Best of me

Поначалу смириться с тем, что Чонвона придется оставить в покое, было нелегко. Пак чувствовал себя неполноценным: почему он, один из сильнейших демонов, не смог переманить на темную сторону какого-то мальчишку? Эти мысли не давали покоя, Ян как на зло постоянно маячил перед глазами в церкви, напоминая о себе и о неудаче демона. Но Чонсон не посмел бы противиться приказу Люцифера — знал, какое наказание может за этим последовать. Лишение пальцев, языка или уха (в зависимости от настроения) без возможности последующего восстановления. Эта перспектива его вовсе не прельщала. Потому Пак решил внять совету и сменить курс, переключившись на других посетителей церкви. С прихожанами было до банальности легко: они приходили исповедоваться, обещая не повторять прежних прегрешений, но стоило Джею нашептать им на ушко что-то соблазнительное, тут же бежали и грешили по новой. Чтобы немного разнообразить досуг, Чонсон решил переключиться на одного из священников. Хотелось проверить, будет ли просто заставить его сойти с праведного пути. На своем веку Пак не раз встречал служителей церкви, что были далеки от святости. Они крали, лгали, обжирались, трахались направо и налево, не забывая при это читать напутственные речи для прихожан о том, как важно следовать пути Божьему. Бедный Господь, ему, наверное, было стыдно за то, что у подобных людей имелся сан. Но ангелы были слишком добры и не пытались избавиться от грязи. Работали они совсем не так продуктивно, как демоны. Своей новой жертвой Чонсон выбрал протоиерея Нам Кихёна. То был полный мужчина лет пятидесяти с внушительной бородой, давно служивший в этой церкви. Все прихожане его знали, а младшие по рангу нередко обращались за советом. С виду это был доброжелательный и ласковый человек, но чутье подсказывало Джею, что не все так просто. Под с виду правильной и приятной картинкой могло крыться полное темных тайн нутро. Присмотревшись к Кихёну, демон понял, что не ошибся. Пускай священник и не был откровенно плохим человеком, его голову посещало немало грешных мыслей. Зачастую он давал себе слабину, позволяя лени одержать над собой победу. Гордыня тоже не была ему чужда. Но главной слбостью его были красивые девушки и юноши. Нет, Кихен не распускал руки. Пока что. Но зачастую ночью в спальне он дрочил, включая порно на старых дисках. Его жена, разумеется, не была в курсе того, как ее муж любит проводить время. Это был его маленький секрет. Во время мессы его разум нередко посещали не самые благостные мысли — он хотел перенестись из церкви в место более уединенное с какой-нибудь милашкой. И не то чтобы мужчина испытывал какие-то муки совести по этому поводу. Неудивительно, что Джей уцепился за эту слабость. Как известно, где тонко, там и рвется. И это был самый простой и быстрый путь склонить Нама к греху. Джей откровенно веселился. Он посылал Кихёну сны эротического содержания, от которых бедняга просыпался возбужденный, но совсем неудовлетворенный. Заставлял грязные мыслишки из подсознания приходить на ум прямо во время службы. А после привел в церковь распутную девку, которая сначала попросила у святого отца благословления, а после решила отблагодарить на коленях. Кихён, постыдившись, что на него смотрит статуя пресвятой богородицы, прогнал потаскуху прочь. Его лицо покраснело от злости и возмущения, но Джей-то знал, что в голове роились вовсе не праведные мысли. На этот раз ему удалось сдержаться, но Чонсон уверен –еще немного, и священник сдастся. Чтобы увидеть это воочию и не пропустить ни секунды увлекательного зрелища, Чонсон принял человеческое обличье. Что демоном, что человеком он был красавчиком, чего уж таить. Кто захочет быть непривлекательным, если ты можешь выбрать любую внешность? Вот и наживка для Кихёна сегодня была очень соблазнительная. Ынби была примерной прихожанкой, всегда скромно одевалась, но именно сегодня решила примерить блузу с очень глубоким вырезом, открывающую прекрасный вид на ее полную грудь. Юбка была не короткой, но зато прекрасно облегала бедра и зад, и Чонсон решил, что удача у него в кармане. Он поработал над Ынби заранее и знал, что девушка его не подведет. На нее демон возглагал очень большие надежды. Все шло, как по маслу — служба закончилась, и прихожане по одному подходили к протоиерею, кто за благословением, кто за советом. Они не знали, что Кихёну сегодня не до их проблем — всю службу его мысли были переполнены не тем, как Иисус исцелил слепорожденного, а тем, как давно он не касался молодого и здорового, жаждущего ласк тела. И после того, как он посоветовал последнему внимающему «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» — какая насмешка — к нему подошла Ынби. — Святой отец, я хотела бы поговорить с вами наедине. — Слушаю тебя, дочь моя, — Кихён еле удерживал взгляд, пытаясь смотреть девушке в глаза. — Прошу, давайте найдем место чуть более уединенное. Моя проблема довольно личная, и я бы не хотела, чтобы она случайно достигла чужих ушей. — Хорошо, — священник, вздохнув, вывел прихожанку из храма в одно из прилежащих зданий, где располагалась церковная лавка и какие-то подсобные помещения. Ынби он знал давно, девушка ему всегда нравилась, но никогда прежде он не смотрел на нее с подобным подтекстом. Теперь же держать себя в руках стало так сложно, как никогда прежде. Джей, крадучись, следовал за ними. Он затаился за дверью и чуть приоткрыл ее, чтобы оставить хоть малюсенькую щель для подглядывания за своими «подопечными». — Простите меня, отец, я так грешна, — чуть не плакала Ынби. — Мне стыдно перед вами, но лишь вам я могу довериться. В последнее время меня одолевают мысли, от которых я никак не могу избавиться. И эти мысли о вас. — Обо мне? — удивляется священник, поправляя тугой ворот одеяния. На дворе жара, но слова девушки заставляют сердце биться чаще похлеще июльского пекла. — Да, о вас. В этих мыслях вы касаетесь меня, целуете меня и делаете своей. И я не могу от них избавиться, ничего не могу с собой поделать. Я хочу этого. — Ты… Но девушка не дает ему продолжить, впиваясь поцелуем. На это священник реагирует положительно, кладя ладони с массивными перстнями на ее задницу. Ынби приникает ближе, пытаясь избавить Кихёна от рясы, шепча что-то о том, как ждала этого. Джей с улыбкой отстраняется. С этого момента все пойдет как по маслу. Протоиерей уже согрешил, пускай молит Господа о прощении позже. Да, Чонсон поспособствовал этому, но семена сомнений и желание таились внутри. Демон лишь помог им взойти и расцвести алыми лепестками. Искушение Кихёна вернуло Джею хорошее настроение, и он с новыми силами продолжил склонять людей к греху. Священник пропал с поля зрения, а вот Чонвон все же периодически маячил на горизонте, напоминая о неудаче. Но Пак больше не был зациклен на этом. В голове всплывали слова о том, что жизнь сделает Яна грешником. Стоял лишь вопрос — когда и какой именно грех парень совершит первым. Приглядывать за Чонвоном стало чем-то привычным и рутинным. Когда демону было нечего делать, он отыскивал паренька, наблюдая за его абсолютно обычной жизнью. В ней не было ничего экстраординарного, но отчего-то Джею становилось спокойно просто оттого, что он наблюдал, как юноша делает уроки, молится или играет на органе. Играл он, к слову, замечательно. Отдавал предпочтение конечно же Баху, который сам, к слову был известным грешником и постояльцем ада. Чонсон любил, затаившись, слушать, как из-под пальцев Чонвона одна за одной вылетают ноты. Но как оказалось, не он один. — Прекрасно, прекрасно! — в другой части храма раздались одинокие хлопки, и к Яну с улыбкой приблизился Кихён. — Отец гордился бы тобой, Чонвон! — Спасибо, святой отец, — юноша склонился перед старшим в поклоне, как требовал того духовный этикет. — Я жду не дождусь, когда ты окончишь семинарию и станешь дьяконом и органистом нашей церкви, — Протоиерей откровенно любовался пареньком. — Прошу, сыграй для меня еще! — Конечно! — Чонвон смутился от похвалы, но не смел отказать, и перелистнув нотную тетрадь, начал играть фугу «до диез минор». Видимо, он был взволнован неожиданным слушателем, потому что пальцы его, сорвавшись с клавиш, нарушили ладное звучание, и он, извинившись, попробовал снова. Но опять допустил ту же ошибку. — Тебе не хватает плавности, — священник встал со своего места, подходя ближе к инструменту и накрыл совей рукой пальцы Чонвона, — Ты слишком напряжен. Вот так надо, — Кихён расположил тонкие пальцы Чонвона над клавишами и придал кисти верную форму. — Это поможет правильно извлекать звук. Прошу, попробуй снова. И может, не было в этом жесте ничего лукавого — обычные взаимодействия между учеником и учителем. Но были некоторые оговорки: во-первых, Кихён учителем Яна не являлся, а во-вторых, в тот момент протоиерей помышлял вовсе не об успешном исполнении произведения, а о том, какое еще применение можно найти пальцам Чонвона. И можно предположить, Джей должен был быть этому рад. Его жертва, ступив на скользкую дорожку, решила с нее не сходить, хотя демон давно уже оставил ее в покое. Но отнюдь — увиденное Чонсону не понравилось от слова совсем. Его не устраивало то, что Кихён имеет виды на Чонвона. Если Яну и предстояло согрешить, то не так и не с ним. Но что Джей мог с этим поделать? Голова священника была переполнена непристойными мыслями о Чонвоне, а вкладывать в разумы людей что-то светлое и духовное демон, отнюдь, не умел. Прибегнуть к помощи ангела — ни за что. Чонсон не опустится до такого. Те потом будут припоминать и насмехаться до конца его дней, а Люцифер и вовсе покрутит пальцем у виска. Но когда первичные злость и ярость чуть утихли, в голове Пака появилось несколько идей. И он начал действовать от простого. Прибегнул к помощи Ынби. Та активно старалась переманить внимание Кихена на себя. Если у того будет секс в достаточном количестве, он не станет зариться на Чонвона, так ведь? Сначала это действительно сработало. Кихён ходил довольный тем, что девушка согласна удовлетворить любые его прихоти. Но и это ему быстро наскучило. Священник стал грубее с ней, понимая, что бедолажка все равно прибежит обратно. И в конце концов, он ее окончательно отверг, заставляя заливаться горькими слезами. Джей нервно грыз ногти в попытке придумать новый план. Он подсылал к протоиерею новых любовников, но тех хватало на раз-два максимум. Кихён хотел конкретно Чонвона. А этот чистый душой юноша поначалу и не подозревал ничего. Он уважал Кихёна и доверял, ведь тот был коллегой и близким знакомым его покойного отца. Ян и представить не мог, какие мысли кроются в голове священника. А если бы узнал, наверное, не поверил бы. Пока Чонсон совершал неудачные попытки отвлечь Нама, тот постепенно перешел в наступление. Теплые слова в сторону Чонвона переросли в осторожные прикосновения и неловкие просьбы. Мужчина был неглуп, он понимал, что Чонвона легко спугнуть. Он не давил и постепенно подкрадывался, как умелый хищник к добыче. А Чонвон лишь глупо хлопал глазами, не подозревая, что на него смотрят, как на кусок мяса. Он наивно доверял священнику, считая, что рядом со старшим по сану всегда будет в безопасности. Проблема была еще и в том, что у Чонвона не было отца. Поэтому его решение обратиться к Кихёну, как к наиболее приближенному мужчине, не было чем-то шокирующим. Но Чонсон бы предпочел, чтобы этого никогда не случалось. — Отец Кихён, могу я обратиться к вам за советом? Это не связано с Господом, если только косвенно. Простите, что отвлекаю, — Ян подошел к протоиерею, пока он готовился к очередной мессе. — Конечно, Чонвон, ты не должен извиняться. Ты можешь обращаться ко мне когда и зачем угодно, — Нам тепло улыбнулся, потрепав юношу за макушку. Чонсон лишь скрипнул зубами — священник выглядел столь приветливо и благодушно, что нельзя было усомниться в его искренности. — Спасибо. В общем… Мне пора готовиться ко вступительным, и я собирался поступать в семинарию. Но мой учитель органа из раза в раз повторяет, насколько я талантлив, и предложил поступить в консерваторию. Сначала я даже не рассматривал этот вариант, но чем больше думал, тем сильнее осознавал, что хочу этого. Правда, очень хочу. Я рассказал матушке, и она не была в восторге, но сказала, что позволит решить самому. У меня чувство, будто своим решением я предаю Господа. Скажите, как мне быть? Священник на секунду задумался, прожигая паренька черным взглядом. Далеко не благостные мысли роились в его голове, и он едва смог отвести взгляд от пухлых губ Чонвона к его просящим глазам. — Ты действительно весьма талантлив, Чонвон. Это станет отрицать лишь глухой. Но я думаю, что это — лишь очередное испытание на твоем пути. Яблоко, которое предложил Еве змей — искуситель. И в отличие от первой грешницы ты должен устоять. Придерживайся пути Господа и стань священнослужителем. Твой отец хотел бы этого. Кихён знал, на что давить. Он сказал это с теплой улыбкой и немного — с жалостью, будто отлично понимал метания Яна. Но Чонсон нашел его ответу иное объяснение: Кихён весьма эгоистично не хотел Чонвона отпускать. — Но отец всегда говорил мне следовать за мечтой…- на лице парнишки ясно читалось расстройство и разочарование. Не такого ответа он ожидал от того, кого считал своим духовным наставником. — Разве твоя мечта — не следовать пути Господа? Только подумай — быть одним из его приближенных, тем, кто передает его слово и его милость обычным людям! Тот, кто исповедуя, освобождает от скверны, причащая, дарует тело и кровь господню. Какая мечта и какое желание может стоять прежде этого? Это — наивысшая и самая благая цель из всех возможных. Надо было отдать Кихёну должное — вещал он убедительно. Чонвон, пригорюнившись, кивнул. — Я понял, святой отец. Простите за такие мысли и спасибо, что выслушали. — Все хорошо, мой милый, — Нам склонился к юноше, целуя в висок. — Все мы подвержены соблазну, иногда даже я. Не стыдись признаваться себе в этом и если что, приходи ко мне. Ты можешь доверить мне что угодно, поверь, это останется между нами. — Благодарю вас, — Ян склонил голову, целуя перстень на руке протоиерея. — А сейчас помоги мне одеться для мессы. Пока Чонвон надевал на Кихёна набедренник и фелонь, тот представлял как юноша будет его раздевать. И самое возмутительно — нисколько не сомневался, что скоро это действительно произойдет. От этих мыслей у Джея пригорало так, что запахло паленым и серой. Ему срочно нужно было выместить свой гнев, и он со злобы испортил Кихёну мессу — подговорил несколько мужиков нажраться в слюни и сорвать службу. И Паку было не жаль. Тем вечером Чонвон плакал у себя в комнате, закрывшись ото всех. Не рыдал навзрыд, а просто проронил пару слезинок, а потом просил у Бога прощения за то, что посмел пожалеть себя. В тот вечер, наблюдая за ним, Джей испытал давно забытое чувство — сострадание. Обычно, смотря за мучениями представителей рода людского он не испытывал ничего — ни торжества, как кто-то мог подумать, ни сочувствия. Но парнишку было жаль. Пускай их отношения с Чонвоном сначала не сложились, и даже самооценка Джея успела пострадать, он умудрился к юноше прикипеть. И то, что сейчас происходило в его жизни, Паку совсем не нравилось. В тот вечер он кое-что решил для себя. А именно — что надо вмешаться, и если придется — вновь принять человеческое обличье и открыть Яну глаза на правду. Помешать Кихёну испортить Чонвону жизнь и нанести непоправимые раны. Обычно среди демонов это не практиковалось. Вот ангелы таким увлекались: принять земное обличье и спасти кого-нибудь, иногда жертвуя при этом собой. Может, поэтому их становилось все меньше, а демонов, наоборот, прибавлялось? Там, в раю, им пора было и призадуматься. Вмешательство не было наказуемо, но и не одобрялось. Люцифер мог отреагировать по-разному в зависимости от настроения, Чонсон надеялся, что он просто не станет придавать этому значения. Пускай Паку и был симпатичен Чонвон, страдать из-за него демон не собирался. Действия Нама становились активнее: поглаживания и прикосновения участились, как и привлечение Чонвона к совместной работе. Священник даже стал предлагать юноше разделить с ним обед и ужин, объясняя это тем, что хочет наставить на путь истинный. Он задавал пареньку личные вопросы, стремясь узнать всю подноготную и повторяя при этом: «Ты не должен от меня ничего скрывать, ибо я есть глас Господень». — Чонвон, скажи, ты целовал кого-нибудь? Думал о том, что хочешь коснуться, хочешь, чтобы тебя коснулись? Ян покраснел, стыдясь поднять глаза от тарелки. Притих, как пойманный за поеданием хозяйской сметаны кот. — Я…сам никогда не целовал никого, святой отец. Но однажды меня поцеловали. — И тебе понравилось? — Я…я не знаю. Наверное, это было приятно. — Не смущайся, я спрашиваю, чтобы понять, как много ты уже испытал, и как тяжело будет вернуть тебя на путь истинный. Скажи, ты хотел бы прикоснуться к кому-нибудь не по-дружески? К мужчине или женщине? — Я правда не знаю, — после долгой паузы покачал головой Чонвон. Он окончательно растерялся. — Запомни, ты можешь касаться только будущей супруги после того, как дашь клятву перед Господом. Если у тебя когда-то появятся лукавые мысли, гони их — это черти пытаются тебя одолеть. Просто повторяй «Отче наш» и воспевай ангела-хранителя, дабы он защитил тебя. — Я понял, святой отец. На прощание Кихён целует Чонвона в разрумянившуюся щеку и стирает с уголка губ хлебные крошки, а после отпускает. И после этого разговора в душе у юноши разгораются подозрения. — Мам, а папа и отец Кихён дружили? — интересуется юноша тем вечером. — Я бы не назвала это дружбой, но они были довольно близки. Твой отец отзывался о нем только положительно. Кихён — замечательный человек и священнослужитель. Нам так повезло, что он служит в нашем храме! — И правда, — кивнул Чонвон, не смея не согласиться. Слова матери чуть отпугнули сомнения, но все же подозрения не покидали его головы. Потому Чонсон решил отправить ему анонимное послание. Тем вечером Чонвон нашел у себя на столе странное письмо. На нем не было отправителя, а на бумаге было выведено каллиграфическим почерком: «Будь осторожен. Он не тот, кем кажется.» Ян стал оглядываться по сторонам, будто мог найти того, кто это написал. Перечитал еще раз, а после аккуратно свернул листок и спрятал в одну из книг. — Как я могу сомневаться в нем, он же посланник Божий? — задал сам себе вопрос, прежде чем приступить к вечерней молитве. Но Джей был уверен, что ему удалось посеять сомнение в юношеской душе. Оставалось надеяться, что Чонвон станет внимательнее и осторожнее. Но даже если парень перестал полностью доверять Кихёну, он это никак не показывал. Соглашался на предложения протоиерея провести время вместе, играл ему на органе и помогал готовиться к службам. Объятия священника и его прикосновения, а иногда даже поцелуи стали для юноши чем-то обыденным, и он перестал обращать на это внимание. Зачем придавать значение такому, если Кихён — уважаемый человек, пример для подражания для любого прихожанина? Только грязные умы вкладывали в эти безобидные жесты какой-то особенный смысл. Нам испытывал к Вону чисто отеческие чувства, по крайней мере, в этом юноша предпочел убеждать себя. Тем временем Кихён терял терпение. Его бесило, что он не может стать еще ближе, перейти черту, он понимал, что Чонвон не пойдет на такое, и священника это не устраивало. Прикосновений и поцелуев было ничтожно мало, он желал большего, но заполучить пока что не мог. И потому решил пойти на подлость. Во время службы Чонвону была оказана большая честь — принести к причащению кровь и тело господне. Ян был взволнован — обычно сие действие не доверяли простым ученикам, и этим занимался дьякон. Но Нам продумал все заранее, обильно смазав чащу с просвирой, обмоченной в вине, маслом. Когда Чонвон взял в руки чашу, та выскользнула из тонких пальцев, и кровь с телом Христовым рассыпались по полу, окрашивая плитку алым. Ойкнув, Чонвон кинулся было исправлять содеянное, но не заставлять же прихожан вкушать хлеб с пола? Ян словил немало осуждающих взглядов в тот день. И сам он без конца корил себя — так опозориться и подвести Кихёна, который доверил ему столь важное поручение! Едва сдерживая слезы, юноша подошел к протоиерею после службы, моля о прощении. — Поговорим позже, Чонвон. Зайди ко мне через час. Ян никогда прежде не был у Нама в квартире. Та располагалась при церкви, и там жила вся его семья. Двое детей были уже достаточно взрослыми и съехали, а жена по счастливой случайности отсутствовала. — Проходи, Чонвон, — пригласил его священник, маня пальцем. — Не стесняйся. Подойдя к ожидающему его за кухонным столом Кихёну, Чонвон склонил голову в приветствии. Он не смел поднять глаза на мужчину, стыд, испытываемый им, был слишком силен. — Подними на меня глаза, Чонвон, ну же, — Нам воспользовался возможностью, чтобы погладить парня по мягкой щеке и не отстранил свою ладонь даже тогда, когда Ян возвел на него взгляд. — Ты меня очень расстроил сегодня, но я не сержусь. Тем не менее, такое нельзя оставить, как есть — ты едва не лишил прихожан пищи, приготовленной для причастия. Хорошо, что у нас имелись еще запасы! — Простите меня, святой отец, я не знаю, как так вышло. Чаша просто выскользнула из рук, я не успел… — Знаешь, у меня был наставник, отец Юджон. И он верил, что знаки, подобные этому, свидетельствуют о метке дьявола. — Что? — на лице у Яна был написан настоящий испуг. Чонсон же в тот момент едва не спалил самого себя — это у Чонвона-то метка? А вы ничего не перепутали, господин Нам? — Тебе может это не понравиться, но я вынужден буду проверить. К тому же, ты сам говорил, что в последнее время тебя стали посещать лукавые мысли. Не бойся, в случае чего, я смогу помочь. Но сейчас ты должен довериться мне. — Конечно, — выдохнул парнишка, он был готов на многое, лишь бы убедиться, что не одержим нечистой силой. — Разденься, Чонвон, я должен тебя осмотреть. Медленно кивнув, осмысливая услышанное, юноша сначала снял рубашку, после медленно стягивая штаны. Ему совсем не нравилось происходящее, но выбора не было. — Эта метка. Как она выглядит? — Всегда по-разному, — пожал плечами священник. — Обращай внимание, не появляются ли у тебя на коже новые пятна. Не испытываешь ли ты кожный зуд? Ходя кругами вокруг застывшего юноши, Кихён сочинял на ходу. Его фантазии можно было позавидовать, но Паку было не до этого — он бесился от одного вида того, как жадно протоиерей смотрит на Чонвона, пожирая взглядом, как аккуратно проводит по лопаткам и позвоночнику, проверяя на наличие демонического клейма. Чонвону же отчаянно хотелось прикрыться. Несмотря на теплое время года ему казалось, что без одежды он замерзает, кожа быстро покрылась крупными мурашками, а от прикосновений стало не по себе. — Ты не до конца разделся, Чонвон, — заметил Кихён. — Тебе есть, что от меня скрывать? — Нет, что вы, — поспешил заверить Ян, стягивая майку. Нам обогнул его спереди, внимательно осматривая топорщащиеся от прохлады соски и плоский втянутый живот. — Вы видите ее? — Пока что нет. Но мне периодически надо будет тебя осматривать — она может появиться в любой момент. — Я и сам могу, святой отец, только расскажите, что именно искать. — Ты не поймешь. Ты можешь не распознать метку, у тебя нет в таком опыта. Прости, я не могу доверять тебе в этом вопросе. К тому же, я должен осмотреть тебя полностью. Сними белье, Чонвон. — Прямо полностью? — переспросил юноша в надежде, что неверно понял. — Разумеется. Метка может прятаться где угодно. Медленно и нехотя Ян стянул трусы, пытаясь прикрыть мужское достоинство ладонями, но Кихён ему не позволил. Он смотрел на вялый член юноши с такой жадностью, будто готов был упасть на колени и заглотить прямо здесь и сейчас. Нам обошел парнишку, становясь позади и практически прижимаясь, опаляя шею теплым дыханием. О, как ему в тот момент хотелось потереться о Чонвона, войти в него, услышать всхлипы и стоны! Но сегодня он и так совершил прорыв, следовало остановиться, иначе он мог потерять юношу навсегда. Чонвон же стоял, зажмурившись и не смея шелохнуться. Он не понимал, что происходит, и почему вообще согласился на это, но отказать было страшно А что если Кихён обвинит его в том, что он одержим дьяволом? А вдруг он и правда одержим? — Через три дня повторим, — слова священника вывели его из ступора, и Ян начал наскоро натягивать на себя одежду, радуясь, что смотрины наконец закончились. — Еще раз простите, святой отец. Мне правда так жаль, что я подвел вас. — Говорю же, я не держу зла, Чонвон. Не думай обо мне плохо. Но я тебя не отпускал, — он жестом приказал парню вернуться, когда тот уже было направился к выходу. — Я хочу посмотреть, как ты молишься, удостоверится в твоей искренности. — Вы…считаете, я молюсь не от всего сердца? — слова Нама задели что-то внутри Чонвона, ведь он действительно вкладывал с свои молитвы всю душу, а протоиерей только что поставил это под сомнение. — Конечно нет. Я лишь хочу убедиться. Прошу, встань на колени и начинай читать молитвы. Не заставляй меня просить дважды. Кихен с удобством расположился на одном из кухонных стульев и указал парню место на полу, близ своих ног. Ян покорно опустился на колени, и одарив священника вопросительным взглядом, начал читать молитву своему Ангелу-хранителю. Он склонил голову, уставившись в пол, пытаясь сосредоточиться на тексте молитвы, но присутствие Кихёна напрягало и давило. Чонвону казалось, что он все делает неверно. — Не бубни, — сделал замечание протоиерей, — говори ясно и четко. И не спеши так, у тебя что, нет времени на молитву? — Простите, святой отец, — Чонвон зажмурился, делая вдох и выдох, и начал заново. Он ощущал себя таким грешным и ничтожным, как никогда прежде. В это раз он читал медленнее и громче, стараясь выговаривать каждое слово, как будто читал книгу вслух на уроке литературы. Сначала никакой реакции от священника не последовало, но стоило Чонвону завершить очередную молитву, большая ладонь накрыла его голову, а пальцы вплелись в густую шевелюру: — Молодец, Чонвони, совсем другое дело. — замурлыкал Кихён, поглаживая парня по макушке и приближая его голову к своим коленям. Расстояние между лицом Яна и его ногами было минимальным, и уже непонятно, кому тот должен был молиться — Господу или его наместнику на земле. Джей скрипнул зубами в который раз за день. Это нельзя было оставить безнаказанным. Очевидно, что Нам не остановится и дальше будет только хуже. И предельно ясно, что Чонвон, будучи в зависимом положении, находится в большой опасности. Нам имеет влияние и статус, и даже если юноша пойдет к кому-то за помощью и расскажет, ему никто не поверит. Будет только хуже для самого Чонвона. Через полчаса искренней молитвы священник-таки отпустил Чонвона, и тот стрелой вылетел прочь в растерянных чувствах. В его душе кипел страх вперемешку со стыдом, юноша не понимал, как вести себя дальше и чего ожидать от того, кого считал своим наставником и кому прежде доверял. Нормально ли такое поведение Кихёна? Быть может, святой отец хочет для него, как лучше, и проблема тут совсем не в нем, а в самом Чонвоне? И если ответ на этот вопрос Ян найти пока не сумел, то для Джея все было предельно понятно. В отличие от юноши он прекрасно знал, о чем помышляет протоиерей. Мало того — Чонсон сам подверг того соблазну и можно сказать, направил на путь далеко не истинный. Но не думал, что все так обернется. Его удивляло то, что ему не все равно. Не плевать на судьбу Чонвона, хотя должно было быть. Подумаешь, его развратит мужчина в три раза старше — не он первый, и не он последний. Но отчего-то Паку была не безразлична судьба Яна и его безопасность. Демон решил, что с источником противоречивых чувств он разберется позже, главное сейчас было разобраться с Кихёном. В этот раз он решил действовать радикально — никаких больше отвлекающих маневров, Чонсон пойдет напролом. Он не станет прятаться или действовать через посредников, а разберется с грешником самостоятельно, приняв человеческое обличье. Пускай в нем ему не подвластно было вкладывать в умы людей разные мысли, простую грубую силу еще никто не отменял. Забавно, что люди считают, что церковь способна защитить их от нечисти. Что в бестелесном, что в человечьем обличье Чонсон чувствовал себя в храме вполне комфортно. Запах от кадила немного щекотал ноздри, но это было терпимо. Он вошел в пристанище Господа с утра пораньше, когда первые прихожане только начали стекаться. Весьма безбожно было пройти прямо к алтарю, но Чонсон не собирался церемониться. Он знал, что может найти протоиерея там, и не хотел, чтобы им кто-то помешал. Священник же никак не ожидал такого бестактного вторжения на свою территорию и воскликнул: — Как вы попали сюда? Прошу вас вернуться в зал для прихожан, эта часть храма только для священнослужителей. — Простите, но я должен вам кое-что сказать. Это не терпит отлагательств. Это очень важно, отец Кихён. От того, что вы сейчас услышите, может зависеть статус и судьба всей нашей церкви. Джей умел быть убедительным. А Кихён…статус и репутация действительно много для него значили. Разумеется, он был недоволен нарушением границ, но все же смирился: — Ладно, я так и быть выслушаю вас, но не здесь. Давайте покинем храм. Через боковую дверь он вывел Чонсона во двор, нервно оборачиваясь по сторонам. Ему не хотелось, чтобы их кто-ибо видел и слышал. — Что за информацию вы хотели сообщить? — Мне сказали, что один из священнослужителей, уважаемый человек, был уличен страшном грехе. Его мысли и действа были столь скверны, что это привело меня в ужас! Наш Господь бы не одобрил такого, и пускай он всепрощающ, этот человек должен покаяться и поклясться, что больше не совершит подобного. Он ставит под удар не только лишь себя, но и всю нашу церковь! — О каком грехе вы говорите? И кто этот человек? — нахмурился Нам. Пускай сейчас его мысли были для Джея скрыты, тот заметил, что Кихён напрягся. — О, вы отлично его знаете, святой отец. Это мужчина, который поддался вожделению и похоти. Его ум и душа прогнили, и он лишь притворяется благочестивым, думы же его грязны и низменны. Помимо того, что он возлег со множеством женщин, а после и мужчин, он покусился на практически святое — чистого душой юношу, ученика церкви. И священник этот всячески пытается его совратить, склонить к греху. Не ужасны ли его деяния, святой отец? — Вы...откуда вы это услышали? — растерянность и страх буквально на секунду взяли верх, но все же Кихен быстро взял себя в руки. — Собирать сплетни и сеять ложь — не меньший грех, господин… — Пак Чонсон. О, я уверен, отец Кихён, что это чистейшая правда. Я сам был свидетелем его деяний. И поверьте, это не россказни и не выдумки – чистейшая правда. Скажите, каково знать, что вы делите кров с таким человеком? Каково это — видеть его каждое утро в зеркале? Каково это — натягивать рясу и вещать людям о благочестии, когда все мысли заточены на одном — желании трахать все, что движется? — Да как вы смеете! — рявкнул на него Нам, нависая во всю высоту своего немалого роста. Его глаза, казалось, вот-вот вывалятся из орбит, а лицо покраснело от ярости. — Вы хоть знаете, какой это грех — обвинять наместника Бога во лжи!? Таким, как вы, нет места в раю! — Боже! — Джей согнулся в три погибели стараясь сдержать смех, — Не нужен мне ваш рай, я прекрасно знаю, где мне место. И поверь, там найдется одно и для тебя, — уже не смеясь добавил он, приближаясь к священнику и хватая рукой за горло так, что у того мгновенно сперло дыхание. — А теперь скажу тебе вот что, а ты внимательно слушай, мразь. Еще раз приблизишься к Чонвону, хотя бы взглянешь на него — и все узнают, о чем ты думаешь денно и нощно. И поверь, ты не отмоешься. Я клянусь, что лишу тебя сана и всего, что у тебя есть. Ты, ничтожество, будешь просить подаяние на улицах и целовать ботинки богатым прихожанам, чтобы они бросили тебе жалкий пятак, на который ты купишь себе кусок хлеба. Я надеюсь, ты меня услышал, — он сжал хватку сильнее, заставляя лицо Кихёна побагроветь. — Ттты, — только и смог просвистеть тот, на большее не хватило кислорода, — Кто ты вообще такой? — Считай, что я — твой личный ангел-хранитель. И я даю тебе последний шанс на исправление, — Пак отступил, разжимая пальцы и позволяя человеку перед собой отдышаться. — Проебешь его и прощайся с сытой безбедной жизнью. Я тебя предупредил. Бывай, — он махнул рукой на прощание, скрываясь за углом и оставляя Кихёна одного в раздрае. Тому явно было, над чем поразмыслить.