Штормовое предупреждение

      — Ма! — четко выдаёт Ёши, глядя своими тёмными глазами на смутившуюся отчего-то Оота. — Ма! — и смеётся звонко, хлопая в ладоши.       Ма?       Шичиро переводит взгляд на мыльную воду, в которой полоскала оставшуюся посуду с завтрака. Подтягивает рукой жирный котелок. Замирает задумавшись. И бросает посуду, подбегая к дочке и подхватывая её на руки.       — Повтори, — нетерпеливо просит Оота.       — Ма!       — Какая же ты у меня умница, — шепчет Шичиро, целуя Ёши в щёку. — А теперь повтори: «Па-па». Это же так просто.       Ёши мотает головой и вновь смеётся, хватая Оота за волосы.       Зима быстро сменилась весной, а та знойным и удушливым летом. Огонь в кострище поддерживался только утром и вечером. Готовила Оота сейчас на улице, рядом с бочкой, что использовалась для нагрева воды.       В марте спраздновали день рождения Хироши, подарив ему несколько книжек сказок и набор для письма. Совсем такой же, как у старшего брата. Близился день рождения и Оота, который та совершенно не хотела праздновать. У меня всё и так есть, — убеждала она сама себя.       Только сидеть ровно научилась, — думает Шичиро, выходя на улицу, к младшим братьям и Тейко, что ровняли маленький заборчик у самодельных грядок.       — Ёши сказала своё первое слово, — делится с радостью Оота.       — Правда? — подбегает тут же шебутной Кото. — А какое?       — Маленькая она ещё для этого, — не верит ей Хироши.       С наступлением лета, у мальчишки портилось настроение в геометрической прогрессии. Сначала, Шичиро даже подумала о переходном возрасте, которым по идее должны были страдать Санеми и Генья. А потом она заметила, как Хироши подолгу смотрит в сторону леса, будто ожидает кого-то. И тогда всё стало на свои места.       — Я тоже по нему скучаю, — сказала Шичиро ему в один из таких дней, ласково приобнимая Хироши за острые плечи.       — Он обещал вернуться, — Хироши вырывается из её объятий, отходя на шаг в сторону.       — Ещё недели не прошло. Руи вернётся, — вздыхает Оота, — Верь в него.       Но прошло уже чуть больше месяца лета.       — Ма! — смеётся Ёши, глядя куда-то поверх плеча старшего брата, на пышно зелёный куст.       — Пусть она скажет ещё что-нибудь, — просит Кото.       — Ма! — повторяет Ёши, не понимая, что от неё хочет Кото.       — Ёши умница, — улыбается Тейко, щипая сестру небольно за пухлую ножку.       Оота счастливо кивает. А когда приходит вечером Санеми и вовсе не может сдержать слёз, когда малышка не менее четко и громко произносит «Па!», потянувшись к юноше.       — Повтори, — хрипло приказывает Шинадзугава, смотря на дочь напуганно.       Ёши хлопает глазами, а затем недовольно отворачивается от него. Упрямая. Вся в своего папашу, — хмыкает голос.       — Будешь на неё так злобно смотреть, — говорит Оота осторожно, ставя перед Санеми плашку с рисом, — она с тобой вообще не заговорит.       — Она первая начала, — выдаёт озлобленно тот, пытаясь так скрыть своё смущение.       Шичиро тихо смеётся, выдерживая долгий взгляд Шинадзугава.       — Она быстро растёт, — замечает Оота, — так странно. Почти год уже прошёл.       — Нашла, что вспомнить, — бурчит Санеми. — Кстати, мне тут кое-какую работенку предложили, но я отказался.       — Почему? — хмурится Шичиро.       — Не хочу оставлять вас надолго, — Санеми подтягивает палочками тарелку с тёртой редькой.       — С тем стариком согласился пойти Мошио, — неожиданно произносит Генья, — слышал, как его мать хвасталась одной из соседок. Старик достойно расплатился с ними.       — За обычное сопровождение? — спрашивает задумчиво Хироши. — Странно как-то.       Шичиро так же считала. И как бы денег сильно не хватало, она ни за что не отпустит Санеми.       Оота не помнила точного дня, когда именно родилась голубоглазая девочка без имени. Не помнила она и даты своего дня рождения, медленно забывая о том, своём мире. Но помнили старые кумушки из деревни. От них узнал сначала Генья, а затем и остальные дети.       Пятое июля для Шичиро являлся обычным днём. И поливая неровный ряд морковки, которую с таким большим трудом вырастила на грядке Оота даже не догадывалась, что Шинадзугава решили отпраздновать её день рождения с большим размахом.       — А ты чего не идёшь на лесопильню? — хмурится Шичиро, глядя на копошившегося в шкафу Санеми. — Что-то случилось? Снова появился Демон? — сразу же стала предполагать самое худшее Оота.       — Ничего не случилось, — глухо ответил ей Шинадзугава, — вспомнил, что надо кое-какие вещи перестирать. Займешься этим?       — Хорошо, — кивает Шичиро, — только воду надо нанести в бочку.       — Нет! — чересчур резко. — Давай, лучше на рынок сходим? Сама же пилила, что я тебе не помогаю.       — Что с тобой? — не понимает Оота, рассматривая Шинадзугава прищурившись. — Ты какой-то странный. Это всё из-за той девки, что к тебе зачастила на лесопильню бегать?       — Какой девки? — пытается понять о чём она Санеми. — Ты о хозяйской дочери? Она же старуха.       — Она старше тебя всего на два года, — хмыкает зло Шичиро, подходя ближе. Качает головой на устроенный беспорядок в шкафу.       — Откуда знаешь?       — Видела её несколько раз, когда приносила тебе забытый дома обед, — признается Оота. — Она довольно красивая.       — Старая она, — фыркает Санеми, — и тупая, раз решила женатого мужика из семьи увести.       — О ком это ты? — смотрит на него удивлённо Оота.       И неожиданно осознаёт, что дома до боли тихо. Никого из младших рядом не было. Почему?       — А где все?       — Ты…       Произнесли они одновременно.       — Ты чего так покраснел? — удивляется Шичиро, дотрагиваясь ладонью до его сухого лба. Мажет пальцами по носу, переходя к щеке.       — С днём рождения, — Оота замирает напугано, надеясь до последнего, что ослышалась. — И не умею говорить я такое, — о чём это он? — Вот, — и вытягивает ладонь, что зажата в кулак.       Шичиро моргает, пытаясь привести мысли в порядок. Протягивает ладонь, ожидая, когда Шинадзугава распрямит пальцы.       — Ты вкусно готовишь и за домом отлично следишь, — Санеми не смотрит на неё. Шичиро подмечает, что его руки дрожат и сам он стал как-то меньше. — Я хотел бы, есть твою еду до самой глубокой старости.       — Она согласилась? — врывается в дом неожиданно Кото.       — Закрыл дверь с той стороны, сученыш! Живо, пока не переебал палкой по хребту! — Шичиро вылупилась на него, как на какую-то диковинную вещь, не веря, что Шинадзугава может так сквернословить.       — Кажется, — говорит тихонько Хироши, пытаясь увести младшего брата обратно на улицу, — мы не во время.       — Урою, — рычит Санеми, медленно надвигаясь на младших. — Закопаю за домом, рядом с покойной матушкой и братом.       — Ма! — пищит на улице Ёши.       Шичиро смеётся. Сначала тихо, пытаясь не заплакать, а после громко, до хрипоты в горле. Мне только что пытались сделать предложение руки и сердца? В двенадцать? — бьётся в её пустой голове мысль.       — Шинадзугава Шичиро, — мычит Шичиро, стирая с щек слёзы, — звучит?       — Ещё как! — горячо заверяет её Кото. — Мы теперь как «настоящая» семья. Ты — наша мама, а братец Санеми — отец.       Шичиро тошно от его слов. Значит, до этого, она не была им семьёй? Слышит, как копошатся мёртвые мухи, что прятались в тени углов дома.       Он ещё ребенок, — пыталась оправдать его неосторожно сказанные слова Шичиро, — глупый и недалёкий.       — Мы купили рыбу и фруктов в карамели, — в дом заходит Генья, что держал на своих руках Ёши. — И приготовим мы всё сами, а ты, — смотрит на неё Шинадзугава-младший, — иди погуляй где-нибудь.       — А если я не хочу? — спрашивает Шичиро хрипло.       — Тогда посиди где-нибудь, — просит её Генья, — сегодня, у тебя праздник.       Шичиро кивает, пытаясь сбросить наваждение, чем соглашаясь со словами младшего брата. Забирается по лестнице на второй этаж, усаживаясь у стены и закрывая глаза, медленно выдыхая. Чувствует знакомое покалывание на кончиках пальцев.       — Ты так и не дала ответ, — Шичиро не знала, сколько просидела так.       Открывает слипшиеся от слёз глаза, шмыгая забитым носом.       — Если переживаешь о них, то не нужно, — говорит Санеми, стоя на одной из ступеней, — через несколько лет, мы съедем от них. Я к тому времени денег скоплю да младшие постарше уже будут.       — Разве? — хмурится Шичиро. — Боюсь, я не смогу и дня без них прожить. А ты? — Она осторожно подползает ближе к Шинадзугава, надеясь, что доски не скрипят под ней.       Шинадзугава фыркает, сдувая челку с глаз.       — Руку давай, — просит настырно Санеми, — и можешь не носить его, знаю, что оно страшное и неказистое.       Но Шичиро не слушает его. Пододвигается настолько близко, чтобы ухватиться пальцами за ворот его рабочей робы и потянуть на себя.       Это был их третий, но довольно взрослый поцелуй. Грубый и отчаянный.       — Я буду его носить, — шепчет Шичиро, отстраняясь, — до самой смерти и даже после. И тебе куплю такое же, — смотрит упрямо, — чтобы все знали, что ты мой.       — Херню какую-то несёшь, — мотает головой Шинадзугава, — это и так все знают.       Шичиро качает головой.       Их стол был заставлен всякими вкусностями: простыми и, до боли сердца, родными. Санеми даже выставил пузатую бутылку с персиковым вином, настолько кислым, что его пить было невозможно. Даже если разбавить его водой. Но Шичиро пила, пытаясь заглушить им жужжание толстых мух.       И время набрало ход. Лето сменилось осенью, а то зимой. День рождение Ёши было омрачено грустными воспоминаниями о почившей матушке. Шичиро даже имени её не знала, поклявшись самой себе, что Ёши будет помнить эту красивую женщину.       Очнулась Шичиро только спустя три года, когда Кото стал с ней одного роста, хорошенько вытянувшись. Тейко становилась всё больше похожей на свою маму, забрав у женщины всю красоту. Выросла и Ёши, напоминая ей шалопая Кото. Хироши так же вытянулся, как и Генья, что разросся в плечах и стал мужественнее, благодаря работе кузне. Только Шичиро совсем не изменилась, оставаясь всё такой же мелкой, худой девочкой.       — Старик снова приходил, — морщится Санеми, уперевшись локтями на деревянный заборчик.       — И ты согласился? — спрашивает тихо Шичиро, уткнувшись носом в его плечо, зная ответ.       — Да, — внутри неё что-то лопается, как мыльный пузырь. — Нам нужны деньги.       — Мошио так и не вернулся, — шепчет сбивчиво Шичиро, — знаешь же, что стало с его матерью. Хочешь, чтобы я тоже сошла с ума от беспокойства? А о младших ты подумал?       — Подумал, — Санеми резко разворачивает её к себе, впиваясь в бледное лицо острым взглядом.       Шинадзугава не изменился. Да, стал выше и крупнее, походя чем-то на своего отца, оставаясь всё таким же невыносимым мальчишкой.       — Старик пообещал много денег, достаточно, чтобы мы могли провести церемонию в храме и купить дом в соседней деревне или даже в городе. Мы сможем уехать, зажить нормально, только ты, я и Ёши, — пытается объясниться с ней Санеми. — Ты мне веришь, Шичиро?       — Верю.       — Если надо будет, я убью Старика, но вернусь к тебе, — его лицо краснеет, как и шея, покрываясь уродливыми пятнами, — к вам.       — Я не хочу уезжать, — мягко произносит Шичиро, — пока не хочу, — добавляет тут же, чтобы не разозлить мужа ещё сильнее.       Да какой он тебе муж? — голос с годами стал только громче и настырнее, иногда, перекрывая её мысли своими словами.       — Когда ты вернёшься, мы поговорим об этом ещё раз, — Шичиро не слушает голос, — хорошо?       — Ладно, — бросает небрежно Шинадзугава, и Шичиро понимает, что тот всё для себя решил. — Уйду рано утром, когда вы все спать ещё будете. С Геньей я поговорил, как и с Хироши. Вещей брать много не буду. Ты даже не успеешь найти себе женишка.       — Ревнуешь? — хмыкает Шичиро, вспоминая, как несколько дней назад ей помочь вызвался мальчишка-истребитель, что в их деревне остался переждать непогоду.       — Было бы к кому, — шипит Санеми, отворачиваясь.       Ревнует, — заключает Шичиро, обнимая Шинадзугава и прижимаясь щекой к его груди.       — Мне никто не нужен, — говорит тихо Шичиро, — знаешь же.       — Знаю, — он ласково проводит рукой по её волосам, зарываясь пальцами в тяжёлые черные пряди.       Санеми ушёл на рассвете, когда землю покрывал молочный туман. Поцеловал Шичиро на прощание в щёку, забравшись рукой под её домашнее, нательное кимоно. Мазнул ладонью по плоскому животу, очерчивая ногтями шрам, поднимаясь выше, к груди. Шичиро выдыхает, приоткрывая один глаз. Чувствует, как загнанно бьётся сердце, когда Санеми сжимает её грудь, что помещается в его мозолистой ладони.       — Опоздаешь, — шепчет Шичиро.       — Опоздаю, — соглашается с ней Шинадзугава.       Он полежал с ней не долго. Вскочил резко на ноги, осторожно ступая по полу. Шичиро слышит, как он пыхтит, обуваясь. Слышит, как открывает дверь, замирая, как некогда замирал и Руи.       Шичиро чувствует на языке пепел.       И глядя на обгоревший, покрытый чёрной копотью каркас их некогда «волшебного» дома, Санеми понимает, что опоздал.