Штормовое предупреждение

      Шинадзугава были до блестящего странной семейкой. Начиная со старика пьяницы Куваджима и заканчивая немой девочкой Тейко. Так каждый скажет в деревне, что разрослась у персикового сада, как какая-то тля.       Просыпались всегда с первыми петухами, на рассвете, когда небо ещё было тёмным, покрытым мелкими точками звёзд. Малышка Тейко выставляла на веранде глубокие деревянные вёдра, чтобы кто-то из старших братьев притащил воды с колодца. А после шла будить Кайгаку, пока Кото сидел рядом сонный и растрёпанный, вдумчиво взирающий на руку. Хироши уже возился у очага, подкидывая в тусклые угли мелкие щепки.       Хироши болезненно худой, с глубокими тенями под глазами и перевязанный бинтами по самую шею. Даже пальцы на руках и то плотно покрыты тканью. Узуй его не сразу приметил, забыв в суматохе о ещё одном ребенке, проживавшем в доме. А когда тот выполз из шкафа, широко зевая тем вечером, Тенген потерял дар речи.       — Я что-то пропустил? — спросил тогда заспанно Шинадзугава, глядя на гостя своими яркими тёмно-красными глазами, напоминающими мужчине терпкое заморское вино.       — Хочешь сказать, что ничего не слышал что творилось утром? — удивился искренне Кайгаку, набирая в плашки отваренный Тейко рис.       — Ничего не слышал, — согласился с ним Хироши, зевая. В отблесках пламени блеснули верхние довольно длинные клыки. — Совершенно.       Познакомившись со старшим братом выводка, Геньей, Тенген был ещё более озадачен. Не мог выглядеть четырнадцатилетний пацан, как крупный мужчина.       — А это и есть «Бог»? — бросил Генья, пригнувшись проходя в дом, — я не впечатлён, — бьёт прямо по самолюбию Узуя и бросая спрятанные в холщевую ткань клинки ему на ноги. Берёт из глубокой тарелки крупный персик, бросая через плечо, что есть не будет. — Я сыт, — в этой фразе скрыто нечто зловещее.       — Сестрица есть не будет? — любопытствует Хироши, садясь рядом с молчаливым Кото.       — Потом поест, — говорит хрипло Генья, разлегшись на дощатых досках и жуя персик.       — Понятно, — кивает Хироши, улыбаясь гостю, становясь похожим на дерганную Шичиро.       Тренировки начинались ближе к семи, после плотного завтрака, который готовила Тейко. Малышка проворно нарезала овощи для салатов и переворачивала пальцами поджаренные на масле яйца. Убиралась в доме тоже Тейко, как и стирала грязные вещи. Кото посвящал себя тренировкам, гоняя Кайгаку. Хироши присоединялся к ним после похода в деревню, как проводит старшего брата в кузню и пройдется по маленькому рынку.       Глядя на плавные, отточенные движения Хироши Узуй думал, что перед ним демон. С его-то реакцией и скоростью, с которой он реагировал на выпады младшего брата. Обычный человек так не смог бы. Но Хироши не страшился солнца. Не покрывался уродливыми гнилыми нарывами. Зевал только часто. Как и Генья, что явно страдал бессонницей наравне со своей старшей сестрой.       За три дня, что Узуй провёл в этом доме, он не видел, как кто-то из них двоих спал. Валялся на веранде (Генья) — да, на земле (Шичиро) — естественно, но чтобы ночью, вместе со всеми — нет. И это настораживало.       Эти дни Узуй приглядывался к ним, наблюдая и выуживая по крупицам информацию. Например, что Шичиро не являлась им родной по крови.       — Двоюродная она нам, — раздражённо проговорился Кото, не смотря на Узуя, будто тот мог усомниться в его словах, — да и какая вам разница? Чего вынюхиваете?       — Я должен знать всё о своей ученице, — отвечал холодно Тенген.       — Так спросите у неё самой.       Проще сказать, чем сделать. Шичиро старалась избегать Узуя, появляясь в доме рано утром или поздно вечером, чтобы умыться, заныривая с головой в бочку, и выпить горького настоя, что оставлял на столике ей Хироши.       — А с чего вы решили, что она сестра нам? — улыбается приторно Хироши, подложив под голову руку и читая какой-то чересчур толстый трактат по медицине. — Не двигайся, Кайгаку, — просит юношу он, перелистывая страницу, — мазь ещё не впиталась полностью.       — Ноги судорогой сводит, — жалуется Кайгаку, — не подписывался я на такие издевательства. Отпустите меня, — он больше не кричит, требуя отпустить его, не сбегает. Смирился. А плачется по привычке больше, забавляя Шинадзугава.       — Так Кото сказал, — впервые, Тенген почувствовал себя полным идиотом. — Вас в семье пятеро?       — Неверное заключение, Узуй-сан, — всё так же приторно, — подумайте еще. Время терпит.       Тейко украдкой показывает девять пальцев. И Узуй перестает понимать что-либо.       — Познакомился с моими ребятишками? — довольно спрашивается у него Куваджима, ступая по залитой солнцем дороге. — Славные они у меня, правда ведь?       Тенген ничего не отвечает, сжимая в пальцах куль с вещами бывшего учителя. И что он ему должен ответить? На голову они у вас все пришибленные? Что им лечиться надо?       — Когда уходить думаете? — вопрос учителя заставил его задуматься.       Узуй ещё не решил, чему мог научить девчонку. И в город, к невестам приводить Шинадзугава не хотелось. А Главе, как это чучело представлять?       — Завтра, — говорит с тяжёлым сердцем Тенген, — думаю, что завтра.       Звук молота бьющегося о наковальню запнулся, словно кузнец услышал его слова, испугавшись.       Дети были рады возвращению дедушки Куваджима. Вон, как окружили старика, пытаясь перекричать друг друга. Кричал больше всех Кайгаку, обрадовавшись, что его издевательствам пришёл конец. Вторил ему громко Кото, убеждая, что тренировки только у них начались. Говорил и Хироши, вкрадчиво шепча что-то на ухо старику и бросая острые взгляды на Узуя. Молчала только Тейко, прижимая к груди плетёную корзину с персиками.       — Собери-ка и нам их в дорогу, — просит Узуй, — невесткам обещал привезти.       Тейко вытаращила свои тёмные глаза, надеясь, что ослышалась.       — Уходите завтра? — переспросил мужчину Хироши.       И как только, поганец, услышал с такого-то расстояния? — думает Тенген.       — Да, — кивает Узуй, подтверждая свои же слова, — нечего здесь засиживаться.       Ему никто не перечил.       Даже Шичиро вылезла из своей норы, в которой пряталась всё это время, чтобы поприветствовать вернувшегося учителя.       — Узуй тебя не обидит, — говорит Куваджима, трепля рукой грязные волосы Шинадзугава, — может, научит чему дельному.       Шичиро согласно кивает, а после убегает опять куда-то, прихватив кунай и стопку чистых вещей.       Уже поздно вечером, когда ужин закончился и выпито вино, Куваджима просит посидеть Тенгена рядом с собой, на веранде и развлечь старика разговором.       — Узнал что-нибудь? — спрашивает Джигоро не без издёвки.       — Специально мне ничего не рассказали, чтобы поиздеваться? — хмыкает Тенген, сложив руки на коленях. — Заинтересовав историей о Демоне?       — Смотрю, и потрепали они тебя, — смеётся Куваджима, забивая трубку кисеру табаком.       Узуй хочет сказать, что ничего смешного во всей этой ситуации не видит, но слышит тонкий и протяжный звон колокольчика, что проносится ветром над пролеском и домом.       — Сиди, — приказывает Куваджима, закуривая, — ты гость в нашем доме. Негоже тебе носиться по лесу. Сами справятся.       — Что это за звон? — хмурится в непонимании Тенген.       Звон повторился уже с другой стороны, совсем рядом.       — Одна из ловушек Шичиро.       Казалось, что звон колокольчика доносится повсюду, как рябь по воде.       — Быстрый попался, — выдыхает дым Джигоро, опираясь левой рукой на доски, — слышишь, как мечется?       Звон резко прекратился, растворяясь в ночи. Тенгену показалось, что и время замедлило свой ход, как небо над пролеском окрасилось ярким цветком оранжевого фейверка. Ветер донёс запах глицинии.       — Скоро здесь будут, — усмехается Куваджима, — слышишь, Хироши?       — Ага, — отвечает ему Шинадзугава откуда-то сверху, с крыши.       Из пролеска проскользнула тень, прямо под сень масляной лампы, что висела на крюке над верандой. Тенген потянулся за клинками, не сводя взгляда с расплывчатого силуэта демона.       — Ката первая, — шепчет Хироши, вставая в стойку. Держит крепко в пальцах длинный клинок ничирин в жёлтых ножнах.       Демон скалится, мечется из-за ядовитого дурмана глицинии. Пытается сбежать обратно в пролесок, подавшись назад, чуть подпрыгнув.       Хироши сносит голову монстру стремительно и, на удивление, аккуратно. Не запачкавшись.       На небе расцветает ещё один оранжевый цветок.       — Ещё один? — удивлённо спрашивает Хироши, не требуя ответа, бросаясь в пролесок.       Узуй следует за ним.       Демоны по своей сути одиночки, в стаи собираются крайне редко. Чтобы добычей делиться.       Глаза привыкают к темноте быстро. Белая рубаха надетая на Хироши для Тенгена являлась ориентиром, превратившись в серое и мутное пятно впереди. Шинадзугава останавливается резко, выпрыгивая на окружённую шиповником полянку. Узуй встаёт по правую руку, всматриваясь в размытую тень, что висит между деревьями, запутавшись в тонкой леске, как маленький зверек в силках.       — Отпусти, — шепчет тень, — отпусти, отпусти, отпусти. Больно. Отпусти.       — Леска смазана соком глицинии, — говорит доверительно Хироши, — демону трудно из ловушки выбраться, запутываясь сильнее. Для слабых Демонов в самый раз, а другие тут и не ходят. Идёмте обратно, Узуй-сан.       — Добить надо.       — Умрет с восходом солнца. Все так умирают, — мальчишка словно не слышит мольбы монстра, разворачиваясь на пятках и закидывая меч себе на плечо. — Больше тут делать нечего.       — Для тебя глициния так же ядовита? — спрашивает неожиданно Узуй.       — Любой глотни эту дрянь — сдохнет, — смеётся хрипло Хироши, — но кто его знает, как она подействует на меня с братом? — исчезает он неожиданно, запрыгивая на высокую тонкую ветку. Не таясь. И не боясь его.       К дому Узуй выходит через двадцать минут, продолжая слышать жалобное «отпусти-отпусти-отпусти». Хочет усмехнуться зло старому учителю, удивившись, как тот не смог заметить, что пригрел на груди комок гнилых и ядовитых змей, как слова застревают в глотке.       Вместо учителя сидит на веранде Шичиро. Чистая. Помытая. С коротко и ровно подстриженными волосами, по самые уши, с челкой, что прикрывает правый глаз. Но всё равно, даже с такого расстояния, заметен уродливый шрам на правой стороне лица, как будто кто-то пятерней схватился и провёл ногтями до самой шеи. Вместо просторной рубахи и штанов черная униформа Охотников, со странными бусами поверх ткани на руках и лодыжках. На ногах мягкие тапки с острым концом.       В отличие от него, Шинадзугава приняла свою судьбу.