Nuntius Lunaris

Говорят, что дома мы должны ощущать себя в безопасности, однако Третий Эмиритус не мог ощущать себя в безопасности в аббатстве, которое он всегда называл своим домом с тем самым чувством тепла и трепета. Он все чаще стал чувствовать, что это не его родное место. Он чувствовал, будто за ним следили, ходили по пятам, но стоило ему лишь повернуться, как преследователь исчезал.  Его жилая комната стала похожа на архив бумаг, в котором недавно прошла встреча в тесной компании спиртного. Бутылки красного вина стояли по всей комнате, а единственный бокал, стоящий на дубовой прикроватной тумбочке, уже совсем перестал быть прозрачным сосудом, и его стенки окрасились в розовато-бордовый цвет. Желтоватая бумага все больше разлеталась, когда мужчина выходил на балкон, впуская в душную жаркую комнату промозглый осенний воздух. Уже несколько дней небо было затянуто плотными серыми облаками, которые переодически проливали дожди. Терцо был бледен, как мел. Он не ел уже около недели с момента убийства Омеги.  Было так отвратительно и больно, когда он нес в своих руках кинжал с засохшей кровью любимого человека - чтобы подтвердить исполнение приказа.  Сердце истекало кровью и ныло от горя.  Теперь он жалеет о том, что не запоминал многие вещи. Жалеет о том, что не отвлекался на голову на своем плече, которая с интересом и преданным ожиданием наблюдала за процессом написания текстов на бумаге… Жалеет о том, что не смог придумать план по спасению его жизни…  Он не мог рассказать все Омеге - он думал, что стены особняка слышат его также, как и Император.  Паранойя начала преследовать его, убивая его психическое состояние ещё больше.  Пот всем этом, Терцо должен был делать вид, что ему было абсолютно плевать на смерть одного из упырей. Он уже допустил ошибку единожды, показав эмоции Сестре Император относительно Омеги, совершенно позабыв о собственной деловитости и холодности - и она продолжила давить на его больную точку, ломая Третьего изнутри.   Никто не должен был знать об их чувствах. Это слишком личное. Эти чувства, эти взгляды, прикосновения принадлежат только им. Принадлежали им…  Мужчина просыпается в холодном поту. Сейчас полнолуние, поэтому для него это уже не удивительно. Он перевернулся на бок, отворачиваясь от едва заметного среди расступившихся туч лунного света, проходящего через окна его спальни.  Простыни в его кровати были смяты и не расправлены - результат преследующих хозяина кошмаров. Ночью Терцо охватывали панические атаки. Отсутствие еды было заметно сильнее с каждым днем - скулы сильно выпирали, некогда идеально сидевшее семейное кольцо на пальце стало болтаться, а ребра и ключицы стали заметно бросаться в глаза. В первые дни после ухода Омеги Терцо забывался в алкоголе три ночи подряд, но в один момент одумался, ведь «Омеге бы это не понравилось…» Неделю назад их группа во время выступления собрала более семисот душ.  Это случилось на следующий день после смерти Омеги… Но что подразумевается под сбором душ? - ответить на этот вопрос не мог даже Терцо. Упыри исполняли свою должность - повиноваться святому Отцу, а святой Отец исполнял приказы Сестры Император.  Единственное, что Третий заметил - каждая душа имеет свой цвет. Благодаря своему левому глазу он может видеть то, чего не видят другие люди. Это было некое клеймо, отличительная черта, которая была дарована Сестрой Император ещё маленькому мальчику.  Терцо было противно смотреть на замену Омеги - маленький, худощавый упырь, у которого отсутствует одна фаланга мизинца правой руки, но при этом из нее растет маленький коготь. К тому же, этот упырь уже успел поломать себе рог! Как отвратно… И кто же призвал такую нечисть?  Сегодня группа снова в туре. На этот раз они отыгрывают последний концерт их сезона путешествий по миру.  Терцо перелистывает календарь на небольшом столике в номере отеля на одну страницу, вещавшую миру конец сентября, который выдался достаточно холодным. Порой казалось, что может пойти снег, но такого не происходило. Через пару часов он снова выйдет на сцену, снова споет те песни, которые пел вместе с Омегой как будто вчера… … -“Come together, together as one…” Третий распевается, он блаженно прикрывает глаза, сжимая микрофон в руке и слегка постукивая пяткой элегантных туфель. Эта песня для него не значит ровным счетом ничего - в ней достаточно запутанный текст, который он сам не до конца понимал. Он просто пел. Просто выполнял свои обязанности.  Резкая давящая боль в области плеча заставила Терцо шокировано открыть глаза. Толпа закричала и засвистела, а сам Терцо не мог понять, что происходит. Он потерял точку фокусировки ещё около недели назад. Паника не охватила его. Он просто поддался. Просто позволил забрать себя цепким лапам тьмы. Мягкая и теплая тьма. Та тьма, из которой не хочется выбираться - объятия под одеялом - её больше нет. Теперь существует только холодная вездесущая тьма. Ноги Терцо словно веревки волочатся по полу, пока он висит в чьих-то больших теплых руках. Но эти руки не имеют того приятного тепла, которое имели руки Омеги. Это было чужое тепло.  Терцо очнулся от собственных мыслей в только в аббатстве.  Как ни странно, в кресле напротив Сестры Император.  -Сестра, зачем вы это делаете? - достаточно спокойно, максимально скрывая весь поток бушующих и мечущих эмоций проговорил Терцо.  -Я не могу тебе этого сказать. Просто будь спокоен и не позорь себя, Терцо. - женщина подняла на него смиренный взгляд своих зеленых глаз. Ещё в детстве Третий заметил, что они имеют красноватый отблеск, так же как и у папы Нихила, однако у его старших братьев такого не наблюдалось… -О каком спокойствии может идти речь, когда нашей планете грозит какое-нибудь переселение? - святой Отец путает дороги, задавая странные темы разговора, которых никогда ранее не было. Он говорит полную чушь, чтобы отвлечь Император. Ведь он тут явно не случайно… и ещё этот инцидент на сцене… голоса зрителей до сих пор отражаются от стенок его мозга, противно отскакивая от противоположных стенок и начиная звенеть в ушах не менее отвратной какофонией.   -Мы занимаемся переселением человеческих душ, Терцо. - спокойный ответ в холодном тоне поразил Третьего, что не осталось незамеченным вопросом в его глазах Сестрой Император.  -Но куда? Зачем мы их перенаправляем, когда они в самом разгаре своей жизни? - Терцо уже очень давно заподозрил неладное. Все эти колбы, красные глаза у людей, внезапное принудительное убийство Омеги - все это подозрительно.  -Молчать, - совершенно не ожидаемая реакция. Вдруг из стены вылезли две черные, высокие, едва напоминающие человека уродливые фигуры, с которых стекало что-то, похожее на нефть. Терцо быстро среагировал - на ватных ногах он вскочил с кресла и побежал прочь из кабинета, однако существа моментально его догнали.  Эти существа - не упыри… Третий повернул голову на женщину. Его волосы прилипли ко лбу. В зеленом глазу читались эмоции животного страха, в то время как белый глаз смотрел на нее с ненавистью и непринятием.  Третий папа беспомощно болтался в руках черных существ, в один момент повиснув. Из под своих черных волос он смотрел прямо в глаза Император. Это ощущалось, словно он смотрел в глаза дикой кошке, что означало вызов.  В этот момент дверь кабинета неожиданно открылась, и в дверном проеме показался тот, кого Терцо желал видеть меньше всего - его сводный брат. Кардинал Копиа.  -Ох, Карди, как же ты вовремя - противная лисья улыбка расплылась на лице женщины, когда та повернула голову в сторону двери.  Кардинал поежился. Еще совсем недавно, буквально вчера, он окончил семинарию и вернулся в аббатство по наставлению его приемного отца.  Копиа понятия не имел, как он оказался в этом месте. Будучи в более осознанным, чем годовалый ребенок, возрасте, кардинал исследовал аббатство. Он стал преемником Нулевого Папы - Нихила. Долгие годы он провел в стенах протестантской церкви в компании приемного отца и сводных братьев - Первого и Второго святых отцов. В то время Терцо был юношей и проходил обучение в Риме, поэтому очень редко видел младшего брата. Но Копиа все своё детство с нетерпением ждал возвращения Терцо, чтобы просто провести с ним время. Однако, Третий Эмиритус всегда показывал только холод и безразличие, а порой даже и раздражение по отношению к младшему.  Хоть Терцо на тот момент и было шестнадцать лет, он все равно испытывал дикое чувство зависти и злости по отношению к шестилетнему Копии.  За все детство Третьему не уделяли столько внимания, сколько давали его сводному брату.  Примо и Секондо не особо следили за Терцо, когда тот рос, но не сводили глаз с Копии. Нихил научил мальчика французскому, британскому английскому и латыни, в то время как Терцо учил все языки самостоятельно. Сестра Император ждала десятилетия мальчика, чтобы начинать давать ему небольшую работу в помощь церкви, когда Терцо уже с шести лет работал как настоящий сотрудник церкви - проводил посильные для его маленького тела ритуалы и заполнял бумаги своим корявым детским почерком, на что закатывал глаза Примо, проверяющий все эти бумаги.  -Мог бы и аккуратнее писать… - хрипло ворчал Примо себе под нос, поправляя очки-полумесяцы с черным ободком и тонкой цепочкой, элегантно держащей эти очки на весу, когда хозяин их снимает; и прищуриваясь, чтобы рассмотреть очередной недочет в детском почерке. После этого он всегда делал глоток чая из фарфоровой чашечки, после чего очень аккуратно, с соответствующим позвякивающим звуком ставил её в блюдце, тяжело вздыхал и продолжал читать отчет с такой же хмурой миной, пока маленький Терцо, на которого возлагали не так много надежд, со слезами на глазах слушал все недовольства в свою сторону.  Конечно, чем старше мальчик становился, тем менее эмоциональным и эмпатичным он становился.  Так и вырос из милого и светлого мальчика нарциссичный, безэмоциональный и холодный мужчина, занявший престол. Любые драгоценности были ему к лицу - но он отказывался от них. Ему хватало нарядной митры и рясы, обшитой разноцветными драгоценными камнями. Это делало Терцо не похожим на нарцисса, что нередко путало. Но нарциссичный тип личности заключается далеко не в драгоценностях на шее человека, а в восприятии себя в этом мире. Терцо превозносил себя выше других ещё задолго до передачи ему папской власти.  Карди совершенно отличался от Терцо. Казалось, что у кардинала не было чувства собственной ценности и он целиком и полностью повиновался указам каждого, кто стоит выше него. Он просто знал что должен служить протестантской церкви во главе Сестры Император - большего в его голове не было. Она давала ему указания - он исполнял. Он был послушным цепным щенком.  Третий взглянул на кардинала с неприязнью, однако у него уже не хватало сил на колкие слова в его сторону.  -Поздоровайся со своим старшим братом, Карди. - Император противно усмехнулась, поворачивая голову в сторону Терцо. Липкая тягучая жидкость, из которой, казалось, состояли существа, удерживающие Третьего на внушительной от пола высоте, теперь блестела своим черным, как ночное озеро, цветом на повседневном костюме святого Отца.  Ночное озеро…  Однажды Омега обнаружил Терцо в полной задумчивости на берегу озера вблизи аббатства. Днем на озере было шумно и буйно - утки, и другие птицы, а также всякие болотные животные бодрствовали, наводя шум и гам. Но ночью гладь озера становилась прямой и непоколебимой. Лунный свет неописуемо прекрасно отражался в глади воды, и создавалось ощущение, что вода светится.  Омега не стал перебивать потока мыслей Отца, он просто сел рядом, показывая, что на него всегда можно положиться. Терцо положил свою голову ему на плечо, а упырь положил свою голову на голову Третьего. Они пробыли в безмолвии целую ночь вплоть до рассвета, на котором они пошли обратно домой - в аббатство - стоило только первым лучам осветить им верную дорогу.  Тогда аббатство было домом…