Marionnette

      Отрезая от внешнего мира, двери в комнату закрылись с негромким хлопком. Ноги всё ещё дрожали, а дыхание было рваным. Последствие их соития или вскружившие голову эмоции? Он так просто сделал вид, будто ничего не было… Ребекка сильно отличалась от иных аристократок, но ей, как и любой другой женщине, был ведом стыд, страх быть отвергнутой. Нет хуже наказания, чем видеть в глазах человека все его желания, видеть себя центром его персональной вселенной, а в следующий момент наблюдать, как все звёзды одна за другой угасают, не оставляя после себя ничего, кроме холодного, безжизненного космоса. Тот, кто несколько секунд назад в упоении ласкал её тело, стал чужим и отстранённым. Значило ли это, что ему правда безразлично произошедшее? А может, таким образом граф лишь пытался скрыть свои истинные чувства? Ведь огонь страсти не подделать, а далёкие звёзды, зачастую означающие любовь в многочисленных лирических произведениях, горят миллионы и миллиарды лет перед тем, как погаснуть.       Прижимаясь к двери спиной, девушка пустым взглядом раз за разом осматривала свою скромную комнату. Укрытая в самой дальней, глубокой части особняка и от того небольшая, она скорее напоминала склеп. Её собственную гробницу, опочивальню для вечной души, где одновременно истлевало некогда прекрасное тело. Она жила здесь уже некоторое время, но комната всё равно выглядела необжитой и чужой.       Взгляд зацепился за яркую багровую обложку книги, что лежала на прикроватном столике. Запертая, Сьюзенвуд всё чаще отдавала своё свободное время книгам, хоть так желая на время забыться, хотя бы сознанием перенестись куда-то далеко. Хозяйка в плену у своего собственного слуги. В книгах это наверняка обозвали бы романтичным, подарили бы этой истории по-детски наивный, счастливый финал, но, к сожалению, они не были героями истории, а жизнь, увы, скупа на счастливые финалы. На своей шкуре графиня прекрасно знала, какими жестокими могут оказаться обстоятельства. Говорят, жизнь ломает только сильных, ведь слабые и так всю свою жизнь стоят на коленях. Что же, Ребекка назвала бы себя слабой, даже немощной, ведь все попытки встать оборачивались провалом. Каждый раз израненные колени уходили лишь глубже в землю, ломая кости и в очередной раз причиняя лишь боль. Губы Ребекки сами собой расплылись в усмешке, в этот раз символизирующей лишь смирение. Какие бы цели ни преследовал Сиэль, заперев её здесь, она не станет пытаться сбежать, не теперь.

***

      Впервые за долгое время особняк вновь кипел жизнью. Одновременно выполняющий обязанности горничной, повара, садовода и дворецкого, Себастьян то и дело перемещался из зала в зал, вычищая каждый миллиметр пола до блеска. До этого мрачное, словно погрузившееся в спячку поместье теперь больше напоминало пышущего юностью и энергичностью юношу. Это отметил и обычно безразличный к окружению Сиэль, оценивающий проделанную слугой работу. Вот только как бы не старался, он не мог забыться и, будто опьянённый, раз за разом прокручивал произошедшее в памяти, не в силах отделаться от давно забытого волнения. Эта девушка не просто пробралась в его сердце тихой мышью, она выбила дверь ногой и не упустила шанс повесить там наимилейшие шторки. Обжившись, пустила корни, отравляя до этого холодный и рациональный разум. Была ли это любовь? Если да, то она совершенно не была похожа на то, как её описывают обычно. Прекрасное чувство трансформировалось в проклятие, снять которое могла лишь очередная встреча, касание губ к руке или мимолётный взгляд. Морфий — не лекарство, но он дарит несравненное наслаждение.       В очередной раз всматриваясь в собственное отражение, граф видел её. Зелёные глаза, длинные каштановые волосы, фарфоровая кожа… Ребекка напоминала куклу, но поставить её на полку как простое дополнение интерьера было оскорбительно. Она — не просто принесённый с охоты трофей или дорогая безделушка. Нечто большее, вот только дать определение этому «нечту» Фантомхайв пока не мог.       Из окон здания лился свет, освещая внутренний двор, где в скором времени показалась простого вида карета, из которой и вышел долгожданный гость. Облачённый в дорогой, но местами поношенный коричневый костюм, Дарвин создавал впечатление обедневшего аристократа. Солидного, но явно небогатого и от того уязвимого. Крайне удобный образ, который при должном использовании откроет любые, даже самые отдалённые двери.       Уже потянувшийся к дверному звонку, Лонгботтом был значительно опережён Михаэлисом, что уже был осведомлён о прибытии гостя и потому радушно открыл двери, склонившись в неглубоком поклоне.       — Добро пожаловать в особняк Фантомхайв…       — Признаться, я был наслышан о вашем гостеприимстве, но не ожидал, что оно будет таким пышным. Право, не стоило! — улыбнувшись, парень ловким движением снял цилиндр, также отвесив дворецкому шутливый поклон.       Весёлый и наивный, казалось, он не представлял опасности, но у слегка напряжённого дворецкого закрались сомнения, объяснение которым дать он не мог, пускай и мастерски скрывал их за маской дружелюбия.       — Не стоило сомневаться. Всякий гость славного поместья моей семьи должен чувствовать себя как дома, — спускающийся с лестницы Сиэль опирался на трость, служившую больше показателем статуса, нежели болезни.       — Не привык верить слухам, даже хорошим, — улыбнувшись, Дарвин передал свой плащ и цилиндр дворецкому, перед тем как полноценно переключиться на стоящего перед ним Фантомхайва. — Я боялся, что моё предложение Вас не заинтересует. Всё же моё производство просто ничтожно по сравнению с вашим!       Перед тем как заговорить, Сиэль кивнул в сторону одного из проходов, приглашая проследовать за ним:       — Не стоит недооценивать силы, что ваша семья вложила в предприятие, чтобы удержать его на плаву. Более того, море состоит из множества капель и лишь вместе они создают великую, неподвластную человеку стихию.       — Хотите сказать, моё предприятие — лишь капля в море? Звучит обнадёживающе, — усмехнувшись, Лонгботтом проследовал за парнем, то и дело оборачиваясь.       — Нравится интерьер? — как бы невзначай спросил слегка насторожившийся Фантомхайв.       — Не выказать восхищение внутреннему убранству — всё равно что оскорбить хозяина, а от вашего особняка не оторвать взор как внутри, так и снаружи…       — Поверьте, мне безумно лестно слышать подобное.       Минуя широко открытые двери, аристократы прошли в поражающую масштабами столовую, в центре которой уже стоял накрытый стол с дымящимися яствами.       — Теперь мне совершенно точно ясно, почему ваша семья не имеет равных в принятии гостей… — с предыханием произнёс Дарвин, в который раз осматривая помещение.

***

      Ужин длился непринуждённо, лёгкие беседы на отстранённые темы располагали к себе, но в то же время будто тянули время. Сменяющиеся один за одним изысканные блюда заметно восхищали гостя, что он каждый раз отмечал, не скрывая своей лести. Происходящее начинало слегка нервировать, пускай Сиэль и старался не подавать вида. Вскоре зал окончательно погрузился в тёплый свет свечей, а на улице наступила непроглядная темнота. Лишь сейчас Дарвин отвлёкся от беззаботной болтовни, наконец молвив хоть что-то, относящееся к делу:       — Граф Фантомхайв, признаться, столь радушный приём и превосходный ужин поразили меня до глубины души… Искренне не желая злоупотреблять вашим прекрасным отношением к моей ничтожной особе, я бы отбыл немедля, стоило только нам обговорить детали и подписать бумаги, однако боюсь, в такую темень мои лошади могут потеряться, да и кучер знает эту местность откровенно плохо. Могу ли я остаться у вас на ночь, дабы переварить нашу содержательную беседу? А уже утром мы покончим с насущными делами.       В моменте можно было увидеть, как челюсть графа сжалась, от чего на висках заиграли желваки. Впрочем, его ответ не выдал напряжения или неуважения:       — Разумеется, можете. Иначе слова о гостеприимстве моей семьи окажутся наглой ложью, — натянув дружелюбную улыбку, парень кивнул дворецкому, продолжив: — Себастьян проводит вас до гостевых покоев. Желаю вам спокойной ночи и чувствуйте себя как дома.

***

      Через некоторое время двери в столовую вновь открылись, пропуская внутрь вернувшегося Михаэлиса, чьё обычно улыбчивое лицо теперь выражало спокойную задумчивость и даже тревогу.       — Позволите вопрос? — начав переставлять грязную посуду на тележку, спросил дворецкий, продолжив лишь после кивка. — Почему на самом деле вы разрешили ему остаться?       — Рад, что ты не сомневаешься во мне. Я бы никогда не купился на столь очевидную лесть… Он тянул время, и я хочу знать, почему, — отставив полупустую чашку, Сиэль поднялся, не прерывая своих размышлений. — В любом случае, что бы он ни замышлял, это ему не удастся. Себастьян, я приказываю тебе следить за его комнатой всю ночь. Если он решит куда-то пойти — останови его.       — Беспокоитесь, что он раскроет ваш маленький секрет или что секрет сам хочет быть раскрыт? — сделав вполне понятный намёк, демон усмехнулся.       — Не подведи меня, Себастьян, — проигнорировав вопрос, Фантомхайв покинул зал.

***

      Последние несколько часов Ребекка провела за чтением. Плотно закрытые шторы не пропускали в комнату даже намёка на свет, потому следить за временем было достаточно проблематично. Подобного рода изоляция была попыткой не просто закрыться от мира и непрошенных гостей, но и добровольным желанием оставаться в одиночестве. Желания сбежать и правда не было. Что бы она сказала? Что её глаза чудесным образом исцелились, а похороны были лишь попыткой Фантомхайва присвоить её бизнес себе? Это даже звучало глупо. К тому же, очень мало кто знал её в лицо, а во время последнего выхода в свет она и правда выглядела будто на грани истощения. Её «смерть» была вполне закономерной и логичной, а нахождение в особняке не доставляло дискомфорта. Здесь было совершенно всё, что нужно для жизни. Сиэль практически не трогал её, если девушка сидела в комнате. Проще говоря, даже если Ребекка примет решение избегать его, это не составит проблем даже в пределах этого дома.       В кои-то веки отложив книгу, девушка легла на подушки, смотря в прикрывающую потолок ткань балдахина. Подобное вполне можно было назвать счастливой жизнью… Граф не прогадал, оставив её здесь. Всё же пленницей девушка не была, её не ограничивали в перемещении или в вещах, способных скрасить время. Даже её одежда была достаточно дорогой, словно сшитой на заказ специально для неё. Куда ни посмотри — одни плюсы, особенно если хочется закрыть глаза на очевидные минусы. Быть может, однажды они выберутся из особняка, поедут куда-нибудь на острова… Нежиться в наивных мечтах — всё равно что самолично завязывать петлю, но иного выбора просто нет. Куда легче забыться, чем в очередной раз твердить себе о том, насколько же незавидно её нынешнее положение. Вот только от простой содержанки, Сьюзенвуд отличало одно большое «но» в лице печати, покоящейся в зоне декольте.       Полностью расслабившись, погрузившись в туманные грёзы, Ребекка не сразу услышала тихий скрип, исходящий со стороны двери. Тревога начала нарастать чуть погодя, когда шаги стали слышны куда более отчётливо, словно кто-то, осторожно пробираясь по коридорам, не знал, куда именно держит путь. Себастьян ходил куда-то тише, можно сказать, его было невозможно заметить, если он сам того не хотел, а Сиэль бы наверняка уже постучался, не стал бы лишний раз выжидать. Сознание стрелой пронзила внезапная глупая мысль: «Призраки?». Однако вскоре была отметена другой, более уверенной: «Видимо, ты перечитала книг. Призраков не существует, Ребекка». Сомнение, свернувшись в груди тугим комком, граничило со страхом. Сев, девушка с беспокойством проследила за открывающейся дверью, готовая увидеть что угодно, кого угодно, но не его.       — Ребекка? — интонация, граничившая с удивлением и лёгким шоком, заставила её дёрнуться, встать, вглядываясь в темноту дверного проёма.       Лихорадочно подбирая в голове воспоминания, Сьюзенвуд с удивлением отметила, что этот голос безумно похож на тот, что она слышала на балу. Тогда же девушка вспомнила и обронённые накануне слова: «В скором времени поместье посетит некий Дарвин Лонгботтом. Помнится, ты тоже виделась с ним на балу Её Высочества».       — Дарвин? — всё ещё не до конца уверенная в своём предположении, графиня сделала осторожный шаг в его сторону.       «Помнится, он говорил, что знал Ребекку, то есть меня, при жизни… Вот только его имя, а тем более фамилия, мне не знакомы. Кто ты, чёрт побери, такой?» — взяв с прикроватного столика свечу, девушка наконец осветила его лицо, чьё выражение заставило её руку дрогнуть. Этот человек… Улыбался, и улыбка эта явно не сулила ничего хорошего, уж очень пугающей она была, будто у безумца.       — Жива всё-таки, — напускное удивление улетучилось, уступая место высокомерию с лёгкими нотками отвращения. — Впрочем, она никогда не ошибается. У нас мало времени.       Попятившись назад, Ребекка уткнулась в стену спиной, всё ещё держа свечу дрожащими руками.       — Я буду кричать.       — Тебя никто не услышит, не зря эта комната находится в самой отдалённой части особняка, — усмехнувшись, мужчина резко метнулся к ней, и прежде чем Ребекка успела сделать хоть что-то, мужчина прижал к её лицу отвратительно пахнущий белоснежный платок. — Твои демоны тебе не помогут… Пришло время покаяться в грехах…       Мир, медленно распадаясь на части, подобно отражению в треснувшем зеркале, стал погружаться во тьму.

***

      Покинув столовую, Фантомхайв направился в свой кабинет, однако уже собираясь потянуть за ручку, остановился. Что-то внутри, если не всё его существо, тянулось к заветной комнате, где сейчас находилась она. Объяснить это чувство было сложно. В какой-то момент Сиэль даже сравнил его с желанием мужа рассказать жене о прошедшем дне. Глупое, но отчего-то столь приятное сравнение… Говорят, любому человеку нужен кто-то, кто сможет разделить все горести и радости, ведь для того и создаются семьи, чтобы объединить два одиноких сердца. Хотя для современного общества, где преобладали браки по расчёту, это звучало больше как сказка. А ведь Элизабет… Любила его. Во всяком случае, постоянно твердила об этом и даже перед лицом смерти не отказалась от этих слов. «Я люблю тебя и потому желаю, чтобы ты был счастлив, даже если мне придётся заплатить за это своей душой…» — именно такими были её последние слова. Сказать, что графу было её жаль, — значило соврать. Едва оправившийся от обращения в новое существо, он был похож на человека лишь внешне, в то время как то, что некогда можно было назвать душой, покрылось тьмой и безразличием, поглотившим абсолютно все эмоции.       Рядом с Ребеккой же всё было иначе. Она не твердила о вечной любви, напротив, в какой-то мере ненавидела его и потому привлекала. Хотелось заслужить её расположение, чтобы она смотрела на него не с ненавистью и даже не с простым плотским желанием. Смотрела так, как тогда. Произошедшее едва ли можно было назвать ошибкой, ведь благодаря этому он испытал нечто новое и, что самое главное, возжелал ощутить это снова.       Вот только как бы велико ни было его желание, для его исполнения было нужно время, причём много, а потому демону не осталось ничего, кроме как оставить её на время в покое. Они поговорят об этом, но позже.       Всё это время лежащая на дверной ручке ладонь, наконец, потянула её вниз, отрезав графа от внешнего мира, оставив наедине с бумажной волокитой и терзающими душу мыслями.

***

      Вот только, к сожалению, его уединению не суждено было продлиться долго. Спустя несколько часов дверь кабинета с грохотом открылась, а внутрь зашёл растерянный и откровенно встревоженный Себастьян.       — Какого чёрта ты меня побеспокоил? Объяснись! — раздражённо бросил оторвавшийся от отчётов граф.       — Мой господин, я следил за спальней гостя, как вы и приказали, однако там было очень тихо, и потому я на время отлучился, дабы навестить миледи Ребекку. Она просила зайти к ней, дабы помочь переодеться ко сну, однако дверь в её покои была открыта, и внутри её не оказалось. Я осмотрел весь особняк, но не нашёл и следа её пребывания. Она исчезла, а вместе с ней и наш гость… — обрывая слугу на полуслове, воздух прорезал хлёсткий удар.       Пощёчина такой силы, что голова склонившегося в поклоне мужчины качнулась, повернувшись в одну сторону. Кожа в месте удара заметно покраснела, а застывший Михаэлис, казалось, и не собирался более оправдываться, осознавая, насколько велика его вина.       — Как ты посмел упустить её… — голос Сиэля больше напоминал угрожающий рык зверя, он не кричал, но от того было куда тревожнее. — Немедленно разыщи её и верни в особняк, а этого Лонгботтома убей, если потребуется. Даю тебе полчаса на выполнение, и не смей подвести меня…

***

      Холод был первым, что ощутила девушка. Толком не соображающая, что происходит, изредка она замечала, как напрягаются конечности, в отчаянной попытке двинуться, но после этих мимолётных просветлений сознания вновь погружалась во тьму. Открыть глаза получилось далеко не с первой попытки, и даже когда удалось, мир вокруг продолжал плыть, а к горлу начинала подкатывать тошнота. Ясно было одно — она связана. Любое движение сразу же пресекали плотно связывающие конечности верёвки. Звуки вокруг, казалось, пытались пробиться сквозь толщу воды и доходили до неё уже искажёнными. В какой-то момент до дизориентированного мозга долетел обрывок фразы:       — Проснулась… нуж… начинать…       Ещё не привыкшие к ослепляющему свету свечей глаза попытались сфокусироваться на силуэте прямо над ней, что вскоре принял очертания женского лица, обрамлённого пшеничного цвета волосами.       — Ну наконец-то. А мне уже начало казаться, что ты подохнешь.       — Кто… — попытка задать вопрос была мгновенно пресечена резким ответом.       — Меня зовут Эмили, мы уже виделись на балу, неужели не помнишь? — насмешка, попытка прикинуться белой овечкой, хотя волчью морду уже не скрыть, не завернуть в окровавленную шерсть. — Не трать силы на вопросы, может, ты и не знаешь, кто мы, но куда важнее — кто ты такая. Признаться, тебя было сложно заподозрить. Дарвин постоянно твердил, что я ошиблась, но после визита на пустую могилу даже он признал, что я была права. Даже забавно, сколько следов ты оставила за собой. Впрочем, все вы такие… Совершенно не беспокоитесь о своей безопасности, ведь за вас всё делают эти отвратительные существа…       Отравленная ненавистью речь вынудила Сьюзенвуд начать сопротивляться активнее, пускай тело до сих пор не слушалось полноценно. Натягивая верёвки, она пыталась выбраться, стараясь не обращать внимания на высокомерный взгляд девушки. Лишь сейчас, постепенно начиная осознавать, что именно происходит, Ребекка с ужасом отметила, что находится в одной нательной сорочке. Более того, место, к которому она была привязана, на котором лежала, до боли напоминало алтарь. Как хищник, почуяв её страх, Эмили с усмешкой продолжила:       — Начинаешь приходить в себя?       — Что это за место? — пряча за гордостью наполняющий её ужас, девушка смело взглянула в глаза оппонентки.       — Место, где ты раскаешься, и если сделаешь это от чистого сердца, кто знает, быть может, Господь простит тебя…       — Мне не нужно его прощение… — резкий удар в очередной раз прервал Ребекку, по щеке, пульсируя, начала распространяться боль.       — Неблагодарная… Тебе дают великий шанс!       — Эмили, оставь её. Скоро начнётся ритуал, мы все должны занять свои места, — подошедший Дарвин с неким сожалением посмотрел на связанную графиню, перед тем как снова удалиться вместе с девушкой.       Повернув голову, Сьюзенвуд наконец смогла рассмотреть место, где находилась. Высокие потолки, каменные стены со множеством фресок и стеклянные витражи… Она была в церкви, оставалось только понять, в какой именно. Места, где должны были стоять лавки для прихожан, пустовали, там стояла толпа людей в белоснежных рясах, что закрывали лица. На каменном полу, будто сужаясь по направлению к алтарю, были нарисованы линии и причудливые символы. От более детального «любования интерьером» графиню прервал внезапный хлопок.       — Артур, начинаем, — стоило только находящемуся перед толпой Эмили дать знак, как люди в белых рясах зашевелились, занимая места.       К Ребекке же подошёл феминного вида парень, в чьих чертах она узнала одного из людей в масках, с которыми говорила на балу. Кажется, тогда он тоже представился Артуром. Парень заметно нервничал, но речь его прозвучала непринуждённо:       — Думаю, не мне тебя учить, как происходит причастие. Для твоего же блага прошу не сопротивляться, мне бы очень не хотелось заталкивать всё это тебе в рот, — невинно улыбнувшись, — Вкуси же плоть и кровь Христовы, при крещении, дочь Ревекка.       Прожевав и проглотив заботливо положенный в рот кусочек хлеба, сделав глоток вина и затем запив это сладкой водой, девушка настороженно посмотрела на стоящих перед алтарём монахов, ожидая, что же будет дальше. Сопротивляться в таком положении было бы бессмысленно, впрочем, она не смогла бы ничего сделать, даже если бы захотела. Оставалось взывать к печати, надеяться, что её услышат и спасут…       — Да начнётся ритуал очищения! — стоило только этим словам прозвучать, как люди в рясах опустились на колени, начав синхронно читать молитву.       Язык, одновременно непохожий ни на один из тех, что Ребекке доводилось слышать раньше, будто пробирался под кожу и, пульсируя, двигался по венам к месту, где находилась печать. Кожу начало обжигать, будто к ней приложили раскалённый металл, словно печать наносили снова…

***

      Не успела минутная стрелка отсчитать назначенное на поиски время, как двери кабинета вновь открылись. Запыхавшийся Михаэлис чуть ли не столкнулся с беспокойно блуждающим по кабинету Сиэлем.       — Не нашёл? — поражение было принято графом на удивление спокойно, будто он этого и ожидал.       — Боюсь, что нет… — ожидая очередную пощёчину, Себастьян склонился в поклоне.       — Он хорошо прячется и ожидал, что мы пойдём следом… Но даже несмотря на это, я чувствую её. Связывающая нас печать укажет путь. Идём. — не теряя более ни секунды, Фантомхайв двинулся к выходу из особняка.