
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Демоны
Согласование с каноном
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Упоминания алкоголя
ОЖП
ОМП
Преканон
Дружба
Упоминания курения
Попаданцы: В чужом теле
Попаданчество
Упоминания смертей
Характерная для канона жестокость
Охотники на нечисть
Упоминания религии
Раздвоение личности
Импульсивное расстройство личности
Описание
Она больше не могла сказать, кем именно ощущает себя теперь. Запертой взрослой в теле ребенка или маленькой девочкой, что очнулась от долгого и болезненного сна, прожив иллюзорную жизнь в далеком и столь туманном будущем//Упорно сжимая зубы, Оота проклинала весь мир за столь грубое и болезненное пробуждение. Она чувствовала на себе липкий обеспокоенный взгляд, повзрослевшего столь рано, ребенка, слышала его сбивчивый шепот и просьбы не умирать на его руках
Примечания
захотелось чего-то такого. пишу медленно, но верно
оставляйте отзывы, критику и просто доброе слово
25.07.22 - 200 плюсиков на работе, спасибо :3
25.11.22 - 300 плюсиков. спасибо :3
Прекрасный арт наших солнышек от yelloweyed19
https://vk.com/photo399630737_457252047
И если кто хочет, может подписаться на паблос. Думаю, человеку будет очень приятно
https://vk.com/yelloweyed19
Посвящение
всем, себе и автору заявки
2.16
31 октября 2024, 01:51
Санеми со вздохом поворачивает назад, пряча ноющие после интенсивной тренировки ладони в широких рукавах своего потрепанного старого хаори. Единственного, что осталось от его отца.
Шинадзугава знобит от летней лихорадки или же от внутреннего огня, что раздувает лёгкие изнутри, как какие-то меха в кузне. Рваная чёлка липнет ко лбу. Тело ватное, будто чужое.
Отходит к стене, зажмуриваясь на секунду. В последнее время он стал забывчивым, угрюмым. Шичиро бы сказала, что он наконец-то повзрослел, вот только… Санеми позабыл её голос. Ведь прошло уже столько времени. Забыл он и голос Геньи, Хироши и Кото. Тейко. Ёши. Шуи. И своей матери.
Ему стыдно за это. А ещё очень одиноко. Руи не мог заменить Санеми родных, играя в семью. Не мог стать ближе, чем родная кровь. Ближе, чем Шичиро.
Шинадзугава ловит только часть чужого разговора, хмуро оглядывая незнакомого, довольно высокого парня с разукрашенным лицом. Санеми он кажется смутно знакомым, словно они когда-то уже сталкивались в толпе. Налобная бандана блестит от закатного солнца. На спине клинки-ничирин, обвязанные бинтами.
— …напугали моих жен!
«Жен?»
Санеми замечает стоявших поодаль Игуро и Ренгоку-младшего. Видно, они подошли так же недавно, как и он. Сенджиро стыдливо прячется за Обанаем, избегая пытливого, недовольного взгляда своего отца. Шинадзугава подмечает, что у Игуро челка обрезана странно наискосок.
— Я услышал тебя, Узуй, — рычит сквозь зубы бывший столп, скрестив руки на груди. — Что-то ещё? — нетерпеливо.
— В следующий раз я не остановлю её, — бросает Узуй, подмигивая Игуро. — Это будет блестящее зрелище!
— Я услышал Вас, — Игуро подаётся корпусом вперёд, как бы кланяясь.
— Прекрасно, — кивает Узуй.
Подмигивает выглянувшему Ренгоку-младшему, а затем исчезает, запрыгнув на одну из стен.
— Как он пришёл раньше нас? — спрашивает Сенджиро недоуменно, всё ещё прячась от недовольного взгляда своего отца.
— Кто знает, — отвечает ему задумчиво Обанай, прислушавшись к шипению своей змеи, лежавшей на его плечах.
— Что вы натворили, дурни? — спрашивает громко мальчишек бывший столп. — Чем вы думали, залезая на территорию поместья шиноби? Вас могли убить! Не было печали, — трет ладонью лоб. — А ты зачем вернулся, Шинадзугава?
— Забыл куль с вещами, — отвечает честно Санеми.
Он не был удивлен, что Игуро куда-то умудрился вляпаться из-за своего любопытства. Не понимает только, зачем втянул во всё это мальчишку?
— Отец, — никого не удивило, что Кёджуро подслушивал разговор своего отца со странным незнакомцем, — у него правда так много жён?
— Тебя только это интересует? — хмурится Игуро.
— Три, как мне известно.
— Не четыре? — изумляется Сенджиро, выглядывая из-за спины Игуро. — Разве та Шинадзугава не одна из его жен?
Что?..
— У неё было кольцо на пальце, — кивает согласно Обанай. — Успел заметить до того, как она полоснула меня железкой по лицу.
— Повтори, — хрипит Санеми, впиваясь взглядом в жизнерадостное лицо Ренгоку-младшего, — что ты только что сказал, Сенджиро.
Его улыбка меркнет. Ренгоку хочет спрятаться за Игуро, как делал это прежде, но замирает испуганно под тяжелым взглядом Шинадзугава.
— Как ты её назвал? — делает шаг вперёд.
— Шинадзугава, — блеет тот. — У неё такая же фамилия, как у тебя.
— А имя? — во рту пересыхает. Санеми слышит, как громко бьётся сердце в его груди, отдавая в ушах тяжёлыми барабанами. — Ты его слышал? — переводит взгляд на Игуро.
— Н-нет.
— У неё голубые глаза. Шинадзугава?! Стой, куда ты рванул?
— Шинадзугава!
Голубые глаза.
Такая же фамилия.
Невозможно. Этого просто не может быть.
Санеми впечатывается в стену плечом, рвано выдыхая. В глазах плывет.
Он не знает, где живёт тот разукрашенный шиноби. Как-то не додумался сразу спросить у Игуро, но какая, к чёрту, разница?
«Это не она», — убеждает сам себя, вклиниваясь в плотную толпу. Санеми дурно от своих мыслей и от вспыхнувшей в груди надежды. А если?..
Его Шичиро не стала бы жить у какого-то разукрашенного мужика наравне с другими девушками. Куда Генья смотрит? А Хироши? Кото? Почему позволили? Почему не рядом? Мысли жалят, не давая ему сконцентрироваться на чем-то одном. Голову будто сковывает невидимый, накаленный докрасна обруч. Останавливается, вспомнив, что где-то с месяц назад Руи ему что-то говорил, намекал, что видел сестрицу.
— Тебе показалось, Руи, — сказал он тогда, уставше переворачиваясь на бок. — А фамилия… Наверное, расслышал не так, не знаю.
В тот вечер они сильно поругались. Руи кричал, настаивал, умолял его, чтобы он поверил или хотя бы попытался что-то узнать у своего сварливого учителя или у других Истребителей. Да у той же Кочо, чьими духами провоняла его одежда.
Санеми устал надеяться, верить, что его родные живы. Если это было так, то они не попытались бы найти его? Не оставили где весточку? Хоть что-нибудь? Было проще признать, что их больше нет. Ведь прошло два года. Два чертовски долгих года. А теперь, каким-то неведомым образом, выясняется, что Шичиро жива.
Понимает, что ему нужно перевести дух. Успокоиться и вернуться обратно к дому учителя, чтобы всё выяснить. Он не должен был бросаться в омут с головой, чтобы стоять вот так в толпе, как неприкаянный.
Шинадзугава отходит в сторону, к одной из лавок с лапшой. Шичиро как-то пыталась сама замесить тесто. Долго просеивала муку и выбирала яйца. Растапливала масло. Чтобы по итогу, испачкавшись в муке, пожарить на сковороде каких-то хрустящих, маслянистых колосков.
У них не было денег, чтобы радовать младших чем-то подобным. Но даже так, Шичиро старалась для них всех. Для него.
Санеми бредет куда-то, низко опустив голову. Неважно куда. С трудом перебирает ногами, чувствуя себя опустошенным. Встреться они сейчас, что произойдет? Сможет ли он посмотреть ей в глаза? Сможет ли извиниться? Когда-то Санеми представлял их встречу, чувствуя наяву горькие слёзы радости на своём лице и крепкие объятия. Им не нужны были слова. Может, потом? Когда вернутся домой? Генья непременно стал бы обвинять его вместе с Кото, Хироши же успокаивать, пока у Шичиро не кончится терпение. Их дом бы снова ожил.
Потемнело резко. Зажглись фонари. Шинадзугава нравилось ловить момент, когда медленно подавали ток в лампы. Было в этом что-то прекрасное. Волшебное. Несвойственное этому миру.
Санеми хмурится, услышав, как плюхнулось пустое ведро в воду и натянулась мокрая веревка. Оглядывается недоуменно, не понимая, как добрался до территории клана Убуяшики. Моргает заторможенно, глядя на маленькую, худенькую фигурку незнакомого ему юноши, заглядывающего прямо в темноту колодца, склонившись. Ведет ладонью по воздуху, пытаясь нащупать железную ручку.
— Думаешь. Веревка. Оборвалась? — доносится до него глухое, скрипучее эхо. — Плюхнулось. Громко.
«Сам с собой что ли разговаривает?» — не понимает Шинадзугава, подходя ближе к колодцу.
Юноша всё же нащупывает ручку, крутит сначала вперёд, а после резко назад два раза, прислушиваясь. Крутит назад, продолжая взглядываться в темноту колодца. Отскакивает резко, когда рвётся натянутая верёвка, а полное ведро летит вниз. Шинадзугава и сам дёргается от резкого грохота.
— Не полезу, — выпрямляется незнакомец, мотая головой. Оборачивается неожиданно.
«Такие же голубые».
Казалось, что Шичиро и не изменилась вовсе: всё такая же маленькая и худая, родная. Волосы только короче стали и…
— Твое лицо, — шепчет Санеми, не в силах сдвинуться с места. Считает про себя шрамы, сглатывая острый комок.
Помнит, как Шичиро переживала от каждого вылезшего на лбу и щеках прыщика, умываясь каким-то вонючим травяным отваром утром и вечером, что целовать в щеку ее было невозможно.
Его Шичиро не была такой нескладной и всклоченной. Страшной. Чужой. С пожухлой травинкой в волосах. Поставь их рядом — и не признаешь в них одного человека.
Санеми мотает головой, желая сбросить наваждение. Отходит назад, растирая лицо ладонями, до разноцветных мушек в глазах.
Стоящая перед ним девушка не Шичиро. Кто угодно, но не она.
— Шинадзугава-сан! — чувствует ощутимый толчок сзади. Чьи-то руки. — Как вы узнали, что сегодня вечером я буду здесь? — Канаэ щебечет сладко, радуясь чему-то. — О? — замечает она Шичиро. — Мы ведь раньше с вами виделись, правда?
Шичиро нервно кивает, разглядывая Кочо внимательно. Склоняет голову к плечу, поджимая губы, как раньше.
— Воняешь, — морщится она, заставляя Кочо удивлённо отпрянуть. — Духи. Вонючие.
— Вы знакомы? — Канаэ сжимает свои ладони вокруг его предплечья, становясь ближе. Заколкой-бабочкой задевает висок.
— Отпусти меня, Кочо, — просит сипло Шинадзугава, убирая её ладони со своей руки. Делает шаг вперёд, не сводя грузного взгляда с Шичиро.
Шичиро дёргает головой, стыдливо поворачивая голову. Вздрагивает, когда он осторожно обнимает её. Санеми боится, что она сломается в его объятиях, исчезнет.
— Пойдём домой, Шичиро? — спрашивает сипло, чувствуя, как та вся напряглась.
Шичиро запрокидывает голову, глядя на него своими невероятно голубыми глазами.
— Но, — хрипит, — у нас больше нет дома, глупый Шинадзугава. Он сгорел, — дрожит вся, протискивая руки между ними. — Больше нет дома, — повторяет безумно. — Никого больше нет.
Никого больше?..
— Нет, — толкает в грудь слабо, мотая головой, — никого нет. Они… Они… Я не смогла. Не уберегла никого. Я… Я… — задыхается.
— Шинадзугава? Что ты там делаешь? — слышит он чуть поодаль, открывая глаза.
Видит, как к ним спешит от ворот какая-то девушка в коротком бардовом юката. Видимо, одна из жен.
— Почему ты тогда не с ними, Шичиро? Почему не умерла вместе со всеми? — он не узнаёт свой голос.
Шичиро безвольно отпускает руки, продолжая глядеть куда-то вверх.
Внутри его бушует пожар.
— Потому что, — всхлипывает, — потому что Киого позволил мне выжить, — Шичиро не сдерживает горьких, обидных слёз.
Киого? Отец?
— Твой отец позволил мне выжить! — Санеми не понимает, откуда в ней столько силы. — Забрав взамен нашу дочь! Ты… Ты… Опоздал, глупый Шинадзугава! Опоздал! Опоздал! — бьёт его в грудь сжатым кулаком, заставляя отойти на полтора шага назад. — Ты!.. Ты!.. — хватается за голову, дёргая себя за волосы. — Они ему больше не нужны! Посмотри на неё! — указывает рукой в сторону замершей Кочо. — Она такая красивая. Зачем мы ему? Я обещала. Говорила когда-то. Помнишь?
«С кем она говорит?»
— Шинадзугава, — зовёт тихонько Шичиро незнакомка, — давай вернёмся в дом, ладно? Хинацуру уже накрыла на стол, слышишь? Давай, — дотрагивается осторожно до её подрагивающего плеча, — идём, — тянет на себя, приобнимая.
Шичиро послушно следует за ней, продолжая бормотать что-то себе под нос.
— Шинадзугава-сан? — зовёт его Канаэ.
— Оставь меня в покое, — просит он, сжимая ладони в кулак.
Ему нужно успокоиться. И ещё раз поговорить с ней.
Он опоздал. Снова.