Иная судьба

Бог Войны прислоняется к колоне и наблюдает за молодым драконом, который в одиночестве сидит у кромки пруда с лотосами и запивает свои неудачи сливовым вином. Уже весь Шанцин в курсе, что А-Лин поссорился со своим учителем. Тань Хуань раздосадована тем, что её подопечный не смог занять место, которое теперь принадлежит Чу Фэну, и уж очень эмоциональна была со своим учеником. «Бездарность с дурной кровью», — самое мягкое, чем одарила летучая змея ученика. Не секрет, что любая неудача Сан Лина сопровождалась припоминанием племени моллюсков реки Мохэ, чья гадкая кровь и портит драконье величие. Чу Фэн помнит, как богиня клана Летучих змей привела в Шанцин маленького А-Лина, напуганного и хотевшего обратно к матери. Дракончик плакал и рвался обратно, но Тань Хуань была непреклонна: «Ты будешь Богом Войны, зачем тебе связи с какими-то речными духами?». Впервые с матерью, после того, как его забрали в Шанцин, дракону было позволено увидеться лишь через сто лет. И то, это была недолгая встреча, даже поговорить толком не удалось. Все последующие встречи с родными были такими же короткими, под наблюдением Тань Хуань. Летучая змея опасалась, что влияние семьи может помешать её планам или вовсе — пустить недостойных родственников дракона в небесные чертоги. Одно имя матери Сан Лина может сделать богиню раздражительной и капризной. На последнюю просьбу навестить родных, Тань Хуань ответила решительным отказом, обосновывая неподходящим для этого временем. Итог этого запрета — Сан Лин сбежал и попал в плен. Но летучая змея лишь взбучкой одарила чудом спасшегося ученика, а только потом начала задавать вопросы о причинах попадания в плен и о том, как тот выбрался. В том, что какие-то демоны, которых, погрязшая в своей мечте и утратившая её, богиня встретила, могли ему помочь — она не верит. Да и Чу Фэн не верит, но подозревать в каком-то сговоре друга он не желает. Тот, чьего отца убил Дьявольский Бог не мог позариться на дружбу с призренными существами. Для демонов само значение дружбы — не более, чем хорошо поставленный спектакль, и Сан Лину известно об этом. — Некоторым и десяти тысяч лет мало, чтобы достигнуть божественного просветления, — подходит Чу Фэн к другу, с которым когда-то рос. — Фениксы, например, могут потратить уйму времени и чуть ли не всю жизнь, посвятив себя пути Бесчувственного Дао, чтобы добиться высшей ступени бессмертного, но так даже и не стать полубогами. Я, признаться, немного завидую твоему виду — драконы и растут быстрее, и им не обязательно отрекаться от всего, чтобы получить силу. Вы рождаетесь уже в истинной форме. Если бы на меня не тратили различные артефакты, то боюсь, я бы до сих пор был физически бескрылым ребёнком. В конечном итоге, мне просто повезло. Даже Бесчувственное Дао на удивление легко далось. А с другой стороны, жаль, что оно так легко мне далось… Можно сказать, я схитрил из-за происхождения. Но я честно не думал, что мне будет дарована звезда Бога Войны. — Не нужно оправдываться передо мной, я не держу на тебя обиды, — качает головой дракон. — Я никогда не хотел быть богом, — вздыхает Сан Лин, отпивая вино из кувшина. — Это мечта учителя. — Твой учитель зациклилась на том, каким именно богом ты должен стать. Стоять на страже мира и быть мишенью… Тань Хуань определенно желала для тебя зла. Её отец пал, Мин Е пал — это её близкие, но она всё равно хотела видеть Богом Войны своего ученика, — новый бог протягивает руку, и Сан Лин понимает его без слов, передаёт ещё недопитый им кувшин с вином. — Ты стал живее, что ли, — на лице юноши расцветает улыбка. Друг последние пятьсот лет был довольно угрюмым из-за выбранного им пути. Вроде бы и Чу Фэн, на плечах которого ноша последнего чистого феникса, но в то же время и не он. — Весь мир, как на ладони. Бесчувственное Дао теперь в прошлом, — залпом осушает кувшин. — И есть страх… — Чего же боится бог? — Того, что я не справлюсь. Умру, как летучий змей или серебряный дракон. Стану одним из павших богов. Бог-Дьявол очень древний, я ребёнок по сравнению с ним. Да и вся наша история предупреждает, что он непобедим. Мне остаётся только верить, что даже у него имеется уязвимое место, которое ещё не приметили, и хитрить, скрывая свою звезду, чтобы у меня было время досконально изучить его до нашей первой встречи. Оба смотрят на окрашенные в персиковый цвет облака. Бог чувствует, что Шанцин чужд его другу. Он жаждет свободы, особенно теперь, когда упрямые желания учителя себя не оправдали. Возможно, когда-нибудь новая драконья звезда Бога Войны и зажжётся, но не пока сияет феникс. — Только не выпендривайся, — настороженно говорит Сан Лин. Чу Фэн превосходный мечник, и самоуверенный, увы. — Я не глуп… Кстати, о глупости, как же ты угодил в лапы демонов? — янтарные глаза теперь внимательно наблюдают за драконом. — Наверное, беспечно радовался нечестно вырванной свободе от оков учителя. Демоница Сы Ин заметила меня, когда я парил в небе и почти долетел до дома матери. Но она атаковала неожиданно. Сы Ин очень сильна, даже драконья броня содрогнулась. Очнулся я уже в их подземельях. Из её речей я понял, что я для неё очень важный пленный, кого-то она хотела мной шантажировать. Но не думаю, что это мой дед. Река Мохэ не вмешивается в войну между Шанцин и Бездной. Дьявольский Бог ни разу не был заинтересован в том, чтобы переманить духов реки на свою сторону. — А, может быть, он решил взять под контроль реку без боя? Что ни говори, а Мохэ — лакомый кусочек. Общеизвестный факт, что Сы Ин — доверенное лицо Бога-Дьявола. Не очень картина получается. Если твой дед добровольно не захотел присягать демонам, то тебя могли использовать в качестве давления. Я больше склоняюсь к этому варианту. Сан Лин нахмуривается, от Чу Фэна не ускользает факт того, что друг тоже начинает верить в возможность этого. Дракон тревожится, что это может оказаться правдой. Тревога за кого-то лишь оттягивает божественное просветление, план Тань Хаунь изначально был обречён. — Не волнуйся, я распоряжусь, чтобы патруль усилили на границах с нашей стороны, — говорит Бог Войны. — Если демоны будут замечены, то их тут же уничтожат. — Если они хотят склонить племя моллюсков на свою сторону, то никакой патруль их не остановит! Но для того, чтобы повлиять на решение правителя реки Мохэ не обязательно пленить меня. К моей матери дедушка относится куда трепетнее, до принцессы добраться легче, чем ждать возможности захватить её сына. Так что, тут, вероятно, что-то другое. — Но ты же понимаешь, что тебя я отпустить не могу? — говорит бог, ведь улавливает желание друга немедленно отправиться к матери, чтобы лично убедиться в её безопасности. — Прекрасно… Одно заключение, сменили на другое… — в негодовании фыркает Сан Лин, поправляя закрывшую взгляд чёлку. — А как ты сбежал? — О, значит ты не как друг ко мне пришёл, а как дознаватель? — усмехается Сан Лин. — Что ж, собравшись с силами, я смог выпутаться из оков и выбраться из темницы. Демоница оказалась беспечной и не оставила надзирателей. Это ужасное место, Чу Фэн, мои силы подавлялись тёмной аурой, которой пропитано буквально всё. Если бы не девушка… — Девушка? Демон и вправду тебе помог? — Что бы там учитель ни говорила, но она не демон — бессмертная. Я не знаю, что произошло на самом деле, я отключился, как только столкнулся с ней. А пришёл в себя уже за секунду до падения в реку Жошуй. У моей спасительницы… Или правильнее — губительницы, потому что мы оба чуть не погибли, имеется интересный артефакт. Он не демонический, скорее божественный. Я перевоплотился, чтобы хоть как-то устоять перед обращающими в тлен призрачными водами, и после началось что-то невообразимое. Её и меня буквально вытянули из реки. Помню только тёмную фигуру, которая приближалась, когда нас вынесли на берег, и я вновь отключился, в дальнейшем на меня уже смотрели хмурые глаза учителя. Чу Фэн обдумывает услышанное. Бросить вызов реке Жошуй и забрать то, что та поглотила может, разве что, бог. Но Тань Хуань видела лишь двух демонов — девушку и парня. Причём последнего обзывала наглым грубияном, который назвал её недобогиней, оскорбив. Демон был готов схлестнуться с ней, а вот демоница — нет. Но те всё равно трусливо сбежали, когда летучая змея атаковала. Сан Лин говорит, что девушка не была демоном, а вот взор Тань Хуань практически невозможно обмануть, только если другой демон мог «заглушить» истинную суть своей напарницы превосходящей по силе аурой. Да и летучая змея могла просто сосредоточиться на том, кто вёл себя с ней вызывающе и не заметить ауру девушки. Только каким бы сильным наглый демон ни был, он никак не смог бы вытащить кого-то из призрачной реки. От осенивший его вдруг догадки Бог Войны шокирован. Если вывод верен, то Тань Хуань невероятно повезло. Но всё равно что-то не сходится. Зачем Богу-Дьяволу кого-то вообще вытаскивать из реки, да ещё и живыми оставлять своих врагов? Он мог их всех убить даже не напрягаясь. И самое странное, что Тань Хуань не узнала в демоне их Владыку. А уж кто-кто, но дочь должна помнить, кто лишил жизни её отца. — Девушка точно не демон? — Нет, но она была в Пустынной Бездне и не похоже, что в качестве пленницы. Помню запах сладостей. Да, точно, когда я её толкнул у неё рассыпались сладости. Она… Живёт там? Разве такое возможно? Пробудь я чуть дольше в Пустынной Бездне меня бы тьма подавила. Я не то, что не смог бы использовать силы, но и облик драконий принять. — Значит… — Бог Войны хмурится. — Мне нужно поговорить с Тань Хуань лично. — Ближайшие сто лет не стоит, — предостерегает А-Лин друга. — О, поверь мне, очень даже стоит. Если мои предположения верны, то Тань Хуань знает, как выглядит Дьявольский Бог, — глаза дракона округляются. — А девушка может быть дочерью богини моего клана. По Шанцин лишь слухи ходят о том, о чём молчат старые боги. Яйцо Чу Хуан было украдено Дьявольским Богом. Тьма, вероятно, ей не так страшна из-за крови отца… Она и бессмертная, и демон… — задумчиво говорит Чу Фэн. — Но всё равно не вяжется — если игрушка Дьявола пропала в водах призрачной реки, то зачем рисковать и спасать её?.. — он от досады из-за невозможности разгадать этого странного секрета бьёт кулаком в ладонь. — Игрушка значит дорога… — бурчит юный дракон, почесывая голову. — Да, скажи мне это про любого другого бога, я бы ещё поверил, но Дьявольский Бог — сердца лишён, у него ничего дороже себя нет! — отрицает Чу Фэн выданный Сан Лином абсурд.

***

У Сусу глаза разбегаться начинают сразу же, как они входят в небольшой по меркам смертных город, находящийся в приграничье. Девушке интересно буквально всё, а прохожие головой качают, видя странную барышню, которая глазеет и лапает всё и даже всех подряд. Учитывая, что это смертные, а не демоны, бессмертная бесстрашно трогает украшения и ткань нарядов местных девушек, которые ей кажутся интересными. В Пустынной Бездне демоны тоже позволяли глазеть на свои сокровища в добром расположении духа, но скорее хвастались, а потому не препятствовали любопытной птичке. Среди смертных Сусу отринула страх быть гонимой, а потому попасть в курьёзную ситуацию, словно лекарь прописал. Даже вопрос времени не стоит: «Когда?», получает она по макушке сразу же, как пристаёт к некой госпоже из местной знати, выхватывая из причёски девушки шпильку, инкрустированную драгоценностями. И вот же странная «воровка» — не убегает, а разглядывает украшение. Что Сусу, что юная госпожа со своими слугами раскудахтались не хуже куриц, к которым в курятник забредает лис. Цзинь со стороны наблюдает за этим и лишь глаза закатывает. Личные границы, вежливость — у демонов это размытые понятия, Сусу не ведома кротость перед какой-то знатью. Да, впрочем, и не должна: личное дьявольское бедствие куда благороднее любого императора людей. Но только в беду попадёт из-за своих повадок и спора с этой избалованной смертной, которая уже и стражу местную позвать готова. Или в беду попадут смертные? Сусу уже не кроха, чтобы смиренно принимать от них удары. Ладно, он один раз вмешается, ошибочно полагая, что на этом инциденте феникс урок уяснит. В лучших традициях подлецов он выставляет Сусу умалишённой, за которой, увы, вынужден следить, но та убежала. Смертные хмыкают и уходят с гордо поднятыми головами. А его курочка всё кудахчет, теперь уже на него: не по сердцу той сумасшедшей быть. Ну либо так, либо город будет в трупах, Сусу соглашается с тем, что свихнувшейся особой она побыть не против. Всегда бы так. А затем случается что-то, чего Дьявол искренне не понимает, местные почему-то очень активно глазеют на него, а Сусу злится и бурчит под нос что-то недовольно. Но лишь до тех пор пока её взгляд не цепляется за зеркальную поверхность на прилавке одного из торговцев. Она смотрит на себя и чуть ли не плачет. Дальнейшее ни с одним демоном никогда не происходило, но происходит с их Владыкой… — Вот скажи на милость, кто нас до такого довёл? — с раздражением интересуется Цзинь у Сусу, осматривая решётки человеческой темницы. Как же нелепо он оказался тут… — Не надо на меня наговаривать! — возмущается бессмертная из другой камеры. — А на кого тогда? Кто устроил переполох на рынке и в лавке с одеждой, м? — косится на каменную стену, что их разделяет. — Откуда ж мне было знать, что смертным нужна какая-то плата! Ты вообще всё время молчал о том, что я так ужасно выгляжу! — Да нормально ты выглядела… — Что сказал? — перемещается к нему разгневанная Сусу, отчего демон вжимается в пресловутую стену, которая теперь уже не разделяет их. Как бы не перегнуть палку с переигрыванием… Но у неё явный прогресс, так ловко переместилась, что даже сама не заметила. — Нормально?! То, во что превратились мои волосы — это нормально? А одежда? Да я выглядела как низший демон платяного сундука! Ещё немного бы, и моль меня облюбовала для завершения перевоплощения! Поклялась бы в верности и мы бы оккупировали чей-то дом! — Вряд ли… — и вякнуть толком не успевает, как на него огрызаются в лучших лисьих традициях. — Ты не понимаешь, как девушке важно выглядеть хотя бы опрятной! — уже плачется Сусу. — А это — катастрофа, как мне теперь жить с тем, что ты видел меня такой взлохмаченной?! — нет, она готова реально из-за такой ерунды разрыдаться? Женщины — такие сложные… — О, ну тебе-то, конечно, легко говорить — ты вон какой красавчик, щелкнул пальцами и хоть на приём иди. Как эти смертные барышни только шеи себе не свернули, оборачиваясь тебе вслед? А я ещё думаю, что это они кривятся, глядя на меня. А я — уродина! — отчаянный крик души. — Всё, не разговаривай со мной! Позорище просто, — садится на корточки Сусу и обхватывает себя руками. Развалить половину мира, лучше весь — пожалуйста, совершить массовые убийства — он первый, вынудить демонов бороться за его внимание — только «за». Успокоить расстроенную женщину — кто-нибудь желает занять место Владыки демонов? — Они же снова могут увидеть нас вместе, и какой бы я не была, будут помнить то чудище… Я — не последняя красавица Пустынной Бездны, а меня такой видели… — хнычет девушка с таким видом, будто жизнь её кончилась. — Сусу… — Ничего не говори! — Хорошо, значит ты упускаешь шанс услышать… — Что? — бездонные влажные бездны смотрят на друга с каким-то призраком надежды в них. — Тебе же не интересно, — улыбается демон. — Важнее мнение посторонних, каких-то смертных, которые даже не знают тебя… Зачем же слушать совершенно неважное мнение того, кто с тобой рядом, — дразнит её, разглядывая кончики своих пальцев. — Чего рот раскрывал, раз так думаешь? — Сусу дуется или даже больше похоже на то, что огрызается. Чёрная бровь Цзиня изгибается, а сам он ошарашенно смотрит на неё. Тут уже и у равнодушного ко всему Дьявола нервы готовы сдать. В чём её проблема? После всех её приключений любой бы выглядел не самым лучшим образом. Если бы его так же потрепало и он не был бы Дьяволом, то в последнюю очередь бы его волновало то, как он там выглядит в глазах других. — Мне всё равно, как ты выглядишь, — остатки спокойствия собрать удаётся, и он довольно прямолинеен с ней. Даже стань она кустом, он всё равно будет вынужден её защищать. — Это ещё хуже, чем если бы ты соврал, что я любая буду красивой! Всё равно ему… Только сумасшедшей выставлять не всё равно! Как её вообще можно терпеть? О чём он думал, когда выдумал для неё Цзиня? Забава? Ага, как же! Самого себя на поругание отдать нужно за сотворённую глупость. И нет же, чтобы оставить эту глупую курицу с её величайшими проблемами разбираться самой, он пытается их как-то сгладить, но скорее натыкается на острые углы. Вот как её понять? Хотя почему он вообще пытается, не ему нужно какое-то там одобрение внешности. Ему вообще вся эта прогулка по смертному миру не нужна! Кругом одна мерзость! Он, как Пустынную Бездну ради бедовой курицы оставил, так одни неприятные встречи получает. Взбалмошная богиня, странная птица… Теперь вообще в тюрьме смертных, потому что… А, собственно, почему? Ни Сусу, а тем более его какая-то решётка не удержит, но вот они оба тут — страдают от нытья той, кому важно чужое мнение, внешность и что-то там ещё. Точно, вспоминает, что суповой набор его остановила. Они смертные, у них и так жизнь короткая… Пусть сполна насладится этими сырыми подвалами, чтобы бездумно не брала то, что хорошо лежит. Это в Бездне у неё всё на блюдечке и в дар, а в иных мирах — извините. Хотя, он и сам точно не знал, что за всё, что нахапало его Бедствие нужно платить. Но ей он не скажет об этом. — Цзинь, а как мы выживем в этом мире, если у нас нет денег? Это мне всегда страшной нужно быть? И голодной? А спать где? — хныкает личное бедствие. — Мы — нищие, что ли? — Честное слово, я сейчас начну чирикать, на диалекте низших демонов! — сквозь зубы говорит ей демон на грани своего божественного терпения. Разнесёт этот город и лишь руки отряхнёт, а вина будет на ней. Идеальное преступление, которое создаст ещё больше проблем в его отношениях с Сусу, ведь людишек ей жалко… Подождите! Каких ещё отношений? — Точно, ты же демон! — подскакивает чем-то воодушевившаяся девушка. Боги, вихрь её настроения начинает уже настораживать. — Что? — косится на неё, а она коварно улыбается. — Ты можешь всё незаметно украсть… — Ты одурела от свежего воздуха? — облюбованная метка на лбу девушки закономерно встречается с его пальцем. — Нет, я всё-таки был прав, назвав тебя умалишенной! Последняя извилина в этой голове пала… — Да что такого-то? — она вновь дуется, отмахиваясь от него. — Мне совесть не позволяет, а у тебя её нет. Так-то, конечно, она права, что совести у него нет, но скорее его меч треснет, чем он что-то будет делать по её указке. «Уже делаем, господин», — издевается внутренний голос, которому простое «заткнись» не указ. — А из-за кого мы тут?! — орёт он Сусу, которая голову в плечи вжимает. — Благочестивую невинность поздно из себя строить, — выдыхает демон, успокаивая себя. — Ну прости… — Ещё раз что-то подобное повторится я просто всех уничтожу, и слушать тебя не буду. Ой, не к добру у неё улыбка на лице. Чует дьявольское бессердечие, что сейчас что-то отчебучит. — Мне приятно, что ты меня послушался, — произносит Сусу, а в голове Дьявола во всю голос внутренний издевательски поздравляет того с тем, что тот докатился и стал послушной собачонкой, которая не кусает тех, кого хозяйка не велит. — Что? — глазками хлопает, когда Цзинь выразительно её суровым взглядом буравит в желании снести ей голову. В углу камеры что-то шебуршит, и из-под наваленного сена появляется неказистого вида старик. Демон и бессмертная замирают, переводя взгляды на выбравшегося из угла бездомного вида дедушку. Только взгляд Цзиня сразу определяет, что старик не так прост. От него пахнет рисовым вином, но даже оно не может скрыть аромат агарового дерева. Он древнее, чем выглядит на самом деле. И мысленно бранит себя, что не заметил своего соседа по камере. Всё Сусу виновата со своей фениксовой придурью! — Хороший муж всегда слушается жену, — улыбается старик, демонстрируя отсутствие переднего зуба. — А то, что он из асур — не беда. — Эмм, но мы не женаты и… Кто такие асуры? — Сусу выразительно смотрит на Цзиня, незаметно от чудика-старика крутя пальцем у виска. — Вот он точно с приветом, — шепчет Бедствие. — Я древнее божество бракосочетания, меня не обмануть, — оказывается возле девушки старик, от чего Сусу чуть сознания не лишается из-за исходившего от него аромата, а точнее душка. — Но давным-давно я разозлил Владыку и до конца своих дней вынужден влачить существование духа рисового вина! Пусть мой взор и туманен, но свет небожителя и тьму асура, как и связывающую красную нить, я всё ещё могу разглядеть. — Он точно того, — шепчет Сусу отодвигаясь подальше от дурно пахнущего деда. — Пережить Великую Скорбь и остаться в своём уме? Девочка, я бы посмотрел, как это бы вышло у тебя, — с обидой говорит дух рисового вина. Цзинь хватает за шею старика, и бурлящая тёмная энергия с янтарными всполохами охватывает обманчиво дряхлое тело. — Что ты делаешь? — вмешивается Сусу, цепляясь за руку демона. — Он всего лишь сбрендившей старик! Отпусти! — Ахр… Асуры не враги Небес, — кряхтит дух рисового вина, интуитивно обхватывая руку демона. — Да пусти же дедулю! — Сусу заметно нервничает и беспокоится за жизнь этого сумасшедшего. — Дедулю? Конечно… — усмехается демон. — Что за Великая Скорбь? — спрашивает Цзинь пленённого им духа, тому в любом случае осталось немного. — День, когда шесть миров пали… — Шесть миров? — одновременно с Цзинем удивляется и Сусу. — А-Цзинь, он точно сумасшедший. — Хаос чуть не наступил! Вот глупая! Не доведись тебе такое застать. Конец всего! «Значит, Путь Всепоглощения уже запускали… Но ничего не получилось. Но кто?» — думает про себя Дьявол. Если бы он, то как же ему память на такое грандиозное событие могло отбить? Такое бы он точно запомнил. Или как раз из-за этого он не помнит ничего, что происходило, если происходило, с ним до того, как он очнулся в своём дворце? — Кто запустил эту Скорбь? — Да откуда ж мне знать? — задыхаясь, проговаривает старик. — Само оно или кто-то способствовал… Я уже был изгнан. Похоже, он действительно не знает. — Она спросила у тебя о том, кто такие асуры, но ты не ответил, — встряхивает древнего духа, время которого, как чувствует тёмный бог, на исходе. — Асуры — тёмные полубоги. Смутьяны ещё те, очень властные и непокорные сущности у них. Были… Так я, по крайней мере, думал, что асуры вымерли в Великую Скорбь, но эта аура… Очень походит на асурскую. Нынешние демоны им не чета, да даже современные боги в те времена считались не более, чем полубогами. Они унаследовали лишь малую часть того, что им оставили. А демоны даже близко не приблизились к величию асур. Ну, может быть, разве что их бог. Но, конечно, я этого не проверял, и вам не советую, — хрипит старик. — Но интересно, он хотя бы наполовину приближён к силе владычицы Юйлин — та ещё заноза была, преследовала Владыку и шагу спокойно ступить не давала. Даже божеств бракосочетаний изводила эта нахалка… Однако, как-то неприятно слышать, что кто-то может быть сильнее него. Но после видения из жемчужины у него нет повода усомниться в словах старого духа. Но эта Юйлин — мертва, что успокаивает. Судя по всему, асуры своего рода демоны, а значит непременно бы с этой барышней мог возникнуть конфликт интересов, да борьба за власть. — Всех бы на уши поставила, если бы Владыка ей уступил, — продолжает говорить дух рисового вина. — Отпусти, тёмный, злого умысла к вашим персонам у меня нет. — Уступил в чём? — всё же отпускает этот смердящий дух. Тот так и так расскажет. — Ну как же — владычицей Небес возжелала стать. Из всех повелителей асур выбрала наименее кровавый путь к власти — связать себя узами брака. Оттого и выпрашивала Судьбоносную красную нить бракосочетания. А я её потерял… Вот и расплачиваюсь таким жалким существованием, которое вскоре наконец-то прекратится. Так долго жить и пережить всех, кого знал… Кажется, Владыка слишком жестоко обошёлся со мной за потерю божественного артефакта. А теперь и не сыскать утерянного, сгинуло небось, вместе с тремя мирами, Владыкой, Юйлин и всеми богами с асурами. — Ты чего ревешь? — косится демон на Сусу, которая слезу умудряется пустить. — Так складно бредит, пусть выдумки, а печально всё это… Жалко его… — Проще узнать, кого тебе не жаль… Отвечать не обязательно, — тут же пресекает её попытку сообщить, кого она точно жалеть не будет. Сусу бурчит, что вот его ей точно жаль не будет, а потом призывает светлую ци, чтобы помочь старику. Но его дух исчерпал себя задолго до встречи с ними, а потому старания девушки лишь облегчают уход духа рисового вина из этого мира. — Он что, правда дух? — девушка шокирована видя, как тело старика начинает испарятся. — Не все с придурью, как ты. — Мой взор теперь ясен… — улыбается уже не старик, а молодой мужчина с золотой меткой похожей на лист агарового дерева на лбу. У него красные одеяния, расшитые золотыми узорами и добрая, открытая улыбка. Божественный нимб раскинувшийся над ним подтверждает, что всё упомянутое ранее — правда. В последний раз божество брака являет улыбку, видя ясно этих двоих. — Вы правда жестоки, Владыка Шанди, — чуть склоняет голову древнее божество, а затем, под взглядом хризолитовых глаз, исчезает в кружащей зелёной листве агарового дерева, которые, оседая, желтеют, а после вспыхивают в красных огоньках, а те в свою очередь устремляются на свет. В маленькое окошко темницы, через решётки вылетает последнее благословение божества брака из древних времён, которое подхватывает шаловливый ветер. — У Вас её глаза… — доносится эхо. — Не надо тут озеро слёз устраивать! — предупреждающе говорит Цзинь личному бедствию, у него и так в голове не укладываются слова этого духа… божества. Но для Дьявола не так важно кем сгинувший был, а важно то, что всё его представление о мире терпит свой божественный крах. Ему начинает казаться, что его желание уничтожить и привести всё к изначальному хаосу является не более, чем трусостью. Бог, которому всё равно, который не способен сострадать — обречён. Его подвели к краю, но разглядывать губительную пропасть личный выбор, а погибать одному — дурной тон для злой сущности, которая обитает в нём, которую взрастил он сам. Но по-настоящему он не знает всего или забыл… — И не собиралась, — подрагивающими губами произносит Сусу, утирая глаза. — Вот зачем ты с ним так?.. Он мог уйти спокойно, а не зажатым в тиски… — Поверь мне, ушёл он мирно, — в этом он ей не лжёт, скорее для исчезнувшего было благом, что наступил конец. — Божественная сущность уже была повреждена, лишь магия наказания давала ему жить. Но и она себя исчерпала, а божество теперь стало частью этого мира. Так что, смотря на агаровые деревья, вспоминай дурного старика. — Ни за что! — врёт. — Всё, пошли отсюда, — берёт его за руку, дергая в готовности переместиться. — Неужели, наконец-то нагулялась да насмотрелась? — он перемещает их в безлюдный переулок. — Ха! Так просто меня в Пустынную Бездну не загнать! Я уяснила закон этого мира, больше в таком отвратном месте не окажусь, — хорохорится она, конечно, зря, самоуверенность лишь для сильных слуга, для остальных же она — капризная госпожа, которая быстро остужает пыл нерадивых. — Знаешь, что странно. Эта синяя монстриха и этот дух могут быть цепочками одного и того же явления, знака. Вселенная подкидывает головоломку, а её разгадку мы не видим. И почему нам? Не думаю, что ужасная птица каждому встречному жемчужину предлагала, а дух решил, что ты какой-то асур, которые по его словам не враги, не думаю, что он бы что-то начал говорить, считай он тебя демоном. Он же молчал всё это время. Будь это не так, то давно бы судачили об этих асурах на каждом углу. Может, так оно и было когда-то, но память — не так и долговечна. Но это имя, которое тебе неприятно, звучит уже не впервой. Наверное, и правда придётся вскрыть Таотэ, — не радостно усмехается Сусу от допущения этой возможности. — Но чур я в этом не участвую, я точно стану его обедом, если подойду с дурным намерением. — А можно просто забыть, — этот вариант, пожалуй, и его устроит. Вскрывать, конечно, древнего монстра ему нужды нет, тот отдаст, с капризами, но отдаст то, что сожрал, если его хозяин прикажет. Но он по-прежнему не готов столкнуться с неведомым. — И даже то, что Винишко принял тебя за моего мужа? — вот это вообще можно было не упоминать. — Он сильно забродил… Так что не раскатывай губу. Не дождёшься! — Ха! И не собиралась! Скорее это ты даже не мечтай! — заметно нахохлившись, девушка отворачивается от него, складывая руки на груди. Слов нет, эмоций тоже — он просто однажды её грохнет. «Наивный…» — вздыхает внутренний голос, который по-идее должен быть за него, но тот, судя по всему, играет против. — А твоё «собиралась» или нет даже учитываться не будет! — Что?! — возмущается девушка, резко оборачиваясь к нему. Нет, это красивое личико, на котором поселяется превосходство, вызывает в ней чувство раздражения. Он только что сообщил ей, что с её мнением даже считаться не будет в таком важном вопросе, как брачные узы? Наглец и нахал! Уж хотя бы в этом она хотела быть свободной, самой выбирать. — Вот только попробуй так поступить! Я же на каждом шагу буду кричать, — Сусу набирает побольше воздуха в лёгкие, — Шанди! Шанди! Шан… Арх, — пресекаются её дальнейшие попытки, когда рука сдавливает горло. — Не искушай меня, маленькая дрянь, — хриплым голосом говорит ей демон, отпуская, ошеломлённую быстрой отдачей за выходку, Сусу. — Ты лишь песчинка в моей жизни, — он наматывает на свой палец локон её волос. — Незначительная, — их лбы соприкасаются, но его суровый взгляд, обращенный на неё совсем почему-то не пугает бессмертную, ей больше обидно слышать эти слова, — и абсолютно неважная. Сусу отталкивает демона и, влепив ему пощечину, сбегает, перемещаясь в неизвестность, лишь бы подальше. Его слова причиняют боль. Казалось бы, он — демон, и она должна быть готова услышать что-то, чего не желает, в любой момент, но на деле же, её ранят куда сильнее, чем она когда-либо могла предположить. Она — слепец, не желающий замечать, что на самом деле к ней отношение, как к обузе. Наверное, всё это предсказуемо — девочка влюбляется в того, кто с ней всегда рядом, а собственные чувства она игнорировала, потому что сама в них не разобралась. Но когда раз за разом упоминают, что она не более, чем незначительность, это словно тысяча стрел, пронзающих сердце, которые больше невозможно терпеть. — Я всегда буду для тебя лишь глупой курицей… — слеза скатывается по щеке.