Стихи о погибели

      Мария Михайловна нервными быстрыми шагами возвращалась в осточертевшее общежитие. Её отчаянно трясло от произошедших недавно событий, однако девушка старалась взять себя в руки. «Да что этот наглец себе позволяет?!» — вертелось в её мыслях, но всё же Мария волей-неволей осознавала, насколько хитро Воланд мог ей манипулировать. Манипулировать её сознанием, мыслями и чувствами… Его пылкий и властный поцелуй будто клеймом ощущался на губах. Его горячее дыхание сводило с ума, а эти бездонные глаза вселяли ужас и леденили душу…       Дверь комнаты девушка открыла с шумом, который существенно не понравился соседкам по комнате. Однако Мария плевать хотела на замечания Полины Евгеньевны и недовольный возглас Ленки. Девушка опустилась на свою кровать, взяла в руки блокнот и дрожащей рукой нацарапала лишь одно многозначное слово: «Ненавижу.» — Что с тобой, Маш? — поинтересовалась Ленка, присаживаясь рядом с сожительницей. — С Вадимом поругалась или как? Редактору стишки твои не понравились? Да зря ты всё! Шли их куда подальше! Молодец ты, Машка! Весь универ тебя читает, а ты… — Замолчи, Лен. — сухо парировала девушка. — У меня всё отлично. Подумай лучше о своих отношениях с Андреем. — Займись учёбой, Елена! — вмешалась Полина Евгеньевна, отвлекаясь от книги про историю современной России. — У тебя в голове один шлак. Прочла бы хоть что-нибудь. — Полина Евгеньевна, я тебя умоляю, не душни! — промолвила Лена обиженно. — Я далеко не последняя по успеваемости на курсе. Ты не видишь — человеку плохо! — Она устала, отстань от неё. — зевнув, ответила Полина Евгеньевна, а затем захлопнула книгу, отложив на полку. — Время одиннадцать ночи! Училась она в отличие от тебя!       Взгляд Марии тем временем упал на единственное написанное ею слово — «Ненавижу» —, и девушка невольно почувствовала, какой тяжкий груз оно в себе несет, свидетельствуя о конфликте, бушующем внутри нее. — Да ладно, Маша, мы просто пытаемся помочь! Ты же не можешь все время быть загадочной поэтессой. — не унималась соседка.       Мария выдавила из себя улыбку, оценив ее попытку, даже если к ней это не относилось — Знаешь, Лен, не хочу показаться грубой, но сейчас тебе лучше заняться своими делами. Девушка, поняв, что пора действительно прекратить лишние вопросы, наконец, замолчала, легла на свою кровать и взялась за телефон.       Вскоре свет в небольшой комнатке был погашен, а кровати расправлены. Полина Евгеньевна быстро задремала, отягощенная бесконечными делами и учебными вопросами. Ленка не расставалась с телефоном. Мария же, включив небольшую лампу села за стихи. — Знаешь, Лен… — начала было девушка, вырвав страницу из блокнота и бросив на пол. — У тебя когда-нибудь бывало в жизни нечто вроде чуда и бремени одновременно?       Ленка замолчала, медленно опуская телефон и с любопытством глядя на сожительницу. Мягкий свет лампы Марии падал на ее блокнот, будто создавая уютный кокон тепла и теней в темной комнате. — Чудо и бремя? Что? — задумчиво повторила Ленка, откладывая телефон в сторону. — Наверное, у каждого бывают такие моменты, но не каждый день ты слышишь о них в такой поэтической форме. Скажи честно, в твоей жизни таинственным образом возник какой-то мужчина? Тайный поклонник или что-то вроде этого?       Мария на мгновение заколебалась, ее ручка зависла над блокнотом, кончик едва касался бумаги. Интуитивная догадка Ленки оказалась ближе к истине, чем ей хотелось признать вслух, даже самой себе. Вопрос повис в воздухе, окутанный ночной тишиной и мягкими, успокаивающими тенями, отбрасываемыми ее лампой. — Не совсем тайный поклонник, — ответила Мария, тщательно подбирая слова. — Впрочем, неважно. Я лишь размышляла над смыслом своего будущего стихотворения. Не бери в голову. — Ну хорошо, — ответила Лена, с подозрением сузив глаза. — В целом, в последнее время ты какая-то отстранённая, погруженная в свои поэтические размышления. Может хочешь выпить с нами на следующих выходных? Расслабиться, потанцевать… Почему нет?       Комнату пронзил тревожный звук уведомления. Мария осторожно взяла телефон, медленно разблокировала и увидела то, чего и нужно было ожидать: сообщение от Вадима. Сердце юной девы пронзило жестокое чувство вины. Слабо улыбнувшись, она напечатала короткий ответ: «Я тоже тебя люблю. Спокойной ночи!» — Ты говорила, выпить? — переспросила Мария, отложив телефон. — Я не против. Давай повеселимся.       Лицо Ленки мгновенно озарилось яркой одобрительной улыбкой — она явно была в восторге от согласия Марии. — Отлично! Будет приятно увидеть, как таинственная поэтесса выйдет из тени на танцпол, — игриво поддразнила она, испытывая облегчение от того, что подруга не скрывает легкомыслия в своих размышлениях.       Девушка усмехнулась попытке Ленки подбодрить ее. — Не обещаю, что буду танцевать. — с улыбкой парировала Мария. — Я не умею. Но выпить пару бокальчиков я явно не против! — Отлично. Тогда спокойной ночи, таинственная поэтесса! — промолвила Лена, укладываясь на кровать. — Не засиживайся допоздна. Завтра пары! — Да-да, спокойной ночи! — прошептала Мария, зажигая сигарету.       Девушка глубоко затянулась, наблюдая, как дым изящными завитками поднимается к потолку. Тихий шорох, с которым Ленка укладывалась в постель, и еле слышное похрапывание Полины создавали успокаивающий гул на заднем плане. Тепло сигареты немного успокоило Марию, позволив отвлечься от бурных переживаний по поводу Воланда и неожиданного напоминания о текущем молодом человеке. Ее мысли вернулись к сообщению от Вадима. Несмотря на утешение, его слова несли в себе неприятную тяжесть, давя на волнующую неопределенность, которую Воланд привнес в ее жизнь. Она не могла не задаться вопросом, не было ли влечение ее сердца к Воланду просто проявлением какого-то тайного желания, дремавшего до сих пор.       В ту ночь девушка не спала. Она плакала, курила, писала, но ей было явно не до сна. Телефон вскоре был отложен до наступления рассвета. Всю ночь несчастная писала о Нём, о Дьяволе. Писала такие откровенные стихи, что и вслух не осмелишься прочесть. Она чувствовала его присутствие в крошечной комнатке общежития, ощущала его напряженный взгляд на себе, его напряженное горячее дыхание. От этого невыносимо кружилась голова. Рука писала сама по себе, будто движимая непонятной силой, которая, казалось, погрузила душу Марии в невероятную сладкую агонию, которая и выливалась в отчаянные неразборчивые строчки. Ее стихи представляли собой хаотическую смесь желания, боли и бунта, каждое из которых свидетельствовало о борьбе, бушевавшей внутри нее. Девушка чувствовала себя одновременно освобожденной и измученной, ее сердце было охвачено бурей контрастных ощущений.       Когда забрезжил рассвет, первые лучи солнца просочились сквозь старые занавески, заливая комнату бледным сиянием. Мария посмотрела на разбросанные вокруг нее страницы, каждая из которых была осколком ее души, поняв, что за одну ночь было написано около двенадцати стихов. Измученная и опустошенная, она, наконец, отложила ручку. Ее тонкие длинные пальцы болели от неустанного письма, а руки неизбежно дрожали.       Мария неуверенно встала, чувствуя слабость в ногах. На мгновение ей показалось, что комната закружилась, и она схватилась за спинку стула, отчаянно ища в ней точку опоры. Достав из сумки успокоительное, девушка дрожащей рукой вылила несколько капель в стакан с водой и судорожно выпила. На глаза, однако, вновь навернулись слезы. Обе ее соседки по комнате спокойно спали, охваченные безмятежным сном. Лишь она, Мария Михайловна безмолвно глядела в окно, наблюдая, как кружатся незамысловатые снежинки в рассветном небе и держала в руках стакан с успокоительным, думая о нем и вспоминая о его запретном, но таком манящем и страстном поцелуе. «Я изменила парню с каким-то сумасшедшим немцем, — усмехнулась девушка, закурив очередную сигарету. — который, к тому же, утверждает, что является дьяволом…» Слезы потекли по лицу несчастной с новой силой. Она поняла и в полной мере осознала, что никогда не испытывала ничего подобного. Один лишь поцелуй этого «сумасшедшего немца» смог пробудить в ней такую мириаду ощущений, которую ни одна встреча с Вадимом никогда бы не пробудила. Ни за что.       Она не могла просто стереть влияние Воланда на свою жизнь, так же как не могла отрицать те необузданные, неотфильтрованные ощущения, которые он пробуждал в ее юном сердце. Поцелуй был не просто мгновением физической страсти; он стал катализатором чего-то гораздо более глубокого, того, что навсегда изменило ее взгляды на жизнь и любовь. Мария глубоко затянулась сигаретой, дым наполнил ее легкие и принес мимолетное ощущение спокойствия. Она медленно выдохнула, наблюдая, как дым смешивается с ранним утренним светом. Ее сердце ныло от тяжести сделанного выбора, но в то же время она испытывала странное чувство ясности. Наступил новый день, а с ним и новая глава не непростой жизни.       Вернувшись к кровати, девушка заметила одинокую красную розу и лежащий рядом с ней кусочек старого пожелтевшего пергамента, аккуратно сложенный и лежащий рядом с кроваво-красным цветком. Мария недоверчиво дотронулась до записки кончиками пальцев, а затем осторожно развернула ее дрожащими пальцами. Ее взору открылся изящный, скорописный почерк, который казался почти идеальным и невероятно аккуратным. Девушка осторожно провела рукой по изящным строкам, которые гласили: Дражайшая Мария Михайловна, Наша вчерашняя встреча не была последней. Вы изволили сомневаться в существовании дьявола. Однако я спешу вас убедить в обратном. Дьявол существует. Более того, он жаждет очередной встречи с вами. Примите эту розу в знак страсти, вспыхнувшей в вашем сердце. Знайте, что сам Сатана ждет вас, и что нашу следующую встречу вам будет нелегко забыть. Жду вас у старой часовни неподалёку от вашего общежития завтра в полночь. Искренне Ваш, Воланд Пульс Марии участился, когда она осторожно сложила пергамент обратно, ее пальцы по-прежнему неумолимо дрожали. В этой ноте, казалось, пульсировала скрытая энергия, напоминая о магнетической силе, которую она ощущала в присутствии Воланда. Аромат одинокого бордового цветка медленно поднимался вверх, нежный и манящий, смешиваясь с витавшим в комнате дымом. Пальцы Марии Михайловны прошлись по краю розы, ощущая мягкость лепестков и непостижимую глубину их цветения. «А он не так-то прост… — думала девушка, глядя на цветок в руках. — В знак страсти, значит… Этот наглый и самодовольный персонаж ещё не знает, на кого он напоролся. Из-за него я пошла на измену, и он думает, что продолжит искушать меня?! Ну, мы это ещё посмотрим».       В ее глазах зажегся огонь неповиновения, первоначальная тревога сменилась стальной решимостью. Мария тщательно спрятала розу в сумку, письмо под подушку, а сама отчаянно легла на кровать, докуривая сигарету. «Да пошёл ты!» — тихо прошептала девушка, поворачиваясь на левый бок и укрываясь тёплым одеялом, которое ненадолго дарило иллюзию тепла и защищённости.       В тихие минуты перед сном Мария размышляла о том, что может раскрыть встреча с Воландом у часовни. Какая-то часть ее — любопытная, дерзкая — хотела бросить ему вызов, проверить, так ли велика тайна, которую он представляет, как он утверждает. Девушка была полна решимости раскрыть правду о его завораживающем присутствии и о том, какую роль, если таковая вообще была, ей суждено сыграть в той странной паутине, которую он соткал вокруг нее.       В то же время Мария не могла игнорировать моральное и эмоциональное смятение, которое сопровождало ее мысли. Предательство Вадима, трепет и страх перед погружением в неизведанный мир тяжелым грузом лежали на ее сердце. Она поняла, что эта встреча будет не только с Воландом, но и столкновением с ее собственной двойственностью — борьбой между очарованием и верностью, между тем, кем она была, и тем, кем она могла бы стать.       Солнце поднималось все выше, отбрасывая мягкое сияние, обещавшее тепло нового дня. Несмотря на усталость и остатки эмоциональной бури прошлой ночи, Мария почувствовала, что к ней вернулась сосредоточенность. Предстоящее путешествие было сопряжено с неопределенностями, но это был ее выбор — путь, по которому она пойдет с широко открытыми глазами. ***       Новый день стал проклятием для Марии Михайловны. Физическая истощённость, связанная с недостатком сна смешивалась с неизбежными угрызениями совести и мыслями о загадочном мужчине, столь вероломно вторгшегося в её бренную жизнь. На лекциях о международном праве девушка невольно засыпала или задумчиво писала замысловатые строки в своём блокноте. Кофе в термокружке уже не приносил бодрости, а голос старого профессора утомлял. Утренний свет, льющийся в окна аудитории, резал ее усталые глаза, а мысли постоянно возвращались к загадочной фигуре Воланда и предстоящей полуночной встрече. Пока профессор бубнил о правовых системах и международных сложностях, рука Марии двигалась сама по себе, выводя линии, отражавшие бурлящий в ней водоворот эмоций.       Ее мысли постоянно возвращались к старой часовне — месту ее предстоящего противостояния как с Воландом, так и с ней самой. В перерывах между глотками безвкусного эспрессо Мария боролась с двойственностью, которая определяла ее нынешнее существование. Часть ее души тосковала по нормальности предсказуемого распорядка дня и уюту знакомых лиц. И все же тлеющий огонек любопытства и непокорности горел ярко — желание разгадать загадку, которой был Воланд, посмотреть, куда приведет эта нить.       Когда бесконечные лекции наконец завершились, Мария нашла тихий уголок в кампусе, чтобы собраться с мыслями. Тяжесть дня навалилась на ее плечи, но она знала, что ей нужно набраться сил перед предстоящей ночью. С характерным звуком открыв энергетический напиток, девушка взглянула в окно, наблюдая завораживающий танец снежинок в тусклом зимнем небе. ***       Вернувшись в общежитие, Мария долго стояла под горячим душем, позволяя воде смыть остатки усталости и беспокойства. Она тщательно подобрала себе одежду — что-нибудь теплое, но практичное, сделала лёгкий макияж, поправила причёску и ненадолго села за перечитывание конспектов лекций, которые были временно позаимствованы у Полины Евгеньевны. Это был жест заземления, возвращения к привычной академической строгости, которая во многом определяла ее жизнь. Однако воспаленный разум девушки блуждал между этими тщательно выписанными строчками, подобно снежинкам, которые она наблюдала ранее, дрейфуя и вновь соединяясь с мыслями о Воланде и предстоящей ночи. Записи, заполненные обсуждениями международного права, послужили для нее временным убежищем — напоминанием о ее стремлениях и реальном мире, частью которого она была. И все же Мария не могла полностью погрузиться в них. Предвкушение встречи трепетало на краю ее сознания, отчаянно требуя внимания. *** Часы пролетели словно дни, и вскоре наступил назначенный час. 23:47. Мария стояла перед зеркалом. Ее отражение представляло собой сильную, решительную женщину, готовую противостоять всему, что бы ни натворил Воланд. Готовясь к встрече, Мария, вопреки своему рационализму, не могла не думать о Воланде. Его присутствие опьяняло, а воспоминания о его прикосновениях разжигали пламя любопытства и желания глубоко внутри нее. Мария чувствовала и понимала, что реакция ее тела предала ее, но была полна решимости, что на этот раз все будет иначе. Убедившись, что сожительницы спокойно спят, девушка накинула норковую шубу, проверила, надежно ли спрятаны роза и записка в сумке, и вышла в холодную ночь.       Улицы были пугающе тихими, когда Мария шла к старой часовне, в холодном воздухе чувствовалось ее нервное напряженное дыхание. Снег хрустел под ее сапогами, напоминая о тишине, царившей вокруг нее. Когда девушка приблизилась к невысокому зданию часовни, ее древнее строение показалось ей одновременно манящим и зловещим, идеально отражая обстановку предстоящей встречи. Мария обнаружила его силуэт неподалёку от часовни и тут же вздрогнула. — Guten Nacht, Мария Михайловна. — промолвил мужчина уверенным, почти ласковым голосом. — Вы все же решили почтить меня своим присутствием. — Господин Воланд, — начала девушка слегка напряженным тоном. — Я прошу вас, не нужно делать того, что вы делаете. Найдите себе другую жертву, оставьте меня в покое. Я действительно благодарна вам за помощь в литературной карьере, однако мне от вас больше ничего не нужно. Остановитесь. Не наводите на грех. Дьявол вы или нет, просто поймите, у меня нет чувств к вам. К тому же сомневаюсь, что мой молодой человек одобрил бы эту связь с вами. Как говорила небезызвестная пушкинская дева, «я другому отдана и буду в век ему верна». — Ах Мария, — ответил иностранец уверенным голосом, — я люблю, когда мне бросают вызов. И ненавижу, когда мне лгут. У вас действительно нет совсем никаких чувств ко мне? Думаю, ваши стихи, написанные в ночь после нашей прогулки, свидетельствуют об обратном. — Откуда вы знаете про стихи? — прошептала девушка, инстинктивно делая шаг назад.       В глазах Воланда смешались игривость и мрачная напряженность. Он подошел на шаг ближе к Марии, что мгновенно усилило напряжение, повисшее в воздухе. Его присутствие притягивало, и, несмотря на всю свою решимость, Мария почувствовала, как участилось ее сердцебиение. — Я знаю всё и обо всех. — с улыбкой протянул Дьявол, коснувшись ладонью в перчатке раскрасневшейся щеки несчастной. — И о вас я знаю одно: вы пытаетесь лгать себе, отрицать эти чувства. Взгляните мне в глаза. Не бойтесь. И скажите честно, что у вас на душе, Мария Михайловна. — Да вы негодяй! — вскрикнула девушка, доставая нервными движениями красную розу из сумки. — Кто вам дал право следить за мной? Зачем вы это затеяли? Заберите свою чёртову розу, и мы больше никогда не увидимся. По крайней мере, я на это надеюсь.       Цветок медленно упал на снег, покрываясь нежным морозным слоем. Взгляд Воланда задержался на упавшей розе, ее кроваво-красный цвет резко контрастировал с нетронутым морозным снегом. Это зрелище, казалось, навело его на философские размышления, выражение его лица сменилось легким изумлением — возможно, даже восхищением ее стойкостью. — Розы на снегу, — задумчиво произнес мужчина.— В них есть определенная трагическая красота, не так ли? Как и в вашей решимости, Мария. Сильная, но уязвимая перед лицом окружающей стихии.       Мария, скрестив руки на груди, настороженно наблюдала за ним, решив не поддаваться его поэтическому обаянию. Однако ее сердце все еще трепетало на грани понимания и бунта. Она хранила молчание, отказываясь признавать власть, которую имели над ней его слова. Воланд отступил на шаг, наконец решив уважить ее личное пространство, но сохраняя при этом спокойную властность. Он осторожно поднял розу, покрывшуюся невесомыми снежинками и протянул её в дрожащие руки Марии, глаза которой начинали невольно наполняться слезами.       Неожиданная мягкость Воланда застала Марию врасплох, и она на мгновение лишилась дара речи, когда алый цветок вновь вернулся в ее руку, теперь украшенный изящными снежинками. Казалось, что роза во всей своей хрупкой красоте символизировала тонкий танец эмоций между ними — конфликт, любопытство и невысказанную связь, которая не поддавалась логике. Мария изо всех сил старалась сохранить самообладание. Она не хотела показывать свою уязвимость перед Воландом, и все же вновь балансировала на краю эмоциональной пропасти. — Скажите, что у вас на душе, Мария Михайловна. — мягко потребовал нечистый, осторожно поймав слезинку, стекающую по её пунцовой щеке. — Мне нужна правда. Правда и ничего более, mein Engel . — Вы. — призналась девушка дрожащим голосом. Слёзы мгновенно пробились из её слегка покрасневших глаз, нижняя губа задрожала, а мелкие морщинки, казалось, углубились.       Признание Марии повисло в морозном воздухе, ее голос был едва громче шепота, но в нем чувствовалась тяжесть ее внутреннего конфликта. Признание было грубым и неосторожным, моментом уязвимости, которым она не ожидала поделиться, и это заставило ее почувствовать себя незащищенной, но в то же время странно освобожденной. Воланд, все еще не сводя с нее глаз, кивнул с пониманием. — Хорошо. Продолжайте. Я знаю, что это не всё, что вы планировали сказать, mein Liebe. — мягким басом промолвил мужчина, обхватив ладонью её лицо. — Но сперва успокойтесь.       Мария прерывисто вздохнула, чувствуя смесь страха и облегчения, но все же продолжая держать себя в руках. Правда выплыла наружу, и в том, что она произнесла ее вслух, в признании запутанных эмоций, которые копились у нее внутри, была странная свобода. — Каждый раз, когда я пытаюсь уйти, что-то тянет меня назад, — прошептала она, сосредоточившись на тепле его руки и твердости взгляда. — Я люблю вас, что бы это не значило. Я… Я понимаю, как абсурдно это звучит. Вы появились в моей жизни однажды, помогли мне, затем пропали на два месяца, снова появились…и посмели… — Тише. — прервал её откровения твёрдый голос Воланда. — Я понимаю.       Мария замолчала. Ее грудь слегка вздымалась от переполнявших ее эмоций. Воланд прервал ее, хотя и решительно, но без доли недовольства. Он будто хотел избавить несчастную от необходимости объяснять то, что она чувствовала, — сложную смесь эмоций, которая казалась одновременно пугающей и странным образом завораживающей.       Рука Воланда оставалась твердой, словно безмолвный якорь среди смятения. В его глазах, глубоких и загадочных, читалась смесь сочувствия и чего-то еще, чего Мария не могла до конца понять, но что, тем не менее, успокаивало ее. — Вы не обязаны оправдываться, Мария, — продолжил Воланд, его голос стал еле слышным, словно шепот в холодной ночи. — Любовь, как и многое в жизни, часто не поддается логике и ожиданиям.       Мария медленно моргнула, ее дыхание было еле заметно в холодном воздухе, напряжение спало почти осязаемо. Однако девушка была по-прежнему не в состоянии вымолвить хоть что-то. — Более того, я не осуждаю вас. — прошептал Воланд, поднимая её взгляд мягким прикосновением. — Я прошу вас, не плачьте.       Мария вновь моргнула сквозь слезы, наслаждаясь успокаивающим присутствием Воланда и искренностью в его глазах. Его слова были словно бальзам, даря сострадание и понимание, в которых девушка и не подозревала, что нуждается. Тепло его руки на ее щеке, казалось, растопило ледяной страх, сковавший ее сердце, освободив место для ясности.       Запутанные эмоции внутри Марии начали понемногу начали рассеиваться, когда она воспользовалась моментом, чтобы просто вздохнуть и осознать сложность момента. В ночной тишине, когда снежинки мягко опускались на плечи, она находила утешение в мысли, что ей не нужно оправдываться в своих чувствах — по крайней мере, перед ним. Воланд осторожно положил руку на её талию, а затем слегка притянул ближе, заключив в мягкие объятия. Девушка, не в силах сопротивляться, припала лбом к его плечу и, казалось, разрыдалась ещё сильнее. Она не понимала, как всё это успело произойти в её, казалось бы, заурядной жизни. Появление таинственного, иностранца, литературная карьера, первые отношения… И наконец тот роковой поцелуй этого негодяя, который теперь утешал её в своих тёплых объятиях. — Я не могу без вас жить… — пролепетала несчастная ему в плечо. — Вы будто завладели моим сердцем с того трижды проклятого вечера!       Мужчина зло ухмыльнулся, а затем нежно провёл рукой в перчатке по её влажным рыжим локонам, будто выражая некое сочувствие. — Вам необходимо внимательно меня выслушать, и что не менее важно — понять. — прошептал он над её ухом. — Два месяца назад вы заключили со мной контракт. Условием было вверение части вашей души в мои руки взамен на литературный успех и улучшение положения в некоторых других сферах вашей жизни. Теперь эта часть вашей души, связанная со мной, начинает жаждать большего. И я дам вам это большее. Вы станете моей. Но лишь с вашего личного согласия.       Мария слегка отстранилась, ее глаза расширились от шока и осознания, когда до нее наконец дошли слова Воланда. Ночной холод, казалось, усилился, и это откровение резко контрастировало с некогда утешительными объятиями. Ее разум лихорадочно работал, пытаясь понять смысл того, чем он только что поделился. Странное притяжение, которое она почувствовала, необъяснимая связь, возникшая между ними, — все это начинало обретать смысл. Здесь было нечто большее, чем просто эмоции; это была сверхъестественная связь, возникшая в результате сделки, которую она так до конца и не поняла. — Воланд, что это значит? — спросила девушка дрожащим, но полным решимости понять голосом. — Это значит, mein Liebe, что я делаю вашу жизнь безоблачной и прекрасной взамен на ваше полное подчинение в загробном мире. — уверенно ответил нечистый. — Но это лишь при условии продажи души целиком. В вашем же случае есть некоторые огрехи. Дело в том, что я имел право забрать лишь часть вашей души на прежних условиях. В дальнейшем вы сами должны решить, стоит ли вам добровольно отдавать мне оставшуюся часть. Но это произойдет значительно позже. Сейчас вас, кажется, волнует ещё один вопрос. — Как часто мы можем видеться? — перебила Мария. — Именно. Я заинтересован в нашей с вами связи. Более того, я готов исполнить любое ваше желание. — промолвил Воланд, нежно проводя большим пальцем по её дрожащей нижней губе. — Однако ваш молодой человек будет явно не в восторге от того, что вы предпочли ему какого-то малознакомого иностранца. — Мы можем видеться тайно. Эти слова слетели с губ Марии, и она почувствовала странное облегчение, словно наконец-то осознав запретную истину, обрела некую сомнительную свободу. Глаза Воланда тем временем засияли злобным восхищением в ответ на очередное откровение своей жертвы. — Да, Мария, — тихо промолвил дьявол мягким голосом, в котором контрастно зазвучали сила и нежность. — Секретность может быть тяжким бременем, но она также дает нам убежище, место, где наша правда может существовать без всякого осуждения.       Воланд осторожно взял девушку за руку, тепло его прикосновения проникло сквозь кожу перчатки, создавая резкий контраст с холодной ночью. Мария ощутила прилив эмоций — сложную смесь страха, возбуждения, неповиновения и страстного желания. — Разве это неправильно — желать этого? — спросила она тихо, почти про себя, хотя и понимала, что Воланд может уловить сложность ее вопроса. — Желать, — ответил Воланд, — никогда не бывает неправильно, Мария. Вы осмелились прийти на эту встречу и признаться в чувствах самому Сатане. Это о многом говорит. Более того, на данный момент и до конца вашей жизни, ваше желание — закон для меня. С этими словами нечистый нежно поднёс руку девушки к губам и оставил невесомый поцелуй. — Вы говорите, любое желание? — прошептала несчастная. — Абсолютно любое. — В таком случае дайте мне возможность как можно чаще видеться с вами. Тайно. Вдали от глаз людей.       Просьба Марии, произнесенная шепотом, повисла в воздухе, ее дерзкий характер был подчеркнут спокойной решимостью, с которой она это произнесла. В этот момент сама смелость ее желания показалась Марии одновременно освобождающей и сильной — это был шаг в мир, где ее самые сокровенные желания могли быть раскрыты без ограничений общественных норм. Воланд кивнул, его глаза засветились одобрением и пониманием. — Как пожелаете, — произнёс он мягким голосом, в котором будто прозвучало нежное обещание. — Мы будем проводить наши встречи в тайне от мира, который, возможно, не поймет нашей связи. — Как мы это сделаем? Как нам вести эту тайную жизнь?       В ответ Воланд улыбнулся, на его губах заиграла смесь озорства и искренности. — Мы будем встречаться в местах, скрытых тенями, в моменты, украденные у обыденности. Поверьте мне, Мария, я позабочусь о том, чтобы наши секреты оставались в безопасности. Наша связь слишком ценна, чтобы позволить ей прерваться. — Я всецело доверяю вам. — прошептала девушка, слегка оглядываясь назад. Ни души. Лишь тёмная, непроглядная ночь, мягкий свет фонарей и луна — молчаливый свидетель тайных встреч. Сердце Марии, хотя и учащенное от волнения и затянувшейся неуверенности, несомненно, было готово вступить на этот путь, какими последствиями он бы ни обернулся.       Возвращая взгляд к Воланду, девушка слабо улыбнулась, понимая, что не в силах вымолвить и слова. Дар речи несомненно пропал. Но отнюдь не от страха, а от странной теплоты в глубине сердца, которую было сложно описать. Его взгляд был прежним: бесстрастным и в то же время слегка напряженным. Мария невольно вздрогнула, поймав себя на мысли об их тайных свиданиях. Её робкий взгляд по-прежнему изучал его лицо: лёгкая ухмылка в уголках губ, небольшие морщины на лбу и эти тёмные глаза, полные мудрости и усталости. Его присутствие было одновременно властным и успокаивающим, и, как ни парадоксально, ее неудержимо влекло к этой таинственной мрачной фигуре. Лунный свет отбрасывал нежные блики на черты его лица, подчеркивая едва уловимую игру озорства и искренности, которые таились в нем.       В мыслях Марии проносились картины их предстоящего свидания — моменты, украденные у времени, пронизанные тайной и дерзостью. Ожидание уже превратилось в сладостное напряжение. Ее дрожь свидетельствовала о трепете перед неизведанным и о тепле, которое вселяло в нее присутствие этого загадочного мужчины. — Я бы хотела выразить вам искреннюю… — начала было девушка, однако Воланд заставил её замолчать, осторожно приложив указательный палец к её мягким губам. — Тише. Не нужно слов, mein mädchen . — прошептал он приглушенным голосом, который звучал словно гипноз. — Чувствуйте. Просто чувствуйте.       Ночь вокруг, казалось, замерла, затаив дыхание в ожидании того, что должно было произойти. Мир за пределами их единения тихо угас. Мария закрыла глаза, отдаваясь водовороту эмоций и невысказанному обещанию, витавшему в воздухе. Внутри нее бурлили эмоции — благодарность, удивление, страстное желание… Девушка слышала нежный шелест листьев, отдаленный шум городской жизни, но все это казалось приглушенным и далеким, как будто сама вселенная обратилась внутрь её беспокойной души.       Присутствие Воланда было устойчивой, удерживающей силой, и Мария обнаружила, что впитывает его, позволяя ему окутывать себя комфортом, который был столь же тревожным, сколь и успокаивающим. — Не бойтесь, Мария. — тихо промолвил мужчина, будто боясь разрушить хрупкий мир её фантазий. — Действуйте.       Пойманное в ловушку тонкого, опьяняющего равновесия, сердце девушки наполнилось необъяснимым трепетом. Этот момент показался ей поворотным — переходом от обыденности к чему-то экстраординарному, неизведанному и такому манящему. Вкусить запретный плод казалось страшным преступлением, и в то же время единственным спасением.       Повинуясь импульсу, который она не могла точно определить, Мария наклонилась, сокращая расстояние. Ее сердце забилось в предвкушении, когда она встретила теплоту Воланда с открытостью, о которой мечтала, но боялась мечтать. Воздух, казалось, искрился электричеством.       Наконец их губы встретились с нежной неизбежностью, сомкнувшись в мягком поцелуе, который со временем углубился. На этот раз поцелуй не был грубым и собственническим, как предыдущий. Это была встреча не только губ, но и душ, нашедшая глубокий отклик в мире теней, который укрывал их от глаз общества. Границы времени, казалось, стирались, оставляя после себя исключительную ясность, созданную общим дыханием и безмолвным пониманием. Медленно, но не менее нежно поцелуй прервался, оставив девушку одновременно беззащитной и воодушевленной. — Благодарю. Благодарю за всё. — прошептала Мария, ее голос, наполненный искренностью и легким благоговением, прозвучал тихим эхом в ночной тишине. В тот момент она поняла, что, что бы ни ждало ее впереди, она встретит это с уверенностью в этой новообретенной связи.       Воланд улыбнулся, слегка изогнув губы в лукавую ухмылку, и кивнул в молчаливом признании пути, который они выбрали вместе, — связанного тайной, но открытого бесконечным возможностям. — Вам следует вернуться в ваше общежитие и немного поспать. — прошептал он мягким басом, нежно поглаживая девушку по щеке. Мария молча кивнула, по-прежнему не сводя глаз с его лица. С долгим взглядом, который говорил больше, чем могли бы сказать слова, Мария медленно отступила, неохотно разрывая магнетическое притяжение между ними. В ее сердце бушевала буря эмоций, отголосок того необыкновенного момента, который они только что разделили.       Когда девушка. наконец, повернулась, чтобы уйти, она все еще чувствовала тепло прикосновения Воланда, запечатленное на ее щеке, словно заветную тайну, которую она унесет с собой. — Auf Wiedersehen, Liebe Maria. — промолвил Воланд, нарушая ночную тишину. Слова повисли в воздухе, создавая тонкую паутину эмоций. Мария почувствовала, как у нее защемило сердце, когда прощание Воланда наполнилось горьковато-сладким смыслом. — До свидания… — пролепетала она в ответ.       Мария медленно повернулась, чувствуя, как тяжесть ночи и ее откровений мягко давит на ее мысли, и побрела обратно в общежитие. Дорожка была освещена тихим лунным светом, отбрасывавшим удлиненные тени, которые игриво танцевали у ее ног. Девушке казалось, будто луна освещала лишь её путь, будто тени расступились пред ней, открывая заснеженную дорогу домой. Взгляд Марии невольно упал на старую часовню. Небольшой крест на верхушке купола будто осуждающе глядел на неё, заставляя задуматься о последствиях связи с самим дьяволом.       Казалось, этот священный символ подвергал сомнению ее выбор, его молчаливый взгляд вызывал водоворот страхов и сомнений, кружащихся в ее сознании. Мария остановилась, охваченная противоречивыми чувствами. Взглянув на мрачную фигуру Воланда, которая по-прежнему оставалась на том же месте, девушка вздрогнула, однако отвернулась и быстрыми нервными шагами направилась к общежитию. Дьявол же уверенным взглядом изучал её отделяющуюся тень, лукаво ухмыляясь. Вскоре к старой часовне подъехала чёрная машина с тонированными стёклами, в которой и скрылась фигура Воланда. — Доброго вечера, Мессир. — раздался голос с водительского сиденья. — Как я могу заметить, дела продвигаются более чем успешно. — Ты прав, Азазелло, девчонка в ловушке. Её восторженные стихи свидетельствуют о многом. Главное — она совершенно ни о чём не подозревает. Юный влюбленный ангел! Как жаль, что все её мечты своевременно разрушатся. — Но что с другой частью её души, Мессир? — спросил с ухмылкой демон. — Пока в ваших руках лишь часть, Марией будет сложнее манипулировать.       Тихий гул двигателя, казалось, отражал пульс города, симфонию шепотов и тайн, скрытых во тьме. Азазелло искоса взглянул на повелителя через зеркало заднего вида, и вопрос безмолвно повис в воздухе, словно ожидая, когда мысли Воланда воплотятся в речь. — Это вопрос времени, милый Азазелло. — ответил Воланд слегка уставшим голосом. — Она пока не готова к подобным действиям. Наши замыслы разворачиваются вне досягаемости времени, словно симфония, еще не достигшая кульминации. Мы наблюдаем, мы направляем, но мы должны позволить ей самой сделать эти шаги, какими бы робкими они ни были. Она сама роет себе могилу, и, соответственно, сама должна решиться на продажу второй части своей прекрасной души.       Азазелло молча кивнул, соглашаясь с мнением господина. — Но она может свернуть не в том направлении, Мессир. — с долей беспокойства ответил он. — Она влюблена, дурень! Любовь — страшная сила, которая может и гвоздь в крышку гроба забить. Впрочем, тебе этого не понять.       Воланд вглядывался в городской пейзаж, а в голове у него кружился водоворот просчитанных возможностей и исходов. Каждое здание, каждая тень, казалось, таили в себе потенциал для его замысловатой организации событий. — Воистину, Мессир, любовь, — задумчиво произнес Азазелло, не отрывая взгляда от дороги. — сила, которая превращает даже самые простые пути в полотно хаоса и страсти. И все же, мне интересно, куда вы поведете этого юного ангела, когда он окажется между любовью и соблазном честолюбия? Взгляд Воланда слегка смягчился. — Ах, любовь. Она ослепляет, но в то же время раскрывает. Связывает, но также и освобождает. Мария идет по пути, усыпанному розами и шипами. Необходимо позволить ей разгадывать эти тайны в своем собственном темпе. Азазелло вновь кивнул в молчаливом согласии. — Душа, отданная добровольно, вдвойне могущественна, вдвойне сильнее связывает. — продолжал Воланд. — Она должна прийти к нам не по принуждению, а из места абсолютной ясности — когда мечты и глупые фантазии исчезают, а все, что остается, — суровые объятия реальности.