Легенда о Волке и лекаре

— Что значит «Вы не можете его найти»?! — Разъярённый Нацуме с сильным грохотом ударил кулаком по столу, продолжил медленно, будто каждое слово давалось ему с трудом, — Прошёл месяц. Где мой ребёнок? Молодой человек, чьи светлые волосы торчали во все стороны, нахмурился. Не сдавая позиции, юноша отчеканил. — Мы делаем всё возможное. Времени просто не хватает. — Вы не делаете абсолютно ничего. Я не вижу результата, Фукучи. — Мужчина подошёл к нему, схватил за ворот. Будто юный самурай мог по щелчку пальцев достать его подопечного из-под земли. Сказок не бывает. Нацуме давно это знает. Знает, понимает, осознаёт, но все ещё требует как в сказке привезти домой Мори, живого-здорового. — Мы делаем все возможное, — слегка грубо повторил Фукучи, пытаясь уверить в этом не столько Нацуме, сколько самого себя. Попробуй ты найти этого избалованного омегу, сына главы, раз он пропал посреди собственной свадебной церемонии. А может, и не найдешь его уже. Да только разве заказчика это волнует? Найди ребёнка и всë тут. И плевать он хотел, что ребёнку уже двадцать, и найти его можно, только если сам ребёнок захочет найтись. — Иди. С глаз долой. — Потребовал Нацуме. Дважды повторять не требовалось. Юноша скользнул за двери, перестав раздражать своим присутствием главу.

***

— Дрянной старик, чтоб его крысы Нэдзуми пожрали, — прошипел Фукучи, едва оказавшись в выделенной ему в поместье комнате. Убранство её от тех, в которых жили Нацуме и Мори, не слишком-то отличалось. За одним, не самым приятным исключением, которое, к сожалению Фукучи, нельзя было убрать. Посередине его комнаты стоял массивный серебряный гроб, который, впрочем, притащил сам Оочи, до истерики напугав одну из молодых служанок с яркими рыжими волосами, что, впрочем, не помешало ему в скором времени за ней приударить. — Замолчи, — потребовали из гроба хриплым ворчливым голосом. — Заставь. — Усмехнулся юноша, приземлившись на футон, постеленный в углу. Крышка с грохотом открылась. Из неё высунулся парень в лохмотьях. Изорванная накидка закрывала плечи. На шее красовалась нитка, на которую были нанизаны семь заострённых, белых зубов. Запястья и лодыжки были перемотаны кусками ткани. Белая, поседевшая раньше времени копна длинных волос была собрана в импровизированных хвост, который порядком растрепался и грозился разлететься от одного прикосновения. От него пахло сыростью, травами и…кровью. Глаза, переполненные ненавистью ко всему движущемуся, смотрели сквозь предметы. Затуманенный взгляд цеплялся за юкату Фукучи. — Заставлю, — прошипел он и оскалился. Два верхних зуба неестественно вытянулись, стали похожи на те, какими обладали летучие мыши. Он бросился к Фукучи, вцепился в плечо, тяжело дыша. Клыки впились в кожу на десять рин, да только юноша даже не моргнул. Кровопийца быстро потерял интерес и, высосав пару сотен капель чужой красной жидкости, фыркнул. — Да как ты смеешь указывать мне, Брэму Стокеру… — Завались, — Оочи зевнул, потянулся за бутылкой с саке. Стокер чуть не задохнулся от возмущения. Как ему, потомственному шаману, посмели сказать что-то в таком пренебрежительном тоне? Будь Фукучи хоть Богом, какое право он имеет так говорить? Ответ до смеха прост. С малых лет Брэм обучался таинствам и обрядам у родителей, которые, едва сыну стукнуло шестнадцать, не поскупились отдать ребёнка за иностранца. Пусть Стокер и получил достойное образование, оказался омегой, а, следовательно, в английском обществе веса не имел бы даже с условием, что он был бы дворянином, а не простым шаманом. Тем более, ирландцем по происхождению. Фукучи просто появился в нужном месте и в нужное время. Можно сказать, повезло. Ещё больше повезло Стокеру, который оказался достаточно умён, чтобы не даваться Фукучи в кровати и не обременять себя младенцем в шестнадцать. Рождение ребёнка значило бы, что Брэм согласен остаться под влиянием Оочи до самой смерти. Такой расклад нужен был Стокеру в последнюю очередь. Юноша не терял желания и надежды на то, чтобы сбежать обратно в земли предков. Это самое желание горело в нём неугасимым пламенем вот уже пять лет. Брэм перехватил руку Фукучи, вполне успешно пригубившего немного алкоголя. В роду Стокеров была одна особенность. Некоторым выходцам этой семьи нужна кровь и отсутствие солнечного света для жизни. Они страдали вампиризмом. Появлялась такая проблема, от которой не могли избавиться, только у первенцев после особого обряда, совершаемого спустя десять лет после рождения. А Брэм был первым ребёнком семьи, где было шестеро детей, исключая его самого. Обряд проводился как посвящение в шаманский клан. Судьба всех старших детей рода была предрешена. Между каменных глыб, сокрытых от мира густыми зеленеющими деревьями, построенными друидами, вставали четверо. Мать или папа, отец, дитя и, зачастую, дед. Самый старший брал клинок, освященный в проточной воде и пролежавший под лунным светом несколько месяцев, после чего разрезал себе руку от плеча до кисти руки. Кровью, размешанной с вином, он поил дитя, читая заговор и прося у Бога благословения. Последним этапом было убийство, совершаемое самым младшим участником ритуала. Десятилетний ребёнок должен был всадить в сердце старика тот самый клинок. Если удар уносил в мир духов сразу, то названного шамана ждало прекрасное будущее, если умирал старший мучительно и долго, то ничего хорошего в судьбе ребёнка быть не могло и его легко можно было назвать порченным. В идеале, ребёнок вообще должен был убить не убивая. Брэма в тот день окрестили любимцем небес. Старший участник ритуала умер, но умер не от его рук. Десятилетний Брэм испуганными глазами, в которых в тот день умерло все живое, осматривал клинок и шумно втягивал заложенным носиком воздух. Любимый, самый дорогой в его жизни человек стоял перед ним на коленях, истекая кровью. — Не бойся. Небеса тебя не оставят, — уверял дедушка, стоящий на коленях и поглаживающий густые волосы внука. — Я не хочу, — шепчет в ответ Брэм и хнычет, прижимаясь к старику. Одежда уже пропиталась кровью. Мальчика дважды стошнило от её запаха, вкуса, но он не отстранился, напротив, сильнее обнимал старика. Дед улыбался, всë трогал округлое личико, постанывая от кровопотери. Стокер плакал. Он уже не мог выносить эту страшную картину, которую должен закончить. Старик кивнул, поцеловал его. — Я пригляжу за тобой, Брэм. Будь спокоен, — вновь заверил дедушка, отстраняясь. Лезвие сверкнуло в лучах закатного солнца. В момент, когда клинок в трясущихся руках почти коснулся груди, появились крестоносцы. Стрела английского воина попала прямиком в висок, не оставив деду и шанса. Брэм убил не убивая. Ритуал был окончен. Малолетний Стокер замер в оцепенении, как вдруг отец схватил его подмышки и понёс на руках в неизвестном направлении. Сложности не было. Стокер был по-настоящему болезненным ребёнком и по всем законам природы должен был умереть ещё только родившись в конце седьмого месяца беременности, да только дедушка выходил его и дал возможность прожить эту жизнь. Дедушка, которого он любил больше жизни и который остался там, среди камней, никому, кроме самого Брэма, ненужный. — Прекрати. Ты после пары глотков становишься отвратителен. — Стокер скривился от представления крови, которая будет на его языке сегодня. Ненавидел он даже запах японского алкоголя, что уж говорить про вкус. Стокер постоянно сравнивал саке с вином, которым его опоили во время ритуала. Вечным пунктом этого сравнения было вознесение «божественного» напитка ирландских шаманов. — А ты прекрати кровь пить. Будто так просто без неё сдохнешь. — Фукучи усмехнулся, — и ещё, Брэм, там старику этому надо срочно сосунка его найти. Ты можешь сделать что-то в духе обрядов ваших друид? Стокер наклонил голову, тихо спросил: — О чëм ты? — Ну, я про ваши шаманские ритуалы. Нужно запутать старика, чтоб выкроить мне время на поиски его драгоценного подопечного, — Фукучи говорил с явным пренебрежением. Он никогда не смог бы признать, что омеги, за исключением Брэма, существа не тупые и могут быть полезны не в плане близости или хранения столь любимого всеми домашнего очага, — ты можешь провести что-то, чтобы это сделать? Брэм задумался, вновь фыркнул, но спорить не стал. — А знаешь, что? — вдруг спросил он. Фукучи чуть свëл брови, подался на него. — Не знаю. — Генъитьиро, я проведу ритуал для поисков. Это явно будет более важно для твоего старика, нежели какие-то несуразные действия. Вот только… Стокер замер, задумался. Начал перебирать воспоминания, переданные ему во время посвящения. Фукучи наблюдал за этим с неким скепсисом. — Только что? — наконец не выдержал Оочи. Брэм просидел, застыв, подобно статуе, добрых двадцать минут. — Нужна жертва, — ответил вампир, выйдя из оцепенения, — крупное животное. — Уж кого-кого, а такого я найду. Можешь не сомневаться. — Заверил мужчина, потягиваясь за алкоголем. Стокер закатил глаза. Самоуверенность Фукучи всегда выводила его из себя. Будь он в другой ситуации, никогда бы не вышел за этого человека. Ситуации другой не было. Пару дней спустя Нацуме был приглашён на ритуал, который должен был вернуть Мори. Живого или мёртвого — вопрос не стоял. Главное, чтобы вернулся. — Прошу вас, — Фукучи указал на подготовленный дзабутон. Нацуме занял своё место. Оочи прошёлся по отведённой комнате, зажигая свечи под неодобрительный взгляд Сасеки. Закончив сие действие, он облокотился о стену, бросил взгляд на Стокера. Тот кивнул. — Жизнь — нечто иное, как ожидание чего-то большего, чем здешняя суета, а смерть — единственное, на что мы и впрямь надеемся, — бросил Брэм, взяв клинок и принявшись читать молитву. Нацуме заметно нахмурился. Ему и без этих слов хватало поводов нервничать. Возле Стокера лежал связанный олень, которого Фукучи притащил накануне вечером. Животное оставалось живым, но потеряло большое количество крови, из-за чего пребывало на границе с миром духов. Брэм медленно начитывал переданные молитвы, будто действительно мог достучаться до самого Бога. Через пару минут беспрерывного мычания священных писаний юноша провёл клинком по шее бедного оленя. Тот встрепенулся, сделал попытку подняться. Стокер не обратил на это внимание. Сам он выглядел так, будто продал душу дьяволу. В глазах не было даже намёка на то, что их обладатель был жив и пребывал в сознании. Они стали абсолютно белыми, радужка скрылась за пеленой. Олень издал душераздирающий визг. Алая кровь бушующей струёй плеснула наружу, окропив пол и превратив его в жуткое месиво. Клинок вошёл точно в артерию, а, когда вышел, повлёк за собой сильное кровотечение. Нацуме нахмурился, наблюдая за тонкими руками Стокера, которые доставали лезвие. Животное уже не издавало звуков, только копыто продолжало дёргаться в судорогах. Брэм перевернул его, вспорол брюхо. Розоватые кишки вывалились прямо на доски, содержимое их потекло по полу. Шматы травы, мелких камней оказались рядом с ними. Весь недавний приём пищи оленя сейчас показался на глаза Нацуме, вызывая у неподготовленного главы рвотный рефлекс. — И да поможет Господь этому бедному дитя, что сошёл с тропы… — закончил читать Брэм, как научил дедушка, поднимаясь и отряхиваясь, — ждите с новолуния. Прибудет. Нацуме кивнул. Выбор у него действительно был невелик. Однако, ждать пришлось на порядок меньше заявленного. На пороге показалось два силуэта. Один высокий, статный. Второй чуть меньше в плечах и ниже, но от этого не менее привлекательный. Глава сразу расплылся в улыбке, но так же быстро напрягся. — Добрый день, Нацуме-сан, — Фукудзава почтительно поклонился. Мори, не посчитав нужным этот жест, бросился к опекуну. Нацуме мигом прижал его к себе, посмотрел на Фукудзаву. В обычно вполне добродушных глазах заблестел нехороший огонёк.