Между нашими мирами

Ночь оказалась темнее обычного, словно густой бархатный мрак окутал всё вокруг, стирая привычные очертания мира. Малфой Мэнор возвышался перед ними подобно молчаливому стражу прошлого. Его стены, пропитанные тайнами и болью, казались живыми — холодными, насторожёнными, полными скрытого презрения к каждому, кто осмелился переступить порог. Шаги Гарри и Драко гулко отдавались эхом в пустых коридорах, пробуждая старые воспоминания, слишком разные, но одинаково тяжёлые. Воздух внутри дома был холодным, липким, будто живым, обвивающим их невидимой силой. Гарри шёл позади, его взгляд упирался в спину Драко. Он бывал здесь достаточно часто, чтобы перестать замечать великолепие, скрывающее бездну. Но то, как замерли плечи Малфоя, как напряжённо он двигался, заставляло его ощущать каждое мгновение острее. Гостиная встретила их той же тишиной, что обволакивала всё здание. Тишина была густой, как мрак за окнами, её почти можно было потрогать. В комнате уже собрались остальные: напряжённые лица, усталые глаза, как у людей, что провели слишком много времени в бесконечных спорах. Они подняли взгляды, когда Гарри и Драко вошли, но никто не шевельнулся. Пэнси нарушила молчание первой. Её голос был острым, словно удар кинжала: — Ну? — короткий вопрос, но в нём слышалась и тревога, и скрытое раздражение. Гарри замешкался, раздумывая, как ответить, а Драко просто прошёл мимо, сев в дальнем конце комнаты, будто это была не его сцена, и он должен был наблюдать за всем из тени. Пэнси прожгла его взглядом, но ничего не сказала. Тео, сидевший неподалёку, не отрывал глаз от окна, его спокойствие было обманчивым. Только мертвые видели его настоящие эмоции под покровом ночи у могилы с анемонами. — Она держится, но не хочет помощи, — наконец заговорил Гарри. Его голос звучал ровно, но в нём слышалась усталость, будто каждое слово вытягивало из него силы. — Конечно, — Пэнси скрестила руки на груди, её тон был саркастичным, но в нём отчётливо читалась боль. — А мы просто будем стоять и смотреть, как она тонет? ОПЯТЬ?! Джинни положила руку ей на плечо, пытаясь успокоить. Но и сама она выглядела не менее встревоженной. — Мы не можем её заставить. Она должна прийти к этому сама, — сказал Тео. Его голос был обманчиво мягким, как бархат, натянутый на сталь. Он всегда умел находить правильные слова, чтобы напомнить всем: есть грани, которые нельзя переступать. — А если не придёт? — голос Джинни дрожал, как у птицы, что бьётся о прутья клетки. Блейз, сидевший неподалёку, выпрямился, его тон прозвучал неожиданно сурово: — Давление только ухудшит всё. Если мы начнём наседать, это её сломает. — Давление? — Пэнси сверкнула глазами. — Она считает давлением любой наш шаг. Любой взгляд! Это всё только подтвердило слова Драко. Мы были полными идиотами, когда решили игнорировать очевидное, я говорю вам это уже в тысячный раз, но раз не доходит, повторюсь. ОНА САМА НЕ СМОЖЕТ! Её голос дрожал, но она не позволила себе сломаться, вкладывая в последние слова так много, что стены древнего поместья, казалось, впервые содрогнулись под таким напором от девушки, хотя видели они больше, чем могли показать. Тревога Пэнси вырывалась наружу, трансформируясь в гнев, это ощущали и остальные. Гарри мягко сжал колено жены, пытаясь остановить её разгорающееся возмущение: — Мы все хотим помочь. Но сейчас она… словно хрупкая фарфоровая статуэтка. Одно неверное движение — и её разнесёт на осколки. После этих слов молчать Драко стало ещё тяжелее. Его взгляд устремился вникуда, но при этом был абсолютно осмысленным, упрямые и болезненные воспоминания возвращали его туда, откуда все началось.

***

Это был вечер, пропитанный страхом и тишиной. Драко стоял у двери, которая казалась выше, чем он помнил, её облупившаяся краска будто насмехалась над ним. Он медлил, разрываясь между желанием уйти и необходимостью постучать. Сама мысль о том, что он должен вот таким образом стоять на пороге Ордена в родном доме матери, униженный и сломленный должен просить помощи у тех, кто казался ему не значительнее пыли все эти годы… «Снейп, я дам тебе просмотреть мои воспоминания, чтобы ты мог почувствовать, как жалок был момент, в который ты меня окунул», — подумал Драко тогда, прежде чем решился постучать. Выбора у него не было, победитель был предопределён. Дверь открылась с тихим скрипом, и перед ним предстал Рон Уизли. Его лицо сначала застыло в недоумении, а затем исказилось гневом. — Что ты здесь делаешь? — его голос был как удар грома. Драко готовился к худшему, но вместо кулака встретил лишь молчание. Остальные вышли в коридор, их глаза впились в него, как острые стрелы. Неясно, сколько длилось это ожидание неизбежного, наверное, вечность. Он перебирал в эти секунды все возможные развития событий, он рисковал уже тем, что вообще пришел сюда. Гермиона стояла в конце коридора, её глаза смотрели прямо. Без страха, без ненависти. Только с чем-то похожим на жалость. Именно этого Драко боялся даже больше, чем злости — предстать перед своими врагами в настолько жалком виде. Возможно, ему даже когда-то снились такие кошмары. — Почему ты здесь? — спросила девушка, подойдя ближе, словно именно она должна была выносить ему приговор. Взглядом он заметил, как Рон выставил свою руку, пытаясь уберечь её от незваного гостя. В другой ситуации он наверняка бы почувствовал отвращение и посмеялся над этим. Драко направил свой взгляд вдаль, на того, кто заботил его больше всех. Гарри был слишком поражен, чтобы логически рассуждать о происходящем, на лице был немой вопрос, не более. — Мне нужна помощь, — не отрывая пристального взгляда, он обратился к Избранному. Не успел Гарри переварить услышанное, как Рон начал своё наступление: — Да ты, наверное, издеваешься? Что, папочка в этот раз не справляется, Малфой? — голос Рона был резким, кулаки сжались, он смаковал этот момент, получал истинное наслаждение от унижения давнего недруга. Для него эта ситуация была как приз на пьедестале, когда поганец, что был в их глазах омерзительнее флоббер-червя, стоял на пороге с мольбой. И он выжидал, когда Драко ответит ему, но так не дождавшись, решил продолжать, думая, что высказывает общее мнение: — Ты не найдешь помощи ни здесь, ни где-либо ещё. Ты и твоя семья платите за ошибки, которые совершили, а теперь можете подтереть золотым папирусом ваши обгаженные задницы и надеяться, что чистота крови поможет вам, когда ваш Лорд падёт, — явно довольный своей речью и не услышав сопротивления от Гарри, Рон собирался захлопнуть дверь так сильно, чтобы порыв ветра снес Малфою голову. Удивился или разозлился Драко в этот момент? Нет, примерно этого он и ждал. Но слышать подобное из уст Уизли было мерзко, словно его облили грязью с ног до головы. И всё же удивиться в этот вечер ему пришлось, ведь слово взяла та, на которую он совершенно не возлагал никаких ожиданий. По правде говоря, он вообще не брал её в расчет: — Пускай войдет, — сталь в её голосе была почти осязаемой. Гарри, наконец очнувшись, смог только кивнуть.

***

— Драко? — голос Блейза выдернул его из воспоминаний. — Что? — Ты с нами? Он едва заметно кивнул, но его взгляд по-прежнему оставался устремлённым в никуда. «Я должен сделать больше, чем просто болтать», — подумал Драко, чувствуя, как внутри разгорается решимость, но пока никому не собирался об этом говорить. Это выражение лица заметила Пэнси. Она видела такое же в зеркале сегодня утром. *** Гермиона не думала, что будет когда-либо возвращаться к этому моменту, но он то и дело всплывал в памяти последнее время. Тогда она ещё находила силы на споры, ещё могла позволить себе злость и сомнения. Тогда, на площади Гриммо, увидев Драко Малфоя на пороге их временного убежища, Гермиона испытала смесь ужаса, презрения и… бешеного любопытства. Взгляд его серых глаз, напротив, был твёрдым, но пустым, он стоял перед ними без какой-либо надежды, словно уже знал, что за этим порогом ничего хорошего его не ждет. Драко был чужим для них, но в то же время его молчаливая уязвимость выбивалась из привычного образа. Гарри и Рон отреагировали предсказуемо. Один — с осторожностью и напряжением, другой — с открытым гневом. Но Гермиона всегда пыталась мыслить по-другому, подмечать что-то новое, и как ей показалось в этот момент, нашла нечто очень увлекательное. Не в том смысле, что это доставляло ей хоть какое-то удовольствие или будоражило её гриффиндорское сердце. Она нашла увлекательным тот факт, что выстроенный ей ещё в школе портрет Малфоя не имеет ничего общего с нынешним, а Гермиона Грейнджер редко ошибалась.

***

— Пускай войдёт, — её голос звучал твёрдо, но внутри всё было иначе. Она начала видеть перед собой человека, который, кажется, прошёл через свой собственный ад, увидела что-то общее с ними самими. Это совсем не меняло её отношения к нему, он мерзавец и совсем не положительный герой. Рон прав, Малфой заслуживал того, что с ним происходило. Но от неё не ускользнуло и то, что все изменилось, шла война, что переворачивала весь мир с ног на голову, а потому имели ли они право сейчас судить кого-то, даже если этот кто-то — Драко Малфой? А может, ей просто хотелось убедить себя, что в мире есть ещё хотя бы капля справедливости. В ту ночь они впервые заговорили с ним. Открыто, без привычных колкостей и сдержанности, благодаря тому, что, оставив их с Гарри, Рон ушёл. Он был слишком озлоблен присутствием Малфоя. Драко тогда сказал немного, но она запомнила его слова, пропитанные горечью: — Я не жду вашей симпатии. Наша взаимная неприязнь слишком глубока, чтобы её можно было вот так просто стереть. Но сейчас это не имеет значения. Прошу, просто выслушайте меня. Его голос звучал ровно, холодно, как и ожидалось от Малфоя. Но эта холодность не могла скрыть внутреннего напряжения. Каждый звук был тщательно отточен, как будто он бесконечно репетировал речь перед зеркалом, представляя себе эту сцену. Однако в этой мнимой уверенности угадывался оттенок отчаяния. Его просьба, хоть и замаскированная под приказ, прозвучала, как мольба. Драко поднял взгляд, чтобы встретиться с их глазами, но не нашёл в них ни капли сочувствия. Он чувствовал, как ледяное презрение и недоверие пробивали его насквозь. Несмотря на это, он не позволял себе дрогнуть: —Темный Лорд сделал меня Пожирателем смерти, — на этой фразе он закатил рукава рубашки, обнажая предплечье в подтверждение своих слов. — Не то, чтобы у меня был выбор. Он никогда не спрашивает. Но только после того, как меня, моих друзей и родителей неоднократно пытали и мучали, я понял, насколько извращенной была та идеология, в которой я вырос. Мы жили в мире тщательно отшлифованной лжи. Я верил, что мы боремся за идеальное будущее, такое же, как мое идеальное детство. Но реальность оказалась другой. Убийства, пытки, кровь. Это не тот мир, который мне обещали. Это не тот «величественный порядок», о котором я слышал с рождения. Всё, во что я верил, рассыпалось, как карточный домик, когда я увидел, на что они идут ради своей цели. Его взгляд скользнул по комнате, задержавшись на Гермионе. Она фыркнула, не скрывая своей неприязни. Этот звук, словно крошечный кинжал, ударил его под ребра, но он держал лицо: — Да, я лицемер, Малфой, который понял, что «это ужасно», только когда самому стало невыносимо. Вы правы. Но роскошь и привилегии — как пелена, которая скрывает правду. Ты живёшь в этом, не задумываясь, что за твоим комфортом стоит боль других. Теперь мне остаётся только одно — попытаться сделать хоть что-то правильное. Гермиона не знала, как реагировать и что сказать. Она думала, что Малфой ограничится словами: «Вы же вечные гриффиндорцы, всех спасаете, спасите и меня. Я нужен вам, иначе шрамоголовый не победит», но тирада, которую они с Гарри услышали от него, выбивала воздух из легких. Никто из них не знал, что отвечать на это, противоречия и неопределенность только усилились. Ей хотелось сказать, что он сам во всем виноват, сказать, что это его проблемы, сказать что-то колкое, как умеет Рон, ну или на худой конец — врезать за его откровенное лицемерие! Но ясно было видно — Драко говорил искренне, боль в глазах выдавала его, но в них не было того, чего искала Гермиона. Стыда. Он совсем не стыдился того, что делал с ними годами раньше и также не стыдился поступков своих родителей. — Чего ты хочешь от нас, Малфой? — Гарри наконец подал голос, выражение его лица отражало такую же борьбу противоречий, что и у нее самой. — Спасения. Для меня и моих близких, — другого ответа у него не было. — Ты не извинился, — зацикленная на этом, Гермиона нашла только один способ прояснить ситуацию. — Что? — Ты пришел просить о помощи, но даже не извинился за то, что делал, — эта была проверка, что могла пролить свет на истинные мотивы Малфоя. Драко явно не ожидал услышать такое от нее, но он принимал правила данной игры. Всё-таки знал куда идёт. Слизеринцы бы на их месте спросили, в чем выгода, попытались узнать секреты или замыслы, если бы ситуация была зеркальной. Чертовы гриффиндорцы. — Я прошу прощения.

***

«Это перевернуло многое. Не всё, конечно, но достаточно, чтобы мы смогли работать сообща. Мы поверили в него, надеясь, что он действительно способен отказаться от прежних убеждений. Нам часто говорили, что люди не меняются — ни характером, ни манерой, ни привычками. Частично они были правы. Всё это в нём действительно осталось прежним. Но его взгляд на жизнь, его принципы и вера — вот что изменилось. И я верю, что человек может меняться, всегда, пока дышит. Никто не рождается злодеем. Злодеями становятся. Кто-то выбирает идти по этому пути дальше, несмотря ни на что, а кто-то находит в себе силы воспротивиться и свернуть. Я много думала о Волдеморте. Мог ли мальчик родиться таким, каким его знали сегодня? Конечно, нет. Но он провёл слишком много времени в темноте, настолько долго, что она стала его сутью, заполнила каждую частицу его души. Драко был другим. Его воспитывали на основе похожей идеологии, но детство при этом было совсем иным. Прекрасным, защищённым, полным всего, чего он мог пожелать. И, возможно, именно эта светлая сторона позволила его сознанию дать трещину, когда мир, построенный на лжи, начал рушиться. Что дало мне толчок поверить ему тогда? Его главное отличие от Волдеморта: у него было что и кого терять, ради кого стоило бороться. Он был готов сделать первый шаг, даже если этот шаг означал унижение. Он почти упал перед нами на колени с мольбой. И я никогда не оправдывала его, но смогла понять. Так почему теперь Драко не может понять меня и оставить в покое? Зачем ему нужно меня спасать? Он всё ещё видит во мне сломанную игрушку. Может быть, такой я и была. Но не его задача меня чинить! За что, Драко Малфой, ты до сих пор чувствуешь себя обязанным мне?» В своих размышлениях Гермиона не заметила, как солнце показалось на горизонте и часы пробили 6am, давая понять — круг начинается заново. Ей была дана передышка от расписанного режима, но все имеет срок действия. Пора. Её тело двигалось автоматически: она начала собираться на работу. Привычные действия должны были вернуть ей ощущение контроля, но вместо этого всё вокруг казалось чужим, будто девушка наблюдала за собой со стороны. Она провела рукой по волосам, пытаясь собрать их в привычный пучок, но её пальцы дрожали. Гермиона научилась делать это наощупь, без зеркал, но сегодня утром она словно забыла, как делала это на протяжении нескольких лет. На её столе стояла чашка чая, уже остывшая, оставленная кем-то из парней. Гермиона не пила его, просто смотрела на чашку, будто в ней был скрыт ответ на её вопросы. Она строго следовала расписанию, поэтому ничего бы в ней не увидела, но в этот раз хотела рассмотреть, что за ней скрывалось. Её разум вернулся к глазам, что смотрели на неё в ту ночь. Глазам, полным боли и чего-то ещё, чего она тогда не поняла… Когда Гермиона вышла из квартиры, воздух был свежим, но это не принесло ей облегчения. И Министерство не принесло ей желаемого спокойствия, она ощущала себя как кактус, оставленный в самой влажной местности земного шара. Быстро забегая в кабинет, начала разгребать дела, что пропустила за понедельник. Секретарь. Гермиона забыла поздороваться. Только она подумала об этом, стук в дверь прошелся по комнате заставляя тело встрепенуться. — Мисс Грейнджер, кофе? — Гвэн, девушка худощавого телосложения на пару лет младше самой Гермионы, попала к ней на глаза уже через месяц работы в архиве. Она была уроженкой Страсбурга, что во Франции, окончила с отличием Шармбатон и переехала в Лондон, заинтересованная событиями развернувшимися здесь более пяти лет назад. Гвэн Зацепила Гермиону своим перфекционизмом и нескончаемым профессиональным любопытством. Но до всего, что не касается работы, ей не было дела, поэтому она так нравилась Гермионе. Не задает ненужных вопросов, не ищет ответов, если никто не готов их давать. — Да, спасибо, Гвэн. Меня не искали вчера? — Мистер Поттер сообщил нам, что у вас была сильная температура. Мы поняли, причина уважительная, поэтому все отнеслись с пониманием, — она слегка улыбнулась, давая понять, что беспокоиться не о чем. — Но пришла просьба от аврората — проанализировать вам лично один артефакт, они ожидают отчет как можно скорее. — Сведения? — Артефакт представляет собой гладкую, идеально кубическую темно-серую каменную фигуру, словно вырезанную из обсидиана, с лёгким блеском. По поверхности куба хаотично расположены руны, которые, на первый взгляд, не соответствуют никаким известным магическим алфавитам. Эти символы испускают тусклое багровое свечение, пульсирующее в ритме, напоминающем сердцебиение. Грани артефакта около 30 сантиметров, и он намного тяжелее, чем может показаться на вид. Попытки измерить его вес или физические свойства не дают точного результата — показатели постоянно изменяются. Так как объект необычный, его поместили в защитную камеру лаборатории доктора Лонгботтома. Гермиона заметно напряглась, такой объект уже давно не попадал в их отдел. Да не просто давно, за столько лет её работы никогда не было объекта с таким воодушевляющим описанием! Она поднялась со своего кресла: — Кофе позже, пойдем. По пути в лабораторию Гвэн рассказала, как нашли объект, а также другие замечания, которые были переданы авроратом. Артефакт был обнаружен вчера днём младшими аврорами во время рутинного расследования в заброшенном здании на окраине магловского города. Это место стало предметом их внимания после многочисленных жалоб маглов: соседи сообщали о странных звуках, внезапных вспышках света и ощущении «холода», которое пробирало их до костей даже в летнюю жару. В центре одного из помещений была нарисована огромная руническая схема, явно предназначенная для ритуала. Вокруг неё находились остатки свечей и осколки неизвестных магических инструментов. Когда младшие авроры приблизились, артефакт стал излучать слабое свечение, а воздух вокруг начал искриться. Один из авроров попытался применить защитное заклинание, но магия сразу погасла, а сам маг почувствовал слабость. На стенах помещения были выцарапаны слова на древнем языке, который авроры не смогли перевести. Магический осмотр места показал, что там были следы борьбы, запрещенных заклинаний, но министерство не смогло отследить какие-либо признаки того, кому они могли принадлежать и для кого предназначены, будто были запечатаны. Они все еще пытаются снять чары. На месте не было ни трупов, ни крови, однако авроры убеждены, что чувствовали запах разложения, словно от тел, пролежавших там по меньшей мере дня три. А это означало только одно: кто-то знал, что они идут и смог очистить всё до их прихода. — Гарри Поттер оповещен? — После того как он сказал о вас утром, он больше не появлялся в Министерстве, мистер Малфой также ещё не приходил. «Глупцы» — подумала Гермиона. Она прекрасно понимала, где они, чем заняты, и не одобряла этого. Хоть один из главных авроров должен был присутствовать здесь. Какая безалаберность — оставлять самый опасный отдел на два дня без присмотра. — Невилл, доброе утро. Прости, что потревожили вас своим артефактом, — она подошла к парню, что уже давно не выглядел как мальчишка. Как положено стереотипам о докторах наук, он отрастил бороду, что придавала его умным глазам ещё больше мудрости. Видимо, учеба в магловском университете так повлияла на него. Уже не было страха или робости, Невилл был довольно статным и серьезным. — Гермиона. Мисс Гвэн. Доброе утро. Ты ведь знаешь, я всегда рад тебя видеть. Жаль только, что по работе и удается, — он улыбнулся самой искренней улыбкой, жалобно сведя брови на последних словах. Приобняв девушку одной рукой, Невилл направил ее к защитной камере с артефактом: — В этот раз вы столкнулись с чем-то удивительным. — Тебе удалось, что-то заметить? — взглядом она попросила начать Гвэн делать записи. — Немного. Первое — эта камера максимально бесполезна по отношению к нему. Он отталкивает абсолютно любые защитные заклинания. Это лишь моя догадка, но готов поставить десять галеонов на то, что ни одно взрывное или разрушительное заклинание его также не затронет. — На чем основываешься? На работе она была той самой Грейнджер, что была в школе. Детали, записи, точность, факты — основа её выживания и эффективности. — Природа подобных вещей всегда имеет абсолютно рациональный характер. Посмотри сюда, — он указал палочкой на руны. — Хоть мы и не знаем, что они означают, чаще всего выгравированные руны на камнях, ценных металлах или подобных им сообщают о том, что предмет защищается древними силами. Поэтому если защитная магия не принимается им, то и те, что ему могут навредить, аналогично не должны. — Что-нибудь о рунах? Они кажутся мне знакомыми, но сомневаюсь что я в самом деле видела их когда-нибудь. Может быть они… — Тюркские. Да, именно так. Мы попытались найти сведения о них, но информация засекречена ассоциацией ТОН, — немой вопрос на лице Гермионы и Гвэн был очевиден, пришлось пояснить. — Тюркские Объединенные Народы. Их Магия отличается от нашей своей природой, хоть основы похожи. Если мы возьмем мою специализацию, все организмы используют один и тот же генетический код для хранения и передачи информации, но небольшие различия в последовательностях ДНК создают невероятное разнообразие форм жизни. Проще говоря строение одно — интерпретация разная. Мы не можем послать ассоциации прошение, так как это выходит на международный уровень. Наши отделы не имеют такой юрисдикции. — Можно спросить кого-то кто знает. Неофициально. На миг Гермионе показалось, что этот голос прозвучал только в её голове. Но повернувшиеся Невилл и Гвэн дали ей понять, что обладатель сего звука и вправду находился позади неё. —Малфой. —Лонгботтом. — Привет, малышка, Гвэн. — Мистер, Малфой, ваше появление как всегда эффектно. Малышка? Эффектно? И давно эти двое общаются? А её он будто и не заметил. В свете последних событий это играло ей на руку, но почему тогда было так неприятно? И какого чёрта малышка?! Гермиона мысленно сделала пометку — узнать об этом больше, но затем резко стерла. Это её не касается. — Мистер Малфой, вы обладаете какими-то связами, раз так уверенно предлагаете незаконную деятельность в стенах Министерства? Она говорила это без раздражения, как предостережение коллеге. Пыталась, по крайней мере, и не собиралась давать ему повода жалеть себя. Но и игнорировать её Гермиона тоже не позволит. Но Малфой словно намеренно делал именно это: — Доктор Лонгботтом, не могли бы вы составить краткий отчет на тему природы данного артефакта? Гвэн, запиши, пожалуйста, мне руны, я направлю неофициальный запрос. И прошу вас не распространяться об этом. Раздавая задания, будто СВОИМ подчиненным, он даже не взглянул на Гермиону. Все вопросительно смотрели на него, он ответил, подняв глаза на Гвэн и выгнув бровь. — Да, мистер Малфой, — собравшись, она взглянула на начальницу. А получив одобрительный, еле заметный кивок, принялась за работу. Невилл, подозрительно бросив на Малфоя последний взгляд, последовал её примеру. Убедившись, что его поручения выполняются, он не увидел больше причин находиться здесь, и вальяжно вышел из лаборатории. Аромат его одеколона и ментоловых сигарет шлейфом прошелся по ее нервам, выводя из оцепенения, в котором она пребывала последние минуты. «Какого чёрта! В какую игру ты играешь Малфой?» После такого демонстративного игнорирования, Гермиона была убеждена: он что-то задумал. Слова, что он говорил ей ночью, не могли испариться в воздухе и так резко поменять его к ней отношение. Значит, это лишь некий ход в его игре. А она не допустит того, чтобы быть пешкой в собственной истории. Гермиона стремительно выбежала из лаборатории и направилась к тому, кто смог так легко вывести из равновесия. Дважды за пару дней, между прочим. То ли «благодаря» его длинным ногам, то ли такому ярому нежеланию её общества, она так и не смогла догнать Драко, лишь заметила пустое выражение лица в уходящем лифте. Точка кипения была близко, как никогда, гнев только больше набирал обороты, когда Гермиона вспоминала, что вчера у её постели он был совсем другим. Нет, так просто она это не оставит, ей необходимо выяснить, что он там себе надумал, и остановить. Гермиона дошла… нет, добежала до его кабинета, и, не обращая внимания на секретаря, ворвалась в кабинет разъяренной фурией. Он сидел в своем кресле с той изящностью и высокомерным выражением лица, какие были позволительны лишь правителям. Она не сразу заметила Гарри, который также находился в кабинете слева от неё на стуле для посетителей. — Что это было, Малфой? — Мистер Малфой, простите… Я… Она, — перепуганная секретарша зашла сразу за ней. Драко прервал её, поднимая ладонь вверх, жестом показывая, что проблем нет. И когда дверь закрылась, оставляя девушку по ту сторону, он лениво поднялся со своего места: — О чём речь, Грейнджер? — продолжая невозмутимо смотреть на неё, он только сильнее вызывал в ней раздражение, какого она давно не испытывала. — О, Малфой, ты прекрасно понимаешь! Гарри попытался встать и оставить их разбираться наедине, но Гермиона, заметив это, сразу отрезала: — Гарри Поттер, сядь. Я скажу только один раз, вам обоим. Не знаю, что вы решили придумать, чтобы «помочь» мне, но оставьте это. Все ваши попытки бесполезны, я хочу жить дальше, так дайте мне эту возможность! Забудьте о произошедшем и тоже живите дальше своей жизнью, — она немного подождала, чтобы её слова дошли до них, и не услышав ответа, покинула кабинет с той же решимостью, что пришла. Дверь захлопнулась, и звук отдался глухим эхом. Гарри и Драко на мгновение застыли, словно этот стук сбил их с важной мысли. Атмосфера, накалённая эмоциями Гермионы, постепенно остывала, оставляя после себя напряжённое молчание. — Ты был прав, — голос Гарри нарушил тишину, звучал он тихо, как будто не хотел разрушать остатки этого момента. Драко ответил не сразу, лениво вернувшись на свое кресло. Он опустился в него с той изысканной грацией, которая была естественна для чистокровного джентльмена с превосходными манерами. Скрестив руки на груди, Малфой вскинул одну бровь: — Я всегда прав, — его тон был ровным, чуть насмешливым, но без той ядовитости, которую Гарри помнил со школьных времён. Теперь он звучал почти устало, как будто эта уверенность была для него чем-то само собой разумеющимся. Гарри покачал головой, его взгляд упал на стол Драко, идеально убранный, на нём не было ничего лишнего — всё на своём месте, как и сам хозяин кабинета, всегда контролирующий окружающее пространство. — Она возненавидит тебя, — в голосе Поттера не было упрёка, только спокойное, почти философское замечание. Драко отвёл взгляд, слегка фыркнув, встали направился к окну, где свет пробивался сквозь тяжёлые шторы, отбрасывая на его лицо причудливую игру теней. — Плевать, — произнёс он наконец. Его голос был едва слышен, как будто Драко говорил скорее себе, чем Гарри. Он правда хотел в это верить, и в какой-то степени верил. Но знал, не так уж сильно ему будет на это плевать. Драко правда хотел ей счастливой, той сопливо-счастливой жизни из магловских книг, которые она так любила, и готов был на всё ради этого. Если бы он мог сделать так, чтобы не стать злодеем в этой истории, то предпочел бы этот путь. Ему не хотелось снова выглядеть мерзавцем в её глазах. Однако другого пути он не видел. Вернув свой взор на Гарри, заметил, что тот смотрел на него слишком многозначительно, и Драко понял, если он не объяснит всё сам, друг скажет то, о чем думает, это будет слишком для него: — Знаешь, когда я пришёл к вам, это был не мой выбор. Снейп прекрасно истолковал мне перспективы моей семьи, если я не убью в себе гордыню, — Гарри кивнул, прекрасно зная часть этой истории. — Я ненавидел его за это. Мне казалось, что он предал меня, заставил унижаться перед людьми, которых я всю жизнь ненавидел. Это был не мой выбор — искать спасение, но помощь Северуса — причина, по которой я сейчас здесь. Драко медленно развернулся, его лицо было бесстрастным, но глаза выдавали борьбу, которую он вёл внутри себя. Гарри медленно выдохнул. Он помнил ту ночь. Помнил, как хотел это сделать — просто захлопнуть дверь перед носом Малфоя, отгородиться от того, кто так много раз причинял боль. — Я не просил ничьей помощи, хотя нуждался в ней очень сильно. Снейп помог. И когда шёл к вам, был уверен, что вы просто захлопнете передо мной дверь. Ты бы сделал это, — коротко бросил Драко, словно прочитав его мысли. — Но она… Она дала мне шанс. Единственная, кто позволил мне хотя бы попытаться. И в тот момент я впервые почувствовал, что, может быть, достоин спасения. Гарри покачал головой: — Ты считаешь себя обязанным ей, именно поэтому так яро пытаешься спасти её? Не считая твоих странных чувств к ней, конечно. Мы ещё поговорим с тобой об этом, не думай, что я забыл. Он пришел к тому же заключению, что приходила Гермиона каждый раз, когда получала хоть какое-то внимание от Драко. Тот будто всегда пытался ей об этом напомнить, что общается с ней и заботится только из чувства долга. И Драко было выгодно, чтобы она тоже так считала. Но сегодня он решил, что пора открыться другу. Всё-таки Малфой уже давно был слишком близок с ним, чтобы водить за нос. Рано или поздно Гарри и сам бы все понял, раз уже догадался о чувствах Драко к Гермионе, это был лишь вопрос времени. Поэтому он раскрыл свои карты: — Нет, Поттер, не поэтому. И нет, мы не будем об этом говорить, — только Гарри хотел его прервать, как тот продолжил, не давая шанса перебить. — Я делаю это потому, что она заслуживает быть счастливой. Потому что Гермиона дала мне шанс, которого я сам себе не дал бы никогда. Потому что достойна больше, чем просто существовать. Даже если ценой её счастья будет то, что я стану для неё хуже Волдеморта. Я приму это. Гарри бы не преувеличил, если бы сказал, что это самое лучшее, что он когда-либо слышал из уст этого черствого парня. Что ещё более удивительно, признание было абсолютно бескорыстное и искреннее. Драко не скрывался за маской, не пытался говорить кратко или умалчивать. Ведь несмотря на близкую дружбу, когда дело касалось личных чувств Малфоя, он был очень скрытным и немногословным. — Ты так любишь её. Это был не вопрос, это было самое точное заключение. Даже воздух в комнате вдруг замер, соглашаясь с этим. Драко незачем было на это отвечать или опровергать, он слишком долго хранил эту тайну глубоко в себе, и почувствовал некое облегчение, когда хоть кто-то смог сказать это вслух.