Стихи о погибели

      Выходные наступили быстрее, чем ожидалось. Воскресенье. Десять утра. Солнечный свет просачивался сквозь холод морозного утра, нежно освещая казавшуюся полупустой комнату общежития. Вокруг было тихо. Повисший в воздухе покой лишь изредка перебивал нежный звук перелистывания страниц книги Полиной Евгеньевной и почти бесшумное потрескивание ароматической свечи. Мария Михайловна спала беспробудным сном после очередной ночной встречи с тайным любовником. Полина Евгеньевна, как всегда, что-то читала с присущей ей недовольной физиономией, а Ленка в очередной раз сбежала к обожаемому Андрею. Словом, ничего не предвещало беды.       Однако спустя несколько мгновений дверь в комнату с тихим скрипом отворилась, и за ней показался довольный Вадим, держащий в одной руке огромный пакет, а в другой — душистые лилии, запах которых быстро распространился на всё небольшое помещение. — Снова горе-любовник? — недовольно буркнула Полина Евгеньевна, окинув взглядом фигуру парня. — Тише, пожалуйста. — прошептал Вадим, поставив пакет неподалёку от кровати. Мария по-прежнему лежала, завернувшись в одеяло, с умиротворенным выражением на лице, не замечая легкого шевеления в комнате вокруг нее. Вадим поставил благоухающие лилии на маленький шаткий столик у кровати Марии. Их тонкий аромат смешался с уютной атмосферой комнаты и запахом ванильной ароматической свечи. Утренний свет проникал сквозь занавески, отбрасывая на стены нежные узоры, которые слегка танцевали от дуновения ветерка. Полина Евгеньевна продолжала читать один из своих любимых романов, не обращая внимания на возню Вадима.       Осторожно коснувшись спины Марии, молодой человек неуверенно разбудил её, заставив слегка пошевелиться. Девушка слегка сдвинула брови, поморщилась и, сладко зевнув, наконец повернулась на другой бок, неохотно откидывая тёплое одеяло, укрывавшее от повседневной суеты и присущей ей проблем. — Доброе утро, любимая. — с улыбкой произнёс «горе-любовник», чему Мария Михайловна, казалось, была не сильно рада. — Готова к сегодняшней вечеринке?       Девушка несколько раз моргнула, солнечный свет на мгновение ослепил ее, прежде чем она сосредоточилась на лице Вадима, на котором отразилась смесь замешательства и доброжелательности. Лилии, их невероятно сладкий аромат, запечатлелись сознании Марии прежде, чем она полностью осознала происходящее. — Вадим? — пробормотала она все еще сонным голосом. — Который час?       Молодой человек наклонился ближе, пытаясь поцеловать возлюбленную в лоб, однако та отстранилась. Улыбка Вадима слегка померкла от подобного действия, однако он по-прежнему не обращал на странное поведение девушки существенного внимания — Уже почти одиннадцать, — мягко ответил он, стараясь сохранять непринужденный тон. — Я принес тебе завтрак. И вот это. Он указал на лилии, их яркий цвет, казалось, резко контрастировал с приглушенными тонами комнаты.       Мария села, протирая заспанные глаза. Веселая и непринуждённая атмосфера, которую Вадим пытался создать, казалась вынужденной, что противоречило недавним, но всё ещё свежим воспоминаниям о встрече с Воландом и грузу ее неразрешенных чувств. Девушка, безусловно, оценила этот жест, действительно оценила, но его щедрость показалась ей… неуместной. Слишком. Слишком неуместной и грандиозной для их отношений. — Вадим, я, конечно, люблю тебя… — промолвила Мария, разглядывая лилии, слегка подсвеченные мягким утренним солнцем. — Но это чересчур. — Для тебя, малышка, не существует понятия «чересчур» — усмехнулся парень, присаживаясь на кровать рядом с любимой.       Мария недовольно закатила глаза, а затем добродушно улыбнулась, поняв, что не должна вызвать слишком много подозрений насчёт своих истинных чувств. — Вечеринка… — пролепетала девушка, доставая из-под подушки блокнот со стихами, куда иногда записывались даты различных важных событий. — Ах да, вечеринка. Ленка же меня приглашала… Мне нужно сходить в издательство, сдать стихи для нового сборника, купить… — Не спеши, дорогая. — перебил Вадим. — Всё уже куплено, видишь?       Девушка безразлично взглянула на пакет, а затем одарила молодого человека очередной сонной улыбкой. — Ну не будить же меня из-за этого в десять утра в воскресенье ради вечеринки, которая начнётся в восемь вечера! — недовольно буркнула девушка, поправляя спутанные рыжие локоны. — Если бы только у каждого поэта или писателя был такой же преданный своему делу человек на побегушках, — заметила Полина, не отрываясь от своего романа. В ее холодном голосе прозвучало ее фирменное сухое остроумие, смешанное с издевательской усмешкой. — Полина Евгеньевна, тебя ещё не хватает! — прошипела Мария сквозь зубы, неохотно вставая с кровати. — Хотя бы сегодня держи рот на замке, я тебя умоляю!       Одарив ещё одной формальной улыбкой своего молодого человека, девушка схватила косметичку и медленным бренным шагом поплелась в уборную, чтобы привести себя, наконец, в порядок.       Механически закрыв дверь и включив свет, Мария невольно обратила внимание на небольшой столик около зеркала. На нём лежал очередной кусочек слегка пожелтевшего пергамента. Быстро осознав, кто был отправителем таинственного послания, девушка с долей приятного трепета развернула письмо и не ошиблась. Всё тот же каллиграфический почерк, чувственные буквы… Добрейшего утра, милейшая Мария Михайловна! Желаю вам наилучшего вечера в компании ваших друзей. Надеюсь, после событий, произошедших этой ночью, вы чувствуете себя комфортно. Будьте осторожны и держите себя в руках. Искренне ваш, Воланд       Девушка прерывисто вздохнула, вспоминая события предыдущей ночи. Холодный зимний воздух, забытый парк на окраине Москвы, его мрачные напряженные глаза, несколько нежных поцелуев… Румянец выступил на ее щеках, несмотря на легкий холод в комнате. Его загадочная двойственность, то, как его губы коснулись ее губ с такой нежной уверенностью, оставило глубокий след в её сердце. Мария прислонилась к прохладному фарфору раковины, все еще сжимая в руке записку. Слова Воланда, кажущиеся такими простыми, звучали так глубоко, что выходили за рамки обычных любезностей. «Надеюсь, вы чувствуете себя комфортно…» От скрытого понимания ее внутреннего смятения у Марии по спине невольно пробежали мурашки. Ее по-настоящему тронула не романтическая грандиозность жестов Вадима, а тихое предупреждение и беспокойство в послании Воланда.       Мария глубоко вздохнула, надежно пряча записку в косметичку с чувством тревоги и предвкушения. Его слова, загадочные и глубокомысленные, заставили её беспокоиться. Его «забота о ее благополучии» была безошибочно очевидна, но в то же время в ней чувствовалась скрытая глубина, которая привлекала ее любопытство — вопросов было явно больше, чем ответов. Фраза «будь осторожна» явно говорила о многом… ***       Возвращаясь к суетным приготовлениям дня, Мария находила утешение в привычном распорядке дня и проводила время с Вадимом и Полиной Евгеньевной. Аромат кофе смешивался с нежным запахом лилий, создавая умиротворяющую атмосферу. Эти маленькие, простые удобства придавали ей сил, согревая от леденящих душу полуночных размышлений.       В течение всего утра Мария была занята тем, что мысленно составляла список дел. После завтрака она проводила некоторое время, просматривая свои стихи и проверяя, все ли готово к предстоящей встрече с редактором. Сидя за своим маленьким письменным столом, окруженная многочисленными исписанными листами, она размышляла о фактурах новой коллекции — ее эмоциях, запечатленных в линиях чернил, отражениях того же напряженного мира, населенного мимолетными взглядами и невысказанными словами, которыми она осмелилась поделиться лишь с Воландом. ***       Стоя у панорамного окна своего поместья, Воланд с презрением глядел на мир людей, тщательно анализируя все свои ходы в бесконечных паутинах их жизней. Дым от его сигареты смешивался с нежными проблесками рассвета, создавая картину чего-то таинственного и далёкого. Однако тишина комнаты быстро нарушилась. Почти бесшумно открыв дверь, в покои хозяина скользнула Гелла, держа в руках чашку свежесваренного эспрессо. — Ваш кофе, Мессир. — с легким поклоном промолвила горничная. — Смотрю, ты отлично повеселилась ночью, милая Гелла. — с ухмылкой произнёс нечистый.       Губы демоницы загадочно изогнулись в лукавой улыбке при этом верном замечании Воланда. Она привыкла к его проницательности, умела распознавать в его словах переплетение намеков и скрытую правду. — Вы, безусловно, правы, Мессир. — промолвила девушка, передав дымящуюся кружку в руки господина. — Однако ваши объятия теплее всех бесчисленных ночей, проведённых со смертными.       Воланд усмехнулся в ответ на игривые слова вампирши. Он медленно поднес чашку эспрессо к губам, наслаждаясь теплом и насыщенным ароматом. В его голове роилось множество мыслей, огромное количество тщательно спланированных планов и сладострастных интриг. Казалось, Воланд устал от своей работы. Устал от людских грехов, разоблачений гнилых душ и искушений простых смертных. Однако этим следовало заниматься для поддержания извечного баланса добра и зла. Поставив чашку на ближайший стол, мужчина вернулся к наблюдению за наступлением нового дня в людском мире. — Ты, как всегда, права, очаровательная Гелла. И, кажется, смертные того же мнения. Наш чудесный влюблённый ангел каждую ночь стремится в мои объятия. — Ах, Мария Михайловна! — протянула задумчиво служанка. — Догадываюсь, ей несдобровать этой ночью…       Воланд вновь взглянул на просыпающуюся Москву, на разгорающийся рассвет, окрашивающий городской пейзаж в оттенки пыльно-розового и золотого. Его слова о Марии Михайловне были не просто хвастовством; в его тоне слышался оттенок усталого веселья. Увлечение этой женщиной было мимолетным развлечением, игрой, но в то же время отражало более глубокую и тревожную правду. — В самом деле, — пробормотал он, не отрывая взгляда от далекого горизонта. — Она запуталась в паутине, которую сама же и сотворила, в хрупком равновесии между желанием и долгом, правдой и обманом. И сегодня вечером нити, кажется, особенно натянуты.       Гелла улыбнулась, поняв, что стоит разрядить тяжёлую обстановку. Она подошла к господину со спины, осторожно и ненавязчиво приобнимая за плечи. — Мне кажется, вы чрезмерно увлечены ей, Мессир. — промолвила демоница, нежно коснувшись острыми ногтями его шеи. — Признаться честно, меня это пугает. Лицо Воланда на мгновение помрачнело. Он перевёл усталый взгляд на ведьму, одаривая её слабой улыбкой. Казалось, её слова чем-то задели его, дотронувшись до тонкой душевной струны глубоко за каменным фасадом невозмутимости. — Я наблюдаю, Гелла, — промолвил он серьезным голосом. — Я манипулирую, я искушаю, но я не… чувствую. Воланд снова встретился с ней взглядом, в его темных глазах промелькнуло что–то непонятное. Что-то давно утерянное. Сомнение? Неуверенность? Острые ноготки Геллы прочертили нежный узор на его шее, от ее легкого прикосновения по телу нечистого невольно пробежала легкая дрожь. — Но грань между наблюдением и вовлеченностью, Мессир, — мягко возразила она, — часто размыта. И последствия размытия этой грани могут быть… непредвиденными. В голосе Геллы прозвучали предостерегающие нотки, тонкое напоминание о потенциальном риске, присущем его действиям. — Она моя игрушка. — ухмыльнулся Воланд. — Можешь быть в этом уверена. Я вывожу её на доверие лишь чтобы сбросить в пропасть отчаяния. — Хотелось бы мне на это надеяться. — прошептала Гелла ему на ухо. — Учтите, Мессир, вселенная не прощает ошибок. Не тратьте время на эту смертную. В конце концов, если вам бывает одиноко, у вас всегда есть я. Воланд почувствовал весомость ее слов, подразумеваемое предостережение против непредсказуемой природы человеческих эмоций и возможных последствий его действий. Небрежное отношение к Марии как к простой «игрушке» прозвучало неправдой даже для него самого. «Отчаяние», которое он намеревался вызвать, было больше похоже на нанесенную самому себе рану, отражение его собственного внутреннего конфликта. — Ты права, Гелла, — промолвил он, осторожно касаясь горячей ладонью её бледной холодной руки. — Ты действительно способна даровать мимолетное утешение, когда это необходимо. Я теряю контроль. Это недопустимо. И эта мимолетная уязвимость должна быть уничтожена.       С этими словами Воланд властно притянул Геллу к себе, впиваясь в её вечно жадные губы, будто стараясь заглушить отчаяние и пустоту внутри. Поцелуй не был нежным; это был отчаянный, дикий акт самосохранения, решительная попытка вернуть контроль, который, как он чувствовал, ускользал от него. Это было жестокое подавление тревожащей уязвимости, которая осмелилась проявиться, изначальный отказ от неожиданных эмоций, вызванных Марией Михайловной. Напряженность была грубой, почти насильственной, что резко контрастировало с тонкими нюансами их обычного общения. Для Воланда это была битва — отчаянная борьба с надвигающейся тьмой его собственной неуверенности и непредсказуемых человеческих слабостей. Гелла, хотя и была на мгновение удивлена внезапной, яростной переменой в поведении господина, не сопротивлялась. Она понимала скрытое за его действиями отчаяние, первобытную потребность утвердить свое господство и погасить искру сомнения, которая осмелилась вспыхнуть в его древнем сердце. Ее реакция была смесью беспокойства, мрачного, волнующего понимания его внутреннего смятения и, возможно, чего-то похожего на удовлетворение от его уязвимости. Прервав поцелуй, Воланд отстранился от девушки, зажёг очередную сигарету и, глубоко затянувшись, попытался отпустить нахлынувшие эмоции. — Зайдёшь ко мне сегодня. — холодно промолвил мужчина. — После того, как выполнишь всю работу. Буду ждать твоих утешающих объятий. Гелла, несомненно, поняла невысказанную мольбу, скрывавшуюся за его резким приказом. «Утешающие объятия», о которых отчаянно просил ее господин, были не просто физической потребностью; они были очередной попыткой вернуть ему самообладание, восстановить контроль над эмоциями, которые грозили захлестнуть его с головой. Небрежная жестокость, с которой Воланд ранее относился к Марии, теперь будто казалась далекой, уступив место более глубокому пониманию его собственного внутреннего конфликта. Гелла с непроницаемым выражением лица наблюдала, как он сделал еще одну длинную затяжку. Теперь лицо дьявола вновь обрело присущую ему холодность и безразличие. — Безусловно, мессир. — ответила Гелла с улыбкой. — Будьте уверены, я верну в вашу душу покой и прежнее хладнокровие.       В следующую секунду дверь комнаты вновь отворилась, на этот раз с шумом. За ней показались Коровьев с Бегемотом, которые с почтением отвесили господину поклон. — Приветствую. — промолвил Воланд, переведя взгляд на две материализовавшиеся фигуры. — Итак, сегодня все вовремя, кроме Азазелло. — мрачно пробормотал Бегемот, усаживаясь на свой привычный бархатный диван напротив камина. — Не беспокойся, любезный Бегемот. — промолвил Воланд, медленно затушив сигарету. — Он на задании. — Кажется, сегодня ночью у нас будут гости. — произнёс Коровьев неизменным треснутым тенором. — Именно. Нам необходимо заставить нашего смертного ангела немного пострадать. И мы это с лёгкостью устроим. Как раз сегодня у Марии Михайловны намечается весьма занятное мероприятие. — Действительно, интересное событие, — задумчиво произнесла Гелла, понимающе встретившись взглядом с Воландом. — Что у вас на уме, Мессир? На этот раз, ваш план, должно быть, такой же блестящий, как и всегда.       Воланд с задумчивым видом вновь повернулся к окну, устремляя взор вдаль. — Как и многие русские люди, наша милая поэтесса любит выпить — рассуждал он задумчивым тоном. — Именно это её и приведет к катастрофе. — Наконец-то наша тленная дама изволит повеселиться. — буркнул Бегемот. — Именно. Но более того, её ожидает предательство от самого близкого человека. Это разобьёт её сердце, повергнет в пучину отчаяния. — с напускным состраданием промолвил дьявол. — И вот тогда мы и вытащим её из этого ада, сыграв роль так называемых «благодетелей». И наш ангел сам принесет в мои руки вторую часть своей надломленной души. А теперь за работу! До наступления темноты необходимо решить множество вопросов. Все присутствующие вновь почтенно поклонились, и «святая» троица бесшумно скрылась за дверью под тихий звук ворчания Бегемота и едва уловимый стук каблуков Геллы. *** Вечер наступил неизбежно. В квартире Андрея — молодого человека Ленки — вскоре собралась большая шумная компания. Музыка динамичными ударами воздействовала на присутствующих, заставляя их невольно расслабляться. Мария Михайловна в первые часы мероприятия чувствовала себя крайне неуютно: огромное количество малознакомых людей, мягко говоря, странных парней и громкая музыка — всё это будто выводило девушку из колеи. Мария старалась держаться рядом с Вадимом и даже изредка, время от времени, завидовала Полине Евгеньевне, которая осталась в общежитии наедине с книгами об экономике и любимыми художественными произведениями. Первые несколько коктейлей будто никаким образом не повлияли на состояние девушки. В то время как многие вели себя крайне неадекватно уже к полуночи, Мария сохраняла благоразумие и трезвый ум. Однако Вадим был явно не в лучшем состоянии. Он весело двигался в такт музыки, общался с «подозрительными» парнями, активно используя нецензурную лексику и поглощал, казалось, рекордное количество коктейлей в минуту. Ленка, наконец оторвавшись от обожаемого Андрея, заметила однокурсницу в углу комнаты и поняла, что ситуацию необходимо менять. Взяв в руки пару коктейлей, девушка уверенным шагом подошла к Марии и со слегка подкошенной улыбкой предложила потанцевать.       Мария же в это время наблюдала за Вадимом с растущим беспокойством, ритм музыки разносился по комнате, словно пульс — живой и настойчивый. Его раскованное поведение, резко контрастировавшее с его обычным успокаивающим присутствием, заставило девушку почувствовать, что она плывет по течению в этом море незнакомства и веселья. Каждая проходящая минута, казалось, усиливала диссонанс между ее тревожными мыслями и яркой, беззаботной атмосферой вокруг нее. Появление Ленки с ее фирменной заразительной улыбкой и коктейлем в каждой руке, дало столь необходимую передышку. Ее присутствие обещало временное избавление от водоворота собственных размышлений. — Давай, Маш, не сиди тут, как неродная — кричала Ленка сквозь шумные биты, — давай стряхнем с себя эту паутину и присоединимся к вечеринке! Не так уж часто нам удается вот так расслабиться. Забудь об учёбе и своих стишках хоть на один вечер! Энтузиазм сожительницы показался Марии заманчивым — напоминанием о том, что жизнь необходимо проживать с должной долей безрассудства и риска. Предложение потанцевать будто было приглашением вновь обрести душевное равновесие среди окружающего шума, шансом вновь ощутить радость момента, а не оставаться замкнутой в своих вечных бренных мыслях.       Мария, однако, на мгновение заколебалась, взглянув на коктейль в протянутой руке Ленки. Его яркие цвета гармонировали с мерцающим светом, который превращал квартиру в калейдоскоп оттенков. Девушка чувствовала, как в ней невольно зарождается бунт против прежней сдержанности — возможно, пришло время присоединиться к танцу, как в прямом, так и в переносном смысле. В конце концов, молодость не вечна. Решительно кивнув, Мария взяла один из коктейлей. Бокал в ее руке был прохладным и успокаивающим. Первый глоток показался сладким и освежающим, что контрастировало с бурей эмоций, бушевавшей глубоко внутри неё. — Хорошо, — согласилась Мария. Ее голос зазвучал веселее, когда она наконец встала, чтобы присоединиться к Ленке. Ее прежняя тревога смягчилась под ритмом музыки и заразительным веселье сожительницы. — Но только если ты пообещаешь не смеяться над моими ужасными танцами.       Ленка рассмеялась, взяв Марию под руку, и в скором времени они вдвоем влились в толпу. Музыка пронизывала их насквозь, мощным потоком увлекая в свои глубины, где можно было на мгновение забыть о заботах. Мария почувствовала, что растворяется в ритме, каждый шаг освобождает ее от оков застенчивости и беспокойства, пусть всего на мгновение. Вокруг нее кружились краски и звуки, и впервые за этот вечер она ощутила чувство сопричастности — эфемерную связь с теми, кто ее окружал. Мария не заметила, как выпила ещё один коктейль, затем вино, которое заботливо предложил ей Андрей, затем ещё бокал, и ещё…       Наконец всё закрутилось в ритме хаотичных красок. Девушка не сразу осознала, как под руку её схватила какая-то сомнительная ярко накрашенная девица и уволокла в одну из комнат, в которой сидели ещё две дамы: одна внешностью больше смахивала на парня, другая же — напротив — была разодета так, словно пришла на модный показ. — Меня Катя зовут. — дружелюбно промолвила неизвестная, за руку которой схватилась Мария. — А ты, кажется, Хрусталёва! Поэтесса, да? — Да… — пролепетала девушка, не в силах разобрать происходящее. — Ну, знакомься, госпожа Хрусталёва, — оживлённо проговорила Катя, поочередно указывая на незнакомок. — Это Саша, а это Вика. — Будем знакомы. — хором ответили другие две девушки. — Ты нас только не суди, ладно? — попросила темноволосая Саша, та что была одета в ничем не примечательный серый костюм и кеды. — Да за что судить-то! — с улыбкой сказала обессиленная и опьяневшая Мария, опираясь на руку малознакомой Кати. — Да мне тут нашептали, что тебе хочется расслабиться. — с ухмылкой произнесла блондинка Вика. — Мы друзья Вадима и Ленки. И вот что, знаем мы один способ расслабиться. — И что за способ? — промямлила Мария, будучи явно не силах здраво мыслить. — У нас есть таблетки. Антидепрессанты, можно сказать. — буркнула Саша, протягивая Марии это прекрасное «чудодейственное средство». — Проще говоря, если реально хочешь кайфануть, попробуй. — Ну, я, в целом не против. — улыбнулась Мария. — Мне уже ничего не помогает забыться. Да и терять мне нечего. Кто не рискует, тот ничего не выигрывает, верно?       Пока Мария рассматривала это «волшебное» подношение, в ее голове неуверенно мелькали мысли о стойкости Полины Евгеньевны, успокаивающем присутствии Вадима и даже о навязчивом очаровании ее таинственных встреч с Воландом. Но эти воспоминания были лишь смутным эхом по сравнению с живой непосредственностью момента, проведенного в этой комнате с новообретенными знакомыми, где суждения были отложены, а эксперименты казались неизбежным шагом в глубь истинного наслаждения.       Катя добродушно протянула Марии стакан с очередным коктейлем. Такие же были в руках всей троицы. Здесь, в окружении этих ярких, доброжелательных незнакомок, она почувствовала манящее чувство освобождения. Бокал, который Мария держала в другой руке, придавал ей вес и теплоту, обещая лишь безобидное дружеское общение и обмен впечатлениями. Глаза Вики, острые и полные дерзкого озорства, смотрели на Марию с неким ободряющим вызовом. — За новых друзей и более смелые ночи, — подмигнув, провозгласила Вика, поднимая бокал в тосте, который, казалось, заключал в себе все, что было нужно Марии в тот вечер: передышку, освобождение, мгновение вдали от неумолимого однообразия. Саша и Катя последовали ее примеру, их бокалы слились в хрустальном звоне в знак согласия. Удушающая атмосфера тускло освещённой комнаты окутала Марию, словно успокаивающее, хотя и непривычное объятие. Это было неожиданное, странное сестринство, выкованное в эфемерной магии вечеринки, дебют в той стороне жизни, о которой Мария только догадывалась. — За забвение, хотя бы на одну ночь, — добавила Саша. В ее голосе прозвучало понимание — мягкое эхо ее собственных скрытых желаний и невысказанных тревог.       Мария невольно почувствовала прилив их коллективного энтузиазма, праздник, который был одновременно и бегством, и мимолетным бунтом против ограничений обыденного существования. Она хотела запечатлеть этот момент, сохранить его в памяти и позволить ему заполнить пространство, где обычно обитали лишь страх и неуверенность.       С чувством подавленной решимости Мария проглотила таблетку, запив ее коктейлем. Жидкость приятно обожгла ее горло, безмолвно укрепив ее бессознательное решение. Это был акт веры в то, что обещала ночь, прыжок к неизведанным горизонтам. К тому же, от одного раза ведь не будет последствий? Смех и разговоры новообретённых «подруг» порхали вокруг Марии, словно крылья далеких ночных мотыльков, вовлекая ее в свой замысловатый танец. Несмотря на — или, возможно, из—за — пьянящего течения ночи, каждая связь с этими новыми спутницами ощущалась как электрический разряд, как живой провод, соединяющий людей в мире, который часто казался опустошенным.       Смутно понимая, что происходит и пребывая в божественной эйфории, которую принесли «заветные лекарства», Мария почувствовала, что чья-то лёгкая рука вколола ей шприц с каким-то явно сомнительным содержимым. В выражении лица незнакомки Мария едва узнала Вику. Выражение лица блондинки, обрамленное мягким светом комнаты, казалось одновременно успокаивающим и загадочным. Лицо девушки, хотя и было немного размытым, излучало пугающее спокойствие, которое отражало странный расслабляющий туман, окутавший Марию. Она не совсем понимала весь масштаб происходящего, ощущая только теплоту дружеского общения и обнадеживающее чувство доверия — никакого осуждения, только принятие. Пока мир вокруг нее продолжал наполняться ритмом и красками, Мария встретилась взглядом с Викой, одарив ее рассеянной, мечтательной улыбкой в ответ.       Ночь начала сгущаться сама по себе, погружая всё глубже в пучину неизведанных обстоятельств. Каждое движение, каждый звук растягивались, становясь всё более отдаленными. В ушах Марии эхом отдавались тихие биты клубной музыки, вибрирующая энергия вечеринки превращалась в окружающий гул, который наполнял ее ощущением непоколебимого покоя.       Наконец, дверь комнаты с шумом открылась. За ней оказался крайне нетрезвый Вадим, при виде которого Мария немного остепенилась, стараясь прийти в себя. — Девчонки… — начал он еле распознаваемым голосом. — Если можно, я украду свою малышку ненадолго, а то она у вас тут засиделась.       Мария охотно поднялась с мягкого ковра, явно не без помощи Кати и тут же схватилась за руку молодого человека. Преодолев шумный гул толпы, пара оказалась в уединенной спальне, мерцающей тревожным тёмно-красным освещением. Вадим спешно запер дверь, а затем неожиданно для Марии, прижал её к стене, изучая остекленевшими глазами её лицо. — Знаешь, милая… — прошептал он ей на ухо мерзким пьяным шёпотом. — Я давно хотел предложить тебе стать немного ближе. Ну, ты понимаешь.       Взгляд Вадима был тревожно напряженным, его прежняя игривая привязанность теперь была наполнена желанием, которое, казалось, подпитывалось как алкоголем, так и чем-то более глубоким, идущим от души. От его слов, произнесенных этим отталкивающим шепотом, у Марии по спине пробежали мурашки. Его дыхание, теплое и слегка прерывистое, смешивалось с запахом спиртного и едва уловимым ароматом закусок. — Вадим, — начала Мария тише, чем хотела, не зная, как отреагировать на произошедшую между ними перемену. — Давай не сегодня. Мы пожалеем…и, честно говоря, я была не верна тебе...       Однако довести мысль до конца несчастная не успела. Её губами завладел Вадим, страстно притягивая её хрупкую фигуру ближе. Разум Марии был словно взбудоражен, эмоции поднимались и разбивались друг о друга с головокружительной силой. Первоначальное удивление от поцелуя Вадима переросло в каскад ощущений — знакомость переплелась с шоком и неожиданной остротой момента. Внезапная выходка ее молодого человека вступила в противоречие с тем, каким Мария его знала, — парнем с твердой направляющей рукой и мягким характером, которые постоянно присутствовали в ее жизни. И все же, под воздействием опьяняющих напитков и полутемной, напряженной атмосферы комнаты, он казался почти незнакомцем, на нем было лишь животное выражение желания и настойчивости, которые были чужды им обоим.       Объятия Вадима, когда-то успокаивающие, теперь отчаянно пригвоздили Марию к стене. Его губы на ее губах были твердыми, властными, вихрь долго сдерживаемых эмоций, наконец, вырвался наружу в один необратимый момент. Девушка почувствовала всю тяжесть его животной нездоровой потребности, глубину чувств, которые он, возможно, до сих пор скрывал и которые вышли на волю под воздействием алкоголя. Его дыхание, отдающее тяжёлым смрадом спиртного заставляло мысли Марии ещё больше путаться, его казавшиеся мерзкими поцелуи были словно цепями, сковавшими всю её тонкую шею, ключицы, зону декольте… — Нет, пожалуйста… — вновь пролепетала несчастная, почувствовав, как его пальцы безжалостно расстегивают её топ. — Брось, малышка. — с улыбкой промолвил Вадим. — Мы уже давно в отношениях, в этом нет ничего неправильного, так ведь?       Топ, не выдержав испытаний, наконец соскользнул с её тела. За ним последовал бюстгальтер, джинсы, нижнее бельё. Мария сдалась. Она явно не хотела подобного поворота событий, но, увы, сил бороться уже не оставалось. *** — Довольно! — яростно прокричал Воланд, выслушав доклад Геллы. — С неё хватит на сегодня. Несмотря на то, кем я являюсь, даже я не способен так пытать людей. Останавливайте всё. Спасайте её от этого мерзавца! Немедленно. — Но Мессир, вы ведь… — пролепетала демоница, стараясь напомнить господину о его плане. — Я сказал остановить, значит остановить. Или ты считаешь, что разберешься лучше меня? Чтобы сию же чертову секунду девчонка была здесь, ясно?! Гелла молча отвесила поклон, покорно удаляясь из покоев хозяина. *** Вскоре всю квартиру пронзил беспокойный возглас: «Ленке плохо! Она лежит без сознания! На помощь!»       Вадим, не успев предпринять решительных действий, быстро отстранился от девушки, спешно натянул на себя футболку и направился на тревожный звук. Обессиленная и совершенно обнажённая как физически, так и морально, Мария сползла вниз по стене, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. Руки беспомощно дрожали, сердце отчаянно билось, словно пытаясь вырваться из груди. Вопреки всему произошедшему, она попыталась встать и как можно скорее удалиться отсюда, однако сделала всего несколько неуверенных шагов, споткнулась на пороге спальни, серьезно повредив ногу, а затем упала без чувств, ударившись головой. Ее тело предало ее, — все отголоски хаоса в комнате окончательно превратились в приглушенный шепот, а затем и вовсе канули в лету.       Именно в этот решающий момент Гелла, ведомая указом Воланда, пришла несчастной на помощь. Быстрая и бесшумная, демоница решительно двигалась по квартире и стремясь отыскать злосчастную спальню. Она обнаружила Марию, лежащую на пороге без сознания. Какофония вечеринки казалась далекой реальностью за пределами хрупкой фигуры девушки, которая лежала в тени кроваво-красного света. Гелла мягко опустилась на колени рядом с Марией, оценивая ситуацию опытным взглядом. Резкий красный свет смягчился, когда она ободряюще провела рукой по лбу Марии, ее прикосновение было успокаивающим, почти материнским в своей нежности. Подхватив несчастную на руки с легкостью, которая не соответствовала ее стройной фигуре, Гелла в долю секунды переместилась в поместье своего господина. *** На следующее утро Мария Михайловна проснулась, как и ожидалось, не в своей комнате родного затхлого общежития. Обстановка была странно тёмной, незнакомой, и будто неприятной и даже отталкивающей. Вадима рядом не было. Ленки, Катьки и остальных — тоже. Была лишь пустая, просторная спальня, роскошно украшенная, но не предвещающая ничего хорошего. Голова у девушки раскалывалась, мысли путались, а в ушах звенели странные отголоски клубных песен. Последнее, что помнила Мария — несколько бутылок вина, пара бутылок пива и одна — водки. И всё это богатство на одну небольшую компанию. Что ещё помнила девушка — таблетки и шприц со странным веществом непонятного цвета, после которых из головы будто улетучилось решительным образом всё. Было лишь состояние глубокой эйфории и безмятежности. Однако сейчас девушке было явно не хорошо: головокружение, тошнота, боль во всем теле… И эта роскошная обстановка, достойная царицы. Всё было в тумане. Наконец, Мария услышала слабый скрип двери, за которой появился знакомый силуэт. Это, безусловно, был никто иной, как её обожаемый любовник. Воланд уверенным шагом приблизился к кровати, сел подле изнеможденной Марии и нежно поправил её растрёпанные волосы. — Доброго утра, симпатичнейшая Мария Михайловна. — послышался его чарующий мягкий бас. — Вам всё ещё плохо? Мария постаралась сфокусироваться на фигуре взгляд, но, увы, ничего не вышло, однако в глазах появилась последняя искра надежды на счастливое завершение ночной эпопеи. Но веки вскоре захлопнулись под тяжестью пережитого. — Я… Больше… Никогда… Не буду… Пить. — удалось пролепетать несчастной. Воланд тихо рассмеялся. — Ах, моя дорогая Мария, — начал он ровным и располагающим голосом, — у вас, людей, такие любовно-ненавистнические отношения с вашими удовольствиями. Однако не бойтесь, скоро вы почувствуете, что к вам возвращается здравый смысл. Кроме того, наш мир становится скучным без нескольких приключений, вам не кажется? — Где я? — прошептала девушка, не открывая глаз. — Что вчера было? И когда вы успели появиться и… — Тише-тише, не стоит задавать так много вопросов в таком состоянии. — мягко промолвил Воланд. — Всё до безумия просто. Вчера вы были на мероприятии у вашего друга. Выпили, начали творить немыслимые действия. Обычное дело. Вы, совершенно не осознавая происходящее, чуть было не уведомили вашего молодого человека о нашей тайной связи. Вам пришлось вовремя заткнуть рот. Однако более того, вы осмелились принять некоторые наркотические вещества, чтобы окончательно забыться. Ваш молодой человек, будучи нетрезвым, пожелала вами воспользоваться. Но ему это не удалось. Вашей подруге Елене стало плохо, какое несчастье! Именно поэтому ваш молодой человек быстро перенёс на неё фокус внимания. Я же успел в нужный момент перенести вас в более безопасное место. Вы в моей резиденции. Не беспокойтесь. Здесь о вас позаботятся. Если помните о нашем контракте, я обязан обеспечить вам неплохую жизнь. — Что с той поэмой? Я ведь, кажется, вчера была в издательстве…— вновь спросила девушка, начиная вспоминать ход событий. — моя поэма… Её напечатают?       Глаза Воланда заискрились весельем, когда он наклонился немного ближе, чтобы вновь убрать прядь рыжих локонов девушки с вспотевшего лица. Его присутствие одновременно тревожило и странно успокаивало. — Ах да, ваша поэма…- протянул Воланд. На его губах заиграла лукавая улыбка. — Безусловно, её напечатают. Однако на вашем месте я бы думал совершенно о другом. Вы даже не пришли в себя. Вам плохо? — Да… То есть… Нет. Наверное, да. Сколько я выпила? И что я вколола вчера? — Вы выпили столько, что даже Бахус мог бы вам позавидовать, — поддразнил Воланд, осторожно касаясь её бледного лица. — А что касается веществ, это вам знать необязательно. Иначе вы пожелаете поскорее раздобыть эту гадость для себя, чтобы вновь насладиться блаженством эйфории. Сейчас вам лучше выпить воды и расслабиться. И что не менее важно, не думать о плохом. Страшное позади.       Мария прерывисто вздохнула, почувствовав нежное, но твердое прикосновение руки Воланда — напоминание о загадочном мире, частью которого она теперь была. Она снова закрыла глаза, пытаясь примирить бурю прошлой ночи с безмятежным, хотя и таинственным, утром следующего дня. — Воды… Да, воды было бы неплохо, — пробормотала несчастная, осознав, как пересохло у нее в горле, жажда, казалось, выходила за рамки физических потребностей.       Мария с трудом подняла голову с подушки и приняла сидячее положение, почувствовав новую волну изнеможения. Воланд уверенно налил воду в стакан из хрустального графина, стоявшего на прикроватной тумбочке и осторожно вложил в дрожащие руки Марии. Девушка с жадностью выпила всю воду, а затем вновь обессиленная упала на подушку. — И зачем я вообще согласилась пойти туда… И Вадим пытался воспользоваться мной… Как это низко! Даже вы, как мой любовник, никогда себе бы такого не позволили… Несмотря на вашу… репутацию. — Я не святой, это факт. — спокойным голосом промолвил мужчина. — Однако даже я не способен на подобные действия. Сперва накачивать девушку веществами, а затем коварным и эгоистичным образом запираться с ней в спальне и творить подобные бесчинства. Воланд сделал паузу, позволив своим словам, отягощенным осуждением действий Вадима, повиснуть в воздухе, Мария тихо кивнула, постепенно осознавая реальность, по мере того как она начинала собирать воедино хаотичные фрагменты прошедшей ночи.       Комната, несмотря на ее роскошь, казалась все более тесной по мере того, как ее мысли закручивались в спираль. Внезапно девушка прижала руку ко рту, ощутив, как горлу подкатывает ком тошноты. «Нет. Только не сейчас. Не перед ним! — думала Мария лихорадочно. — Казалось бы, что может быть ещё хуже произошедшего?!» — Прошу прощения… — прошептала несчастная, побледнев до синевы. — Мне нужно в уборную… Срочно. — Ни слова больше. Я вас провожу. Умоляю, держитесь. — ответил Воланд не без отвращения, но даже с каким-то пониманием и теплотой. — Не стоит… — Можно подумать, вы не заблудитесь в коридоре, любезная Мария Михайловна. — усмехнулся нечистый. — Согласно контракту я обязан обеспечить вам помощь и покровительство. Даже в самые трудные моменты вашей жизни. Вот один из них. Не сопротивляйтесь. Я помогу.       Воланд быстро подошел к девушке, протянул ей руку и помог несчастной нетвердо, но все же встать на ноги, осторожно придерживая за талию. Мария оперлась на руку Воланда, благодарная за то, что он помог ей устоять в момент слабости. Окружающее слегка расплывалось перед ее глазами, а потому Мария сосредоточилась исключительно на том, чтобы добраться до ванной, прежде чем тошнота окончательно захлестнет ее. Впереди простирался мрачный темный коридор, богато украшенный, но в то же время наполненный эхом странной тишины, из-за которой их торопливые шаги казались громче, чем они были на самом деле. — Ненавижу чувствовать себя такой беспомощной, — пробормотала Мария с ноткой самобичевания в голосе, когда они наконец приблизились к двери ванной.       Воланд спокойно промолчал, чувствуя, что слова излишни, а его присутствие — молчаливое подтверждение поддержки. Он плавным движением открыл дверь ванной, пропуская девушку внутрь, сохраняя при этом почтительную дистанцию, которая позволяла ей оставаться наедине с собой. Мария проскользнула внутрь, захлопнула за собой дверь, а затем немедленно прислонилась к раковине. Живот неумолимо скрутило, пространство вокруг расплылось, ком тошноты, казалось, было уже невозможно сдерживать. «Я никогда больше не буду так напиваться…» — прошептала несчастная хриплым голосом. Девушка полностью отдалась ощущению дискомфорта, позволив затяжным приступам тошноты взять свое. С болью и отвращением опустошив желудок, Мария отдышалась и подняла болезненный взгляд на тревожное зеркало перед собой. В нем отразилась суровая реальность ее состояния — лицо было опухшим, под глазами лежали тяжелые круги от усталости и стресса. Однако увидев свое отражение, Мария преисполнилась решимости. Она ополоснула лицо холодной водой, пытаясь смыть не только физические следы ночного испытания, но и эмоциональный груз, который давил на нее с тех пор, как она проснулась. Прохладная вода подарила ощущение ясности, заземления среди всеобщего хаоса. Бремя произошедшего все еще было тяжелым, но она была полна решимости взвалить его на свои плечи с вновь обретенной решимостью. Через несколько мгновений, когда дыхание Марии выровнялось, а желудок успокоился, она, наконец, глубоко вздохнула. Собравшись с силами, в которых она не была уверена, она отвернулась от зеркала, оставив отражение уязвимой женщины позади, готовая встретить настоящее со всей силой, на которую была способна. Открыв дрожащей рукой дверь ванной, Мария заметила, что Воланд все еще ждал ее, его присутствие было таким же устойчивым и неизменным, как и с самого ее пробуждения. Его терпеливые глаза встретились с ее взглядом, в котором читалось молчаливое признание ее борьбы и спокойная уверенность в том, что даже в моменты уязвимости она может рассчитывать на его неизменную поддержку. — Вам лучше? — спросил Воланд мягким голосом, в котором совершенно не было осуждения, но слышалось легкое ободрение. — Намного, — ответила Мария, кивая. Хотя ее голос все еще немного дрожал, в нем слышались нотки новой силы. — Спасибо. — Не стоит благодарности. Давайте вернемся в спальню. Вам по-прежнему нужен отдых. — Который час? — Около девяти утра, mein Liebe. В общей сумме вам удалось поспать около шести часов. Тяжело вздохнув, девушка случайно опустила взгляд на огромный синяк на ноге, рядом с которым находилась не менее пугающая кровоточащая рана. «Вот почему так тяжело ходить…» — проскользнуло в её мыслях до того, как она вновь ощутила помутнение в глазах. Вид синяка и кровоточащей раны застал Марию врасплох, усилив ее физический дискомфорт и добавив новую волну беспокойства к ее и без того переполненным чувствам. Нога несчастной запульсировала в ответ на повышенное внимание, боль, которая раньше была скрыта за вихрем эмоций и усталостью, вышла на поверхность. — Вчера вы упали на пороге и повредили ногу. — спокойным голосом пояснил Воланд. — К сожалению, ваше состояние оставляло желать лучшего, поэтому вы не могли твёрдо стоять на ногах. Но к вашему счастью вами не успели воспользоваться. К утру рана немного затянулась, однако сейчас она вновь открылась. — В какой момент вечеринки это произошло? — В конце. Время близилось к двум часам ночи, когда ваш молодой человек загорелся желанием уединиться с вами. Однако возразить вы не сумели в силу степени вашего алкогольного опьянения. Вас прижали к стене, стянули одежду, а затем, опять же, к вашему же счастью, вас спасли от непоправимого. Вашей подруге стало плохо, и ваш молодой человек устремился ей помочь, как, впрочем, и все остальные участники вашей попойки. Вы упали на пороге комнаты, повредили ногу, ударились головой, а затем закономерно отключились. Уверенное изложение Воландом ночных событий укрепило разрозненные воспоминания, которые преследовали Марию с тех пор, как она проснулась. Правда о том, что ночь превратилась в хаос, тяжелым грузом легла на нее, но вместе с этим пришло странное облегчение — понимание пробелов в ее воспоминаниях. Пульсация в ноге, казалось, совпадала с тупой болью от воспоминаний, и все же в интонации Воланда и его решительном вмешательстве звучало утешение. Осознание того, что ситуация под контролем и она теперь в безопасности, помогло ослабить внезапный прилив тревоги.       Мария медленно, прерывисто выдохнула, пытаясь осознать всю тяжесть его слов. В глазах потемнело окончательно, голова закружилась, ноги подкосились, и несчастная упала без чувств. Ее тело достигло предела своих возможностей, ища передышки в бессознательном состоянии, пытаясь исцелиться и справиться с ошеломляющей ситуацией. Воланд твёрдо подхватил истощенное тело Марии и с невозмутимым видом отправился в спальню, где уложил девушку на кровать. «Люди не меняются» — прошептал он сквозь зубы.       Однако в тот самый момент в его чёрном сердце что-то больно кольнуло. Эта женщина, находящаяся в столь уязвимом положении, должна была стать его жертвой. Однако сейчас она нуждалась в помощи, и эту помощь Воланд должен был предоставить. От этого, казалось, необычайно простого действия в его непробиваемом сердце открылась трещина — место, куда проникло сочувствие, качество, совершенно ему несвойственное       С нарочитой осторожностью Воланд позаботился о том, чтобы Марии было удобно, поправив подушки и укрыв ее мягким одеялом. Он оценил ее состояние, отметив, как поднимается и опускается ее грудь по мере того, как выравнивается дыхание, сигнализируя о попытке организма восстановиться. — Отдохните, Мария, — тихо прошептал Воланд, обращаясь скорее к себе, чем к ней. Его долг был ясен, хотя и на удивление обременителен — он был не только договорным, но теперь и личным. — По крайней мере, я буду рядом.       С этими словами он осторожно и медленно оставил невесомый поцелуй на ее холодном лбу.