Crimson Roses.

      Кареты вместе с экзорцистами остановилась в деревне неподалёку от Кровера в то же время, когда Баам скрылся за воротами. Деревушка стояла на высоком холме, поэтому оттуда открывался неплохой вид на закрытый для посторонних город. Архиепископ дал указания: следить издалека, дожидаться сигнала. Сигнал – дым от костра, который Баам должен был зажечь после убийства графа и его сестры. Нечисти в Кровере слишком много, поэтому соваться туда без подкрепления – самоубийство, и, конечно же, ни епископ, ни архиепископ, ни Папа Римский – никто бы не стал рисковать Баамом, потому что он важен.              Папа Римский лично присматривал за Баамом. Настоящую причину знали только сами Баам и Папа Римский, а также архиепископ. Впрочем, никто и не интересовался связью между этими тремя, хотя слухи, что неудивительно, ходили: Грейс Мирцеа Луслек и Энрю – друзья покойного отца Баама, Ви. Когда-то давно Ви служил в церкви вместе с двумя мужчинами, но после ушёл на ферму и стал продавать выпечку и овощи, выращенные в его огороде. На удивление, жил он неплохо – и вновь не обошлось без слухов. Все были убеждены в том, что жена Ви была состоятельной женщиной, которая могла себе ни в чём не отказывать, но почему-то выбрала тихую, скромную жизнь с крестьянином в малолюдной деревне. Некоторые считают, что она влюбилась в Ви и сбежала из дома, захватив с собой крупную сумму денег, украшения на несколько сотен золотых – что довольно много – и скрылась в селе.              Деревенские не были далеки от правды. Арлен Грейс действительно сбежала из дома. Половина слухов была правдой, но кое о чём старики даже думать не смели, наивно пологая, что Грейс – просто бедная (не в плане денег, конечно), девушка, которая между семьёй и возлюбленным выбрала второе. Она слышала байки про вампиров, утопленников и других «созданий тьмы», как их любили называть, и не смела их поправлять, что стоило ей больших усилий, когда бабушки на улицах говорили неправдоподобные вещи про вампиров. Впрочем, откуда им знать? Арлен всё равно виднее, ведь она прожила семнадцать лет под одной крышей с вампирами, коим и сама является. Из всех местных знал только Ви. Никто более не догадывался, и она была очень признательна мужу, ведь тот никогда не делал даже малейших намёков на то, что его возлюбленная не та, за кого себя выдаёт.              Про то, что Арлен – вампирша, Энрю и Луслек, знавшие её, как доброжелательную и милую девушку, узнали спустя два года. Мирцеа и Энрю должны были убить её, как только узнали, но они слишком сильно полюбили девушку за её прекрасный характер и великолепную внешность. К тому же Ви души не чаял в молодой вампирше, и его друзья не могли лишить его единственного счастья в жизни.              ***              Три отряда экзорцистов, по пять человек в каждом, ждали сигнал всю ночь. Ближе к рассвету, когда бал должен был подходить к концу, мужчины начали взволнованно шептаться и с опаской смотреть на Кровер; некоторые уже убедили себя в том, что молодой священник был раскрыт и убит, а затем съеден, как главный десерт. Ровно в восемь утра епископ Латиф, ответственный за первый отряд, сидя в одном из домов с отличным видом на окружённый стеной город, достал бумагу, а молодой юноша передал перо и чернила. В письме церкви доложил, что никаких вестей от Баама нет, и попросил дальнейших указаний.              Послание пришло спустя три часа после отправки. Луслек, начиная с пяти утра, взволнованно расхаживал по своему кабинету, покусывая губы или ногти. Архиепископ сидел напротив кресла Мирцеа, от которого его отделял красивый деревянный резной стол. Энрю выглядел обманчиво спокойным. В глубине души он действительно переживал или даже боялся за судьбу мальчишки, который стал ему родным, как и Луслеку.              Однако раздражение, вызванное носящимся из стороны в сторону Папой Римским, всё же окончательно взяло верх.              — Луслек, ради всего святого, прекрати. — сложив руки на груди, процедил Энрю. Он тяжело вздохнул, когда был проигнорирован. — Луслек. — вновь попытался он. Мирцеа остановился, а затем возобновил движение по кругу.              Энрю скрипнул зубами и встал со стула, положил руки на плечи Мирцеа и усадил его в кресло. Луслек наконец посмотрел на архиепископа, а затем поставил локти на стол и накрыл лицо ладонями.              — Я не могу, Энрю. Он в логове вампиров! Мало того, что ему надо убить Куна Агеро Агниса, так ещё и выбраться живым из замка, который кишит монстрами!              Энрю вздохнул и покачал головой.              — Баам – умный парень, опыта ему более чем хватает. Он справится, просто верь в него. — стараясь быть невозмутимым, ответил архиепископ.              — Я знаю. Знаю, но спокойнее не становится. Он окружён этими… тварями. — сказал Мирцеа с отвращением, которое чётко читалось как в его голосе, так и в мимике.              — Луслек, успокойся. Дай ему время. Наверняка у Баама есть план. Он жив.              Мирцеа вздохнул и закрыл глаза, откинувшись назад в кресле. Энрю наклонился ближе и положил предплечья на стол.              — Посмотри на меня, — потребовал архиепископ. Папа Римский неторопливо открыл глаза. — Всё будет хорошо. У Баама есть навыки – спасибо его мамаше-вампирше, — Энрю фыркнул, а Луслек вздохнул. — Он парень ловкий и чертовски живучий, и даже не смей думать, что он умрёт от руки вампира. Даже если он из Кунов.              Улыбка Энрю заставила Мирцеа сидеть с широко открытыми глазами. Архиепископ редко улыбался, особенно после смерти Арлен, но от этого редкая улыбка не потеряла нежности и мягкости и продолжала успокаивать в тяжёлые моменты.              — Конечно. Прости. — уголки губ Мирцеа тоже поползли вверх. Вздохнув, он добавил: — Мы подождём три дня. Если никаких новостей не будет, то…              Мирцеа не договорил, но Энрю его понял: Кровер будут брать штурмом.              Луслек взял перо и чернила, бумагу ему подал Энрю, и принялся писать короткое: «Не двигайтесь. Ждите». Буквы получились кривыми, жирными, вместо точки – клякса. Руки дрожали, но волнение – не без помощи Энрю – начало понемногу отступать.              ***              С Баамом в замке Ранхольд обращались, как с самым почётным гостем, если не считать открытого недоверия к нему: он никогда не оставался один. На него всегда было направлено не меньше четырёх глаз. Эппл и Хансон сопровождали его буквально всюду, кроме ванной комнаты. Всё снаряжение: последний бутылёк священной воды, два клинка, библию, кол – конечно же, забрали. Одежду граф Агнис выдал лично, видимо, из своего гардероба.              С церковью ему связаться не давали. Вероятно, граф испытывал церковнослужителей на прочность, проверял их терпение, оголял нервы. Из-за этого Баам, помимо раздражения из-за сложившейся, испытывал ещё и волнение. Всего в нескольких километрах находились кареты экзорцистов, которые наверняка уже похоронили Баама. Он должен был подать сигнал ещё несколько часов назад, но уже прошли почти сутки с того момента, как он попал в замок и застрял в нём.              Кун вёл себя беспечно, постоянно сдержанно улыбался, говорил вежливо – словом, ничто не выдавало его настоящих чувств по поводу угрозы под названием церковь. Уже много лет церковь Святого Варфоломея пытается проникнуть в Кровер и освободить город от нежити, постоянно суёт свой нос в дела города и пару раз пыталась напасть, но все попытки были тщетными. Агеро прекрасно понимал, чем может закончиться очередная кровавая бойня, поэтому планирует провести мирные переговоры с церковью с помощью Баама.              Агеро хотел любым способам предотвратить нападение, однако он будет готов, если его план провалится и Баам окажется не настолько важным. Много веков Кун работал над охраной города, лично тренировал тёмных стражей и тщательно следил за их работой. Он не настолько глуп, как отец – осторожностью он пошёл в мать, а к этому добавилось и воспитание Хансона, который вечно твердил про скрытность и тщательный подход ко всему. Игнорировать настойчивые действия церкви – безрассудство.              ***              Баам проснулся около шести часов вечера – его режим сна помахал ручкой и с улыбкой сказал: «пока-пока!» – и тут же увидел Эппл, стоящую у выхода из комнаты, как и в первый раз, когда он проснулся после укуса. Голова по-прежнему раскалывалась, укус на шее всё ещё горел. Попытавшись встать, он едва не упал – колени дрожали, всё тело сковала слабость. Эппл не спеша подошла к нему и хотела поднять за локоть, но священник бросил на неё взгляд, полный ненависти, и она лишь молча сложила руки перед собой. Даже бровью не повела в ответ на отношение Баама к ней.              В дверь постучали. Эппл открыла её – на пороге стоял не кто иной, как граф. К тому моменту, когда служанка вышла из комнаты, а Агеро зашёл, Баам уже выпрямился и натянул маску невозмутимости, словно не он несколько секунд назад валился с ног.              — Как ваше самочувствие, господин Баам? — граф улыбнулся и сделал несколько шагов вперёд, остановившись перед «гостем».              Баам осмотрел его с ног до головы: вампир выглядел опрятно и свежо. О его недавнем пробуждении говорил лишь светло-розовый след от подушки на бледной щеке и выбившаяся голубая прядь, которую он либо не заметил, либо намеренно проигнорировал. Баам фыркнул и вытянул руку вперёд.              — Позволите? — не понимая, что он делает, спросил священник. Его охватило желание улыбнуться: впервые за всё то время, что он находится в замке, Кун показал себя с другой стороны. Всегда выглядит собранным и беспечным, но иногда тоже бывает невнимательным и немного неряшливым, даже если это проявляется в таких мелочах.              Кун хмыкнул и посмотрел на ладони Баама, не скрытые под перчатками.              — Перчатки, господин священник. — напомнил ему Агеро, ведь боль от недавнего ожога на руке была свежа в памяти. Кун, на удивление, ничуть не жалел о том, что позволил этому случиться.              Священник вздохнул. Агеро подошёл к дивану и нашёл пару перчаток, а затем протянул их Бааму. Тот осторожно взял их, стараясь не задеть кожу, и надел на руки. Почему-то ему хотелось отвечать добротой на хорошее отношение со стороны вампира, но ощущалось всё это неправильно.              Прикосновение голой руки церковнослужителя могло серьёзно ранить нечисть, поскольку священники пропитаны так называемой «светлой энергией», являющейся полной противоположностью энергии нежити. Баам, конечно же, прекрасно осведомлён об этом, поэтому пробираться в город нежити без перчаток – самоубийство. Его бы быстро раскрыли и убили. Впрочем, теперь, когда он стал «заложником» графа, он задаётся вопросом: случилось бы это, если бы его раскрыл кто-то другой? Скорее всего, нет. Он бы уже давно был искусан каким-нибудь голодным монстром, а затем убит.              Баам встал на носки и невесомо коснулся пряди шёлковых голубых волос, убирая её за ухо. Он сделал шаг назад, чтобы посмотреть на вампира, а затем полностью убрал волосы за уши и, видимо, не заметил, как кончики губ поползли вверх, потому что Агеро хмыкнул и тоже улыбнулся.       — Вы всегда так добры к заложникам? — вдруг спросил священник. Агеро на долю секунды застыл.              — Вы не только заложник, но и мой гость. — ответил граф. Баам нахмурился.              — Гостей обычно приглашают. А ещё не кусают, чтобы лишить сознания.              Вампир рассмеялся и покачал головой.              — Прошу простить меня за это. Боюсь, у меня не было другого выхода. Убивать вас я бы не хотел, а добровольно вы бы ни за что не сдались. «Лучше умереть, чем подчиниться», так ведь?              Баам изогнул бровь. Эту фразу неоднократно повторяли священнослужители. Эту фразу ему вдалбливали в голову со времён, когда он только-только попал в церковь. «Если выполнение мисси невозможно – вспори себе живот колом, клинком – чем угодно. Не позволяй взять себя в плен». Именно это Баам знал лучше всего, и именно этому позволил случиться. Судьба – злая штука.              — Вы выглядите удивлённым, — констатировал граф. — Хорошие отношения с другими графствами могут сослужить хорошую службу.              — Вы следили за церковью. — не вопрос, утверждение.              — Конечно.              — Вы знали о плане Папы Римского?              — Да.              — Вы специально позволили этому случиться.              Кун улыбнулся шире и сложил руки на груди. Всё начало вставать на свои места. Оставалось убедиться в ещё одной детали.              — Хорошее отношение к заложнику – попытка задобрить церковь?              — Нет.              — Что? — не понял Баам, который был уверен в том, что всё это – представление, цирк, ложь. Чтобы церковь знала, что с Баамом всё было в порядке в «плену».              — Вы, конечно, очень умны, господин Баам, — Агеро медленно приблизился к священнику. Тот, в свою очередь, недоумённо нахмурился. — Однако ваша проблема в предвзятом отношении к вампирам. Не всё делается ради выгоды.              — Вы смешон, — фыркнул Баам. — Все вы одинаковые. И ваши слова – ложь.              — А люди? — Агеро ухмыльнулся и покачал головой. — Разница между людьми и нечистью в том, — он повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на портрет, который Баам заметил только сейчас. На картине изображено пятеро детей и родители. Все с голубыми волосами и горящими синими глазами. Дети весело улыбались, родители – тепло и по-домашнему. От картины, на удивление, веяло теплом. — Что нечисть сильнее и её сложнее убить. Наш внутренний мир ничем не отличается.              Агеро посмотрел на Баама. Что-то болезненное проскользнуло в больших сапфировых глазах, и это заставило Баама немного смягчиться. Странный сон всплыл в мыслях, но делать выводы о нападении людей на Кровер не имело смысла – он не знал, как бывший правитель, Эдван Кун, вёл дела.              — Вы наверняка понимаете, о чём я говорю. Люди не такие святые, как вы, возможно, думаете. Кому, как не священнику, говорить о святости? — Агеро грустно улыбался, ведя свой диалог. Баам не нашёлся с ответом и просто вздохнул.              Агеро смотрел на него какое-то время, а затем, кажется, хотел было что-то сказать, но Баам его перебил:              — Что вы хотите от церкви?              — Ох, боюсь, вы неправильно меня поняли. Мне от церкви ничего не надо. А вот Его Святейшеству господину Луслеку… — он хмыкнул. Синие глаза на секунду приняли красный оттенок. — Нужна наша кровь. Забавно, не находите?              — Вам нужны мирные переговоры. — утвердительно сказал Баам. — Почему вы не позволите мне связаться с Папой Римским? Вы усугубляете этим ситуацию.              — О, нет. Я уверен, что священнослужители в панике. Я лишь жду подходящего момента. Чем больше они будут нервничать, тем более отчаянными станут.              — А если нет? Если решат напасть на Кровер и убьют всех, включая меня?              — Господин Баам, — произнёс Кун, немного помолчав. — Я знаю не только о вашем плане убить меня и сестру, а затем жителей Кровера, но и об отношении Папы Римского к вам. К тому же… — он наклонился к уху Баама и прошептал: — вы очень полезны. Благодаря вашей матушке, уважаемой Арлен Грейс, в вас течёт кровь вампира. Ваши навыки, должно быть, на высоте, раз вас отправили сюда совсем одного. Вам доверяют.              Баам нахмурился. Чёртов вампир слишком много разнюхал, и никто из церковнослужителей не догадывался.              — Вы знали мою мать? — вопрос сорвался с губ раньше, чем Баам успел задуматься.              — Не лично. Слышал, она была красавицей и своего рода матерью Терезой. Очень добра и милосердна. Сбежала от отца и вышла замуж за фермера. Среди вампиров о ней много разговоров ходило.              Баам нахмурился и фыркнул. От других людей он слышал, что его мать – предательница, которая убила своего мужа, выпив всю его кровь. Кто-то говорил, что она хотела убить и Баама, потому что жажда выпить людской крови была слишком сильной, но её успели убить раньше, чем она успела бы убить родного сына.              — Моя мать оказалась такой же, как все остальные вампиры. Она убила моего отца.              — Так ли это? — Кун улыбнулся.              — Что вы имеете в виду?              — Не знаю, что вам рассказал господин Луслек, но я слышал, что вашу матушку убили деревенские, когда кто-то увидел, как она разорвала волка в лесу. Дом ваших родителей сожгли, а вас вовремя вытащил архиепископ Энрю и привёл в церковь.              Баам открыл рот, чтобы возразить, но Агеро продолжил:              — К слову, насколько я знаю, многоуважаемый Мирцеа хотел вас бросить в лесу. Оставить на съедение диким животным. Господин Энрю смог его переубедить.              — Откуда вы, чёрт возьми, знаете это? — процедил сквозь зубы Баам. Граф усмехнулся.              — Говорил же, что среди вампиров ходили разговоры.              Священник накрыл лицо руками и тяжело вздохнул.              — Это ложь.              — Пусть будет так. Вы вольны верить в то, во что хотите верить.              Кун улыбнулся и пожал плечами, а затем развернулся и подошёл к двери из комнаты.              — Эппл и Луиза готовят завтрак. Хансон проведёт вас к столовой. — с этими словами скрылся за дверью, а уже через минуту зашёл молчаливый дворецкий.        ***       Всю ночь Баам не мог заснуть не только из-за сбитого режима, но и из-за мыслей, вмиг охвативших его после разговора с графом. Баам не хотел верить в то, что Луслек, который всегда заботился о нём, хотел избавиться от него. Волей-неволей священник задумался о том, что Мирцеа никогда на самом деле не дорожил Баамом, а всё время использовал его из корысти. Смущала и правда – если, конечно, это правда, – о его матери. Арлен не убивала Ви? Не пыталась убить сына? Если и его представления о матери оказались ложью, то во что он вообще должен был верить?              Баам покачал головой и медленно встал с кровати. Чёртов Кун. Сначала это гостеприимство, теперь правда о матери… И самое странное – это то, что Бааму хотелось ему верить. Священник подумал, что яд от укуса совсем вскружил ему голову, но ведь он уже должен был выветриться. Желание убить вампира так же испарилось. Рядом с Агеро Баам чувствовал себя равным ему. На долю секунды он забыл, что находится в замке вампира в качестве заложника.              На удивление, ни в комнате, ни за дверью никого не было. Его впервые за долгое время оставили одного – значило ли это, что Кун начал больше доверять священнику? Или просто убедился в том, что он ничего не сможет сделать, потому что безоружен?              Баам пошёл по коридору, который вёл в бальный зал. Дверь была приоткрыта, и оттуда на пол падал тусклый свет. Священник осторожно заглянул внутрь, но никого не увидел, и зашёл внутрь. Ему хотелось подышать воздухом, поэтому он вышел на балкон.              — Доброй ночи, господин священник. — донёсся тихий голос.              — Господин Кун? — Баам вздохнул и подошёл ближе. Он посмотрел вниз и положил локти на перила. Агеро улыбнулся и посмотрел на него – нежно, по-доброму и с теплотой во взгляде. Баам проигнорировал его.              — Отсюда открывается отличный вид на город, не считаете? — как бы Бааму ни хотелось поспорить, он не мог отрицать красоты ночного Кровера.              — Пожалуй. — коротко ответил он и кивнул.              — Я получил письмо от господина Луслека. — внезапно сказал Агеро. Баам мгновенно перевёл взгляд на него.              Кун хмыкнул и достал из кармана брюк свиток, обмотанный красной лентой. Баам осторожно взял его и развернул. Прочитав содержимое, Баам хмыкнул. В письме Луслек заявил о своём намерении напасть на Кровер, если в течение двух дней Баам не вернётся в церковь или не подаст сигнал. Если же Баам вернётся, то церковь пересмотрит решение об убийстве Куна Агеро Агниса и Кун Кисеи.              — Это то, чего вы добивались, не так ли?              — Вы правы. Но сдержат ли они слово? Нет гарантий, что церковь Святого Варфоломея не нападёт на Кровер после вашего освобождения.              — И что вы планируете?              Кун пожал плечами, всё ещё улыбаясь. В улыбке той было что-то болезненное и горькое. Баам невольно поморщился.              — Сказать вам честно, господин Баам? — Агеро хмыкнул и накрыл лицо ладонью. — Я не совсем уверен. Конечно, я мог бы держать вас тут вечно. Тогда бы Луслек не напал, ведь иначе я бы убил вас.              — И что же вам мешает это сделать? — Бааму захотелось прикусить себе язык. Агеро посмотрел на него и вздохнул. Отвечать он, кажется, не собирался.              — Я не такой монстр, как вам кажется. Как многим кажется.              Баам задумался. Ему внезапно захотелось продолжить диалог.              — Вы… — он отвёл взгляд и посмотрел вниз. Вдалеке резвились дети вместе с родителями. Если не учитывать наличие крыльев и маленьких хвостиков у некоторых из них, можно было бы подумать, что это обычные человеческие дети. — Возможно, вы были правы. Отличие людей от вас в наличии дополнительных конечностей и живучести. — он сделал паузу, чтобы подобрать слова. — Однако я не отказываюсь от своих слов о вашей кровожадности. Люди бывают жестокими, но с нежитью не сравнятся.              — К сожалению. — Агеро вздохнул. — Многие демоны считают себя всемогущими, поэтому позволяют себе очень много.              Баам лишь кивнул.              — Вы когда-нибудь пили человеческую кровь? — внезапно спросил Баам.              — Только вашу. — священник удивлённо изогнул бровь. — Честное слово. Я просто не смог устоять. Вы слишком сладко пахнете. И кровь у вас тоже вкусная.              Баам вздрогнул, а вампир рассмеялся.              — Не волнуйтесь. Больше этого не повторится. — Агеро повернулся корпусом к Бааму и облокотился бедром к ограждению балкона. — Все вампиры в городе питаются только кровью животных, включая нас с сестрой. Однако и её мы пьём довольно редко.              — Разве вам не надо постоянно подпитываться кровью? — не понял Баам.              — Вы правы. Однако со временем, если уменьшать количество крови, организм привыкает к её отсутствию. Ваша матушка наверняка знала об этом и пыталась отказаться от неё, чтобы спокойно находиться рядом с любимым мужем и сыном.              Священник удивлённо уставился на графа, который продолжал мило улыбаться.              — Вам стоит отдохнуть, господин священник. — внезапно сказал Агеро. Он наклонился к уху Баама так близко, что его губы практически касались кожи священника. — Доброй ночи. — прошептал Агеро и поцеловал мочку, чем вызвал приятную дрожь у Баама. Затем губы коснулись места укуса на шее, а после – лба.              Баам застыл. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не мог найти слов. В конце концов он, залившись краской, лишь кивнул, пробубнил что-то похожее на «доброй ночи» и ушёл в свою комнату, оставив графа одного.