Штормовое предупреждение

      Кайгаку садится на землю, упираясь спиной на холодную стену дома. Вытягивает ноющие от долгой ходьбы ноги, упираясь пальцами в соломенный короб. И блаженно выдыхает. Ему удалось украсть несколько сочных персиков с прилавка, пока торгашку отвлекли пустым разговором. Этих персиков должно было хватить до завтрашнего утра.       Из кузни валит черный дым. Даже отсюда Кайгаку чувствовал удушающий жар печи и запах жженого угля. Звук молота разносился волнами по деревне и дальше, к персиковому саду и ячменевым полям. Закрывает глаза, растворяясь в этом глубоком, умиротворенном звуке. Сидит так с минуту, а после резко поворачивает голову, чувствуя на себе чей-то осторожный и любопытный взгляд.       Красивая, — приходит ему на ум первая мысль, глядя на замершую у проулка девочку, лет восьми. Волосы у неё длинные, русые, заплетённые в две аккуратные косички. Кожа загорелая, как песок. А глаза большие, темные, как косточки перезрелого персика. Юката на ней розовое и длинное, что ходить было невозможно. В руках корзинка.       Девочка воровато оглядывается по сторонам, а затем прикладывает палец к губам. Достает из корзины мягкую булку из белого воздушного теста и протягивает ему.       Живот схватило в болезненном спазме.       — Мне не нужны подачки, — морщится Кайгаку, отворачиваясь, — убирайся.       Ноет желудок, а голос его в голове упрямо доказывает, что вкуснее этой булки он ничего больше в своей жизни не попробует. Лучше от голода помру, — решает про себя Кайгаку.       Девочка хмурится и бесстрашно ступает в проулок. Садится с ним рядом на корточки, ставя корзину на землю. И насильно всучивает булку ему в руки.       — Сказал же, что не буду! — кричит на неё Кайгаку, бросая лакомство на землю, в пыль.       — Тейко! — кричит кто-то громко и совсем рядом.       Девочка поворачивает голову, как какая-то собака. Смотрит понуро. Достаёт ещё одну булочку. И тычет настырно ею.       — Тейко! Ты где? — голос у мальчишки сиплый и надломанный звучит совсем рядом. Ещё чуть-чуть и их заметят.       Тейко встаёт, беря корзину в руки и кланяется Кайгаку, прощаясь. Двигается в затянутом на груди кимоно легко, резво выбегая из проулка.       — Снова собаку какую подкармливала? — доносится до Кайгаку обеспокоенный голос. — Идём скорее, брат просил не задерживаться на рынке. Нужно успеть домой, пока сестрица… — дальше он не слышал, вдыхая сладкий аромат теста и перемолотых бобов.       Жует осторожно и неспеша. Боясь подавиться. Подбирает с земли брошенную им ранее булку. Пытается смахнуть налипшую пыль и грязь. Ест её так же осторожно, чувствуя на зубах частички песка. И сидит в проулке до самого вечера, боясь встретиться с незнакомой девочкой.       Земля медленно окрашивалась в оранжевый, закатное солнце отбрасывало длинные и уродливые тени, а звук молота так и не сбился за эти долгие часы. Кайгаку решает заночевать здесь же, только воды у колодца попьет. Выходит из проулка, оглядываясь по сторонам. Держится ближе к домам, пропуская нагруженные телеги с персиками и мешками чечевицы. И думает податься в город. В деревне ему делать нечего.       — Нет его, — слышит Кайгаку, выходя к колодцу, что обступили деревенские, — уехал.       — Хватит врать, мальчишка.       Кайгаку выходит вперёд, смотрит удивлённо на стоящего впереди мальчика, с густыми темными волосами, что собраны на затылке в хвост. Его спина прямая, а стойка уверенная и расслабленная. Замечает, что правой руки нет, из-за пустого рукава, что висит тряпкой. Левой держит длинную палку, закинув себе на плечи.       — Уехал он, — повторяет настырно мальчишка, дёрнув головой, — в город, по делам. Сколько раз нужно повторить это, хуй ты собачий, чтобы до тебя наконец дошло?       Кайгаку прыскает от смеха, глядя на вытянувшееся лицо одного из мужчин, что стоял ближе всех к ребенку. Кто-то осторожно дёргает его за рубаху. Опускает голову, глядя на тонкую золотую ручку Тейко, что держит его до сих пор. Та мотает головой, безмолвно прося его не вмешиваться и не мешать.       — Чё сказал? — кричит мужчина, наступая на однорукого.       — Подойдёшь ближе, — предупреждает его мальчик, — и тебе конец. Вас это тоже касается, — смотрит зло на оставшихся мужчин.       — И что ты нам сделаешь? — смеётся один из них, выходя вперёд.       — Я? — хмыкает тот, — Ничего. Но вот мой старший брат не так милостив и сдержан, как я или дедушка.       Только сейчас Кайгаку понял, что больше не слышит умиротворяющий звук молота.       Толпа расходится, пропуская кого-то вперёд, к колодцу, к мальчику и мужчинам. Огромный! — трепещет что-то внутри Кайгаку при виде высокого, статного юноши в рабочей робе кузнеца. Замечает краем глаза, повязку на лице, что скрывает левый глаз, но не уродливые длинные шрамы от когтей. Волосы выбриты как-то странно по бокам.       — Долго ты, — хмыкает мальчишка, обращаясь к великану.       — Завались, — хрипит тот. — Зачем явились? Подох твой брат, давно ещё. Чего приходишь? Денег с деда вытягивать? — спрашивает тихо, глядя на зачинщика.       — Куваджима обещал почёт моей семье и богатства, — рычит мужчина.       — Клан Убуяшики заплатил достаточно за смерть твоего брата, Цушио.       — Достаточно? — смеётся нервно Цушио, заставляя Тейко выйти вперёд, закрывая тем самым собой удивлённого происходящим Кайгаку.       — Вы, ублюдки, — сплевывает на землю Цушио, — только и можете забирать у нас еду, наших детей и золото. Пришло время платить по счетам, Шинадзугава.       Оглушительный хлопок раздался над их головами, заставляя всех деревенских напугано пригнуться, а после броситься к домам и торговым лавкам. Кто-то хорошенько толкнул Кайгаку, чуть не повалив его на землю, вместе с Тейко. Он прижал девочку к себе, пытаясь рефлекторно защитить её от обезумевшей в один миг толпы.       — Она добралась до пороха, — слышит Кайгаку.       — И кто в этом виноват, Кото? — гневно спрашивает у того Великан.       — Хироши должен был проследить за этим, — - начал оправдаться Кото.       — Не скидывай всю вину на брата.       — Тебе легко говорить, — тычет палкой в лицо старшему Кото, — дома не появляешься, всё в кузне ночуешь, пока мы с ней!.. — Кото замирает, глядя куда-то за спины мужчин.       — Бам, — было слышно, как искрят искры в затворе тонкого ружья, но выстрела так и не прозвучало.       Один из мужиков напугано отскакивает в сторону, хватаясь за голову руками. За ним отходит второй.       — Убирайтесь, — просит Великан мужчин, — и забудьте сюда дорогу.       — Я это так не оставлю, Шинадзугава, — Цушио будто не замечает стоящую за ним маленькую тень и страха своих товарищей, — запомни мои слова, уродец. Я сожгу эту деревню дотла, но отомщу за своего старшего брата! И ваш хвалёный клан Убуяшики не поможет вам.       — Много говоришь, — шепчет кто-то за его плечом, заставляя напугано обернуться.       Цушио получает прикладом по кривому носу, точно и больно. Заставляя взрослого мужчину закричать истерично, как какую-то бабу.       — Много думаешь, — кто-то бьёт его в живот, заставляя согнуться, — много обещаешь, — удар, — много обещаешь, — ещё удар, — обещаешь.       — Хватит, — говорит Великан, — убьешь.       — Хочу убить.       — Не хочешь.       Кайгаку видит ребёнка, такого же маленького и худого, как Тейко или мальчишка Кото. Волосы грязные и спутанные, чернильной кляксой расплываясь по лицу. Шея тонкая, бледная. Замечает, что ребёнок бос, и одет он в белую нательную рубаху и просторные штаны. На руках и ногах какие-то толстые бусы.       — Забирайте его и уходите, — приказывает Кото замершим мужчинам.       Те быстро подхватывают под руки хрипящего от боли Цушио, унося его дальше по улице.       — Вернутся, — морщится ребенок, — ночью.       — Я с ними разберусь, — произносит Великан. — Где Хироши, Шичиро?       Шичиро дёргает плечом, не отвечая. Оглядывается, замечая стоявших в стороне Кайгаку и Тейко.       — Спит, — всё же отвечает Шичиро.       — Ты опять подлила ему своё лекарство? Знаешь же, что тебе пить нужно, — ворчит кузнец, отбирая у неё ружьё, — каждый день.       — Не помогает.       — Конечно, не помогает, — фыркает Кото, — ты же его не пьешь ничерта! Чего вылупился? — спрашивает он зло у Кайгаку. — А ты чего в него вцепилась, Тейко? Не хватало вшей подцепить от этого оборванца.       — Кто бы говорил, обрубок, — морщится Кайгаку, — и нет у меня никаких вшей!       — Чё сказал? — надвигается на него Кото.       — Что слышал!       Шичиро морщится и мотает головой, как какая-та больная собака. Обходит Генью, ступая по нагретой за день земле. Дышит спокойно, гоняя кислород по телу. И бредёт обратно к дому, что спрятан среди персиковых деревьев.       Они вернутся, — нашептывал голос, — вернутся и убьют всех вас.       — Генья разберётся, — отвечает тихо Шичиро.       Её ответ Голосу не понравился.