Touch me if you dare

I drift in space

Я дрейфую в космосе

No oxygen

Без кислорода,

I suffocate again

Я снова задыхаюсь.

Slow motion now

Время остановилось,

Can't feel the ground

Не чувствую землю,

So wish me well my friend

Так что, друг, пожелай мне всего хорошего.

      — Мистер Айеро, не хотите рассказать, как прошли Ваши выходные?

      — Ненавижу, блять, латынь, — именно эти мысли нередко посещали юношу во время лекций по древнейшему языку.

      — Великолепно! Я провёл все выходные за учебниками, надеясь выучить хотя бы четверть того, что вы задали. — Возможно, проблема заключалась не столько в изучении латыни, сколько в старой преподавательнице, которая не хотела уходить на пенсию. Её не любили не только студенты первого курса, но и весь университет. Именно из-за миссис Бигглс у юноши уже месяц не получалось исправить единственную неудовлетворительную оценку.       — Возможно, вам стоит рассмотреть другие варианты профессии. Медицина — это сложная и благородная наука, которая вам, Айеро, не по плечу. — Нэнси открыла свой старый блокнот, исписанный заметками, и, записав фамилию студента, поставила жирную точку напротив, выделив её красным цветом. — Я дам вам ещё один шанс продемонстрировать свои знания на следующем занятии, Айеро. Но учтите, в следующий раз вас не сможет спасти даже чтение Библии.       Позвольте представить вам этого замечательного и увлеченного молодого человека — Фрэнка. Его фамилия вам уже знакома, так как эта очаровательная женщина произнесла её не менее пяти раз. Фрэнку всего девятнадцать лет, и он учится на первом курсе медицинского института. В настоящее время это самое значимое событие в его жизни.       Фрэнк мечтал стать врачом с тринадцати лет, потому что спасать людей — это не просто работа, а призвание, которое необходимо заслужить. Чтобы достичь этого звания, многие врачи не только помогают больным и страдающим, но и посвящают всю свою жизнь обучению, независимо от возраста, свободного времени и сил.       Учёба занимает большую часть его времени: биология, химия, естествознание, анатомия, физиология и, конечно же, латынь. Этот древний и сложный язык не только стал его любимым предметом, но и превратился в ночной кошмар, лишая Фрэнка сна. Он терялся в попытках выучить префиксы, суффиксы и двадцать обязательных слов, которые включают названия частей человеческого тела. Для Фрэнка изучение латыни было настоящей пыткой, ведь он не обладает лингвистическим талантом.       Дождавшись, наконец, счастливого конца, Айеро покинул аудиторию первым, с облегчением выдохнув. Первое время он действительно пытался быть любезным и подчинялся каждому слову, проглатывая все ее унижения и оскорбления, но не так давно, столкнувшись с очередным высказыванием, Фрэнк наконец отправил ее в свободное плавание, пусть и не вербально.

      — Ну что, Айеро, чем ты нас сегодня порадуешь? Или в твоей голове, кроме порванных струн, ничего не осталось? Прости, я забыла, на каком музыкальном инструменте ты устраиваешь свои… пытки?

— Вас это точно не должно волновать, миссис Бигглс. К сожалению, вы и искусство — две несовместимые вещи.

      С того самого дня она стала придираться к юноше на каждом занятии, независимо от того, задавала ли она домашнее задание. Она без предупреждения объявила ему войну. Но, к сожалению для неё, как бы она ни старалась, она не могла преодолеть его личные границы.       Фрэнк бросил рюкзак на пол и, сев на стул, сложил руки на столе, поймав на себе три пары сочувствующих глаз. Эти трое были неотъемлемой частью его жизни. Рэй Торо, с которым он поступал вместе, был истинным ботаником. Он знает всё и на все вопросы всегда отвечает так, будто просто гуглит нужную информацию. Несмотря на свою занудность, все его очень любят и ценят.       Второй замечательный человек, которого он считал своим близким другом, — Джаред. Это весёлый, но в то же время начитанный и интересный парень. Он решил стать врачом, следуя примеру своих родителей. Его отец заведует отделением нейрохирургии в одной из лучших клиник Лос-Анджелеса, а мама — доктор биологических наук.       Третьей и неотъемлемой частью его жизни является Линдси. Баллато — это центр его вселенной. Она смелая и открытая, всегда говорит правду. Её внешний вид и поведение не всегда соответствуют общепринятым нормам, но это не мешает ей быть собой. Удивительно, как её ещё не исключили из института за принципы и правила, которые не всегда совпадают с установленными.       — Мне кажется, она меня ненавидит! Давайте напишем заявление об отказе от её услуг и найдём другого преподавателя, который будет учить нас, а не издеваться во время лекций.       Линдси, подперев подбородок двумя ладонями, погрузилась в размышления. Её ярко-красные губы сложились в тонкую линию, словно она искала решение какой-то проблемы. И вот, наконец, её осенило, и она с воодушевлением озвучила свою идею.       — Да, и желательно, чтобы этот новый преподаватель был невероятно сексуальным, носил чёрные кожаные куртки, рваные футболки и высокие берцы, м, Айеро?       — Ты всё ещё ищешь себе парня? — спросил Фрэнк, улыбаясь.       — Почему себе? — Линдси ухмыльнулась и ткнула пальцем в Фрэнка. — Я стараюсь для тебя, дорогой.       Несмотря на уже существующие отношения, с которыми Баллато не могла смириться, она все еще пыталась найти своему приятелю пару, притом исключительно мужского пола. Эта девушка искренне верила в то, что его судьба — мужчина, хотя об истинной ориентации Айеро речи никогда не шло.       Фрэнк никогда не был против нетрадиционных отношений, но он никогда не мог понять, что должно произойти в жизни человека, чтобы он отказался от любви к противоположному полу. Родители, родственники и знакомые всегда говорили ему, что любить мужчину — это неправильно и противоестественно. Они считали, что такие люди психически нездоровы и нуждаются в лечении. Но самый важный и страшный для него аргумент звучал так: быть геем — значит быть грешником в глазах Бога. — Знаешь что, Лин? — Фрэнк был готов сказать, что устал от этих неуместных шуток, но передумал. Он понимал, что Линдси всё равно не остановится. — Неважно.              Айеро не сердился на Линдси, ведь юмор был единственной отдушиной в их кругу, благодаря которой он не чувствовал себя совсем безнадёжным. Но он был расстроен.       Его расстраивало, что придётся возвращаться в дом, где его не ждут, где кроме криков и оскорблений уже ничего не осталось. Осознание того, что родители, которые всю его сознательную жизнь были образцовыми супругами, вдруг возненавидели друг друга, было невыносимо.

Встаю один, Сердце рвётся из груди, Поднимая знамя, Не доживший до седин, Под солнца зной, Так ненадолго живой, Так сегодня надо, Никого со мной.

      Прогуливаясь по улицам города, Айеро не смотрел по сторонам. Его взгляд был прикован к собственной обуви, медленно шагающей по тротуару.       Фрэнк вытащил ключи от дома из рюкзака и, подойдя к двери, осторожно вставил их в замок. Несколько попыток не увенчались успехом, и Айеро, тяжело выдохнув, вытащил ключ. Убрав связку в карман, он повернул дверную ручку и толкнул дверь.       Первым его желанием было захлопнуть эту дверь и больше никогда не открывать её. Только так он мог бы избежать звуков, которые доносились из дома — криков и ужасных слов, сказанных друг другу взрослыми людьми.       Фрэнк иногда думал, что это всё — плохой, очень страшный сон, или что всё, что происходит в этом доме, — это просто актёрская игра, которая со временем может перерасти в неплохой сериал с не очень приятным сюжетом. Но все эти жалкие попытки Айеро сбежать от реальности в мир иллюзий были обречены на провал. Он понимал, что вот-вот они перестанут кричать друг на друга. Мама устанет что-то доказывать отцу и переключится на сына, которому и так было нелегко находиться в этом месте, полном негативной энергии.       — Фрэнк!       На мгновение Айеро застыл, сжимая до побеления костяшек поцарапанные перила. Прикрыв глаза, он обратился к матери, не желая даже на мгновение поворачиваться и встречаться с ней взглядом.       — Я возьму пару тетрадей и уйду. Мне некогда ругаться с вами.       Оставив провокацию на первом этаже, Фрэнк стремительно ворвался в свою комнату и начал собирать принадлежности. Среди них были тетради с домашним заданием, рукописный словарь англо-латинских слов, а также тетради по грамматике и фонетике — предметы, которые он ненавидел больше всего. Именно эти сложные правила вызывали у него самые мучительные страдания.       Впервые за три месяца он решил взять с собой гитару. Эта акустическая красавица, подписанная самим Дойл Вольфгангом фон Франкенштейном, была для него тем самым артефактом, которым он готов был хвастаться перед каждым, кто проявлял интерес к его увлечению. Фрэнк гордился своим музыкальным инструментом, ведь он приносил ему радость и поддерживал в трудные минуты жизни.       Юноша надел рюкзак и чехол с гитарой на плечи и, взявшись за дверную ручку, остановился. Ему нужно было немного времени, чтобы прийти в себя и осознать реальность, в которой были побитая посуда и обидные слова, которые звучали так, словно старый бабушкин фарфор, пылящийся на антресолях.

Hurts to breathe

Мне больно дышать,

Can't believe I'm so lost

Я не верю, что настолько потерялся. All I want is someone to find me

Все, что я хочу – это чтобы кто-нибудь меня нашел

Bring me back from oblivion

И вернул из забвения.

      Фрэнк, не замечая красоты природы, смотрел на носки своих ботинок, откидывая ногами шуршащую листву. Он уже привык к чистому безоблачному небу, которое через несколько часов могло раскраситься в два или три цвета.       Из-за постоянных ссор и напряжённой атмосферы в некогда любимом доме Айеро возвращался домой поздно. Это мешало ему учиться и расслабляться. Поэтому каждый вечер он проводил в парке, изучая профессиональные предметы.       Фрэнк, бросив рюкзак на коричневую скамейку и поставив чехол с гитарой на асфальт рядом с ней, внимательно осмотрел поверхность. Не заметив никаких следов грязных ботинок или разлитого алкоголя, он с удовольствием опустился на скамейку.       Ему понадобилось некоторое время, чтобы разложить тетради и учебники перед тем, как приступить к изучению латыни. Айеро признавал, что его преподаватель не просто так требовала выполнения заданий — она пыталась научить его тому, что пригодится в профессиональной практике. Однако её методы порой были слишком строгими, и это вызывало некоторое недовольство.       Несмотря на то, что он затаил обиду на неё, его главной целью на завтрашний день было доказать ей, что он способен на большее.       Спустя полтора часа, когда он уже не мог разобрать, из чего состоят слова и буквы, но всё ещё пытался понять смысл прочитанного, его отвлекли.       — Вы позволите? — седовласый мужчина подошел к скамье бесшумно, стараясь не пугать вникшего в записи студента, но все его попытки канули в Лету, ведь Фрэнк, погруженный в атмосферу своего обучения все же подскочил от внезапности.       — Эм. Да, присаживайтесь, — убрав разложенные по всей скамье тетради, юноша пригласил мужчину присесть. Он никогда не отказывал людям в общении, ведь, как бы странно это не прозвучало, пустые разговоры порой были ему крайне необходимы для поддержания собственного спокойствия. Он знал, что зачастую такие разговоры приносили больше пользы, чем наполненные «смыслом» разговоры с близкими людьми.       — Прошу прощения, если напугал вас, — произнес мужчина, усаживаясь на скамейку напротив Фрэнка. Он не стал поворачиваться к собеседнику, продолжая смотреть на солнце, которое постепенно исчезало за горизонтом. — Я заметил, как усердно вы пытаетесь освоить латынь, и не смог пройти мимо. К сожалению, латынь — моя слабость.       — Оу, — Айеро закрыл тетрадь и навис над ней, словно грозовое облако. — Никогда бы не подумал, что кому-то может быть по душе эта лингвистическая вакханалия, кроме моей преподавательницы, — произнес он с легкой горечью в голосе, почесывая затылок.       — Думаю, я понимаю, о чём вы говорите, — произнес мужчина, открывая свой чёрный кожаный портфель для документов. Он достал оттуда небольшую книгу в коричневом переплёте с выгравированной надписью. — В своё время я учился у удивительной женщины, которая настолько любила свой предмет, что заставляла нас изучать латынь и днём, и ночью. И в те времена мне очень помогла эта замечательная книга, — он положил предмет перед юношей и попытался скрыть улыбку.       — Прошу прощения, но я не могу принять это от вас, — сказал Фрэнк. Не то чтобы он не хотел принимать вещи от незнакомцев, просто он считал, что подарок, который ему пытались вручить, слишком дорого выглядел.       В момент, когда мужчина собирался уходить, а Фрэнк хотел вернуть ему книгу, неожиданно зазвонил телефон. Этот звук заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Ему пришлось извиниться перед собеседником и отойти в сторону.       — Фрэнк, мы можем поговорить? — раздался в трубке голос девушки, ставшей для юноши еще одной проблемой, которая уже два месяца не давала ему покоя.       — Мне казалось, мы уже всё обсудили, — Фрэнк достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну из них зубами, поджёг зажигалкой и, сделав затяжку, медленно выдохнул дым. — Венесса, сейчас мне не до тебя, честно. Если ты звонишь, чтобы в очередной раз поругаться, то лучше не стоит. Можешь сама себя накрутить и потом написать мне, как ты обычно это делаешь.       — Ну конечно. Тебе ведь совсем неинтересно, что я думаю. Наверное, Линдси или как там её зовут, будет интереснее, да?       Он ненавидел в ней эту черту: без объяснений и обсуждений навешивать ярлыки, будто только её мнение является истиной в последней инстанции. Это вызывало у него ярость, с которой он в последнее время не мог совладать.       Всё вызывало у него гнев: каждое слово, сказанное в ответ, каждая неуместная шутка и, конечно, крик. Последнее он особенно презирал и был готов к драке, даже если она не планировалась.       — Разговор окончен.       Не дожидаясь окончания разговора, Айеро завершил звонок, и это было правильное решение. Девушка, похоже, начала злиться и была готова нанести своему любимому очередной психологический удар, который мог привести к новому скандалу.       — Прошу прощения, — сказал Фрэнк, обернувшись, но на скамье уже никого не было. Мужчина ушёл, оставив после себя лишь одну важную вещь — книгу, которую Фрэнк никак не хотел брать. — И что мне с этим делать?

Возможно, загадочность и есть тот тайный омут, что мерцает в самых глубинах каждой души.

©Фрэнсис Скотт Фицджеральд, из книги «Отпущение грехов».