Лик печальной арфы

Я осталась одна в своей роскошной, но такой ненавистной комнате, и внутри меня начала нарастать буря. Это чувство, словно давно спрятанный вулкан, который вот-вот извергнет лаву эмоций, которые я так долго сдерживала. Я начала мерить шагами свою комнату, словно тигрица в клетке, и в какой-то момент просто не выдержала. Сначала это был тихий, почти неслышный шепот, но постепенно он превратился в настоящий поток слов, которые я выплёскивала в пространство, надеясь, что хотя бы стены услышат меня и поймут. — Чёртов Древний Китай! — шепчу я, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. — Почему именно я? Почему именно здесь? Почему именно в этом теле?! Мой голос дрожит от негодования, и я чувствую, как слёзы начинают жечь глаза, но не позволяю им пролиться. Вместо этого я продолжаю свой монолог, обращённый к невидимым силам, которые, по моему мнению, ответственны за моё нынешнее положение. — Сяньлэ, Сяньлэ, как же ты мне надоело уже, — произношу я, скривив губы в презрительной усмешке. — Всё это величие, вся эта помпезность… А где же я в этом всём? Я вспоминаю, как в моём прошлом мире у меня были свои планы, свои стремления. И теперь, оказавшись здесь, я чувствую себя словно в чужой шкуре, которую мне навязали без моего согласия. Я хватаюсь за края стола, пытаясь удержаться на ногах, когда волна эмоций накрывает меня с головой. — Вселенная! Почему ты так жестока ко мне? — мой голос становится более хриплым, но я не останавливаюсь. — Почему ты решила, что я должна играть эту роль? Что я должна быть частью этого спектакля, который мне не интересен? Мои глаза метаются по комнате, ища что-то, что могло бы меня успокоить, но всё вокруг только усиливает раздражение. Эти богатые ковры, изысканные вазы, драгоценные шелка — всё это кажется мне чуждым и ненужным, как будто это не моя жизнь, а чей-то злой розыгрыш. Я падаю на колени, издавая тихий стон, и, наконец, позволяю слезам течь. — Я не хочу быть здесь, — шепчу я, уткнувшись лицом в руки. — Я не хочу быть этой куклой, которая должна улыбаться и кланяться на каждом шагу. Моя истерика — это не просто выход эмоций. Это мой способ выразить протест против всего, что меня окружает. Это мой способ сказать «нет» тем, кто считает, что я должна принимать свою судьбу безропотно. Я остаюсь на полу, чувствуя полное бессилие перед этой странной и чуждой мне реальностью. Моё сердце всё ещё бьётся учащённо, но в нём нет ни надежды, ни решимости. Только глухое отчаяние и страх перед тем, что будет дальше. *** Спустя несколько дней после той бурной истерики, когда я, наконец, выплеснула все свои эмоции в одиночестве своей комнаты, я теперь сижу в карете, направляющейся в столицу. Внутри царит тишина, нарушаемая лишь мерным стуком колёс по дороге. Я одна в этой карете, и, честно говоря, это даже к лучшему. У меня нет сил на разговоры, нет желания объяснять кому-то, что происходит у меня внутри. Я смотрю в окно, но пейзаж за ним кажется мне размытым и нечетким. Да и какая разница, что там, за ним? Всё это — лишь декорации к спектаклю, в котором я вынуждена участвовать. Раньше я бы, наверное, нашла в себе силы снова возмутиться, снова выразить протест, но сейчас… сейчас я просто чувствую апатию. Словно кто-то выключил свет внутри меня, и я осталась в темноте. В карете тихо и спокойно, но это спокойствие не приносит мне утешения. Оно скорее напоминает мне о пустоте, которая поселилась у меня внутри. Я не чувствую ни радости, ни печали, ни гнева. Только какую-то странную, вязкую усталость, которая окутывает меня, словно плотное одеяло, не давая пошевелиться. Я пытаюсь вспомнить, как я дошла до этого состояния. Наверное, это началось после той ночи, когда я выкричала все свои обиды и страхи. Тогда мне казалось, что это поможет, что я смогу освободиться от груза, который давит на меня с тех пор, как я оказалась в этом мире. Но, увы, ничего не изменилось. Я просто выгорела, как свеча, которая догорела до конца и оставила после себя лишь немного воска и обугленный фитиль. Карета покачивается, и я, уставившись в одну точку, машинально замечаю, как мелькают деревья и поля. Где-то в глубине души я понимаю, что еду на важную встречу, что от неё может зависеть моя дальнейшая судьба в этом мире, но даже это знание не вызывает у меня никаких эмоций. Я чувствую себя словно зритель, наблюдающий за происходящим со стороны, не имея возможности вмешаться или изменить ход событий. Я вспоминаю, как в моём прошлом мире у меня были мечты и цели. Я знала, чего хочу, и шла к этому, несмотря на трудности. Но теперь эти воспоминания кажутся далёкими и нереальными, словно из другой жизни. Может быть, так оно и есть? Может быть, та я, которая жила в своём мире, больше не существует? Я больше не уверена. В какой-то момент я замечаю, что мои руки дрожат. Я пытаюсь их успокоить, но это не помогает. Я понимаю, что это не просто физическая усталость. Это моя душа дрожит от неопределённости, от страха перед будущим, которое я не могу контролировать. Но даже это осознание не вызывает у меня бурю эмоций, как раньше. Я просто принимаю это как данность, как часть той реальности, в которой я оказалась. Время в карете тянется бесконечно долго, и я не знаю, сколько часов прошло с тех пор, как я отправилась в путь. Я уже не считаю минуты, не думаю о том, когда мы прибудем на место. Всё это кажется мне неважным, не имеющим значения в масштабах той внутренней борьбы, которую я веду. Я смотрю на свои руки, лежащие на коленях, и пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз чувствовала себя живой. Не просто существующей, а именно живой, полной энергии и желания действовать. Но память отказывается подсказывать мне ответ. Может быть, это было в другой жизни, в другом мире, который теперь кажется мне лишь сном. Карета продолжает свой путь, и я остаюсь в своём коконе апатии, не в силах вырваться из него. Я знаю, что впереди меня ждёт встреча, возможно, важная, но даже это знание не пробуждает во мне интереса. Я просто плыву по течению, надеясь, что однажды найду в себе силы вырваться из этого состояния и снова почувствовать себя живой. Но пока что я остаюсь в этой карете, в этом странном мире, который я всё ещё не могу назвать своим.