Иная судьба

Бессмертная дёргается в попытке вырвать свою руку из смертельного захвата Цзиня — для демона смертельного — однако он не отпускает, будто серьёзно намеревается оставить её одну с чувством вины за этот необдуманный порыв. Преобразовавшийся силой одной только мысли артефакт говорит ей, что серьёзный урон возможно нанести, и шанс этот упускать нельзя, подначивает её чувство мести к демонам, за которое расплатится Цзинь, если продолжит оказывать давление на неё. Но, в конце концов, дав демону пощёчину, Сусу удаётся избежать непоправимого. Она разгорается истеричной тирадой, смешанной с пробившимися из нутра слезами из-за того, что этот демон её ещё глупой постоянно называет, а сам-то, оказывается, вообще думательного органа лишён, так подставляться. Отозвав Чунъюй, начинает активно колошматить не сопротивляющегося Цзиня в грудь, обвиняя в неразумности его действия и попутно сыпля проклятия в адрес всех демонов, которые для неё теперь чуть ли не все поголовно лживые твари. Ведь её принудили думать, что её мать — обычная бессмертная, которая бросила Сусу, но всё оказалось совсем не так! Её мать — Великая богиня-феникс, и сама девушка тоже феникс. Матушка в жизни бы не оставила Сусу, она любила её и нарушила Небесные законы, чтобы у Сусу появился шанс. Бессмертной так горько знать, на что ради неё пошла мама, только бы она могла жить. Девушка уже перестаёт разбирать сумбур своих мыслей, как и речь не поспевает за ними, становясь невнятной и абсолютно непонятной, больше похожей на поток каких-то звуков, которые смешиваются с безостановочным рыданием. Она просто сдаётся, припадая на грудь поваленного ею в буйстве демона, сотрясаясь из-за сдавившего её горя от навалившейся правды. И легче не становится, когда она чувствует, как руки демона обнимают, прижимая к себе сильнее. Ему просто не может быть её жаль! Он такой же, как и её отец! Нет, тот демон не более, чем Князь Тьмы, и ему власть дороже чувств, а сила ценнее, чем дочь. И Ди Мянь, и Цзинь — оба слуги Дьявольского Бога. Но стоит ли винить только лишь Владыку демонов, или же настоящий виновник трагедии Чу Хуан — это Ди Мянь, который даже и не пытался помочь той, кого возможно когда-то любил. Сусу не поквитаться с Дьяволом за смерть матери, да и как она может, пусть и ради какой-то забавы, но именно по воли тёмного бога она живёт, а значит все жертвы Чу Хуан, сделанные ради Сусу, не кажутся напрасными. Дьявол почему-то сохранил жизнь бессмертной. Но с Князем Тьмы она вполне может свести счёты, отомстив, и та часть её души, которую Сусу так боялась, невольно показала ей как это возможно сделать и стать сильнее за короткий срок. Она всё та же Сусу, которой жаль живых существ, которая верит, что у каждого может быть шанс, но отныне она ещё и чёрный феникс… Бессмертная страшилась саму себя или того, что она может сделать, когда примирится с поглощённой ею сущностью и узнает правду? Ей ни в коем случае нельзя допускать того, чтобы её жизнь кончилась глупо и напрасно. Но какова вообще цель её существования, Сусу ни разу не задумывалась об этом. Неужели лишь для того, чтобы бог в золотой маске потешался над её жалкими потугами к жизни, даруя ей ложное чувство свободы от удушающих нутро оков Пустынной Бездны? Когда смеркается и первые звёзды проявляют свой далёкий свет на небосводе, только тогда Сусу более-менее успокаивается. Всё это время демон обнимает её и позволяет быть себе её «носовым платком». И этот его жест совсем не радует Сусу, ведь она отчётливо понимает теперь, что ничего искреннего по отношению к ней в Цзине нет и никогда не было, но так хочется верить, что он не только исполняет приказ. Как бы сейчас она не была зла, а сердце предательски ноет и чувствует, что может простить. Ненависть в её сердце никогда не позволит себе быть сильнее чувств к нему. Это и есть любовь? — Можешь сказать ему, что я тебя раскусила и больше не желаю видеть… — отстраняется девушка от демона, присаживаясь к нему спиной. Сусу вытирает ладонями лицо, вздыхая: будто бы её желания учитываются… Но попытаться всё же стоит, всё-таки не так «весело» наблюдать за ней, когда она уже знает истину дьявольского слуги. — Что? — улавливает она недоумение в голосе демона. — Твоя истинная форма говорит сама за себя. Краснопёрый ворон… Дьявольский Бог — та сила, которая берегла меня в Пустынной Бездне, теперь я это чётко осознаю. Маленькой светлой сущности не выжить в этом месте без сильной защиты со стороны. Но как только появился ты, Владыка перестал обращать на меня внимание и именно ты стал оберегать меня от всех проблем за него. Он тебе приказал, видимо, в качестве искупления за прошлое предательство. Ты — демон высшего порядка, но тебя лишили силы, а потому тот мальчик, который спас меня когда-то, твоя низшая форма для сохранения энергии и начало твоей реабилитации… Должно быть, это унизительно для тебя приглядывать за мной? — Сусу… — он разворачивает её к себе, держа за предплечья и довольно сильно их сжимает. — Теперь понятно, почему ты совсем не опасался ту богиню, заботой обо мне ты возвращал свою прежнюю власть и силу. Не знаю, насколько ты когда-то был силён, но, вероятно, она не такая уж и угроза для Вестника Смерти. Но прости, если не дам тебе полностью вернуть могущество — мне причиняет боль то, что рядом находится тот, кто меня терпеть не может, — говорит всё это, а в глаза смотреть не смеет. На самом деле ей хотелось бы быть кем-то большим для него, а не просто заданием, но, видимо, Сусу достаточно радоваться и тому, что она жива. Иного она не заслуживает. Поглотившая чужую жизнь ещё до своего рождения просто не удостоится и толики счастья — такой у неё должна быть карма. — Что ты несёшь? — Цзинь кажется удивлён, но Сусу продолжает держать голову опущенной. «Уходи!» — кричит её разум. «Останься…» — молит сердце. Девушка убирает руки демона от себя, и встаёт. Нужно возвращаться в деревню племени… Только она убежала очень далеко и не видит, где та находится, не знает, какое направление ей нужно выбрать. — Проводи меня, а потом мы расстанемся, — позволяет себе последнюю наглость в отношении… Друга? Врага? Или того, по кому будет ныть её сердце? — Ты головой ударилась? — он возникает перед ней, обхватывая пальцами подбородок, намереваясь насильно заставить смотреть на него, но бессмертная упирается. — Или это влияние этой ведьмы, что засела тут? — отпуская подбородок, уступает упрямству девушки и тычет в лобную метку. — А разве я не права? — Сусу чувствует, что он злится, но посмотреть на демона всё так же не осмеливается, покорно принимая эту его излюбленную манеру доставания её метки на лбу. — Не твои соплеменники загнали мою маму и довели её до отчаянья, не Владыка покончил с ней? Ди Мянь не мог её убить, ранить, возможно, но убить — не его уровень… Или моя мама где-то в плену, на самом дне Бездны, куда даже отчаянные демоны боятся ступить? Нет, я не настолько наивна. Её пришли убивать, а не захватывать! И ты всегда знал кто она и кто я на самом деле, но молчал… Ты поддерживал всеобщую ложь! — Не придумывай лишнего! И так фантазия чересчур богатая. — Лишнего? А что не так? Или это моя фантазия показала мне маму? Или не ты краснопёрый ворон, и мне всё показалось? Тёмный феникс сказала мне держаться от тебя подальше, а кто я такая, чтобы игнорировать напутствие духа исчезнувшей богини? Заодно и тебе жизнь облегчаю, а то, наверное, сложно возиться с бессмертной, с точно такой же сущностью, из-за которой и случился твой крах! Теперь я понимаю, что значат «годы наблюдений» из твоих уст, из-за неё. Ты хотя бы её любил? Девушка вскрикивает, когда демон грубо хватает её, всё же вынуждая смотреть на него, в его впивающийся взгляд, который, кажется, не сулит ничего хорошего. Но почему он злится, когда это она должна быть в бешенстве за то, что ей нагло лгали? Она неплохо держится, но корить себя стоит за то, что привязалась к нему и не может теперь ненавидеть за обман, который он поддерживал все эти годы. «Лжец и обманщик, если будешь с ним, то рано или поздно умрёшь. Не смей любить его и держись подальше», — тёмный феникс её души дала напутствие, прежде чем окончательно стать частью неё. Она права, но… — Ничего ты не знаешь, Бедствие… — Цзинь закрывает глаза, будто силясь перебороть свою злость на неё и ослабляет хватку, прижимая к себе. — Даже не смей упоминать этого ворона более. Я — не он… — шепчет на ухо. — И хорошенько подумай, что бы изменилось, если бы ты знала о матери. К тебе бы относились лучше? Нет. Ты была бы сильнее? Нет. Всё шло бы точно так же, как и шло, только ты была бы куда несчастней. Пойми, ничего уже не изменить. Ты злишься, и это нормально, но не позволяй этой злости себя одурачить и затуманить рассудок. Поверь, я знаю о чём прошу, — спокойно говорит ей. — Я могу уйти, я хочу уйти, но я всё ещё тут… — Потому что я твоё задание… — Я же сказал, что ничего общего не имею с этим глупцом! — чуть повышает голос. — У него всё было… — слышится оттенок горечи в этих словах. — Да даже если так, ты всё равно ему служишь! — не умоляет своей убеждённости бессмертная. И ведь не может быть чего-то иного для неё. — Ни у кого нет надо мной власти, чтобы вынудить служить! — уж очень уверенно это говорит, но Сусу отчаянно смеётся. — Ты глупец, раз так считаешь. Теперь его очередь рассмеяться и от этого смеха тело девушки мурашками покрывается, но не из-за того, что страшится тёмных оттенков, которые преобладают, скорее он будоражит нечто в глубинах её двойственной души и привлекает. «Не нужно, не разубеждай меня в моей уверенности… Я же и так завишу от тебя», — молит про себя девушка, ощутившая себя мотыльком летящим в огонь. Как же так, что в нём за власть крушить её, казалось бы, нерушимую мгновения назад волю и убеждения? — Возможно, я и глупец, — ей становится всё жарче от его шепота, который откликается во всём теле. — Я действительно поступил очень странно, подставив тебе сердце. Знала бы ты, что оно значит для меня… Никто не был так к нему близко, как ты. — Цзинь, — она отстраняется от демона на удивление легко, словно он никогда не удерживал её, но не решается озвучить свои мысли, а они таковы, что в его словах она слышит для себя надежду в том, что на самом деле вовсе не безразлична ему, а он, наверное, ничего не смыслит в признаниях или же боится потерять свою демонскую гордость, если скажет прямо о чувствах к бессмертной, поэтому намекает ей, как может. Но его же словами она — фантазёрка, ей удобно думать в желанном для неё русле, а вывод может оказаться неверным. — Кто ты для меня на самом деле? — его прохладная ладонь касается её щеки, он слишком близко, а взгляд, который она ловит, словно гипнотизирует. Мотылёк сгорит, если залетит в огонь, а феникс? Сусу смущена и щёки пылают, хочется всё свалить на стыд от того, что чуть не применила против него Чунъюй, но нет же — это смущение иного рода. Кто она для него? Почему он спрашивает, Сусу точно не даст ответа, а он для неё — всё, и если предаст, то доверчивое сердце осыплется осколками на землю. Глупая, она уже давно в огне, а Цзинь только сильнее его разжигает, приходя к ней раз за разом, когда Сусу нуждается, оставаясь с ней. Разум твердит, что она дура, а сердце: «Ну и пусть!», его же доверчивость уничтожат. Хочется, чтобы время остановилось, потому что он впервые кажется ей открытым, и оттого это мгновение для бессмертной бесценно. Но ей ничего лучше в голову не приходит, чем «сбежать», отойдя от демона, и взглядом начать искать хоть какой-то признак деревни. «Поздравляю, Сусу, может ещё пара тысяч лет, и вы сдвинетесь с мёртвой точки, и ты хотя бы скажешь, что он сволочь, но всё равно тебе нравится…» — шпыняет себя мысленно. — Я, кажется, голодна… — с таким подходом проще сразу стукнуть очень сильно голову о камень, а потом сказать, что ничего не помнит. — Кстати, а что едят вороны? — ох, как же по-идиотски она себя ощущает. Чуть не убила, побила кулачками, омыла своими слезами, почти прогнала, простила и поверила, что он к ней неравнодушен. Пянь Жань бы точно пальцем у виска покрутила, приговаривая с ехидным издевательством, что упущен момент такого симпатичного демона приласкать при свете звёзд. — Души разумных существ, то есть тебе опасаться нечего, — ну вот, уже больше похоже на её Цзиня. «Н-да, Сусу, ты просто трусиха, даром, что дух древнего феникса поглотила… Смелости как не было, так и нет», — думает про себя и ей руку подаёт, из-за чего бессмертная хмурится, не понимая этого жеста. — Что? Я уже нагулялся, ногами не пойду, — ах, он хочет её перенести… Глупо лыбится и вкладывает свою ладонь в его, чтобы через мгновение заголосить на всю округу. — Цзинь, ты совсем?! — на языке вертится очень не хорошее слово на диалекте низших демонов, но девушка одергивает себя, проглатывая ругательство. Он ничего лучше не придумал, чем переместить их в загон с гусями! Да он её прям до ненависти любит! — Мне просто любопытно стало, как теперь поживает твой страх. Вопишь, по крайней мере, так же громко… — потирает он ухо, морщась. — Это! Гуси! — рычит девушка, пробираясь к выходу из загона с этими пернатыми демонами, отшатываясь от обалдевшей и потревоженной домашней птицы, шипящей и гогочущей на них. — От этих бы и сам Дьявольский Бог удирал! — А… — будто силится возразить, но забрасывает это дело. — Не знал, — улыбается мужчина, хмыкнув под ворчание Сусу. Гуси-то даже не подходят к нему, толкают друг друга, забиваясь в угол от безысходности.

***

Проклятый демон-лис, как же он уже надоел! Но в этот раз он не собирается отступать, слова на него не действуют, а силы у них всё же не равны. Пянь Жань остаётся лишь убегать и прятаться. Вот что он к ней прицепился? Один раз она только взглянула на него, а тот уже надумал себе и во что бы то ни стало вознамерился сделать своей. Если ему так хочется лисят, то пусть донимает других лисичек с этим, а Пянь Жань не хочет терять свою свободу, она слишком молода, да и не нравится демонице этот лис. Скорее он ей противен, но и это ему неважно, только маниакальное желание обладать и плевать на чувства. Такое бывает у лисов, но такие пары, как правило, плохо кончают. Демон в таких союзах сходит с ума от постоянного чувства ревности, ведь не привязанная чувствами лисица может подарить свою благосклонность любому, наплевав на свою пару. Поэтому лисицы чаще всего оказываются подневольными в норе лиса и существуют лишь за счёт его подачек. Их лишают главного — света Луны, а именно в полнолуние лисьи демоны подчерпывают силу и лучше всего совершенствуются. Конец у таких лисиц всегда один — они стареют и умирают. И вот Пянь Жань совсем не хочется становиться одной из этих несчастных. Демоница уверена, что лис похоронит её в своей тёмной норе сразу после столь желанной им свадьбы, и даже мать с отцом ничего не сделают, чтобы ей помочь. Будет она там рожать лисят и сдохнет в муках постаревшей уродиной. Конечно, демон не признается ей в этих планах открыто, но женская интуиция подсказывает, что именно эту участь ей стоит ожидать, если он её захватит. Он не скрывает, что вознамерился силой её принудить к браку с ним, только ещё вид делает, что в норе запирать не будет. Ни за что не поддастся! Лучше сразу смерть. Но удача к ней поворачивается своим округлым местом, и в один из скачков при перемещении демону всё-таки удаётся захватить Пянь Жань, опутав сотворенной им ловушкой. — Милая, что же ты всё время убегаешь? — ласково обращается к ней появившийся демон-лис. Он вполне симпатичный и обладает благородными чертами лица, впрочем, как и многие в её племени оправданно считаются одними из самых привлекательных демонов. И не будь он такой откровенной сволочью, может быть, Пянь Жань и дала бы ему шанс. Но первое — он уж слишком кичится своей силой, будто только из-за его уровня все ниц должны пасть и лепетать, какой он господин прекрасный, а уж сколько жизней ради этого могущества погубил и вовсе может ввергнуть её — демона — в шок; а второе вытекает из первого — ходят не самые хорошие слухи о нём. Поговаривают, что этот демон не раз собственных детей намеренно поглощал, только нет этому никаких доказательств, в противном случае отвечал бы перед Владыкой за такое, если бы был пойман с поличным. Какими бы лисьи демоны не обрастали слухами, но собственное потомство для них дорого, и покуда не окрепнет для самостоятельного существования очень пекутся о нём. И не важно чистая лисья кровь в жилах лисёнка или с примесью. Даже дети от смертных, если таким доводилось всё же рождаться, не обделены вниманием родителя. Лисы, хотя мнение Пянь Жань, возможно, и предвзято, самые верные, благодарные и, пожалуй, человечные. Но всегда бывают исключения из всех возможных исключений, и вот связываться с таким и проверять всё лично на себе совсем не хочется, а сил дать достойный отпор, увы, ей не хватает. — Ты точно лиса? — издевательски спрашивает демон. — Смотришь на меня, как загнанный к обрыву волк. — Да пошёл ты! — показывает зубки демоница. — Я же хочу всё по-хорошему сделать, правильно… — Это, что ли, по твоему правильно?! — взглядом указывает на лисьи путы, которые ранят её идеальную кожу, прорезаясь через лёгкую ткань одеяния. — Я тебе самое важное отгрызу, если только тронешь меня! — рычит Пянь Жань, от отчаянья угрожая. — Какая ты плохая лисица, — улыбается он. — Значит, выбираешь самый приятно-мучительный путь? — на его ладони появляется сомнительного вида пилюля. — Что ты… — обрывает свой вопрос, когда он чуть ли не насильно запихивает эту самую пилюлю в её рот и закрывает тот своей ладонью. — Глотай, жёнушка, — произносит он и облизывает щёку демоницы, от чего та морщится в отвращении. Сопротивляется как может, а лис уже начинает покусывать кожу на её шее, но ещё не впивает свои зубы, хотя она ожидала, что демон непременно это сделает, как только предоставится шанс. В какой-то момент Пянь Жань сдаётся и проглатывает эту горьковатую на вкус пилюлю, но не чувствует ничего, а ведь она казалась ей чем-то страшным, а демон, будто бы улавливая её недоумение, успокаивает её тем, что вскоре она всё поймёт. Отходя от неё, лис продолжает слишком довольно улыбаться и на ладони его появляется ещё одна, почти такая же, пилюля. И в этот момент Пянь Жань осознаёт, что он ей дал! — Сволочь! Гад! — кричит демоница, дергаясь в очередных попытках освободиться из ловушки. Пусть эти путы её разорвут, пусть все хвосты оторвут, лучше сдохнуть сейчас, чем пылать от похоти, желая этого лиса. — Скоро ты будешь любить меня очень страстно, так что побереги свои силы, — и только он хочет принять своеобразное «противоядие», как его ударяет яркая вспышка, отчего пилюля выпадает из рук, а сам лис отлетает на некоторое расстояние. Но группируется, высвобождая все свои девять ярко-красных хвоста. Между Пянь Жань и её преследователем встаёт бессмертный воин царства Шанцин. Его серебристые доспехи выглядят словно прочная чешуя, устрашающее копье уверенно направленно в сторону противника, а развевающийся от ветра белый плащ достаёт до кончика носа лисицы и щекочет его. Прекрасно, благородный бессмертный влез в разборки демонов и шанса обоих уничтожить не упустит. Так, по крайней мере, кажется демонице. Ну не её же спасать удумал этот воин с длинным копьём. А вообще, он точно смерти ищет, девятихвостый лис его порвёт, и никакие доспехи не спасут. — Шанцинский ублюдок, — рычит демон, призывая алое лисье пламя, которое тут же направляет в бессмертного и уже победно оскаливается в улыбке, демонстрируя клыки, как охает, еле успевая выставить перед собой защиту от сильного удара копья, которое словно молния вылетает из зачарованного огня, а следом за своим оружием атакует и воин. Похоже «дружок» Пянь Жань недооценил бессмертного, а тот оказывается довольно хорош, будто реинкарнация бога-дракона, да и двигается чётко, предугадывая выпады своего противника. Он серьёзно ранит лиса, а тот пока не сдаётся, но уже теряет хладнокровие, и действует, руководствуясь эмоциями. В конечном итоге, воину надоедает возиться с демоном и он демонстрирует истинную силу своего духа, сопровождающуюся драконьим рёвом. Удар должен был как минимум оглушить лиса, но тот предпочитает ретироваться, наконец-то трезво сопоставляя силы, которые оказываются не в его пользу. Пянь Жань даже злорадствует, что довоображался — всегда найдётся кто-то сильнее. Только вот её оставляют наедине с воином, которого больше никто не отвлекает от её персоны, а она и сделать ничего не сможет, всё так же скована проклятым заклинанием демона. Ладно, смиряется лиса, смерть эта будет быстрой, и даже милосердной, поэтому закрывает глаза и ждёт. Но вместо того, чтобы почувствовать удар, пробивающий естество и разрушающий её демоническое ядро, она чувствует легкость свободы. Опасливо приоткрывает глаза и действительно — пут больше нет. Недоумевающе смотрит на бессмертного — она вообще-то демон, его враг! Но милая мордаха незнакомца только улыбается ей. Очаровательно… Он, похоже, не собирается её убивать… — Вы в порядке, барышня? — Почему… — прерывается, потому что начинает чувствовать себя странно, встряхивает головой — она в порядке, ей только кажется. — Я не собираюсь быть у тебя в долгу! — если лиса спасти, то он просто обязан отблагодарить своего спасителя, став его должником. — А, нет… Просто я увидел и подумал… — Много думаешь! — рявкает Пянь Жань. — Что тебе нужно? — быстрее выдвинет требование, быстрее отвяжется. — Ничего, — чешет он голову, явно не рассчитывая на то, что демоница оказывается столь сварливой особой. — Хорошо! Но потом, если встретимся ещё раз, не делай вид, что я тебе чем-то обязана, — ей всё хуже и щёки уже горят, как и тело начинает пылать. — Нет, нет, нет, — под нос сокрушается лисица. — С Вами точно всё в порядке? «Какой участливый… Нет, Пянь Жань, собери хвосты и не вздумай тут растечься. Всегда есть противоядие, просто нужно успеть…» — думает про себя лиса, а ноги её уже не держат, она падает на колени. Взгляд Жань цепляется за пилюлю, которую потерял лис и тянется к ней, хватая. — Вы явно не в порядке, — и ничего сказать не успевает, как её на руки подхватывают и уносят прочь. «Соберись, ты же не какая-то однохвостная лиса…» — пытаясь сохранять самообладание, твердит себе демоница, оседая на деревянный пол в момент, когда бессмертный её на ноги ставит. До неё доходят лишь звуки его голоса, но вот, что именно он говорит, та не может разобрать. Что-то о матери… Лиса впивается красными ногтями в деревянный сундук, оставляя на поверхности следы от них. И в этот момент замечает ту самую пилюлю, которую не успел принять лис, та катится по полу в сторону уходящего от неё воина. Тяжело дышит, пытаясь добраться до своего сомнительного противоядия, ползя на четвереньках за ним. Ей неимоверно стыдно, и хорошо, что лишь один свидетель у такого её состояния. Бессмертный тут же оказывается возле неё, что-то снова говорит, но Пянь Жань не его болтовня нужна, ей нужно чтобы он принял пилюлю и избавил её от мук. Действует почти так же, как и пленивший её лис, но, в отличии от демона, она не держит свою руку, закрывая рот незнакомцу, дожидаясь пока проглотит, она целует бессмертного воителя царства Шанцин, почти терпеливо выжидая момента, когда данная ему пилюля подействует. После они оба решат, что им делать, а сейчас эта симпатичная мордашка ей очень поможет.

***

Бог-Дьявол из тени наблюдает за бессмертным фениксом, предпочтя держаться подальше от ночного гомона племени Июэ в честь праздника Новолуния, а вот Сусу, напротив, решила, что это для неё отличный повод отвлечься. Каждый пришедший на гулянье житель, рассматривает гостью главы, гадая, кто же она такая, раз тот принимает её. Одни из них говорят, что она очень важна для Дьявольского Бога, не то, как жертва, не то как подарок, но сути это не меняет — подарок для него, считайте, и есть жертва, но для людей это разные понятия. Другие же, что девушка — попавшая в немилость наложница, а у некоторых наоборот — самая ценная из обитательниц гарема Дьявола. А ещё раздувается слух об украденной демоном наложнице тёмного бога. Полнейший абсурд, но людям свойственно придумывать, приукрашивая, а спросить напрямую те побаиваются. Он и сам, забавы ради, сочинил историю жизни для своего запасного плана. А сейчас уже думает, что нужно было немного сгладить её, убрав некоторую мрачность, ненависть и тотальную несправедливость. Но никто не посмеет упрекнуть его в том, что он не оставил массу лазеек для иного исхода, всё-таки сочинять что-то о жизни — не про него. А вот Сусу прекрасно справляется, выдумывая себе всякое. В её сердце заглянешь, и голова закружится от пылающих в нём чувств, а с некоторых пор в нём поселилась и жажда мести, но та пока не главенствует, однако тревожит тёмное божество. Вообще, признаться, он сперва подумал, когда почувствовал обжигающее лезвие с божественной силой у горла, что она его раскусила и будет мстить ему. В последствии он ей даже задачу облегчил. Убить бы не убила, но урон и боль были бы довольно ощутимы. С преобразованным божественным артефактом у сердца Дьявольский Бог был очень уязвим, впервые за то время, что себя помнит. И этот его поступок отдаёт неким безумием, Дьявол недоволен собой и тем, что так ей открылся. Но Сусу даже и не подумала, что он и есть убийца её матери, но решила, что он Вестник Смерти. Может, и оправданно… Он взял себе данное когда-то демону имя, и его демоническую форму… Теперь это сыграло против него или же наоборот — за него. И что самое неприятное — Сусу никогда не будет относится к Владыке демонов так же, как относится к Цзиню. Созданную для неё ложь она может прощать и даже любить вопреки, но проклятие всего сущего она будет только ненавидеть. Но что ему её ненависть? Будто он не привык к тому, что каждое разумное существо ненавидит его. Он само порождение этого разрушительного чувства, а теперь, получается, оно ему неугодно. И тихо хмыкает под нос: Дьявольский Бог, а вдруг решает, что и ему хочется чего-то светлого в жизни. Ревнует к собственной лжи, а выпутаться из неё не получится, иначе Сусу гарантировано от него отвернётся. Смиряется с тем фактом, который отрицать уже даже глупо — не только Сусу привязалась, но и он к ней. И вроде бы говорит себе, что покинет её, она и сама просила, неверно истолковав его происхождение, но в то же время всё равно не оставляет. Конечно, можно успокоить себя тем, что открылись новые факты её происхождения и мало ли, какое на самом деле имеет влияние ведьма на его Сусу, а он что-то упустит, а потом исправить будет проблематично. Но нет же, артачиться можно сколько угодно, придумывая оправдания, а на деле всё банально и просто: ему нравится находиться рядом с бессмертной. В этот момент он не тёмный бог, которого каждый боится, ненавидит или наивно хочет уничтожить, а просто тот, кто с ней рядом, практически обычный и даже не примечательный демон, до которого никому и дела нет. Желание обратить всё в Хаос как-то незаметно уходит на второй план… Он всё меньше и меньше думает о своей цели, к которой уверено шёл до рокового появления Цзи Цзэ в Пустынной Бездне. А как покинул с Сусу оплот демонов, так и вовсе мыслей о личном Бедствии становится куда больше. Чувства у него не уничтожены, а просто дремлют, Нити на месте и пинают его прочь от дарующего свободу плана в сторону феникса. Уголок губы дёргается вверх в попытке продемонстрировать недовольный этим открытием оскал. Дурацкое, конечно, предположение, но Бедствие же никуда не вляпается, если оставить её наедине с людьми без его чуткого присмотра? Перемещается на удалённую от деревни скалу, расположенную рядом с берегом реки Жошуй, и, присаживаясь в позу лотоса, прикрывает глаза. Зачем терпеть остатки от Нитей, когда он может их вырвать. Только ничего не поддаётся, как не пытайся. Показалось? Погружается внутрь себя — он их найдёт, так или иначе. Предсказуемо встречается с хитрым взглядом на удивление молчаливого Светлячка. Даже странно, что ничем задеть не пытается. У них в кое-то веке гармония? Нет, не поверит в это, что-то нечистое удумал этот другой он, иначе бы не косился в его сторону своими подозрительными глазами. Но, по крайней мере, не мешается. Никаких Нитей Любви и в помине нет, только Светлячок, с которым он решает не связываться в этот раз, на прощание рукой машет, вызывая не более, чем лёгкое раздражение. Открывая глаза дёргается от неожиданности: перед ним сидит Сусу, странно улыбается и взгляд у неё какой-то затуманенный. Осматривает её и, судя по кувшинчику с вином, который та любовно сжимает в руке, девочка немного познала смертные радости, а попросту — напилась. — И давно ты тут? — строго спрашивает у личного Бедствия. Если только пришла, то ничего страшного, но если давно, то это плохо. Он не почувствовал чужого присутствия, и это тревожит, или он не отреагировал из-за того, что это Сусу, с которой ничего сотворить плохого не может? Тёмная ци всегда клубится вокруг него, когда он погружается в себя, и действует как щит, так что вполне могла до костей испепелить Сусу. Но за исключением того, что она пьяненькая, Бедствие выглядит бодро, значит не получила никакой взбучки от нахождения рядом с ним. — У меня трагедия! — заявляет Сусу, указывая на него пальцем. — Ты в этом виноват! — Просвети, что же случилось? — серьёзнее присматривается, может всё-таки подпалила себя его тёмной энергией. — Я шла к тебе пешком! — дуется девушка. — В гору! Я сдо-о-охла… — на выдохе произносит Сусу, а потом, чуть разомлев, начинает жаловаться. — Сначала не сработал талисман Зрелища, который я нарисовала, потом я не смогла переместиться… В конце концов, я поняла, что я опустошена. Сил нет… Последнее на Чунъюй потратила… А зачем? Ты виноват!!! — ворчит она, надувая губки. — Я привык, что всегда и во всём плохом виноват, но тут… — Не перекидывай ответственность! — громко заявляет, прикладывая пальчик к его губам. — Тебе хорошо, тебя-то сила не покидает… Красиво так клубилась… И мягонькая, как облачко… Наверное… Облака выглядят мягкими, когда ими любуешься… — Чего?! — аж подскакивает, а девушка от его неожиданной реакции шлёпается на спину, не удержавшись в сидячем положении, и смеётся — у неё звёздочки. Она касалась его нечистой силы и жива?.. Если его можно чем-то удивить, то девчонка отлично справилась с этим. — Звёздочки быстро кружатся… Гэ-гэ, возьми на ручки, а то они меня саму сейчас закружат, а я не хочу… — Бедствие, ты… — «обнаглела» так и остаётся не озвученным, ведь она так мило тянет к нему свои ручки, сжимая и разжимая пальчики, а на лице самое наиглупейшее выражение каприза с очаровательной улыбкой, которому, честное слово, даже чёрствый Дьявол не откажет. — Иди на ручки, — соглашается мужчина, подхватывая своё захмелевшее Бедствие. — У-ии! — мурлычет Сусу и смеётся, оплетая его шею руками. — Какая радость… — удручённо бормочет Дьявольский Бог, закатывая глаза. — Только не переносись со мной никуда… — Стоять так? — Нет, в кроватку хочу. — Значит, переношу? — Нет… Ножками иди… — капризничает девушка. — Звёзды кружатся и я на ручках, как хорошо! — На ручках она, — передразнивая, фырчит демон и отталкивается от земли под вскрик Сусу. — Уронить, что ли?.. — зависая в облаках, спрашивает у звёзд, но его тут же дёргают за волосы и Цзинь смотрит на Сусу, а у той насупленное выражение лица, что не улыбнуться не представляется возможным. Но одёргивает себя — чего это он тут ей улыбается? — Ну-ка, полетай! — и действительно опускает руки, спокойно наблюдая как бессмертная срывается и вопящим камнем летит вниз. Он ловит Сусу почти у самой земли, плавно опускает их обоих на землю. Девушка, огромными глазами смотрит на него и даже не шелохнётся у него на руках. Сусу полностью оцепенела, и зрительного контакта не разрывает даже в момент, когда он в комнату её вносит и усаживает на кровать. — Желание исполнено, — издевательски кланяется Цзинь. — Гхм, — жмурит веки бессмертная. Вернувшись из свободного падения в мир живых в её голосе не остаётся и капли былого веселья, всё-таки этот отрезвляющий голову полёт оказался эффективен: — У меня есть претензия к Владыке демонов… — И какая же? — изгибает он бровь. Внимательно выслушает, какие же претензии у Бедствия к нему, даже любопытно. — Вот он отвечает за всё зло, творящиеся во всех трёх мирах и на четырёх континентах, так? — Допустим. — И за любовь? — Это к Шанцин, к богам, которые там обитают… — Не-е-ет, точно к Повелителю… — милая девушка Сусу на глазах меняется и легко решить, что ею овладел злой дух, что, конечно, не так, но всё же, она невероятно зла на демона за его проделку, а потому первым в него летит подушка. — Почему любовь так зла? — к ней присоединяется вторая, кинутая практически следом. Дальше в бой вступает всё, что Сусу может использовать, чтобы метнуть в демона. — Проклятая ворона! — Ворон, вообще-то… Разные птицы… — уворачивается Цзинь от снарядов никоим образом не используя никаких сил. Вроде как заслуживает эту взбучку, но всё равно многого ей не позволит. — Зато мозги одинаковые! — ставит под сомнение ум довольно сообразительных птиц. — Иди сюда! — когда кидать уже нечего, остаётся только придушить, поэтому надвигается на демона в желании сделать с ним что-нибудь. — Сусу, не делай себе хуже! — предупреждающе выставляет вперёд руку. — Да куда уж хуже-то, — обхватывает его кисть и, подходя ближе, изменяет грозное выражение лица на притворно-сладкое, но не пройдёт с ним этот обман. Но он всё же подпускает её и, притягивая бессмертную, разворачивает ту к себе спиной. Обнимая, держит за руки, чтобы разъярённая «демоница» не пустила их в ход: уже достаточно рукоприкладства в свою сторону от неё позволил. Он улыбается и, склонившись, касается дыханием щеки Сусу. — Цзинь! Пусти! — дёргается она, но лишь зря причиняет себе дискомфорт в области запястий, которые демон удерживает, скрестив их у девушки на груди. — Зная, чем закончилась история твоих родителей, ты всё равно готова кинуться на острые пики скал? — тихо, словно предостерегающе, интересуется он. — Сусу, прогони меня так, чтобы я действительно захотел уйти… — шепчет на ушко свою мольбу. — Я уже прогоняла тебя… — замирает девушка. — Ты волен идти… — Так ли это? — резко разворачивает бессмертную к себе, чуть отталкивая. — «Любовь зла», что ты имела ввиду? — наступает на девушку, начавшую пятиться от него. — Так хочешь разочароваться? — за окном ураганный ветер с гулом, похожим на вой страшного зверя, нагоняет грозовые тучи. Свечи гаснут от порыва сильного ветра, проникшего через открытую оконную ставню, и комната погружается во мрак, который освещают лишь яркие вспышки всесильных молний. Сусу отходит от него всё дальше до тех пор, пока не сталкивается с краем кровати. И, казалось бы, он тоже должен остановиться, замечая, что у бессмертной больше нет пути к отступлению. Но с каждой новой вспышкой, под оглушающий звук грома он всё ближе. Его взгляд — поверхность раскалённой магмы, испепеляет свою дрожащую цель. Колени девушки подкашиваются, и она на выдохе оседает на кровать. — Я знаю твоё предательски стучащее сердце, — настигает её личный демон, нависая сверху. Ладонью касается области поверх груди, и улыбается, чувствуя колотящееся под рёбрами сердце феникса. — Такая слабая… — прохладная, по сравнению с разгорячённой кожей девушки, ладонь начинает медленное движение выше, к вырезу ханьфу и, практически не останавливаясь из-за обжигающего предупреждения Чунъюй, обхватывает тонкую шею. — Так что же ты имела ввиду, Сусу? Ей страшно, он действительно пугает её, но пусть боится, в страхе рождается честность. Она не сможет сбежать, а он предупреждает, что кроме боли ей нечего ожидать. Будь то Цзинь или Дьявольский Бог — всё одно — неизбежность тонущих в крови хрустальных осколков разбившихся чувств и сущности. — Тебя, — сдаётся Сусу. — И пусть погибну, — тянет к нему руку и дотрагивается до скулы, — а Небеса проклянут… — Ненормальная, — демон, отнимает руку девушки от своего лица, вжимая ту в матрац у её головы. Он склоняется к ней, носом ведёт по нежной щеке, вдыхая лёгкий аромат сливового вина, и губы его оказываются около мочки её уха. — Хочешь правду? — но её ответа не ждёт. — Я разрушу Небеса, если только посмеют тень отбросить в твою сторону. Отныне ты моя и лишь смерти будет позволено дать тебе свободу, — сказав это, возвращает зрительный контакт между ними, чуть отстранившись. — Звучит устрашающе, — облизнув губы, шепчет Сусу. — Ты даже не представляешь, насколько я могу быть устрашающим, — сказав это, позволяет себе лёгкое касание до мягких девичьих губ, одаривая её первым поцелуем, который никто из них не сможет проигнорировать, не замечая. Буйство природы за окном стихает ещё более внезапно, чем началось. «Происки Дьявола!» — кто-то скажет, и будут правы. И нет в трёх мирах никого могущественнее него: он захочет, и небо начнёт без устали обрушивать ливни, а пожелает, и земля разверзнется, разрушая всё и вся. Нет ничего, что может тронуть его сердце и нет мольбы, которая могла бы быть услышана им. Он носит воплощение бед, страданий и смерти. Но перед ним хрупкая жизнь, которая становится единственной слабостью. Её мягкие губы невероятно сладки, а поцелуи, в начале неуверенные, сейчас смелые, чувственные и долгие, превосходят блаженство от любых некогда поглощённых им сил поверженных существ. Что она ещё готова ему дать познать этой ночью? Дьявольский Бог не строит иллюзий своей вины перед Сусу. Да, он полнейший негодяй, но иным тёмное божество и быть не может, однако ей должна достаться хотя бы крупица чего-то хорошего и правильного. И даже если это будет ложь, а её неведение станет ещё глубже, но порочность в эту ночь не коснётся чувств и тела бессмертной. Не более, чем мгновением для их вечности станет этот брак, который он предлагает, останавливая, пока ещё сам может, распалённую откровенными поцелуями Сусу. Быть женой простого демона не так и ужасно, чем в дальнейшей перспективе стать известной, как любовница Бога-Дьявола…

***

Если и мог чем-то когда-нибудь удивить юный дракон свою мать, то уж точно первым местом не стояло обнаружение сына в объятиях подозрительно пахнущей демоном девицы у себя на кровати. И ладно бы они просто обнимались во сне, так оба обнажены и лишь лёгкое покрывало частично скрывает их общую наготу. Принцесса реки Мохэ уже не юная девочка, чтобы не понимать, чем были заняты эти двое всю ночь, пока она отсутствовала, отлучившись из собственного дома ради поиска редкой травы, появляющейся лишь под светом новолуния. О, если бы Сан Цзю только знала, что её сын придёт, то ни за что бы драгоценные минуты не променяла на ночные поиски. Но, как видит, не очень-то Сан Лин по матери скучает, даже очень не скучает. И если вначале Цзю была в полном шоке, то сейчас уже более спокойно дожидается пробуждения любовников. В толк не может взять, откуда столь горячая кровь только взялась в её сыне? Неужели, и тут она виновата, ведь Мин Е довольно хладнокровным был по отношению ко всем, а к ней особенно, только уловкой ей и дано было узнать, что не таким уж и бесчувственным оказался. Мин Е… Не было и дня, чтобы она о нём не думала. Воспоминания эти полны сожалений. Ей так и не хватило смелости вернуться в Шанцин хотя бы ради того, чтобы сообщить о своей беременности. А потом и поздно стало… Сан Цзю не верила, не хотела верить. Сильный Бог Войны пал в сражении с Богом-Дьяволом. Если бы кто-то другой сообщил, она бы цеплялась за надежду, что эта весть — ложь, но Бог Вечности появился лично в бамбуковой роще на пороге её дома. Цзи Цзэ она поверила. Её малыш стал посмертным подарком от мужа. Всю себя она посвятила ему. Сан Цзю не знала, каким он явится на свет — в ракушке или облачённым в наипрочнейшую драконью скорлупу. Только знала, что ей лучше переселиться поближе к скоплению водной стихии. Отец был против отпускать её к морю: она пресноводный дух, а не морской. Сан Цзю перебралась на берег реки Мохэ, убеждённая уговорами отца, что даже если малыш будет драконом, то родство с пресноводными духами даст ему силы развиваться и в речных потоках. В последствии она берегла драгоценное яйцо, в большей степени от Шанцин, потому что чувствовала, что если прознают, то придут. Знала, что появившийся серебристый дракончик, днём резвившийся в водах реки, а ночью предпочитающий спать у неё на груди, рано или поздно покинет её. Но Сан Цзю никак не догадывалась, что это произойдёт почти сразу же, как только он обретёт человеческую форму. Тань Хуань явилась его забрать столь неожиданно, что даже спрятать Сан Лина возможности не представилось. И, лишившись сына, незначительной принцессе оставалось жить только ради встреч с ним… Тань Хуань отобрала у неё последний смысл, кинув только призрачную надежду, будто кость утешения. Сан Цзю не видела, как растёт её ребёнок, какие у него успехи в совершенствовании, не утешала при неудачах, не подбадривала, когда ему грустно… Был ли у них вообще когда-то шанс быть настоящей семьёй, или Сан Лин ни разу ей и не принадлежал? Он — сын Мин Е и только… А родство с ней не более, чем пятно в родословной её сына. Её сын… Такой взрослый, но для неё он всегда будет дракончиком, похожим на рыбку-вьюна, шалившим в тёмных водах Мохэ. Ребёнком, которого она должна оберегать несмотря ни на что. И если его сердце отдано демону, что же, она это примет и поддержит, но уже знает, что эта связь — крах её ребёнка. Царство Шанцин не примет его обратно, если уличит в чувствах к этой сомнительной девице. Ему не стать богом из-за порочной связи с ней. Но и не нужно! Её Сан Лин и без божественной сущности прекрасен, а кто скажет иначе, то добро пожаловать в жаровню. Если Тань Хуань явится с упрёками и угрозами наказаний, то Сан Цзю обязательно приготовит тонизирующий суп из этой летучей змеи. В конце концов, она всегда может упрекнуть ту в некомпетентности и, что скорее это её стараниями Сан Лин предпочёл связаться с демоницей, чем обучаться праведным учениям у своей наставницы. — Ты ещё кто такая? — первой пробуждается незнакомая принцессе девушка и, толком наготы своей не прикрыв, тут же ощетинивается, являя свои девять лисьих хвостов и острые коготки. В чёрных, взлохмаченных волосах незнакомки проглядывают алые пряди, а кроваво-красные глаза последние сомнения развивают. Девица — лисий демон. — И что же у столь сильного демона происходит с моим сыном? — А? — недоуменно осматривается демоница и глазки свои округляет. — Да твою ж… — хвостики свои прячет мигом. — Эй! Спящий красавец, какого, поглоти тебя Владыка, ты притащил меня к своей матери?! — толкает она крепко спящего бессмертного. — Госпожа… Давайте не будем делать глупостей… — Глупости это по Вашу честь, и по его. Но я всё ещё жду объяснений.