Лик печальной арфы

— Цю Сюхуа, ты не выглядишь сейчас очень довольной, — сказал мне аккуратно Се Лянь, глядя на то, с каким выражением лица хожу по императорскому парку и сейчас смотрю на рыбок в фонтане. — Неужели? — спросила не меняя своего выражения, у меня до сих пор апатия и ничего с этим сделать не могу, исправить это может только пару шоколадок, тарелка эмэмдэмса и чашка горячего кофе, тогда мой организм начнёт хоть чуть-чуть вырабатывать серотонин, а значит и из этого состояния буду выходить, но в ближайшие тысячелетия этого тут наблюдаться не будет, так что продолжаю грустить. — Прошу прощения, Ваше Высочество, но настроения абсолютно у меня нет. — Хмммм, — сказал он, почесав точку между бровей, скорее всего о чем-то серьёзно задумавшись, а затем к нему очень скоро пришло озарения и он со словами. — Прошу следовать за мной, — взял мой рукав ханьфу и повёл куда-то. Куда? Ну я как бы вообще без понятия, но мне сейчас абсолютно без разницы куда идти, потому что мне тут везде не интересно. Се Лянь притянул меня к себе, как магнит, и я послушно следовала за ним по узким, извивающимся коридорам Императорского дворца, обрамлённым летящими над ними красными бумажными фонарями. Шаги по полированному бамбуковому полу казались бесконечными, пока мы не оказались перед массивными золотыми дверями, украшенными рельефами драконов — символом мощи и величия. Я даже не удивилась: в Империи, где золото сверкало на каждом углу, такое великолепие было в порядке вещей. Принц слегка приоткрыл двери, и я вошла, чувствуя, как горячий воздух наполняется сладковатым ароматом жасминового чая и цветущей вишни. Комната оказалась настоящим сокровищем. На каждом шагу меня встречали великолепные артефакты: статуэтки из нежного фарфора, сверкающие украшения в форме лотосов и драконов, а также роскошные ткани, переливающиеся на свету, словно павлиньи перья. Каждый сантиметр пространства был декорирован с такой тщательностью, что сам этот шик и блеск казались оскорблением моей серости. Я вела себя, как незаботливый рачок в мире драгоценностей. — Выбирай на здоровье, Цю Сюхуа, — с лёгкой улыбкой произнёс Се Лянь, подталкивая меня ближе к низкому столу, покрытому яркими тканевыми скатертями, на котором располагались всевозможные украшения. Я смотрела на их сверкающую поверхность, не в силах понять, что именно вызывало во мне это чувство пустоты. Принц систематично подносил к моему лицу каждое из произведений искусства, и я чувствовала себя так, будто готовлюсь ответить на контрольный вопрос от учителя: я совершенно не знала, что сказать. Золото, обрамлённое яркими камнями, переливалось передо мной, словно пыталось сказать: «Эй, почему ты не радуешься?». Но вместо смеха и восхищения я медленно складывала их в руки, словно это был свёрток с дефектами. — Хочешь это? — спрашивал он, поднося к моему лицу очередное ожерелье, на этот раз украшенное изумрудом, который, казалось, искрился, как звёздное свечение. — Зачем? — вырвалось у меня, и я ощутила, как на душе стало совсем неуютно. — Зачем вы все это делаете, Ваше Высочество? На мгновение в комнате воцарилось молчание. Принц, глядя на меня с искренним недоумением, продолжал накладывать украшения в мои руки, словно игнорируя мой вопрос. Я ненавязчиво рассматривала его лицо: там не было высокомерия, лишь настоящая забота? Это было всё равно как-то необычно… — Посмотри на себя! — он явно говорил так, будто я умею читать и понимаю о том, что он себе напридумывал. — Это ожерелье, это браслет… Я обернулась, чтобы взглянуть на свое отражение в одном из изящно оформленных зеркал, и на меня смотрела девушка, окруженная реликвиями, несущими в себе историю, но та, что была в сердце, совсем не собиралась раскрываться. Я сама не могла понять, что чувствую: восхищение или безразличие. Это яркое разнообразие, вся эта красота — какой-то абсурд, глядя на которую, казалось, я зритель на собственном празднике без каких-либо эмоций. — Зачем? — вновь спросила я, не менее недоумевая, чем прежде. — Эти украшения не делают меня счастливой. Я не знаю, для чего мне это всё. На мгновение принц замер, словно осознал, что перед ним стоит не просто недовольная девушка, а человек, ослабленный всем бурным опломбом жизни. Он медленно убрал украшение от лица и задумался. Не зная, что предпринять, он наконец произнёс: — Может быть, я надеялся, что эти вещи, словно магия, смогут вызвать в тебе эмоции? Могут сделать тебя счастливой, украсить твой день или хотя бы развеять серость… Отец сказал, что если я хочу произвести на девушку хорошее впечатление и ей понравиться, то нужно дарить ей украшения и подарки. Серость. Это слово как будто пульсировало в воздухе. Я знала, что он искренен и хочет помочь, ищет способ отвлечь меня от гнетущих мыслей. Но было ли это решением? Я оставила себя в ловушке этой серости, не зная, как вырваться из неё. Я возвратила взгляд на то, что лежало в моих руках: непростые изделия искусства или обманки счастья, несуществующие оковы. — Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как один из камней, обрамлявших моё тело, заблестел так, как будто ответил мне. — Но я не знаю, как быть. Принц, уставившись на меня с пониманием, наконец, улыбнулся: не высокой, вызывающей улыбкой, а настоящей, человечной, из которой исходило мягкое тепло. — Конечно, ты не обязана выбирать. Но одно я знаю точно: выбирая что-то для себя, ты тоже выбираешь быть счастливой, даже если это кажется невозможным, — сказал он, слегка приподняв уголки губ. С каждым словом, произнесённым Се Лянем, я всё яснее понимала: этот молодой человек приносит с собой не просто драгоценности, а надёжное плечо, приглашающее на спасение из бездны серости. Он не давил, не торопил, и это постепенно начинало действовать на меня. Я улыбнулась. Не знаю, насколько искренне, но это было начало… — А мне очень хочется, чтобы ты была счастлива рядом со мной, — продолжил он, человек явно выдаёт мне чьи-то слова, потому что пяти-шести летний ребенок так говорить не может… Или может в Китае то Древнем? Я же тут с самого начала не воспитывалась, может тут у аристократии так принято? Вот уж не знаю. — Но я всё ещё буду ждать, когда ты мне сама напишешь письмо, которое будет ответом на моё. Но от моей семьи он ответы получал… — С чего ты взял, что я тебе не писала? — приподняла бровь. — А ты писать умеешь? — Нет, — мотнула головой в знак отрицания. — При этом ты мне говорила, что не любишь, когда кто-то чужой твоё читает, а значит и написать ты мне не могла. Значит мне остаётся ждать, когда ты научишься это делать и ответишь мне. Нет, ты явно слишком по взрослому тут мыслишь, это точно.