Между нашими мирами

Гермиона вошла в комнату раньше, чем Драко успел среагировать. Он замер в дверном проёме, наблюдая, как она уверенными движениями доставала зелья из старого шкафа. Гермиона молча работала, выливала содержимое флаконов на рану Луны, и та лишь шумно вдыхала во сне, иногда слабо содрогаясь от боли. Драко остался стоять, скрестив руки на груди, но его взгляд был прикован к Лавгуд. В голове всё ещё звучали её слова: «Они повзрослели, Тео». Это было неожиданно больно. Тео. Если бы он только знал, что здесь, в этом чужом мире, существует Луна, он бы, не раздумывая, бросился в этот кошмар. Он был уверен, Тео было бы все равно, что это не его Луна. Он убил бы всех ради возможности встретиться даже с ее копией. Драко знал это, потому что сам поступил бы точно также. Он попытался оттолкнуть эту мысль, но она, как заноза, продолжала напоминать о себе. «Неужели и в этом мире Тео с Луной вместе?» Драко удивился бы этому в другой ситуации, но в этом мрачном, полном отчаяния месте, чувство, которое предательски поднималось внутри, было совсем иным. «Суждено ли было им влюбляться друг в друга в каждой из вселенных?» — мелькнуло в его голове. Как будто их связь была неизбежной, прописанной где-то в тканях самого времени и пространства. Эта теория была красивой и болезненной одновременно. Его мысли неожиданно перешли на другую тему. Эти поганцы, их копии… Они сбежали, оставили друзей, этот чертов мир, чтобы провести остаток дней вдвоём. Вместе. Драко чувствовал прилив раздражения, смешанного с горечью. Вместе. Всего одно слово, но оно вдруг оказалось самым щемящим и отчаянным. Глаза Драко скользнули к Гермионе. Она продолжала работать, её движения были сосредоточенными, но в них угадывалась едва уловимая дрожь. Вдруг в голове возникло предположение, которое застало его врасплох. «А суждено ли было их сущностям влюбляться в друг друга, как Тео с Луной?» Он вспомнил, как сам смотрел на Гермиону в последние дни, как чувствовал себя рядом с ней. Это было очень похоже на то, как Теодор смотрел на Луну при её жизни. Чувство собственной слабости раздражало его, и Драко ненавидел себя за то, что эмоции снова брали вверх над разумом. Любить. Признаться. Быть вместе. Вместе против всего мира. Эта мысль была настолько абсурдной, что его губы почти дернулись в слабой усмешке. Все это — лишь мечта, слишком красивая, чтобы стать реальностью. А чем красивее мечта, тем она недостижимее. Он отвёл взгляд, вновь сосредоточившись на Луне. Её дыхание стало ровнее, и, кажется, заклинания и зелья начали действовать. Но теперь в его сознании засела новая мысль, ещё глубже, чем предыдущая. Драко поднял взгляд, увидев, как Гермиона наклонилась ближе к Луне, вытирая её лицо мягкой тканью. Она работала быстро и осторожно, сосредоточенно, но её руки всё ещё слегка дрожали. Гермиона, как и он сам, старалась не показывать свои эмоции, старалась держаться. Но Драко знал её достаточно хорошо, чтобы заметить, как много всего сейчас бурлит внутри неё. — Мы успели. Спасли её, — тихий голос Гермионы прервал его мысли. Она повернулась к нему, глаза блестели в тусклом свете. — Хотя бы в этот раз, — бросил Драко, не обдумав сказанное прежде, чем это вырвалось наружу. Он заметил, как Гермиона изменилась в лице, и тут же пожалел о сказанном. Они никогда это не обсуждали, но знали — у обоих гибель Луны откликалась испепеляющим чувством вины.

***

Штаб Ордена Феникса, день нападения

— Я должен пойти! Плевать, что меня раскроют! — голос Тео был напряжённым, его обычно спокойное лицо теперь выражало нервозность. Он стоял напротив Драко, его руки крепко сжимали край стола. — Я буду рядом с ней. Тео, тебе нельзя сдавать себя, — ответил Драко, его голос был твёрдым, взгляд уверенным. — Если понадобится, я закрою её собой. Тео встретился с ним взглядом, его губы дрогнули, но он кивнул. Луна вошла в комнату, её светлые волосы были слегка растрёпаны, а глаза блестели от волнения. Она бросила на Тео короткий взгляд, её улыбка была обнадёживающей: — Всё будет хорошо, — сказала она, её голос звучал тепло, но в нём угадывалась нотка решимости. — Мозгошмыги обещали мне помочь сегодня. Тео хотел что-то сказать, но вместо этого просто подошёл и обнял. Его руки охватили Луну чуть крепче, чем обычно. Он поцеловал её в лоб, прикрыл глаза и вдохнул её умиротворяющий аромат. — Береги её, Малфой, — выдохнул он, отпуская девушку из объятий. Его взгляд встретился со взглядом Драко, и в карих радужках было столько всего: просьба, доверие, страх. Малфой только кивнул, стиснув зубы.

***

Драко аккуратно поднял Луну и положил на старую кровать, которая скрипела от малейшего движения. Сам он сел на краю, его пальцы машинально барабанили по собственному колену, а взгляд был сосредоточен на стене, зарываясь в те же мысли, что преследовали и Гермиону. Она стояла на том же месте, её плечи напряглись, как будто она собиралась сказать что-то важное, но не могла найти нужные слова. Тишина, висевшая между ними, была наполнена невыраженными эмоциями. — Мы никогда не говорили о… — наконец нарушила молчание Гермиона, её голос прозвучал мягко, но в нём чувствовалась сила, она повернулась к нему, глаза были полны решимости. — О Луне. Драко замер, его пальцы остановились. Он отвернулся от неё, но Гермиона видела, как его челюсть сжалась: — Нечего обсуждать, — ответил он резко. Его голос был холодным, но Гермиона знала, что за этой холодностью скрывается боль. — Есть, — настояла она, сделав шаг ближе. — Мы оба были там. Мы оба… потеряли её.

***

Поле битвы

Поле битвы походило на живое существо, кричащее и бьющееся в агонии. Магия разрывала воздух, ослепительные вспышки заклинаний окрашивали серый день в кровавые и изумрудные тона. Крики боли смешивались с рёвом заклинаний, создавая какофонию, от которой волосы вставали дыбом. У Пожирателей было численное преимущество, что сильно сказывалось на действиях Ордена. Драко сражался с тремя взрослыми магами сразу, его движения были быстрыми и точными, как у хищника, загнанного в угол. Пот лился с его лба, смешиваясь с кровью, сочившейся из мелких порезов. Каждый вдох был резким, каждый удар палочки — отчаянным. Из-за беспокойства за Луну и Гермиону, он держался рядом, каждый раз отвлекаясь на них. Лавгуд стояла совсем близко, сражаясь одновременно против двоих. Её светлые волосы развевались, словно она была последним лучом света в этом хаосе, лицо было сосредоточенным, а движения решительными, но Драко видел, что сил у нее все меньше. Казалось, у них все под контролем. Но внезапно всё вокруг замедлилось, а лёгкие словно сжала невидимая стальная рука: Барти Крауч-младший подкрался к ней сзади. Он знал, что не успеет. — Луна! — крикнул Драко, его голос сорвался, но прозвучал громче всех заклинаний вокруг. Она повернула голову, их взгляды встретились. В её глазах не было страха. Только усталость и тихая, непоколебимая решимость. В этот момент чьё-то заклинание с оглушительным хлопком ударило Драко в грудь. Его тело взлетело в воздух и с глухим стуком рухнуло на землю. Боль пронзила насквозь, но он видел только одно — Луна осталась в одиночестве. Гермиона, сражавшаяся неподалёку, обернулась на крик. Её сердце замерло, когда она увидела, как к Луне приближается один из самых мерзких Пожирателей. Его лицо искажала злобная усмешка, а палочка была направлена прямо в ее спину. Гермиона рванулась вперёд, позабыв о собственном противнике, её руки дрожали, но она знала, что не успеет. — Протего! — со всех сил закричала она, её голос разорвал воздух, но было поздно. Крауч произнёс заклинание, и дымка черного цвета заполонила всё вокруг. Луна, стоявшая на ногах секунду назад, исчезла вместе с чернильным маревом. Не осталось ни тела, ни одежды, ни следов. Она просто испарилась, словно её никогда не существовало. Гермиона замерла, её палочка дрожала в руке. Гул и грохот битвы сменились звоном в ушах, оставив только пустоту и разрывающее сердце. И тогда всё, что она чувствовала — ярость, боль, отчаяние — вырвалось наружу. — Авада Кедавра! — закричала Гермиона, её голос был надрывным и наполненным ненавистью. Зелёный свет заклинания ударил в Крауча, его тело рухнуло на землю. Она убила. Впервые в жизни она произнесла это заклинание. Но облегчения не наступило. Луна умерла от неизвестного заклинания, и они уже никогда не узнают, от какого, ведь ярость овладела Гермионой быстрее, чем разум проснулся.

***

Гермиона подняла голову, её глаза горели, но не от гнева, а от боли, накопившейся за годы молчания. Она долго смотрела на Драко, пока не сделала первый шаг, её голос прорезал тишину, словно лезвие ножа: — Знаешь ты или нет, я ходила к ней каждую пятницу. Он замер. Его взгляд помутился, словно он не мог поверить в то, что услышал. Она продолжала, её голос дрожал, но в нём звучала странная твёрдость: — Это было в моём грёбаном расписании, — она горько усмехнулась, губы дрогнули, но слёз не было. — Я ставила напоминание. Чёртово магловское напоминание. Оно звенело каждую пятницу, а я не могла игнорировать его. Её дыхание стало прерывистым, но она заставила себя продолжить: — Я приходила к ней, сидела на её могиле, читала ей книги, рассказывала, что происходит. Даже если мне нечего было сказать, я всё равно приходила. Даже в тот день, когда надо было спасать тебя, я была у неё. Потому что… потому что это была моя вина. Её голос сорвался на последнем слове, и она зажмурилась, пытаясь подавить подступающие слёзы. Драко смотрел на неё, его лицо было скрыто холодной маской, но глаза выдавали бурю, разрывающую изнутри. Он медленно выдохнул, словно собирался с мыслями, и заговорил: — Я не мог, — произнес Драко почти шёпотом, но каждое слово отзывалось эхом в комнате. — Я не мог приходить туда, где даже не было её тела. Он отвёл взгляд, стиснув челюсти, как будто боялся, что голос предаст его. Его слова повисли в воздухе, тяжёлые, как каменная кладбищенская плита. Малфой встал, будто сидеть стало невыносимо, и начал ходить по комнате. Его движения были резкими, нервными, словно он пытался убежать от своих мыслей, но те цеплялись за него, как репей: — Это была не твоя, а моя вина. Я клялся ему, Грейнджер, — резко сказал он, остановившись и глядя на неё, голос дрожал от гнева, но глаза блестели от чего-то другого. — Я сказал Тео, что прослежу, чтобы она была в безопасности. Пообещал, что она вернётся. Его руки сжались в кулаки, Драко едва сдерживал себя, чтобы не ударить сырую стену. — И что я сделал? — продолжил он, его голос стал громче. — Я позволил ей умереть. Я был занят, отвлёкся, пока она… — он замолчал, но продолжил почти сразу, как будто боялся, что молчание будет ещё хуже. — Пока она исчезала. Испарилась. Гермиона почувствовала, как её горло сжалось. Тот момент, тот ужасный момент, когда она не успела. Крауч, его заклинание, и… пустота. — Я тоже была там, Драко, — её голос был тихим, но твёрдым. — И я тоже ничего не смогла сделать. Я пыталась, но… Я убила его, понимаешь? — она замолчала, её дыхание стало рваным. — Из-за меня Тео никогда не узнает, почему её могила остается пустой. Я отобрала у него шанс даже на это. Они вроде разговаривали друг с другом, но на самом деле каждый говорил только о своем. Они не слушали, они выговаривались. Её голос сорвался, но Гермиона продолжала смотреть на него. В глазах горела смесь вины, гнева и бесконечной боли. Она надеялась, что Малфой скажет хоть что-то, что сможет унять эту боль, но вместо этого он просто отвернулся. Драко стиснул кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Он не мог смотреть на неё, не мог видеть её страдания, потому что оно слишком сильно походило на его собственное: — Мы все виноваты, — его голос был пропитан горечью. — Каждый из нас. Мы подвели их: её и Тео. Драко сделал шаг к стене, его руки коснулись холодного камня, словно пытались найти в нём опору, плечи дрогнули, но он быстро взял себя в руки. — Хуже всего, что Тео не винит никого, — продолжил он, оборачиваясь к ней, голос стал жёстче. — Лучше бы он избил меня или убил! А он… Он простил. Как, черт возьми, такое можно простить?! Эти слова разрезали воздух, оставив после себя болезненную тишину. Гермиона не могла ответить, знала, что её слова ничего не изменят, что её оправдания бессмысленны. Она просто безмолвно стояла, глаза блестели от сдерживаемых слёз. — Поэтому мы виним себя сами. Потому что больше некому, — наконец прошептала она, её голос был едва слышен. Гермиона чувствовала, как её собственные слова эхом отражались внутри грудной клетки, оставляя новые болезненные царапины. Она медленно подняла глаза на Драко. Его лицо было мрачным, словно высеченным из камня, но в глазах бушевала бездна эмоций. Гермиона сделала шаг к нему, но остановилась, не решаясь. Вместо этого она перевела взгляд на девушку, которая сейчас была глухонемым свидетелем их откровений. — Может, — наконец прошептала она, её голос был едва слышен, — мы попали сюда ради того, чтобы спасти её. Может, это наш шанс исправить всё и простить самих себя. Драко усмехнулся, но в его усмешке не было радости. Это был горький, почти злобный смех, который больше напоминал рёв раненого зверя. — Спасти её? — переспросил он, его голос был низким и резким. — Это не шанс, Гермиона. Это наказание. Мы здесь не для того, чтобы исправить что-то. Мы здесь, чтобы страдать. Это наш личный ад. Драко отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица. Его плечи дрогнули, но он быстро выровнял дыхание, стараясь удержать себя в руках. Гермиона поняла, что больше слов не нужно. Боль, которая заполнила комнату, была слишком невыносимой, чтобы продолжать говорить. Она сидела на стуле, её плечи опустились, а слёзы тихо стекали по щекам. Драко, отвернувшись, стоял у стены, его кулаки сжимались, а дыхание было прерывистым. Но их затянувшееся молчание внезапно нарушили звуки, доносившиеся из-за двери. Приглушённые голоса, приглушённый шум шагов и хлопки, эхом отражавшиеся от стен коридоров. Гермиона подняла взгляд, её глаза встретились с Драко. Он понял без слов. Оставаться в комнате больше не было сил ни у одного из них. Слишком много эмоций, слишком много слов, которые ни один из них не мог больше вынести. Драко резко оттолкнулся от стены и направился к двери, Гермиона последовала за ним. Как только дверь за ними закрылась, Луна, всё ещё лежавшая неподвижно на кровати, слегка повернула голову. Её дыхание было ровным, но глаза, казалось, смотрели сквозь потолок. Одна-единственная слеза, блеснувшая в свете тусклой лампы, скользнула по бледной щеке. Гостиная встретила их оживлением, но в нём не было радости. Это был хаос, налаженный годами. Раненые возвращались с поля боя, их одежда была разорвана и испачкана кровью, а лица покрыты пылью и потом. Но никто не кричал и не выказывал страха. Каждый точно знал, что делать, как если бы всё происходящее было давно отрепетированной постановкой. В центре комнаты возле большого деревянного стола сидел Джордж. Его лицо было хмурым, на виске виднелась глубокая рана, но он спокойно накладывал повязку на руку Невилла, который держал палочку в одной руке и одновременно накладывал заживляющее заклинание на собственную ногу. Около камина, откуда исходило слабое тепло, сидела Тонкс с длинными, завязанными в узел волосами. Она стирала кровь с собственного плеча, её лицо оставалось бесстрастным. Гермиона замерла в дверях, её сердце сжалось при виде того, как обыденно они справлялись с такими жуткими вещами. Драко же молча вошёл в комнату, его взгляд скользил по каждому из присутствующих, замечая детали. Джордж поднял на него взгляд, в котором читалась смесь усталости и злости. Драко не стал раздумывать о своих действиях, просто подошел к Фреду, который не мог дотянуться до раны на спине, и стал накладывать заклятие сшивания раны палочкой Луны, которую пока решил оставить себе. Гермиона восхитилась тем, как Драко без вопросов направился помогать остальным, хотя часом ранее утверждал, что это не их дело, но сама с трудом стояла на ногах. Она не могла представить, каково это — терять людей на каждом шагу, видеть смерть так часто, что та становится привычной. Гермиона сделала шаг вперёд, её взгляд задержался на Римусе. — Чем я могу помочь? — взяв себя в руки, спросила она, её голос был твёрдым, хотя внутри всё трепетало. Люпин посмотрел на неё, его лицо слегка смягчилось, но ненадолго. Он кивнул в сторону раненой Тонкс у камина: — Помоги ей. Гермиона медленно подошла к камину, где сидела Тонкс, стирая кровь с плеча. Женщина подняла на неё взгляд, в котором читались усталость и предостережение, лицо было напряжённым, а губы плотно сжаты. Гермиона остановилась на мгновение, её рука, сжимавшая пузырёк с зелёным зельем, дрогнула. Тонкс прищурилась, но в её глазах мелькнуло что-то, похожее на уважение. Она медленно кивнула, убирая руку с плеча: — Быстро, — коротко бросила она. — И без лишних слов. Гермиона опустилась рядом, открывая пузырёк. Запах зелья был резким, обжигающим ноздри, но она не моргнула. Её пальцы двигались уверенно, хотя руки всё ещё слегка дрожали. Когда она коснулась раны, Тонкс резко вдохнула, но ничего не сказала. Гермиона сосредоточенно работала, движения были отточенными, воспоминания о годах войны всплывали в подсознании, как забытая мелодия, руки по памяти, рефлекторно играли по этим нотам. Драко, наблюдавший за этим издалека, снова сосредоточился на своей задаче. Фред едва сдерживал болезненные гримасы, пока тот накладывал заклинание на рану. Как и остальные, он даже не пытался жаловаться: — Ты мог бы быть не таким грубым, — пробормотал Фред, пытаясь скрыть напряжённый вдох. — Если хочешь, могу оставить как есть, — сухо ответил Драко, его голос звучал ровно, но в нём угадывалось раздражение. Рядом Джордж, закончив с перевязкой Невилла, сел на пол и начал разбирать найденное магловское оружие, с которым вернулись. Его движения были неловкими, но точными, словно он делал это сотню раз. — Где Луна? — словно между делом спросил Невилл. — Она была ранена, мы оставили её в нашей комнате. Сейчас она в порядке, — спокойно ответила Гермиона. Все продолжили заниматься своими делами, не уточняя ничего. Тишина постепенно начала уступать место негромким разговорам. Кто-то делился короткими отчётами о битве, кто-то просто пытался отвлечься от боли. Гермиона, закончив с раной Тонкс, отошла к стене, чтобы перевести дух. Её взгляд скользнул по комнате, и она вновь почувствовала эту смесь восхищения и ужаса. Эти люди жили в кошмаре, но всё ещё продолжали бороться. — У вас есть лишние палочки? — спросил Драко, когда закончил помогать Фреду. — Навалом. Выбирай какую хочешь, — горько ответил Джордж и указал в сторону огромного мешка в углу комнаты. Они с Гермионой молча подошли к нему — и на мгновение замерли, оглядывая огромную груду палочек, с ужасом понимая, что Джордж не преувеличивал их количество. Драко медленно присел, чтобы лучше рассмотреть их. Некоторые были сломаны, на каких-то обожжены рукояти, другие выглядели почти новыми. Он протянул руку, чтобы взять одну, но его пальцы остановились в сантиметре от древка. Джордж стоял рядом, его лицо было мрачным. Он опёрся на ближайшую стену, скрестив руки на груди: — Это не все, конечно, — горько ответил он. — Только те, что удалось собрать. Драко крепко сжал пальцы на одной из палочек. Он чувствовал, как прохлада дерева передаётся ему в ладонь, но это ощущение не приносило утешения. Гермиона подошла ближе, её глаза расширились от увиденного. Столько палочек. Столько жизней. — Это значит… — она замолчала, не в силах продолжить. Её взгляд метался между Джорджем и мешком, и она ощущала, как сердце сжимается. — Это значит, что никого из них не ждут дома, — тихо произнёс Джордж, его голос был ровным, но в нём чувствовалась тяжесть. — Каждая из этих палочек — чей-то конец. Гермиона невольно сделала шаг назад, её дыхание стало неровным. Она знала, что в этом мире всё кошмарно, но столкнуться с такой наглядной иллюстрацией… Драко поднялся, держа в руке одну из палочек. Пэнси. Это была палочка Пэнси. Он узнал бы её, даже если бы потерял память. — В вашем мире… — тихо начал Джордж почти шёпотом, но Драко услышал его. — Она жива? Драко кивнул, его лицо стало ещё мрачнее: — Замужем за Поттером. Он не знал, зачем об этом рассказывал, просто чувствовал, что это необходимо сказать. Джордж громко и очень зловеще рассмеялся, но в этом смехе не было ни капли веселья, лишь горе: — В нашем она убита именно им. Как же иронична судьба, — пояснил он свой истерический смех. А после с грохотом опрокинул стул рядом и в гневе скрылся в туннеле коридора. Дальнейшие объяснения были не нужны, Драко сильнее сжал палочку и облегченно выдохнул, зная, что его Паркинсон-Поттер сейчас в спокойном мире, скорее всего, обнимает сына перед сном и читает ему сказку. Выбор был сделан, и он отошел, чтобы дать Гермионе сделать свой. Она с трудом отвела взгляд от Драко и прошла ближе к мешку, не упуская из внимания ни одной палочки: Джинни, Рон, Блейз, Кингсли. Скольких они потеряли? Гостиная постепенно пустела. Раненые, обработав свои увечья, уходили в комнаты, чтобы хоть ненадолго почувствовать что-то, похожее на покой. Гермиона сидела на краю старого кресла, её руки были сцеплены, а взгляд прикован к Фреду, который лениво потирал плечо, пытаясь унять остаточную боль. Драко сидел чуть дальше, напротив них. Его глаза были прикованы к палочке, которую он сжимал так, словно она могла дать ответы на все вопросы. Он молчал, но его напряжённое выражение лица говорило само за себя. — Фред, — начала Гермиона, её голос был мягким, но за ним скрывалась стальная решимость. — Я хочу понять. Кто остался? Фред поднял взгляд на неё, его лицо на мгновение стало пустым, словно он не знал, как ответить. Но затем глаза наполнились чем-то более тяжёлым, чем простая усталость: — Все, кого вы видели здесь — последние из Ордена, — сказал он. — Большинство из тех, кто боролся с самого начала, погибли. Многие — ещё в первые годы, когда Волдеморт захватил власть. Те, кто не подчинился, исчезли. Мы выжили лишь благодаря шпионажу Малфоев. Имею в виду Драко и Гермиону Малфой. Гермиона замерла, её дыхание на мгновение перехватило. Она не знала, что поразило её больше: слова о «последних из Ордена», упоминание о шпионаже или фамилия Малфой рядом с её именем. Взгляд метался между Фредом и Драко, но последний, как всегда, держал лицо, скрывая свои мысли за непроницаемой маской. — Они работали на Волдеморта? — спросила она, её голос прозвучал слишком резко. — Каким образом? Фред вздохнул, будто готовился к тяжелому разговору, его глаза стали мрачнее: — Малфой взял в жены Гермиону, якобы в наказание Ордену. «Нагнул» самую умную из нас и завербовал в армию Волдеморта, — пояснил он. — С помощью этого они смогли проникнуть глубже, чем кто-либо из нас, и добывали информацию, которая позволяла нам выживать. Но их игра была опасной. Они ходили по лезвию ножа. Гермиона почувствовала, как её сердце на мгновение остановилось, а затем забилось с новой силой, отдаваясь гулким эхом в ушах. Слова Фреда звучали как выстрел. «Малфой взял в жены Гермиону». Эта фраза осела в её сознании, и, хотя она понимала, что речь шла о её копии, это всё равно ощущалось как что-то личное. — «Нагнул», говоришь? — Драко наконец заговорил, его голос был низким, но в нём звучала угрожающая нотка, он прищурился, пристально посмотрел на Фреда и заговорил с сарказмом. — Отличный выбор слов. Ты прям поэт. Фред бросил на него усталый взгляд, в котором читалась злость, но не страх: — Это не моя интерпретация, — отрезал он. — Так говорит сам Волдеморт. И так это видел мир. Гермиона закрыла глаза, стараясь взять себя в руки. Она чувствовала, как её пальцы дрожат, и ей пришлось спрятать руки в складках одежды, чтобы это не заметили. Её сознание пыталось справиться с услышанным, но в нём становилось всё больше вопросов: — Это звучит как бред. Как ему удалось убедить Волдеморта в покорности… Гермионы? — спросила она, говорить о себе в третьем лице было жутко. — Драко убеждал всех, что она под Империусом. И в доказательство… она придумывала самые умные, изощрённые планы для Лорда, — ответил Фред, его лицо стало серьёзным. Драко отступил на шаг, его руки сжались в кулаки так, что костяшки побелели. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорваться. Слова Фреда жгли, как раскалённое железо: — Значит, она играла по их правилам? — холодно произнёс он, его голос был напряжённым, но контролируемым. — Она помогала Волдеморту, чтобы спасти вас? Фред, не мигая, посмотрел на него. — Она делала то, что должна была, — спокойно ответил он, понимая намек. — Каждый её и Малфоя шаг позволял нам продержаться ещё немного. Гермиона была нашим козырем. И если для этого ей приходилось притворяться одним из них — она притворялась. Гермиона смотрела на Фреда, её лицо было мертвенно-бледным. Слова эхом отдавались в голове, но вместо понимания ощущалось лишь растущее напряжение. Она попыталась заговорить, но голос не слушался. — Я знаю, как это звучит, — продолжил Фред, переведя взгляд на неё, — Но здесь нет героев. Мы все делали то, что могли. Она терпела унижения и пытки, чтобы сохранять прикрытие, сжигала мосты, чтобы построить новые. — Сжигала мосты? — горько усмехнулась Гермиона, в эту секунду больше похожая на Драко, чем он сам. — Это так вы называете убийство невинных? Фред нахмурился, но не стал спорить. Вместо этого он глубоко вздохнул: — Вы судите её, не зная, через что она прошла. Ты думаешь, что в нашем мире были другие варианты? Думаешь, она выбирала это? — его голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки. — Так почему же ваши «козыри» тогда сбежали и оставили вас? — наконец сказал желанное Драко. — Мы их не осуждаем, каждый здесь хотел бы иметь шанс просто сбежать. Потому что даже самый сильный игрок не сможет выиграть партию, если доска перевернулась. А этот мир давно потерял равновесие, — ответил он после долгого молчания. Гермиона попыталась перевести дыхание, но каждое слово Фреда будто сжимало её грудь, не давая вдохнуть полноценно. Они встретились взглядами, в её глазах плескались одновременно гнев и отчаяние: — Вы говорите о них так, будто они жертвы, — сказала она, её голос был низким, но в нём звучала стальная нотка. — Но они бросили вас. Они выбрали себя, а не этот мир. Как это можно понять? Как это можно простить? Фред вздохнул, его плечи слегка опустились, лицо было мрачным, но глаза по-прежнему не выказывали осуждения. Он посмотрел на нее с какой-то тяжёлой усталостью: — Гермиона, если бы ты была на их месте, ты бы сделала то же самое, — сказал он мягко, но его слова звучали как удар. — Никто здесь не может осуждать их за это. Никто. Драко, который всё это время молчал, не выдержал и резко развернулся, его взгляд был холодным и жёстким: — Не говори за всех, Уизли, — процедил он. Фред медленно выпрямился, его взгляд встретился с глазами Драко. В комнате повисло напряжение, воздух будто стал тяжелее: — А ты бы остался и боролся, значит? Или… ты бы всё же выбрал Гермиону? — тихо, но твёрдо спросил Фред. Эти едва слышные слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Драко резко замолчал, его взгляд погас, а губы сжались в тонкую линию. Гермиона, стоявшая рядом, почувствовала, как её сердце снова болезненно сжалось. Она знала, что Драко никогда не признается в этом вслух, но видела ответ в его глазах. — Вас, голубков, видно насквозь. Вы, может, и отличаетесь от них, но ваши чувства такие же сильные. Они уже потеряли почти всех, и не хотели потерять друг друга, — тихо произнёс Фред, отворачиваясь, его голос был полон горечи, но в нём звучала нотка понимания. — Не знаю, какой смысл в том, что вас отправили сюда, ведь вы уже хотите сбежать, пробыв здесь лишь пару часов. Поэтому не называйте их трусами, вы бы поступили так же. Слова Фреда впились в них, как раскалённые иглы. Гермиона почувствовала, как сердце перестало пропускать удары, и ей пришлось спрятать руки за спину, чтобы Драко не заметил, как её пальцы дрожат. Она украдкой взглянула на него. Его глаза были полны гнева, боли и чего-то ещё, более глубокого. Внутри Драко бушевал ураган, который тянулся из самых потаённых мест сознания. Эти слова… Фред был прав. Он бы сжёг всё. Города, страны, миры — всё, чтобы вытащить её отсюда. Он знал это. И эта правда резала по живому. Впервые за долгое время Драко Малфой чувствовал себя по-настоящему уязвимым. Он хотел возразить, выкрикнуть что-то, что могло бы унять эту боль, но не нашёл слов. Гермиона чувствовала, как её разрывает изнутри. Она видела, как напряжены его плечи, как он борется с собой, и не могла позволить этому разговору продолжаться в таком русле. Если они продолжат грызть друг друга этим, то попросту сломаются. — Ты сказал, что они потеряли почти всех, — Гермиона сделала шаг вперёд, пытаясь перевести разговор на другую тему. — Кого больше нет? Фред замер на мгновение, словно раздумывая, стоит ли ему отвечать. Затем глубоко вздохнул и повернулся к ним: — Многих, — начал он, его голос стал грубее. — Из моей семьи… кроме нас с Джорджем больше нет никого. Профессоры Макгонагалл, Слизнорт, Снейп и Хагрид убиты во время защиты Хогвартса. Чистокровные — Паркинсоны, Забини, родители Малфоя были убиты Гарри или Лордом лично. Кингсли, Аластор, Сириус погибли на поле боя. Гермиона почувствовала, как её дыхание замедлилось. Каждое имя било, как молот. Она слышала о гибели многих, но их лица всплывали перед глазами, как живые. Драко стоял неподвижно, его взгляд был направлен в пустоту. Слова Фреда были как яд, медленно разливающийся по венам. — А Нотты? — вдруг спросил он, его голос был подозрительно тихим. Фред на мгновение замер, затем покачал головой: — Нотты вымерли. Старший погиб в одной из битв. Больше никого не осталось, — ответил он, его голос был ровным, но в нём слышалась усталость. «Нотты вымерли». Два слова набатом стучали в висках, все сильнее погружая в безысходность этого гребанного мира. «Тогда откуда Луна знает Тео?» — эта мысль вспыхнула в сознании Драко, как молния. Он поднял взгляд на Гермиону, но та не заметила его выражения. Она всё ещё была в трансе от перечисления списка погибших. Драко сделал вид, что ничего не произошло, но внутри него всё кипело. Он знал, что ответы есть, но теперь боялся их искать.