Nuntius Lunaris

Канут в безмолвии былые воспоминания, постепенно стираясь и оставляя за собой остаточный покой и смысл. Больше нет тех счастливых дней, когда счастье нужно беречь и скрывать от чужих глаз. В этом месте счастье - чуждое дело. И свое счастье станет искушением для другого, глаз положившего на сердечную радость вашу.  Терцо уже тысячу раз убил себя в мыслях за то, что не смог должным образом скрыть запретный плод своей любви. И сейчас он стоит прямо перед тем человеком, которому, казалось, ранее можно было доверить все. Но теперь он сам видит, что в этом мире даже тот, кто является членом твоего семейного древа, может думать только о себе и собственной выгоде. Как бы ни было больно это осознавать, но это так и есть.  Кардинал стоял рядом с Император и смотрел на пленного. Его глаза отплескивали кровавым огнем, прямо как глаза Император. Но не было в этих глазах той внутренней, душевной злости, что таилась в натуре женщины уже неопределенное время. Глаза кардинала были все такими же, как у того маленького мальчика несколько лет назад - наивные, детские и вечно убегающие от встречного взгляда, будто что-то скрывает… из-за этого мужчина часто вызывал подозрения.  … Непроглядная тьма резко ударила в голову, а контроль над телом утерян. Терцо словно провалился сквозь пол и полетел куда-то вниз, далеко, будто он упал с самого высокого облака и кажется, что летит он уже вечность, но не может открыть своих глаз… Третий очнулся с неизвестном для себя месте. Он был в своем повседневном костюме, в котором находился ещё до концерта, когда его унесли со сцены.  «Зачем это было нужно именно в тот момент? Зачем меня держали, если бы я и так был вынужден уйти? Зачем я позволил всему этому случиться? Зачем…» Терцо съедали изнутри собственные мысли, но он до сих пор не мог открыть своих глаз. Его мозг рисовал самые разные иллюзии, иллюстрации его мечт - снова находиться рядом с Омегой.  Третий всегда визуализировал и анализировал свое будущее, именно поэтому зачастую все его планы приходили в удачное исполнение. Но визуализация касалась не только рабочих решений. Намного значимее для Отца являлся объект его обожания, заставляющий его сердце трепетать, а при каждой встрече взглядами чувствовать неописуемую радость, от которой хотелось на ровном месте начать смеяться и кружиться в размеренном танце, но в итоге снова прикоснуться своими руками, уже крепко переплетая пальцы и затягивая в танец партнера. Для Омеги эти чувства были чуждыми, однако он был счастливым, когда наблюдал за искрами любви в глазах Терцо.  Резкая и яркая боль в области шеи лишь на мгновение поразила его разум, но после уже ни единой мысли не посетили его голову. Алая кровь фонтаном сочилась из его искаженного в судорогах тела, а раскрытые от не случившегося крика глаза потеряли жизнь, словно выцвели как старая фотография. Он предполагал, но не ожидал, что это случится так быстро, так резко и так безболезненно… Терцо думал только об Омеге в последние секунды биения сердца. Вероятно, упырь являлся единственной причиной, чтобы Отец ощущал себя живым. Но теперь его неравно рассеченное тело холодеет, а запах металла наполняет комнату.  … -Я горжусь тобой, Карди. Ты сделал это.  Женщина противно усмехнулась, издали наблюдая, как семинарист испуганно таращился на распластавшееся тело и лужу поблескивающей крови, роняя из рук серебряный кинжал. Тот же самый, с которого тонкой ниткой стекала густая кровь Омеги.  Сестра Император подошла к обезглавленному телу и небрежно перевернула голову почетного набок каблуком черной туфли.  -Твои тенденции уже устарели, Терцо. Пришла пора новой эры.