подумалось Велиару, и он стал отсчитывать расстояние. Нужно лишь сделать несколько шагов.       — На колени! Ты конь! — заорал Нерон и пустил в ход длинную плеть, гулко ударившую по бедру Велиара. Кожа рассеклась красной полосой, но он не издал ни звука. Нерон не понял этого и ударил снова, посильнее. Теперь кровавая полоска прочертила по ноге Велиара, но вновь ни капли страданий. Ещё шаг, осторожно. — Тебе не больно?! — дивился Нерон, ничего не понимая.       Рейвен напрягся, но устоял на месте. Велиар управится сам.       — Нет. — Ласково произнёс Велиар, подкрадываясь к добыче, словно тигр.       — Так неинтересно!       — Хорошо. Ай, ай, мне так больно, император! Не бей меня! — заскулил Велиар, делая очередной шаг. Теперь он находился достаточно близко.       — На колени! — взревел Нерон.       И Велиар сделал вид, что подчинился. Ноги его напряглись, он сфокусировал взгляд на цели, ведь она его буквально звала, тревожила всё нутро, как истошный звон колокола. Прыжок, вытянутая рука, ладонь и…она стала исчезать в самый ответственный момент. К тому же Нерон оказался довольно проворным, он уклонился от нападения и хлестанул Велиара плетью по хребту.       Император громко расхохотался, смотря на скрюченного на полу раба, полагая, что тот заорал от боли. Но Велиар был в ужасе оттого, что видит пол сквозь кисть собственной руки, и не может ею ничего ухватить. Нерон этого не видел, раб оказался спиной к нему, и он не преминул накинуть на него аркан.       Ситуация осложнилась. Молоху вообще было плевать, он стоял в сторонке и помалкивал, делая вид, что всё, что здесь происходит, его никоим образом не касается. От него помощи можно не ждать. Как всегда, думает лишь о своей шкуре. Рейвен решил отвлечь внимание Нерона. Он точно сможет забрать чёртовы перья, но и без того неприятное лицо Нерона вдруг перекосило бешенством, словно в его голове кто-то нажал переключатель, и он превратился из игривого садиста в хищника, жаждущего крови. Император замахнулся, чтобы ударить Велиара плетью по лицу, грозя рассечь его до кости. Рейвен расчехлил крылья. Они ещё не зажили, а потому каждое движение причиняло боль, но вполне терпимую. С лёгким шелестом его большие чёрные крылья рывком разошлись в разные стороны, утыкаясь в стоящую подле него охрану, сбивая их с ног прямо так, в полной амуниции. Занесённая плеть вдруг вспыхнула и рассыпалась в руке у императора прежде, чем обрушиться на Велиара, усеяв того только горсткой пепла.       Охрана попятилась, а когда бывалые воины-легионеры узрели Рейвена во всей красе, с горящими огнём глазами, распахнутыми могучими крыльями и полыхающими ладонями, то один за другим покидали копья, гладиусы, поснимали шлемы и посыпались на пол, преклоняя головы.       — О, великий Меркурий!       — Великий Меркурий — вестник богов, податель сновидений и проводник умерших! — с благоговением лепетали воины.       Нерон замер, не понимая, что сейчас произошло. Он растёр в руках остатки пепла и обернулся, выпучивая и без того распахнутые и стеклянные от ярости глаза.       — Не смей бить его! — как можно более величаво прогремел Рейвен, или мой гнев падёт на тебя! Я сожгу тебя дотла, поганый червь!       Велиар использовал момент замешательства, чтобы ухватить перья, но призрачные кисти обеих рук просто проходили сквозь них и плоть до смерти перепуганного Нерона.       Молох решил — это шанс! Какая разница, чья благодать, и на чьём хозяйстве мотается, когда это возможность пополнить силы и выбраться отсюда! И почему он сразу не подумал?! Бык дёрнулся в сторону застывшего, словно каменное изваяние, Нерона.       — Нет! Они мои! — взревел Велиар, когда коварный Молох легко сорвал пернатую благодать с жалобно пискнувшего императора. Рейвен тоже не успел опередить Быка, тот стоял к Нерону ближе.       — Это не твоё, не смей!       — Тогда заберите их! — посмеялся Молох, помахав перьями перед лицом падшего. Он надеялся впитать божественную искру, но та оставалась лишь переливающимися перьями в его грубых лапах, и не происходило ровным счётом ничего.       — Я же сказал, они мои. — Велиар поднялся на ноги, в это мгновение перья выпали из рук Молоха, которые, в свою очередь, тоже стали превращаться в бесплотные.       — К-кто вы такие?! — Нерон отпрянул от неведомых существ.       — Боги, тупое ты животное. — Раздражённо кинул Велиар. — Ты немедленно прикажешь отпустить нас, иначе Меркурий всё здесь спалит к чертям!       — К кому? — не понял Нерон.       — Ещё узнаёшь. — Вздохнул Молох. — Встретишься заодно со своей мамашей.       — Мама?! Это мамочка вас послала ко мне?! — Нерон схватился за рыжую шевелюру. В таком ужасе императора ещё никто не видел. — Я не хотел её убивать! Мамочка!       — Пшёл с дороги! — презрительно кинул Молох и отпихнул плечом императора. — Вы как хотите, а я намерен побыстрее добраться к Локисору. — Он решительно поспешил на выход меж расступившимися стражниками, ползающими в ногах, не смея поднять глаз.       — Стой, скотина! — окликнул его Рейвен, порываясь задержать, но вместо этого обернулся на Велиара. Молох скрылся за дверью, а он поспешил к падшему. — Ты в порядке?       — Пожалуйста, забери их. — Попросил Велиар, кивая Рейвену на перья, сиротливо валяющиеся на полу.       Рейвен наклонился за ними, но едва прикоснувшись к их бесконечной мягкости и лёгкости, почувствовал, как под ладонью разливается уже знакомое тягучее и уютное тепло, расползающееся по всему телу волной восторга и благоговения. Пульсирующее радужное сияние, перетекающее от кончиков пальцев в кисть, устремляющееся выше, по предплечью и замирающее в груди, как будто он даже слышал чей-то сладкий шёпот и потом наступила полная эйфория.       — Взять их! Распять Меркурия, Аполлона и того страшного борова! ВЗЯ-Я-Я-ТЬ! — срывая голос до хрипа, истошно заорал вдруг Нерон, но озадаченная стража не посмела подчиниться такому приказу. Шутка ли, прогневить богов!       Тогда Нерон схватил копьё, что лежало на полу подле распластавшихся ниц воинов. Набычившись и ощетинившись, словно дикий зверь, он пошёл на Велиара и Рейвена.       — Я здесь бог! Я закон! Это всё моё! — орал он. — Вы принадлежите мне! Боги принадлежат мне!       Рейвен подхватил Велиара под не успевшие исчезнуть локти и отдёрнул назад, чтобы острие копья, резко выставленного Нероном, не попало в него. Велиар старался не паниковать, но чем выше ползла по его рукам наступающая бесплотность, тем беспомощней себя ощущал. А не было ничего более пугающего для этого падшего, чем перестать существовать, так нелепо и глупо попасть в ловушку какого-то Времени. Смерть плоти, которой зачастую боятся люди, для Велиара ничто, была ничем, по сравнению с таким финалом. Им с Молохом грозил бесконечный и бессмысленный бег по кругу от тюрьмы Ада до абсолютной смерти.       А Рейвен тащил его к дверям, спотыкаясь о не смеющих подняться легионеров, однако несколько воинов всё же присоединились к императору, и воодушевлённый этим фактом, Нерон бесновался сильнее, наступая на свою добычу, чуя запах крови!       — Назад! Все назад! — Рейвен готов был биться со всеми в одиночку, но боялся, что отвлечённый битвой, он не уследит за Велиаром и тот непременно пострадает. Да и времени на бой у них совсем не оставалось, надо было немедленно бежать в храм Аполлона, к Локисору и опередить Молоха, пока Велиар не исчез полностью!       Чтоб воины и Нерон не смогли их преследовать, Рейвен пнул одну из масленых чаш, стоявших на высоких постаментах у самого выхода, и та опрокинулась, выливая содержимое, очерчивая огненной полосой гладь мраморного пола между ними и Нероном.       — Никчёмный ублюдок! — с досады крикнул Рейвен. Как же ему хотелось причинить этому человеку боль! Он вспомнил, что говорил ему о Нероне Мартти. — Ты кончишь свой путь как жалкий пёс, гонимый собственным народом, — выплюнул он в лицо Нерона эти горькие слова. — Ты сдохнешь в одиночестве и отчаянии, а потомки запомнят тебя не как славного и великого императора, а как морального урода и убийцу, погубившего тысячи душ. Помяни моё слово!       Нерон замер, огорошенный эдаким пророчеством, совершенно не вяжущимся в его понимании с его безграничным величием и властью. Сам не зная отчего он поверил этим словам, они задели за живое. Рейвен не стал больше медлить, а выволок Велиара за дверь и сиганул в первое же попавшееся окно. Лететь не получилось, но они смогли хотя бы недолго парить, чтобы мягко опуститься наземь.       — Велик! Велик! — звал Рейвен, когда они покидали пределы Золотого дворца Нерона. Бледное лицо демона и отсутствующий взор пугали Рейвена. — Пожалуйста, не молчи!       «Ты близок ко мне! Смертный…почти не существующий», — крутился холодный шёпот Смерти в голове Велиара. Им никто не мешал и не задерживал просто потому, что в этот момент обезумевший император схватил факел и с криками и неразборчивыми воплями стал поджигать собственный дом. Пламя расходилось быстро, охотно, никто не мог остановить его, рабы не успевали таскать воду и гибли в дыму и огне. Сам император в том же безумном угаре вскочил на коня прямо так, в чём мать родила, и помчался с факелом вдоль улиц Рима, по пути поджигая всё, что попадалось ему на глаза. Он сыпал проклятия на свой народ, обвинял их в собственных грехах и мчался дальше и дальше, пока, наконец, не покинул город.       Вечный Рим полыхал как огромный факел, наполненный криками и хаосом, когда Рейвен и Велиар вбежали в храм Аполлона, чудом не тронутый пламенем, так как находился на высоком холме.       Демон уже ощущал леденящий холод Смерти, сковывавший сердце. Люди, мельтешащие вокруг, принимали лики мертвецов, а разум отказывался слушаться, вгоняя его в неописуемый ужас, так, что Рейвену приходилось буквально тащить его за собой силком. Молох уже был здесь и Рейвен накинулся на него с обвинениями, но Адриан остановил его.       — Теперь не время, усмири свой гнев, — он лишь коснулся плеча разгорячённого Рейвена, как тот сразу успокоился, перестав часто дышать.       — Локисор! — ревел Молох, не менее напуганный и обескураженный происходящим. Уже в храме его зрение полностью отказало, он слышал только звуки, и некому было помочь, кроме Адриана и Цецилии. Они впустили беглецов в святая святых и закрыли массивные каменные двери. Молох метался из стороны в сторону, ощупывая руками стены и продолжая взывать к Локисору. Велиар в полном оцепенении видел приближающихся мертвецов, как недавно на кладбище, и не внимал ничему, кроме хриплого зова.       — Она здесь! Рей, это Смерть, она пришла за мной! — попытки покрепче ухватиться за нефилима были тщетны. Призрачные руки просто проходили сквозь него. Адриан, как мог пытался успокоить всех, а по бледному лицу Цецилии катились слёзы, оттого, что она видела в будущем этой троицы и Рима, своего народа. И вот тут-то и появился долгожданный Локисор. Он не спешил, и, по всей видимости, даже не собирался. Вполне отдохнувший, он не без наслаждения и интереса смотрел, как Молох в своей слепоте верещит как малое дитя, и даже не видит, что тело его наполовину стало почти неразличимо в материальном мире.       — Перенеси нас отсюда, самое время уносить ноги! — попросил Рейвен, но Локисор, уже сообразив, что может легко избавиться не только от Молоха, но и от нового «друга» и вероятного хозяина — Велиара, что никогда ему не нравился, решил, что настал его звёздный час.       — Нет. Я уйду один. А вы все останетесь тут.       — Но ты обещал! — крикнул Рейвен.       — Мало ли что я кому обещал. Я демон, а значит, никому ничего не должен.       — Скотина! Тварь! — рычал обманутый Молох. — Да как ты смеешь?! Я твой хозяин!       — Отныне каждый сам за себя, хозяева. Счастливо оставаться! — с ехидной улыбкой, Локисор отшагнул назад, и его словно дёрнуло в пространстве, и силуэт просто растворился.       — НЕ-Е-Ет! — ревел Молох, уже поняв, что только что произошло. Это был единственный шанс, и он его упустил!       — Это конец. — Обречённым шёпотом произнёс Велиар. На его лице появилась странная острая ухмылка, показавшейся Рейвену дьявольской.       — Не сдавайся! Держись! — Рейвен обнял его, словно заботливая мать. Он постарался отдать ему все свои силы и передать благодать, но канал никак не мог найти у Велиара внутренний источник жизненной силы. Его искра стала столь хрупка, что едва тлела и уже не принимала помощи. Это было всё равно, что пытаться лить воду сквозь стекло.       — Я не хочу умирать! Не хочу! — кричал истошно Бык, потеряв теперь не только зрение, но и слух, а когда звуки его воплей прекратились, стало понятно, что он лишился ещё и голоса.       Адриан метался от одного к другому, не зная, чем помочь; в конце концов, он обнял Цецилию, ведь им больше ничего не оставалось, кроме как наблюдать конец далёкого будущего. Видения Девы, врывавшиеся в её разум беспорядочно и хаотично, давно показали ей, что пожар в Риме далеко не самое страшное, что ожидало их мир. Она видела, как в далёком будущем, откуда пришли эти создания, всё также полыхает огнём, всюду разрушение и смерть только потому, что чужаки не вернулись в своё время. Жрица рыдала, не в силах облечь пророчества в понятные слова, укрывшись в чутких и нежных объятьях возлюбленного.       От Молоха уже мало что осталось, он почти полностью превратился в едва различимого призрака. Затих и Велиар в руках Рейвена, которые теперь могли держать только его голову, ведь всё остальное стремительно исчезало.       — Как всё бессмысленно, — прошептал Велиар, смотря куда-то сквозь обеспокоенное и залитое слезами лицо Рейвена. — Я ведь мог сделать больше. — Рейвен что-то говорил ему, но он его уже не слышал.       — «В каждом движении, слове и мысли живых всегда есть смысл. У каждого своя судьба. Он, — Смерть стояла прямо за Рейвеном, нависая над ним глубоким скрюченным стариком и указывая на почти стёртый образ Молоха, — исполнил своё предназначение и теперь освободиться, вернётся к исходной точке в Источник Всего, к вашему родителю. Они, — Смерть указала на Адриана и Цецилию, — теперь тоже могут исполнить то, что им предначертано, и в том есть и твоя заслуга. Разве этого недостаточно?»       Никто не видел и не слышал Смерть, кроме Велиара, едва различающего мутнеющие образы, и, казалось, говорит с пустотой.       — Но, когда пали, мы отреклись от предназначения, — еде прошептал Велиар, не слыша, как Рейвен зовёт его и пытается отвлечь от предсмертного бреда.       — «Нет, тогда вы только вступили на свой путь, Агиэль», — тихо и хрипло посмеялся старик. — «Ах, падшие, глупые дети».       — А Рей? А Люцифер? Что будет с ними?       — «О, я не оракул, Агриэль, и не предсказываю будущее, не храню прошлое. Для меня нет Времени. Это всё ваши игрушки. Я лишь нахожусь там, где мне должно быть».       — Значит, всё? Ты заберёшь меня, и я вернусь к Создателю? — Велиар охотно протянул руку к Смерти, прямо сквозь Рейвена, но старик отошёл, морщинисто улыбнулся и проследовал к тому, что когда-то звалось Молох — полупрозрачный тёмный сгусток, скорее отпечаток, чем нечто существующее.       — «Я не знаю, попадёшь ли ты к Создателю, Агриэль, но сегодня я пришло не за тобой», — старик бережно собрал костлявой рукой тёмный комочек, оставшийся от Молоха, и спрятал в недрах своего потрёпанного плаща. На мгновение Велиару показалось, что под этой хламидой у старика вовсе нет тела, внутри зияла необъятная вселенная с миллиардами звёзд.       — А как же я? — возмутился Велиар, уже готовый к блаженному вознесению.       — «Ты сказал, что мог бы сделать больше. Так делай», — старик показал снова за спину Рейвена и исчез.       В это самое мгновение, там, куда указала Смерть, вновь появился Локисор. Взволнованный, взъерошенный и буквально оголтелый, он ухватил Рейвена за плечо и Велиара за то, что ещё оставалось — макушку головы, и ничего не объясняя, забрал их с собой, вновь исчезая.       Прямо перед этим, Рейвен поймал взгляд добрых глаз Адриана и услышал в голове его стремительно удаляющийся голос:       «— Береги себя. Ты куда лучше, чем думаешь. Не вини себя за прошлое, смело ступай в будущее. Ведь ты прекрасен, и пришёл в этот мир не разрушать, а созидать. Даже демон подле тебя вновь ощутил любовь! Так что иди за своей звездой…»       В храме, среди дымящихся стен, некоторое время оставались только Адриан и Цецилия. Рим горел несколько дней подряд. Нерон вскоре покончил с собой, гонимый своим же народом. Адриан и Цецилия собрали под крышей храма всех, кто остался без дома. Они продолжили нести учение Иисуса в массы, и однажды, спустя несколько веков, Адриан назовёт центр их учения — Ватиканом. На склоне длинной жизни он передаст его в руки людей в надежде, что те продолжат нести любовь и свет в мир. Передал он и своё изобретение, сделанное из загадочного кристалла, найденного им в подземной пещере, которое поможет людям видеть истинных посланников Господа и тем самым различать их среди мошенников и шарлатанов. «Зеркало Ангела» — так в итоге его назвали.