Marionnette

      Очнувшись, графиня обнаружила, что вновь находится в своей комнате. Это место успело стать ей привычным, пускай и не ассоциировалось с домом полноценно. «Интересно, сколько я вообще проспала…» — сев, девушка потянулась. Она была всё в том же бальном платье, однако шнуровка корсета была заметно ослаблена, за что аристократка была благодарна. Всё же задохнуться во сне — последнее, чего бы она хотела. Повернув голову к окну, графиня отметила, что на улице было светло. Получается, сейчас день? За неимением чёткого графика следить за временем становилось всё сложнее.       И лишь сейчас её голову, подобно пиле, начали прорезать воспоминания. Произошедшее той ночью казалось сном, иллюзией, просто выдумкой сознания. Они снова целовались… Пальцы в перчатке в неуверенном жесте коснулись тонких алых губ, сохранивших те мгновения, от которых внизу живота затягивался тугой узел. Однако чувства эти в то же время были безумно противоречивы. Охваченные страстью, они были так близко друг к другу, но стоило только этому всплеску эмоций исчезнуть, как они вновь стали чужими. Притворялись ли? А если и правда между ними совершенно ничего нет? Спустившись, рука легла на место, где была печать. В любом случае, она уже совершила самый грязный и отвратительный грех из всех возможных: продала свою душу. Стоит ли ей в таком случае бояться похоти? Определённо нет, грехи давно стали чем-то вторичным, незначительным, а значит, стоит действовать, ведь кто знает, сколько ещё времени ей осталось.       Открыв дверь, готовая выйти из комнаты, графиня застыла, увидев стоящего перед дверью дворецкого, который уже был готов постучаться.       — Уже проснулись? — с лёгким удивлением произнёс он перед тем, как зайти в комнату.       — Как видишь. Снова пришёл помочь мне переодеться? — поняла девушка по стопке одежды в его руках.       — Вы, как всегда, проницательны, миледи Сьюзенвуд… Господин решил, что будет неуместным переодевать вас без вашего позволения. — подойдя к кровати, дворецкий положил на неё аккуратно сложенную одежду и начал её расправлять.       Закрыв глаза на очевидную лесть, Ребекка подошла к слуге, наблюдая за его размеренными действиями. Ожидание продлилось недолго, и вскоре демон приступил непосредственно к переодеванию. Справлялся с немногочисленными пуговицами и шнуровками он крайне быстро, вероятно, сказывался большой опыт, о происхождении которого графиня старалась не думать.       Стоило Михаэлису закончить, как аристократка поспешила подойти к зеркалу для придирчивого осмотра. Это платье ей определённо понравилось. Чёрная ткань чуть отливала синевой в свете изредка пробивающегося сквозь тучи слабого солнца, а корсет, пускай и не был завязан слишком туго, прекрасно подчёркивал талию. Довершали этот образ серебряные пуговицы и иные элементы декора. Смотря на себя в зеркало, девушка невольно думала о Фантомхайве, потому вопрос сорвался с её губ прежде чем она успела понять это:       — Это выбирал он? — в ответ лишь усмешка, впрочем, этого было вполне достаточно, чтобы понять.       Скрипнув, дверь закрылась, вновь оставляя девушку наедине, однако оставаться в комнате и дальше она не планировала, потому, выждав несколько минут, также поспешила покинуть покои. Ранее чужой и мрачный особняк занимал в её сердце особое место, она знала его как свои пять пальцев. Зачастую просто бесцельно бродила по многочисленным коридорам, но каждый раз выходила в одну и ту же комнату — небольшой бальный зал, один из нескольких в особняке, но явно лучший из всех. Как минимум из-за стоящего в углу фортепиано, в котором можно было увидеть своё отражение. Сев на банкетку, Сьюзенвуд аккуратно приподняла клап (клавиатурная крышка). Занеся пальцы над клавиатурой, она на несколько секунд застыла, размышляя над тем, какое именно произведение сыграть.       И вот, тонкие девичьи пальцы заскользили по белоснежным клавишам в размеренных и уверенных движениях, вбитых в неё с самого детства. Помнится, за ошибки она частенько получала по пальцам указкой, после чего они могли болеть до самого вечера…       Эта мелодия была не столько одним произведением какого-то композитора, но скорее попыткой собрать всё воедино, объединить. Графине больше не нужны были глаза, чтобы чувствовать, чтобы понимать… Это был её крик, её плач и её радость, сплетённые воедино, подобно цветкам в венке. И у каждого из них был свой запах, но лишь вместе они могли создать идеальную гармонию, от которой по телу бежали мурашки. Аккорды не просто создали эту музыку, но напоминали голос. Её голос. Временами громкий и звонкий, в другие же моменты трагичный и низкий, совсем как у актёров из какой-нибудь незатейливой пьесы.

***

      Льющаяся из зала музыка вскоре окутала весь дом и, конечно, привлекла внимание его немногочисленных обитателей. Оторвавшись от чтения, Сиэль лениво прислушался, желая угадать, что за произведение дворецкий решил сыграть в этот раз, ведь за неимением дел по дому или поручений от графа, Михаэлис изредка садился за фортепиано, чтобы размяться. Не сказать, что это происходило очень часто, однако о том, что Сьюзенвуд умеет играть, Сиэль не знал. Конечно, догадывался, но не мог знать точно, ибо никогда не заставал её за этим. К его удивлению и радости, услышанная композиция была похожа одновременно на несколько произведений и в то же время была совершенно иной, лишь отдалённо напоминающей оригиналы. Совершенно забыв о ранее захватившей его книге, граф направился в бальный зал. Музыка, подобно ниткам, что удерживают куклы в руках кукловода, тянула его туда и делала это с заметным нетерпением. Дверь в помещение была открыта, она должна была служить тем барьером, что отрезал бы мелодию от остального особняка, но подвела, открывая Фантомхайву не только всю глубину звучания, но и прекрасную картину, которой можно было любоваться бесконечно… Каскадом лежащие на левом плече волосы открывали взору демона бледную лебединую шею, часть спины, что изредка напрягалась, но была пряма, словно за этой мягкой оболочкой скрывался несгибаемый металлический каркас. Голова графини изредка наклонялась вперёд, кивая в такт музыке, а её руки и тонкие пальцы элегантно скользили по клавишам, извлекая не просто музыку, но выворачивая её собственную душу по средствам мелодии… Околдованный, первое время Сиэль боялся даже вздохнуть, не то что шевельнуться. В этот момент Сьюзенвуд была чудесной расписной статуэткой, на которую боязно даже смотреть, настолько хрупкой она казалась на первый взгляд, таким же хрупким был этот момент…       Однако когда первое чувство оцепенения пропало, возникло безумное желание в мгновение ока преодолеть разделяющее их пространство, коснуться, проверить, правда ли она настоящая. Звук, отражаясь от стен залы, заглушал и без того едва слышимые шаги. Дыхание то и дело прерывалось, а пальцы чуть похолодели. Даже стоя позади неё, демон не решался нарушить момент, не хотел прерывать дуэт фортепиано и девушки… Но вот прозвучал финальный аккорд. Звонкий, продолжаемый эхом, он стих далеко не сразу, и лишь когда в комнате наступила тишина, холодная рука графа легла на оголённое плечо. Сьюзенвуд дрогнула, и дрожь эта напоминала круги на воде от брошенного камня. Граф ощутил её всем своим телом, а затем она повернулась, без страха заглянула в его глаза, ожидая.       — Как тебе платье?       — Напоминает о тебе.       Короткий вопрос и такой же чёткий ответ. В этот момент время словно застыло, оставив их наедине не просто с чувствами и мыслями, но друг с другом, ведь все их мысли в этот момент были направлены лишь друг на друга, и противиться этому становилось попросту невозможно. В этот раз Ребекка действовала первой. Встав, она обошла банкетку, на несколько секунд замерла напротив аристократа, а затем, приблизившись, припала к его губам в сладком, пьянящем поцелуе. Её руки скользнули по его спине, более не сдерживаясь в открытом проявлении своих желаний. Впрочем, большего Сиэлю и не было нужно. Его руки мгновенно оказались на женской талии, окончательно отрезая девушку от попыток к побегу, даже если бы она передумала, чего бы точно не произошло. Прижимаясь друг к другу телами, они самозабвенно целовались, позволяя страсти полностью затуманить их взоры. И чёрт побери, в этот раз они не сдерживались…       До этого нежные и неторопливые прикосновения становились всё горячее, сердца стучали громче и в висках начинала стучать кровь. Сместившись с талии, рука графа сжала ягодицу аристократки, чуть сжимая её, заставляя горячо выдохнуть прямо в поцелуй, что явно не собирался заканчиваться так просто. Другая же рука пыталась распутать шнуровку платья позади, но явно с этим не справлялась, потому в какой-то момент слух резанул звук рвущейся ткани, и платье упало на пол. За ним туда же сползла нижняя юбка, оставив графиню лишь в корсете и нижнем белье. Прервав поцелуй, Фантомхайв окинул девушку многозначительным взглядом, будто спрашивая: «можно ли?».       — Я хочу, чтобы всё было честно… — переступив через кипу одежды, лежащей на полу, Ребекка зашла ему за спину и, потянув за ленту, сняла повязку с глаза, отбросив её к одежде.       Затем настала очередь одежды. Вновь оказавшись перед ним, девушка помогла снять пиджак, жилетку, развязала галстук и хотела было потянуться к пуговицам рубашки, однако её рука была перехвачена буквально в нескольких сантиметрах от него.       — Моя очередь, госпожа... — с усмешкой произнёс демон, прежде чем одним движением сорвать с неё корсет, чуть ли не вырвав крючки спереди.       Освобождённая, Ребекка заглянула ему в глаза, наконец вздохнув полной грудью. Рядом с ним она всегда ощущала себя нагой, однако лишь сейчас поняла, насколько иные то были ощущения. Прозрачность и предсказуемость души давно не казалась столь постыдной, сколь была нагота телесная. Проступивший яркими пятнами румянец без зазрений совести выдавал её мысли, а растрёпанные в поцелуях волосы придавали картине естественности. Как получилось так, что её эфемерную девственность предстоит забрать ему? Впрочем, важно ли это вообще? Также сброшенная куда подальше сорочка и панталоны наконец оголили её полностью, оставив лишь стыдливо прикрывающие тело руки, что мягко были отодвинуты, дабы улучшить обзор. Сиэль любовался, невозможно описать, насколько сильно в этот момент он желал её, желал целиком и без остатка, но был сдержан, не желая навредить хрупкому цветку. Его холодная рука скользнула от печати на надкостничной выемке до одной из грудей, пальцы очертили ореолу соска, вновь заставляя графиню вздрогнуть, а затем рука чуть сжала грудь, словно проверяя границы дозволенного, изучая её слабые места. Стыд и похоть смешались, более не ограничивая желание, но делая ощущения куда ярче.       А затем, вновь взяв её за талию, Фантомхайв приподнял девушку, вынуждая обхватиться ногами за свой торс, лишь чтобы перенести её, посадить на фортепиано. Его пальцы вычерчивали на мраморной коже узоры, скользнули на место чуть выше колен, чтобы ослабить подвязки чулков и стянуть их вместе с обувью, теперь оголив её полностью. Их взгляды пылали, и аристократ мог бы поклясться, что хотел бы наблюдать за этой картиной вечность. Смущённая и даже робкая… Такой Сьюзенвуд нравилась ему ещё больше. Раскрыв её ноги, граф коснулся чуть сухими губами внутренней стороны бедра, лаская нежную кожу поцелуями, продвигаясь всё дальше, пока вскоре не коснулся языком горошинки клитора, заставив девушку вновь задрожать от томительного ожидания. Впрочем, церемониться он явно не планировал. Обхватив рукой её подбородок, Сиэль заставил аристократку раскрыть губы и после запустил ей в рот два пальца, что мгновенно оказались в её плену. От ласки её языка уже было можно потерять голову, чтобы оторваться, пришлось заметно постараться.       Скользнув ниже лобка, его пальцы раскрыли внешние половые губы, без проблем вошли внутрь, пока большой палец прикоснулся к клитору, массируя его, учащая дыхание его любовницы. Если бы кому-то была нужна наглядная демонстрация греха, именно её любой случайный зритель мог увидеть, если бы зашёл в бальный зал. Они определённо не должны были этого делать, но так говорил лишь взращённый воспитанием стыд. Рамки, которые они без зазрений совести сломали уже в их первый поцелуй или даже раньше, когда посмели продать свои души — дары Бога, каким-то грязным демонам…       Движения руки медленно нарастали, стремясь довести графиню до исступления. По телу то и дело проходили мурашки, сопровождающиеся судорогой, охватывающей в основном мышцы пресса, ягодицы и ноги. И вот наконец, когда напряжение достигло пика, раскрасневшаяся Ребекка вновь посмотрела в его глаза. Что именно она ожидала в них увидеть? Любовь, а может, даже преданность? Чувства, что он наверняка никогда не испытает. Происходящее — не более чем попытка сбросить напряжение. Даже если демоны и могут любить, их эмоции бывают довольно непонятными для человека, уж кому как не Сьюзенвуд знать об этом… Смотря ему в глаза, вместо собственного отражения, девушка видела лишь суженные зрачки, напоминающие червоточины, развернувшиеся в лужах багровой крови. Именно в этот момент вновь охватившая тело дрожь затронула каждый нерв, напрягая само естество до предела, позволяя ощутить чувство эйфории, пришедшее вместе с тонкой струйкой, стёкшей по музыкальному инструменту.       В зале вновь наступила тишина, но в этот раз она сопровождалась тяжёлым женским дыханием, от которого беспорядочно вздымалась грудь. Однако то был явно не конец… Сама Ребекка не хотела, чтобы всё заканчивалось, потому, спрыгнув с фортепиано, вновь прижалась к графу, утопая в поцелуе, желая разбудить в нём ту похоть, что ощущала сама. Желая, чтобы он развратил её, сделал своей… И ответ на это желание последовал практически сразу. Поцелуй стал глубже, чувственнее… Обвив Фантомхайва ногами за торс, девушка пришла в себя лишь когда её спина прижалась к холодной стене. Тогда же она ощутила, что нечто коснулось раскрытых, подобно бутону розы, половых губ, а затем с лёгкостью скользнуло внутрь, от чего руки непроизвольно сжались в кулаки, натягивая ткань рубашки. Обнимая любовника, графиня начала покрывать поцелуями его шею, а затем мягко прикусила мочку уха, чуть выше места, где располагалась серьга. Послышавшийся тяжёлый вздох лишь побудил её продолжать ласки, пока сам Сиэль только начинал двигаться, медленно наращивая темп, вскоре ставший довольно активным и даже грубым. Но Ребекке нравилась эта грубость, она не приносила боли, лишь бóльшее наслаждение. Сознание плыло, исчезало, осталось лишь тяжёлое дыхание и редкие стоны, сочащиеся с её губ подобно чудодейственной амброзии.       — Сиэль… — слетевшее с губ имя заставило его на секунду остановиться, прислушиваясь, чтобы убедиться, что ему не послышалось.       То, как сжималось её тело в преддверии эйфории, то, как она снова и снова тянулась к его губам… Это сводило с ума обоих. Секс, завязанный не просто на любви, на чём-то искреннем, но как инструмент для удовлетворения низменных потребностей. Сьюзенвуд хотелось видеть это именно так, пускай даже такое объяснение ни в коей мере не умаляло их тяжкий грех. Это было похоже на то, как если бы она продала душу в третий раз, в придачу потеряв и любые остатки невинности. Такой, как она, не видать искупления, но Ребекке оно было и не нужно, ведь лишь воистину лицемерный и подлый человек откажется от своих собственных слов или действий, лишь бы не нести за них ответственность.       Сплетающиеся вместе тела рождали всё новые и новые мысли, утопающие в одной простой и всепоглощающей: «Это именно то, чего я хотела». Попытка обуздать страх перед сотворённым в ожидании наказания. Женские руки скользят по спине, зарываются в волосы, пока наконец из горла не вылетает приглушённый, больше похожий на рык, стон. Новое ощущение не похоже на яркую вспышку, но перед глазами на секунду мелькают чёрные точки, всё тело сжимается. Теперь рычит Сиэль. Момент единения не прерывается, ведь им нечего опасаться, от демона невозможно забеременеть. И всё же сладкий конец практически сразу же омрачается холодным дыханием реальности. Это определённо была ошибка… Ведь так?       На то, чтобы прийти в себя, восстановить дыхание, требуется всего несколько минут. Пелена наконец спадает, обнажая Фантомхайву простую истину: ему не безразлична эта высокомерная особа. Открещиваться от этой мысли поздно, и лишь шаг назад помогает прийти в себя, отбросить истину в самый дальний угол сознания, лишь бы не поддаться слабости. Объятия недавней любовницы спадают. Нагое тело подрагивает, но обнажённая кожа не прозрачна и не может оголить намерения, чувства. Следующие несколько минут уходят на то, чтобы вернуть аристократку в прежний вид, нарядить в несколько слоёв одежды, скрывая радующее глаз тело. Лишь подняв сброшенный на пол пиджак и, словно игнорируя произошедшее ровно также, как и девушка, Фантомхайв заговорил:       — В скором времени поместье посетит некий Дарвин Лонгботтом. Помнится, ты тоже виделась с ним на балу Её Высочества. Вероятно, он хочет заключить партнёрство, — в на первый взгляд простой новости скрывался крайне заметный намёк.       — Когда именно? — утративший жизнь голос прозвучал сухо и отстранённо.       — Сегодня к ужину.       — В таком случае не смею более задерживать, тебе стоит заняться подготовкой к приёму, — лёгкий книксен напомнил насмешку, он же стал и прощанием.       Мёртвый для остального мира, но некогда пылающий страстью призрак скользнул за дверь, оставив графа наедине с пустым залом и тенями вокруг.       — Долго ты наблюдал? — голос Сиэля стал заметно твёрже, в нём проскользнули нотки пренебрежения.       — Достаточно, чтобы понять, что что-то в вас изменилось… — заискивающий голос дворецкого не заставил себя долго ждать.       — Этот Дарвин, что о нём известно?       — Ничего такого, что я бы не рассказал вам раньше. Что вас беспокоит?       — Его вопросы, — развернувшись, граф задумчиво посмотрел на Михаэлиса, продолжив: — Он спрашивал о Ребекке.       — Неужели это ревность? — прикрыв губы ладонью, Себастьян позволил себе негромко хохотнуть, на что граф лишь отмахнулся.