Marionnette

      Печати, связывающие заключившего контракт и демона, — далеко не простые рисунки или татуировки. В них сокрыта сила, рождающая связь, и чем больше душа отчаивается, тем она сильнее. Сиэль ощущал эту связь, будто всё его естество стремилось к ней, и чем дальше она была, тем сильнее натягивалась нить, связывающая их сущности. Демон же, в попытках собрать разбросанную нить в один большой клубок, медленно, но верно шёл по следу. Связь не была похожа на оставленные по свежему снегу следы, по которым охотники обычно выслеживали добычу. Она не петляла, но тянулась по прямой, игнорируя любые препятствия. Тело обдавал холодный воздух. Граф и его дворецкий бежали практически наравне, второй скорее был позади, следуя за хозяином. Тело двигалось само по себе, будто само знало, куда идти, и действовало отдельно от сознания.       Куда именно увезли Сьюзенвуд? А главное — зачем? Эти вопросы неустанно мучали юношу, сбивая с толку. Неудачный из него получился демон, раз он упустил свою добычу, запертую в клетку птичку, не способную к сопротивлению. Однако что бы с ней ни происходило, Фантомхайв ощущал безумное желание наказать похитителя. Медленно лишить его жизни, заставляя захлёбываться кровью. От былого жаждущего гуманного правосудия юноши не осталось и следа. Вместо него разум и тело захватило его полная противоположность, определённо намеренная замарать руки. Может, Себастьян был прав, сказав, что он ревнует?       И пускай физическая оболочка графини была утеряна, Сиэль до сих пор ощущал её душу. Знал, что после смерти он поглотит, ему придётся поглотить её. Странно, но даже несмотря на голод, граф хотел выжидать и дальше, наблюдать за ней и добиваться её улыбки. Какой прок от развлечения, если оно просто исчезнет? Подаренных эмоций было много, но явно недостаточно, ведь людям всегда хочется большего, а демоны не так уж сильно от них отличаются.

***

      Наконец, впереди показалась стоящая на отшибе церковь. В ярком свете белоснежной луны её массивная тень напоминала глубокую пропасть без дна. По выкрашенным побелкой древним стенам прошли паутины трещин, но здание выглядело практически идеальным, видимо, его специально поддерживали в хорошем состоянии. От этого места веяло чем-то отвратительным — отголосками воспоминаний, из-за которых клеймо на спине неприятно закололо. Уже готовясь ворваться внутрь, Фантомхайв в два шага оказался на крыльце, но, потянувшись, чтобы открыть дверь, просто застыл, ошарашенный собственной бурной реакцией. «Жива ли она?» — пускай печать и твердила о том, что он прав, страх медленно подбирался всё ближе, скользя своими склизкими щупальцами по позвоночнику.       — Себастьян, — возможно, впервые за долгое время голос Сиэля выдал слабину, что заметно заинтересовало дворецкого.       — Да, господин?       — Спаси её. Любой ценой, это приказ, — с этими словами граф резко толкнул двери церкви, одним ударом буквально сорвав их с петель.       Представшая в зале сцена напоминала его собственный кошмар. Множество людей в белоснежных робах, алтарь и прикованная к нему Ребекка… Эта травма была слишком нова, чтобы её можно было проигнорировать, и хранившийся в ране яд начал стремительно распространяться по телу, погружая его в слепую ярость. Любовь имеет много форм, но стоит только ей переплестись с ненавистью — происходит нечто, похожее на конец света. Сами того не зная, все эти люди подписали себе смертный приговор.       — Убей, — скрытая повязкой печать на глазу засветилась, а после, открытая, осветила скрытый полутьмой зал.       Себастьяну хватило одного простого слова, чтобы начать действовать. Издав тихий свист, серебряный нож для масла полетел вперёд, с тихим, но не менее отвратительным звуком войдя в череп одного из послушников. Готовый к битве, Фантомхайв достал кинжал, готовый сражаться наравне со своим слугой, готовый наказать посмевших посягнуть на его собственность. Вот только битва будто и не спешила начинаться. Сидящие на коленях люди не встали, продолжая читать неведомую демонам молитву, чьи слова накрепко врезались в память и пульсирующей болью ударяли в виски.       — Вы долго. Мы ждали вас значительно раньше, — усмехнувшись, Эмили встала, снимая капюшон своей белой накидки и поворачиваясь к незваным гостям.       — К чему это? — несколько ленивым жестом поведя кинжалом в воздухе, спросил граф, с лёгким прищуром смотря на девушку и тем самым приказывая Михаэлису не спешить со столь желанной экзекуцией.       — К освобождению, — с усмешкой произнесла Эмили. — Артур, Дарвин, задержите их. Наша миссия должна свершиться во что бы то ни стало.       Повинуясь её словам, из теней рядом с алтарём вышли названные ранее мужчины, в руках они держали огнестрельное оружие, что мгновенно наполнило зал грохотом выстрелов. Именно тогда и началась настоящая бойня… Себастьян, постоянно уворачиваясь от пуль, один за одним убивал стоящих на коленях сектантов, желая хотя бы на время прервать их молитву, вот только они не останавливались, даже когда ножи перерезали их глотки. Продолжали читать молитву, хрипящими и булькающими голосами извергали из себя слово за словом, пока не замолкали окончательно, встречая смерть.       Сиэль же не тратил время на послушников, доверив это слуге. Он двигался вперёд, желая как можно скорее оказаться подле Ребекки, освободить её от оков и наконец покинуть это место, от которого голова трещала по швам. Разливаясь кипящей водой по всему его естеству, эта боль сосредотачивалась в печати на руке, из-за чего она стала практически нефункциональной. К тому же движение значительно замедляли сектанты, хватающие его за одежду и ноги. Они не прекращали молиться, но пытались его задержать, и потому теряющий терпение демон шёл по головам, а точнее, по их конечностям, ломая кости и выворачивая суставы. Его глаза горели красным, а горящая в груди ненависть была топливом. Длинный зал всё не кончался, во всяком случае, так ему казалось. Будто изменённое пространство отказывалось пропускать его дальше, и от этого хотелось чуть ли не выть, дёргаться в тисках реальности сильнее. Лишь бы добраться… Лишь бы успеть…

***

      Поднявшаяся к самому алтарю Эмили лишь безразлично наблюдала за происходящим. Создавалось ощущение, что она находится не здесь, ибо знает, каким именно будет её конец. Пустыми глазами она смотрела на «поле боя», наблюдала за тем, как смерть медленно забирает себе души послушников. Это их добровольная жертва во благо великой цели…       — Тебе не сойдёт это с рук, — до этого молчавшая Сьюзенвуд наконец подала голос, отмечая скорую победу своих соратников.       — О, ты так думаешь? — окинув её взглядом, девушка подошла ближе, рассматривая пленницу. — Ты даже не представляешь, что именно происходит, чему ты станешь свидетелем…       Голос сектантки звучал также безжизненно, а от былого высокомерия и отвращения не осталось и следа.       — Просвяти, — пускай и без особого интереса произнесла Ребекка.       — Наверняка думаешь, что мы — безумные фанатики, но это не так. Вся наша жизнь была именно ради этого момента, ради такой, как ты. Отчаявшейся, полностью потерявшей надежду… Мы даём тебе и всем остальным шанс на искупление. После финального этапа твоя душа станет свободна и отправится на Суд Божий. Демон не сможет её поглотить, и потому ты сможешь искупить свои грехи, если Господь даст тебе шанс исправиться…       — Почему вы не спросили меня? Быть может, я не хочу быть прощена. Эта сделка — мой выбор, — не дожидаясь, когда Эмили закончит, произнесла графиня.       Даже несмотря на звуки битвы, она ощущала, что что-то не так. Не могла объяснить, почему, но знала — она не уйдёт отсюда живой.       — Ты лишь отбившаяся от стада овца. Ребёнок, не ведающий, что именно он творит… — склонившись над Сьюзенвуд, девушка достала из своей одежды витиеватый кинжал, приложила его к скуле жертвы, холодя кожу. — Не желаешь ли покаяться перед смертью? Уверена, Господь будет милостлив, если ты откроешь ему своё сердце и душу…       Кинжал символизировал и начало, и конец. В начале мать перерезает им пуповину, отделяя от себя новорожденного, а в конце, простившись с жизнью, старец перерезает себе горло, дабы избавить свою семью от лишнего голодного рта. Забавно, что вся цикличность человеческой жизни отражалась в одном лишь ноже, который вскоре и закончит её жизнь. Говорят, перед смертью перед глазами человека проносится вся его жизнь. Все деяния — от самых ужасных до благих. Странно, но этого не происходило. Смотря в лицо Эмили, Ребекка видела лишь одно лицо. Лицо того, кто спас её и в то же время погубил. Она не сожалела, не в том, что он стал ей дорог, но в том, что ей не хватило времени, чтобы узнать его получше. Всё это время она лишь тешила себя надеждами, что однажды это и так произойдёт… Кто знал, что это «однажды» всё же не наступит.       — Нет. Мне не в чем каяться перед тем, кто дважды загубил мою жизнь и забрал моего отца. Твой милостливый господь лишь притворяется таковым, на деле же он лицемерный… — резкая боль в области живота заставила девушку замолкнуть.       Посмотрев на свой живот, она с ужасом обнаружила, что кинжал, который Эмили держала в руках, практически полностью вонзился в её плоть. На каменный алтарь мгновенно хлынула кровь, а боль, распространяясь по всему телу, лишила возможности даже говорить. Лицо графини побледнело, дыхание стало рваным, слабым. В этот момент пульсирующая между ключиц печать стала совершенно неощутима, словно и вовсе пропала. Лёжа на холодном камне, девушка лишь могла ощущать, как лужа крови под ней растекается, стекает на пол, заливая собой всё вокруг и забирая её жизнь. Глаза на секунду закрылись, послышался глухой удар, а в следующий момент Ребекка ощутила, как к её щекам прикоснулись дрожащие, тёплые ладони.       — Не успел… — простая констатация факта, но сколько же в этой фразе было вины, ощущаемой даже на краю обморока. — Прости…       С трудом открыв глаза, Сьюзенвуд лишь слабо улыбнулась, стараясь сдерживать желание кричать от жгучей боли, которую медленно глушило состояние шока. Ставшие родными голубые глаза стали единственным, что ещё удерживало сознание девушки в этом мире.       — Она… сказала… — попытка заговорить прервалась болезненным кашлем, сотрясающим связанное тело будто в припадке. — Ты… не поглотишь…       — Тише, тише… — запуская руки в её шелковистые волосы, Сиэль отчаянно старался успокоиться, дожидаясь дворецкого, что должен был помочь. — Тебе нужно экономить силы, всё будет хорошо.       Ответом вновь стала вымученная улыбка. Это конец, и она примет его достойно, с улыбкой, со смирением. Эмили была уверена в том, что делает, ровно как и все эти люди. Спасение не придёт, а Смерть, чья чёрная тень всё это время мерещилась графине где-то позади, подбиралась ближе и ближе, готовая раскрыть ей свои объятия, полные тишины и спокойствия.       — Похорони… меня… дома… у м-меня… — вновь закашлявшись, смотря ему в глаза, Ребекка произнесла последние слова. — Я полюбила… тебя…       Заветные три слова, всегда казавшиеся лишь формальностью, глупостью. Любви ведь не существует, а если и есть, она точно не такая, как её обычно описывают в книгах или причитают матушки, собирая дочерей к свадебному алтарю. Их любовь была больше похожа на соперничество, попутку обскакать друг друга даже в самых простых диалогах. Можно сказать, Ребекка проиграла, ведь признала их связь первой, призналась в этом не только ему, но и себе.       Дрогнув, веки закрылись, а до этого редкое дыхание замедлилось ещё больше, стало поверхностным и редким, погружая графиню в состояние обморока.       — Себастьян! — крик, на грани истерики, единственная надежда на лучший исход.       Мгновенно возникший рядом дворецкий выглядел озадаченным. Глубокая рана, потеря сознания и отсутствие чего-либо под рукой для оказания первой помощи. Ближайший госпиталь находится за много километров отсюда, а сам демон, несмотря на долгую жизнь, никак не мог повлиять на ранение, кроме как задержать кровотечение, что было бесполезно без профессиональной помощи. Осторожно, даже вкрадчиво подойдя к Фантомхайву со спины, демон положил на его плечо руку, чуть сжимая его.       — Боюсь, мы не можем ничем ей помочь… Когда душа покинет её тело, вы сможете поглотить её, — резкий удар отбросил руку слуги прочь, а сам граф встал, с неприкрытой злобой и горечью смотря на Михаэлиса.       — Я… не ощущаю её души… — рука сама собой потянулась к месту, где находилась печать, но оттянув ткань сорочки, демон увидел лишь чистую бледную кожу без намёка на рисунок.       — Ваша связь… Она разорвана? — ничем неприкрытое удивление в голосе Себастьяна было искренним, можно сказать, полным шока.       Сойдя со ступеней, Сиэль схватил лежащую без сознания Эмили, начав трясти её как тряпичную куклу.       — Что вы сделали?! — раз за разом повторял он, пока наконец сектантка не открыла глаза, с триумфом, без страха смотря в его глаза.       — Освободили её от тебя, дьявольское отродье, — мгновенно отброшенная в сторону, она врезалась спиной в стену, со стоном боли упав на холодный бетонный пол.       — Настало твоё время, Себастьян… Пусть страдает, не дай ей умереть сразу.       — С радостью выполню ваш приказ, господин…       Вновь поднявшись к алтарю, в несколько движений граф сорвал все сковывающие тело девушки путы и, бережно взяв её на руки, двинулся к выходу из церкви, переступая через многочисленные трупы и лужи крови.       Некоторое время спустя...       Некогда светлое небо заволокли свинцовые тучи, что будто желали укрыть от всевидящего взора Бога произошедшую трагедию. Истошно воющий ветер пронизывал тело, бесстыдно пробираясь под чёрный костюм, служащий предметом траура, скорби, но не только по ней. Вместе с этой девушкой умерло и что-то ещё, что-то безумно важное, без чего собственная личность больше не казалась целой. Можно сказать, что вместе с её жизнью Смерть забрала и его сердце. Вырвала его из груди, оставив глубокую кровоточащую рану, дыру.       Её имя стало запретным, и лишь стоящий на заднем дворе фамильного особняка семьи Фантомхайв надгробный камень смело напоминал его жильцам о ней. Редкие капли дождя, падая с небес, попадали на волосы, одежду, стекали по лицу, но парень не ощущал холода. Плевать на влажный костюм и волосы… Сколько дней подряд он вот так стоял у её могилы по несколько часов? Сколько раз прокручивал в голове случившееся, надеясь, что та тварь была не права? Сколько раз пытался нащупать их связь, ощутить хотя бы намёк на её присутствие?... Всё тщетно. Он перестал ощущать её ровно в тот момент, когда тело графини пронзил кинжал.       Каждый день приходя к её могиле, Сиэль без особого энтузиазма подмечал даже минимальные изменения. Перекопанная земля чуть осела, где-то даже были видны редкие ростки растений. Природа спешила забрать её окончательно… От неё осталось лишь тело, ныне покоящееся в нескольких метрах под землёй в гробу. Какое оно — её тело — сейчас? В последний раз он видел его перед тем, как гроб закопали. Это были небольшие похороны, больше похожие на прощание с кошкой или иным домашним животным. В доме не прибавилось гостей, практически никто не скорбел, ведь для остального мира она и так была мертва… Гробовщик постарался хорошо, сделал её тело похожим на живое, вот только процессы разложения наверняка испортили всю проделанную работу.       Умирать — это ведь нормально? Любое живое существо рано или поздно погибнет, сгниёт, дав земле новые питательные вещества, отдав то, что должно ей по праву… Уставшие колени сами собой согнулись, врезаясь в мягкую землю. Кажется, его пронзила боль… Только кажется, Сиэль не знал наверняка, ведь мысли его были не здесь, куда глубже. Неужели вся любовь кончается именно так? Любовь к родителям, братьям и сёстрам, к жёнам и мужьям… Все они заканчивают одинаково, в холодной и мокрой земле.       Протянутая вперёд рука вошла в рыхлую землю, сжалась в кулак, пачкая манжеты рубашки, забиваясь под ногти. Все эти дни он только и мог, что думать о ней, представлять, что на самом деле она ещё жива, просто безвылазно сидит в комнате… Реальность была слишком жестока, но её было невозможно оттолкнуть или забыть. Он хотел увидеть её снова… Немедленно.       Раз за разом его руки зарывались в мягкий грунт, раз за разом откидывали его в сторону и так по кругу. Демон не знал, сколько именно времени прошло, не видел вокруг ничего, кроме земли, полностью запачкавшей его костюм. Копал, сдирая кожу и ногти, царапая руки до крови, пока наконец не почувствовал твёрдую крышку гроба, ставшую финальным препятствием на пути к цели. Отброшенная в сторону, она открыла графу не самую приятную картину. Женское тело лежало ровно в той же позе, в которой его и погрузили в могилу. Вытянутые вдоль туловища руки скрывались в складках чёрного, кукольного платья с большим количеством рюшей и кружев. И только голова была чуть повёрнута в сторону, будто на самом деле она просто спит… Мертвенно бледная кожа в некоторых местах отдавала синевой, глаза и рот были плотно закрыты. Запах разложения напоминал плотный туман, поглотивший не только графа, но и всё вокруг. Сладковатый, отвратительный, он намочил глаза, но только ли он?       Опустившись подле мёртвой возлюбленной на колени, Фантомхайв отыскал её руку среди тканей платья, взял её в свою, переплетая их пальцы. Чем ближе он был к телу, тем сильнее был и запах, но это не останавливало, напротив, хотелось забрать её из сырой холодной могилы, привести в порядок, и может, тогда этот запах уйдёт… Может, тогда она откроет глаза!       — Умоляю, прости меня… — тихий шёпот, адресованный не столько трупу, сколько её душе.       Где она сейчас? В аду или в раю? Помнит ли она его? Раскопанный гроб был несколько больше покойницы, а потому рядом было некоторое количество свободного места. Забравшись внутрь полностью, граф осторожно коснулся её щеки большим пальцем, словно стирая невидимую слезу. Окружающий мир померк, оставалась лишь она одна. Мёртвая и молчаливая, простая оболочка, в которой совсем недавно теплилась жизнь… И пускай то была лишь оболочка, Сиэль был готов остаться подле неё навсегда. Наблюдать за тем, как истлевает плоть, а после и кости, как она становится прахом. Он был готов исчезать вместе с ней.       — Моя дорогая Ребекка…       Шёпот — молитва непонятно кому — и зловоние смерти, ставшие вечными спутниками погрязшего в горечи утраты демона.