Иная судьба

Сусу, вдоволь понежившись рассветными лучами солнца, присаживается в позу лотоса, чтобы начать медитацию. Возвышенность, куда перенёс её Цзинь, как нельзя лучше подходит для этого. Девушка отчётливо понимает, что жизненно необходимо самой научиться заботиться о себе, ведь она действительно могла умереть. Ей вновь невероятно повезло. Да, Цзинь выручил, но вечность же ей везти не будет. И потом, она действительно может ему надоесть, и что тогда? Не покидать дом демонов-лисов или вновь надеяться на высшую силу, которая грубо, но оберегала её в детстве? Кстати, с появлением в её жизни Цзиня таинственная сила, отпугивающая от неё демонов, исчезла. Случайности не случайны? О Цзине мало кто из демонов вообще что-либо знает, скорее у них вызывает удивление, что в пещере цилиней Владыки кто-то обитает. Может, он призван следить за ней, чтобы не натворила бед? Но какие от неё могут быть беды — обрушит Пустынную Бездну? Вряд ли… «Зато угробила цилиня», — думает про себя Сусу, и морщится. Ей нужно перестать об этом думать и сосредоточиться на медитации. Вдох-выдох — у подлого друга лишний раз не должно быть повода поглумиться над ней — хорошая мотивация. Но посеянные Пянь Жань зёрна дают всходы: ему что-то от неё нужно. Крутится в голове навязчиво и мешает. Сусу хмурится… Подлый, подлейший просто, Цзинь никогда ещё не господствовал так долго в её мыслях. — Да чтоб у тебя ядро треснуло, демон! — злится Сусу и губу прикусывает. Она достаточно навредила ему… — Сразу же, как ты станешь богиней, — раздаётся у неё над ухом. Вздрагивает и оборачивается… Цзинь, ну конечно. — Перестань забивать свою голову всякой глупостью, — по старой привычке демон вновь хочет ткнуть девушку в её метку на лбу, но она перехватывает его руку. — Не говори ерунды, мне не стать богиней… — отпускает демона. — Верно, — хмыкает он. — Ты мешаешь мне спать! — выдвигает претензию. — Дышишь громко, — отвечает на немой вопрос девушки, чем же она так ему мешается. — Концентрируйся на себе, а не на других, — всё-таки не упускает возможности, пока Сусу задумывается, коснуться метки пальцем. — Не дуйся, Бедствие. — У меня имя есть… — О, поверь мне, я знаю, — загадочно улыбается демон, а чёрные глаза с янтарным откликом в них, так и искрят неведомым Сусу задором. — Или мне лишить тебя духовной девственности парным совершенствованием? — полуулыбка играет на красивом лице. — Изыди, демон! — в смущении бурчит Сусу, и понимает, что ей понадобится ещё какое-то время, чтобы вернуть внутреннее равновесие, фундамент которого только что окончательно посыпался. «Ради себя и чтобы у этого петуха не было повода подкалывать меня! — убеждает себя. — А я вообще могу с демоном парным совершенствованием заняться?.. Сосредоточься! О, подлейший из подлейших!» — хнычет про себя.

***

Концентрироваться, наконец-то, получается, и намного лучше, чем в Пустынной Бездне. Поэтому девушка сразу начинает ощущать, как по её меридианам циркулирует светлая ци, напитывая силой. Цзинь спит сидя, прислонившись к стволу мощного дерева, чья крона отбрасывает тень на фигуру демона. По крайней мере, Сусу так думает, демон отсыпается после того, как намаялся с ней и посмеялся напоследок, расшатав думы девушки. Но Цзинь через полуприкрытые веки наблюдает за ней. Ему вообще сон, как таковой, и не нужен — зло, в его лице, постоянно бдит. Древний бог отмечает, что окружающая девушку светлая аура в утренних лучах особенно прекрасна. Дьявол не может оценить красоту — это всё враньё. Пожалуй, он больше других её замечает, но особенно, конечно, в моменты, когда нечто прекрасное разрушается и становится тленом. Поэтому чаще всё великолепие у него вызывает омерзение, ведь он уже так привык, что идеальное и привлекающее взор умирает или видоизменяется, больше не вызывая восторга. Самая подлая вещь в мире — красота. Она, как огонь для мотыльков, манит к себе, обманывая зрение. Дурманит разум, а потом предаёт самым ужасным способом. Благословение ли скрыто за обёрткой, которая приковывает взгляд к себе, или проклятие? Не узнаешь, пока не дотронешься. А дотрагиваясь — привязываешься и отпустить очень трудно. Сусу привязалась и, испытав обиду, не отказалась. Разумеется, её обида недостаточна, чтобы отвернуться, всё-таки он несвойственно к ней мягок. Но насколько сильно феникс померкнет, когда вся правда всплывёт? Вечность Цзинем он быть не сможет, да и не хочет… Или?.. «Думаешь, это она привязалась к тебе, а может наоборот?» — раздосадовано думает про себя. — Это что — бессмертная? — чирикают подлетевшие маленькие пташки, кружа возле медитирующей Сусу и привлечённые исходящей от неё энергией. — А что это за гнездо у неё на голове вместо причёски? Думала, бессмертные идеальны с макушек до пяточек… Одна из пташек замечает его и подлетает близко: — Демон? — щебечет чуть ли не на ухо. — Демон!!! — заливается в истерике, отлетая к своим пернатым родичам, которые подхватывают волну испуга. Птичьи духи… Маленькие, назойливые и глупые существа. — Да как же так — демон и бессмертная вместе? — трещат между собой. — Ой, не к добру. — Точно-точно, троюродная тётя моего четырнадцатого племянника по отцовской стороне, знала историю страшную, когда демон — повелитель краснопёрых воронов — увлёкся одной светлой совершенствующейся… Да так, что предательство совершил. И где они теперь — вороны эти? Всех извёл тёмный бог, только дикие птицы и остались. — А ещё была богиня, тоже на демона засмотрелась. Но тот демон хоть не дураком оказался, а богини свет навсегда померк… — От демонов только предательство ожидать можно! — возмущается маленькая пташка. — Как же эта неряха может с ним рядом быть? Не похоже, что он её силой держит. — Да что вы знаете о любви? — начинается красивая трель о том, что любовь не подвластна ни добру, ни злу. Любовь не выбирают и это самое прекрасное, что можно испытать. Эти птицы до какого-то отчаянного состояния глупы, раз в это верят. Любовь — предаёт и уничтожает. Из-за любви становятся глупыми и уязвимыми. Всё было бы куда проще без этого пагубного чувства. — Что за шум? — Сусу пусть и ушла глубоко в себя, но всё-таки улавливает активное щебетание рядом. Глаза открывает и под насмешливую улыбку Цзиня не хуже перепуганных птиц, не ожидающих от неё столь громкой реакции, верещать начинает, подскакивая с места. Носятся друг от друга в каком-то сумбуре. И откуда только такой страх перед пернатыми? Бог-Дьявол задумывается, нет, не припоминает случая, чтобы Сусу птицы какую-либо травму наносили. Но, в конце концов, Бедствие и его вовлекает в свои хаотичные действия побега от «ужасных» духов маленьких птичек. Подбежавшая к нему Сусу, от ствола дерева его оттягивает и пытается за спину спрятаться, ещё и указывает в сторону «монстров», пища при этом что-то невразумительное, но перевести можно: «Спасите-помогите», как-то так. Сами птички при этом тоже что-то подобное верещат, их так же спасать нужно от сумасшедшей бессмертной, которая неадекватна от слова «совсем». Они даже больше личного бедствия Дьявольского Бога её боятся. — Да замолчите все! — рявкает демон, и у птиц чуть ли не разрыв сердечка случается. Что ж, перед ним страх они испытывают куда больше. — Страшно… — скулит Сусу. — Сказала особа, которая видела Таотэ на расстоянии вытянутой руки, — не выражая каких-либо эмоций произносит Цзинь. — Да он просто милашка по сравнению с ними, — ляпает девушка, которая от страха не очень-то соображает. Таотэ и милашка? Даже смешно. Но Сусу не смешно, она до смерти боится этих духов. — Что ж… — демон поднимает руку, чтобы по щелчку пальцев обратить в пепел маленьких надоед. — Кто посмел обидеть моих деток? — яркий женский голос слышится раньше, чем появляется тень больших крыльев. Дьявол поднимает глаза вверх и хмыкает — однако, эта птица даже ему начала казаться мифом, который выдумали. Маленькие пташки тут же подлетают к появившейся огромной сине-голубой птице с аквамариновым взглядом, белым клювом и красными, вороньими лапками. Она нечто среднее между вороном и фазаном, а её хвост очертаниями больше напоминает павлиний. Перья птицы закалены ветром и сверкают, а их края могут порезать не хуже, чем самый острый меч из лучшей кузни. Она видела множество восходов и закатов, рождений и угасаний. Очень древняя, и не лояльна ни к бессмертным, ни к демонам. — Чудище-то какое, — жмурит глазки Сусу, сильнее вцепившись в не менее древнего, чем птица, бога. — Чудище? А сама-то, — оскорбляется многовековая птица и, взмахивая крыльями, ступает на твёрдую поверхность возвышенности, являя человеческий облик. В узорах голубой метки на лбу у неё сияет небольшая жемчужинка. Она вполне миловидна и знает это, но всё же оценивающе пробегается взглядом по Сусу, которая выглядывает из-за плеча демона. — Из породы выскочек… — сущность бессмертной для неё не тайна. Невероятная птица! — Я так полагаю, ты — Цзинвэй? — спрашивает у птицы Цзинь, а Сусу бурчит что-то наподобие того, что это существо нужно прогнать поскорее. Птица в человеческом облике улыбается, а потом приглядывается к демону, за которого прячется незрелый феникс. Её-то глаза сразу разглядели, кто девушка такая. — Верно, — не отрицает Цзинвэй, снисходительно кивая. — Твоё лицо мне кажется знакомым. Мы ранее встречались, демон? — Не думаю, я бы запомнил… — Но я точно где-то видела это лицо, — оказывается возле него Цзинвэй и без всяких церемоний, обхватывая подбородок, начинает вертеть лицом демона, пытаясь попутно вспомнить, где могла видеть его. Её глаза внимательны, а расширившийся зрачок наводит на мысль, что она узнаёт его, но Цзинвэй оказывается не глупа. — Впрочем, память на лица меня подводит всегда, — оставляет в покое начинающего злиться демона. — Вы напугали моих деток, — отходит Цзинвэй, складывая руки на груди. Пташки щебечут, жалуясь старшей птице на бессмертную, которой не помешает дисциплинарное наказание, а по-простому — высечь её пятую точку. — А может Вы нас просто отпустите? — осмеливается подать голос Сусу, но тут же вновь прячется за спину демона, после того, как Цзинвэй зыркает на неё. — Почему ты меня боишься? Я же ничего ещё не сделала. — Моя девочка страшится любую птицу, — объясняет демон. — А что же она тогда не боится тебя? — сканирует его взглядом. — Или она не знает? — прищуривается древняя птица. — Не знаю чего? — любопытство пересиливает страх, и Сусу выглядывает из-за плеча Цзиня, но тут же снова прячется из-за «злых» глазок маленьких пернатых. Бог-Дьявол напрягается. Она видит и его сущность под ложной маскировкой, действительно — невероятна, даже высшие демоны пройдут мимо, не заметив силы Владыки в том демоне, которого он из себя изображает. Но отчего тогда так спокойна Цзинвэй? Вероятно что-то хочет от него за сохранение его личности. Он бы попросил, будь у него такая возможность. Но она же не думает, что он пойдёт с ней на сделку из-за такой мелочи? — Я, пожалуй, заберу её! Демона отшвыривает от Сусу, и давно забытое заклятие сдерживания, которым не пользуется никто во всех трёх мирах, опутывает его тело. Девушка и пикнуть не успевает, как оказывается в крепких объятиях Цзинвэй. Вся эта птичья компания исчезает прежде, чем Бог-Дьявол скидывает с себя оковы. Взор его вначале алеет, а затем приобретает зелёно-золотистый оттенок. Цзинвэй ищет смерти? Он её с лёгкостью подарит задержавшейся на этом свете птичке-переростку.

***

Бессмертная мгновенно убегает, стоит Цзинвэй её отпустить. Но на что Сусу надеется? Сбежать от древней птицы — не её уровень. Девушка просто-напросто врезается в невидимый барьер, который сиюминутно потрясает её тело разрядами молний, и она падает без сознания на землю. Цзинвэй, кладя что-то в руку Сусу, просит маленьких птичьих духов присмотреть за девушкой в своё отсутствие и перемещается в другое место. Когда-то Цзинвэй была маленькой птичкой, похожей на ворону, с красными лапками и пёстрой головой. Она упрямо желала засыпать Восточное море, ежедневно таская камушки в любую погоду и устилала ими морское дно. Над ней смеялись — что может сделать крошечная птичка с бескрайним и величественным морем? Но она не сдавалась. Даже если понадобятся миллионы лет — она не отступит. Так Цзинвэй стала символом упорства и настойчивости. Обычно она таскала камушки и веточки с горы Фацзюшань, и в день, который перевернул всю её жизнь, должно было быть так же. На гору из Небесного царства спустился прекрасный ликом благородный юноша и при себе у него было четыре волшебные жемчужины. Одну из этих жемчужин и приметила Цзинвэй. И пока юноша был отвлечён своими мыслями, маленькая птичка утащила одну из них и тут же полетела в сторону Восточного моря. Цзинвэй прикрывает глаза, вспоминая былое. — Зачем же пташка украла жемчужину Единения? — материализуется в золотистом божественном свечении перед ней тот самый юноша с горы. — Прошу, верни. Как же она отдаст — ведь у неё есть цель, жемчужина сможет приблизить её к ней. Но и прослыть вороватой сорокой она не хочет. Мечется и не знает, как же ей быть? А юноша протягивает ладонь. Должно быть, волшебная жемчужина важна, но небожитель не отнимает её силой, а ведь мог бы. Он терпеливо ждёт её решения, стоя с протянутой рукой, будто нуждающийся. Цзинвэй подлетает и, разжимая белый клювик, возвращает жемчужину владельцу. Разворачивается и направляется к горе, расстроенная, что клюнула на сияние вещицы и потратила своё время. Но юноша-небожитель вновь оказывается перед ней, мешая её полёту. — Твоя цель печальна, — вздыхает он, — но так ли ты желаешь погубить всех, которые обитают в синих водах? Ведь, если не станет Восточного моря, то вымрут и лишатся своего дома целые виды живых существ. Цзинвэй в шоке. Она и не думала никогда об этом, зациклившись лишь на себе и своей цели. Нет, она не хочет, чтобы обитатели вод погибли или потеряли свой дом. — Но что же мне делать? Ведь море должно поплатиться за то, что сотворило, — а как же она? Ей так обидно — море должно существовать, чтобы другие не исчезли, но тогда получается, что её потуги были напрасны? Она всего лишь хотела посмотреть восход солнца, а безжалостное море хладнокровно убило её. И затаённая обида позволила ей стать птицей, которая жаждет засыпать восточные воды. — Ты не должна страдать из-за других. Обида принцессы — не твоя. Цзинвэй на самом деле всего лишь маленький дух, который по чистой случайности впитал горечь и разочарование утонувшей принцессы. Все эти годы она исполняла последнее желание сгинувшей в шторме девушки. Это не её жизнь и смерть во снах приходят… Но воля принцессы всегда сильнее. — Я не хочу, но я должна… — Пташка-Цзинвэй, ты достаточно страдала, — за спиной юноши раскидываются золотистые сияющие ореолы, выдавая высокое положение в Небесном царстве. Пожалуй, Цзинвэй и не видела ничего величественнее на своей памяти. — Отныне ты станешь Синей птицей — символом преображения, перерождения и воскрешения, — к жемчужине Единения на его ладони присоединяются ещё три таких же зачарованных и напитанных силой жемчужины. Четыре артефакта окружают Цзинвэй и преображают её тело и дух, укрепляют разум, а раскрывшийся под ней золотистый цветок лотоса божественной печати напитывает её силой. В мирах рождается новое существо. — Теперь ты свободна от прошлого, и я дам тебе новое имя, чтобы ты могла начать всё сначала в Школе Высшей чистоты, — говорит ей юноша своим мягким голосом. «Школа Высшей чистоты?.. Шанцин?» — удивляется про себя преображённая птица. Ни один дух и мечтать не может, чтобы оказаться там. Шанцин — первая ступень к Небесному царству. Нужно являться выдающимся совершенствующимся, чтобы быть принятым и пройти там обучение. — Благодарю за благосклонность, но разве я достойна? — она сомневается, однако уже чувствует свою возросшую стократно силу. Юноша кивает. — А можно ли туда попасть с моим именем? Оно часть меня, я привычна к нему. — Хорошо. Цзинвэй, передай старому цилиню, что Шанди ждёт своего фамильяра — тебя, — улыбается прекрасный юноша ей. — А пока, подержи её у себя, — жемчужина Единения оказывается перед шокированной Цзинвэй и начинает сливаться с ней. Она растеряна и не сразу приходит в себя, чтобы оказать достойное приветствие Небесному Владыке, Верховному Богу Неба, Земли и Подземного мира, правителю Вселенной. Она всегда думала, что он — почтенный седой старец, восседающий на троне сотканном из цветков лотоса. А когда опоминается, то юноши и след простыл. Лишь жемчужина Единения остаётся ей напоминанием об этой встрече, как и преобразившаяся до неузнаваемости сущность. То был первый, но не последний раз, когда она видела Шанди. Она долгое время грезила тем, что станет его фамильяром не на словах, упорно училась под руководством старого цилиня — божества, который руководил некогда школой Шанцин. «Как же ты станешь фамильяром Владыки, если такая бездарность!» — постоянно ругал её старик, но он просто хотел, чтобы Синяя птица стала достойна своей Судьбы. Но предназначению так и не суждено было случиться. Тёмная сила вырвалась на свободу, разрушая и поглощая всё на своём пути. Все древние боги пали, пытаясь остановить её буйство, как и разрушились миры. Шанцин уцелел из-за своей удалённости и жертвы старого цилиня, который установил барьер, пожертвовав своей сущностью бога. Туда, суетившиеся напуганные ученики и небожители переносили всё, что возможно из рушащегося Небесного дворца. Шанцин — это всё, что осталось от Небесного Царства и старого мира богов, которым правил Шанди. Цзинвэй пережила Великую Скорбь, но была разбита. Ей прочили место богини, ведь она благословлённая самим Шанди, хранительница одной из четырёх жемчужин, но Цзинвэй не хотела, чтобы само её существование напоминало о былом. Она видела в глазах соучеников тоску об утраченном, когда они смотрели на неё — избранницу Верховного Бога. Но Шанди пал, его жертва их спасла, его сила возродила наименее пострадавшие от Великой Скорби миры. Пережившие трагедию не должны жить прошлым, им нужно смотреть в будущее. А Шанди, как и Цзинвэй, должны быть забыты. Синяя птица помнит благородное лицо своего благодетеля и наставника. Она долгое время искала его, ведь он изначальный бог Вселенной. Он не мог исчезнуть. Но годы шли, а никакого следа Шанди. Только она — живое доказательство того, что он когда-то жил… Новые боги и правда со временем забыли о нём, а единое когда-то разделилось. Часть небожителей и выживших из мира зверей, как и она когда-то, покинули Шанцин, избрав для себя иной путь к бессмертию и совершенствованию. Вначале их нарекли отступниками, а потом укоренилось иное название — демоны. И появилось нечто, чего раньше не было — Дьявольский Бог, будто бы отголосок Великой Скорби, которая не хотела сдаваться, возглавил их. Самый таинственный из всех богов, он словно из ниоткуда возник, сильный и неуязвимый — прирождённый бог. Но теперь Цзинвэй знает, она не просто так выжила в прошедшую многие тысячелетия назад гибель миров. Шанди никогда не делал ничего просто так, и, возможно, даруя ей частичку своей силы, он знал, что только так возможно сохранить изначальную силу Вселенной. Спиной чувствует присутствие Тьмы, которая её настигла. Незаметно творит заклинание сокрытия. — Где Сусу? — грозно спрашивают у неё. Птица в образе девушки решительно поворачивается к тёмному божеству, но глаза её полны грусти. Какая ужасная участь… — Зачем она тебе? — интересуется древняя птица. — Не твоё дело! — А-а, — грозит она пальчиком, — по моим скромным подсчётам я старше, а значит имею право на хотя бы формальную вежливость, — улыбается Цзинвэй. — Или в царстве демонов этому не учат? — Вежливость? Хорошо, — Дьявольский Бог призывает свой меч и направляет его в птицу, но та без особого труда блокирует его сдерживающим заслоном. — И это всё? — насмешливо интересуется Синяя птица. — Думала, увидеть нечто запредельное, а это… Пфф, — Разящий меч отлетает под натиском силы древней птицы. — Так ты полубог, — догадывается Дьявол, хватая меч за рукоять. — В шаге от вознесения. Но мне это не нужно. Быть богом — большая ответственность, а на неё я своё право утратила давным-давно. Божество, ты веришь в Судьбу? — неожиданно спрашивает девушка. — Судьба — насмешлива и жестока, — Бог-Дьявол атакует. — Не буду спорить, — защищается, призывая меч сотворённый из своих закалённых перьев. Лезвие уверенно встречается с дьявольским артефактом. Выпад птицы, и Дьяволу приходится сгруппироваться, чтобы блокировать её атаку. Её стиль не похож на те, что используют бессмертные или демоны, но очень напоминает его. Поистине достойная противница. Никто из них не сдаёт позиции, но Бог-Дьявол даже ещё и не начинал по-настоящему, давая птице раскрыть весь свой потенциал, а когда это происходит, он приступает истощать её силы. — Где Сусу? — острие чёрного лезвия упирается в горло Цзинвэй. Дьявольский Бог возвышается над ослабшей Синей птицей, но та хранит молчание. — Скрыла её от меня? Что ж, значит твоя смерть разрушит чары сокрытия, — полуулыбка расцветает на губах. — Но быструю смерть ты не получишь! — взгляд бога вспыхивает, когда на ладони в чёрно-алом цвете появляется один из устрашающих артефактов, а под Цзинвэй, как и над её головой раскрываются тёмные лепестки Печати Разрушения Кости. Цзинвэй осматривает пугающий артефакт, который так похож на тот, что она уже когда-то видела в далёком прошлом. Эта схожесть прогоняет последние сомнения. — Божественный фамильяр имеет связь со своим господином, но я лишь получала от него дары, так и не став им, — встаёт она, сопротивляясь силе Дьявольского Бога под его удивлённый взгляд. — Пора их вернуть, — от Цзинвэй начинает исходить свет, который вступает в симбиоз с энергией дьявольской печати, и та не отвергает это слияние, но тёмная ци, являясь доминантной силой, в итоге проглатывает пожертвованные Цзинвэй силы. Лишь слабые золотые всполохи иногда можно разглядеть через гущу красного и чёрного. Так глупо ещё никто не расставался со своей силой, даже жаль беднягу, ставшую мелким, ни на что негодным, духом птицы. — Цзинвэй, Цзинвэй, — улетает маленькая ворона с пёстрой головой, щебеча забытую птичью песню, которая и дала когда-то ей имя. Все заклятия, которые создала Синия птица, рушатся, и Дьявольский Бог находит местоположение Сусу. Птичьи духи в панике разлетаются, когда он переносится к девушке. Владыка подходит к ней и, присаживаясь, берёт на руки. Сусу медленно открывает глаза и внимательно смотрит на своего вредного друга. Улыбается, радуясь тому, что тот цел и нашёл её. — Спасибо, что прогнал этих ужасных птиц, — девушка устраивает голову на плече Цзиня. Такая доверчивая. — О, а что это? — она разжимает ладошку и в ней сверкает небольшая жемчужинка. Свечение вещицы будто начинает гипнотизировать, а потом, вздрагивая, Сусу переводит взгляд на демона. — Цзинь, а кто такой Шанди? — озадаченно вопрошает личное дьявольское бедствие. Теперь впору Дьявольскому Богу вздрогнуть и ощутить неприятный морозец фарфоровой кожей.