Штормовое предупреждение

      Плохо, — мычит про себя Оота, запрокидывая голову вверх и пытаясь рассмотреть хоть что-то заплывшим глазом, — всё тело ноет.       В груди как-то странно булькает, а рёбра готовы лопнуть, как труха, от любого неудавшегося вздоха. Почему она сначала делает, а уже потом думает?!       — Сестрица? — Кото осторожно тянет её за рукав порванного и грязного кимоно. — Тебе плохо? Почему остановилась? — Мальчик обеспокоенно оглядывается на остальных, что ушли на десяток шагов вперёд.       — Всё в порядке, — тихо.       Шичиро пытается улыбнуться, кривя губы. До чего же слабо это звучит. Оота слышит, как скрепят колёса повозки и цокот копыт нагруженного вещами ослика.       — Идём, — тянет её за собой Кото.       Шичиро сжимает покрасневшую от мороза ладошку ребенка, осторожно ступая дальше по дороге. Не хватало ей только отрубиться от боли. Выдыхает сквозь зубы, чувствуя, как по коже прошёлся ток.       Они до странного быстро собрали свои немногочисленные вещи, накидав их на одеяла, а после завязав их узлом. Санеми собирал всё, не разбираясь, не думая, понадобится им всё это или нет. В спешке разбив несколько тарелок и кружку. Хироши одевал младших, сбивчиво пытаясь успокоить хныкающую Тейко и не желавшего никуда уходить Кото. Генья убежал к тётке за Ёши. Он же и притащил скрипучую телегу.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Генья, разглядывая её опухшее и покрытое кровавой коркой лицо.       — Я… — Шичиро пытается сфокусировать взгляд на мальчишке, хорошенько проморгавшись и желая избавиться от черных толстых мошек, облепивших лицо Геньи.       — Досталось тебе, сестрица, — отвечает за неё Шинадзугава-младший, — проклятье! Чертов папаша, чтоб он сдох в этой канаве. Мужики помогли оттащить его туда, — Генья ещё что-то говорил, но слова до Шичиро доходили с неким замедлением, словно кассету зажевало в видеомагнитофоне.       Кунай оттягивал и неприятно холодил её пальцы. Даже спустя столько времени.       — Шичиро, — грубо развернули, — проклятье, — Санеми боится посмотреть ей прямо в глаза. — Ты не должна была этого делать, — тихо, — черт, — сквозь зубы, — прости меня.       Оота понимает, что ему трудно держать себя в руках, трудно извиняться перед ней за действия своего отца и собственное бездействие.       Шичиро осторожно притягивает парня к себе, вставая на носочки и соприкасаясь с ним лбами. Закрывает глаза.       — Не вини себя, глупый Шинадзугава, — просит она тихо.       Санеми выдыхает и берёт её ладони в свои, мягко сжимая. Подносит к своим губам, целуя, а после отбирает у неё кунай. Шичиро хочется возразить, но слова так и застревают в глотке, а кончики ушей начинают неприятно гореть.       — Всё собрали? — спрашивает громко он, отстраняясь от Оота. — Тогда идём.       Поселение уже давно осталось позади. Шичиро не чувствовала холода, что тисками сжимал медленно её израненное тело. Кото вовсю позёвывал, засыпая на ходу, медленно перебирая ногами.       — Иди сюда, — Оота одним рывком поднимает Кото, чувствуя, как что-то хрустнуло в её ногах и в ребрах.       Добегает до повозки. Тейко прячется под одеялами, прижимая к себе Ёши. Хироши обеспокоенно оглядывается на них, как и Генья, что вместе с братьями тянул вперёд повозку. Ослик шёл рядом.       — Нужно уйти как можно дальше, — произносит Санеми, — остановимся через несколько часов, когда сил идти совсем не будет. До «холмов» дойдём за несколько дней, а там…       — Что «дальше»? — хмурится Генья. — Будем надеяться, что отец не найдёт нас? Нужно было добить его!       — Так чего не добил? — рычит на брата Санеми.       — Не ругайтесь, — просит их Хироши.       — Ёши разбудите, — горестно вздыхает Оота.       — Он не найдёт нас, — зло, — а если найдёт — то я сам убью его.       — Только и можешь, что обещать, — не унимается Генья.       Санеми резко останавливается. Сжимает пальцами до скрипа дерева перекладину.       — Он далеко зашёл, подняв руку на Шичиро и Хироши, — спокойно и тихо, сквозь зубы, — и я так это не оставлю, — Оота слышит, как лопается под его руками сухое дерево.       В этот раз Шинадзугава был серьёзен. Впрочем, как и все предыдущие разы. Хватит ли у него смелости? Шичиро думает, что нет, не хватит. А у неё? Ночную тишину разрезает противное жужжание мух. Оота мотает головой, пытаясь сбросить наваждение.       Сможет.       На ночлег они останавливаются у кособокого сарайчика, стоящего в низине. Повозку прячут за сарай, чтобы с дороги не видно было. Берут несколько одеял. Находят на пропаханном поле сухие ветки и траву. Перекусывают быстро и тихо, приготовленной Оота рисовой кашей на воде. Шичиро кормит Ёши, молясь всем существующим и нет богам, чтобы у малышки не случился заворот кишок или чего ещё похуже. И сама ест осторожно. Засыпают они все в одной куче, прижимаясь друг к другу.       До «холма у западных ворот» они дошли на утро следующего дня. У колодца вымыли грязную посуду и набрали воду. Закупились едой и согрелись тёплым супом, который продавали прямо на улице. Услужливый повар приготовил немного овощного пюре для Ёши.       Шичиро с трудом узнаёт знакомые ей с детства родные места, словно никогда и не жила за «холмами», в маленькой деревеньке, что располагалась рядом с многостолетним лесом. Удивлённо оглядываясь вокруг вместе со всеми. Шинадзугава-то никуда дальше храма и родного поселения и не ходили, кроме Санеми. Последний их удивления и восхищения не разделял. Он упорно продолжал тащить повозки вперёд, не чувствуя усталости, голода и холода. Погода с каждым днём становилась всё хуже и хуже, а ночи только длиннее.       Деревянные одинокие ворота они достигают на пятый день. Оота подмечает, что в деревне появилась кузня и несколько добротных деревянных домов и длинных сараев. Шичиро чувствует липкие и заинтересованные взгляды, которыми провожали их местные, некогда знакомые ей. Колодец. По дороге поднимаются медленно. И Шичиро несколько нервно выдыхает, глядя на забитый досками родной дом.       — Пришли, — Генья с радостью опускает перекладину, потирая руки, — наконец-то.       — Пришли, — улыбается радостно Хироши.       — Шичиро? — Санеми поворачивает к ней голову.       — Надо поприветствовать родных, — тихо.       Делать ей этого совершенно не хотелось, но души мертвых нужно было как-то уважить.       — Тетушка здесь живёт? — удивлённо спрашивает Кото, спрыгивая с повозки. — А почему дом такой странный?       Оота крепче прижимает к себе Ёши и делает шаг вперёд. А затем ещё один. Обходит дом, под ржание ослика. Выцветший куст с жёлтыми цветками скрипит от холодного ноябрьского ветра. На могилах проросла трава.       — Я вернулась, — шепчет Шичиро, — и не одна. Вы, наверное, удивлены, а может, злы, матушка. Почему я вообще рассказываю вам всё это? Глупости какие, — губы растягиваются в злой усмешке.       Ломают доски. Скрипит входная дверь. Кто-то из младших заходит в дом, звонко чихая от пыли. Пахнет, наверное, там ужасно. И дом придется отапливать долго, чтобы прогреть заледеневшее дерево.       — Большой, — восторженно кричит Кото, — и чердак есть! И игрушки! И книжки!       — Матушка, — Шинадзугава подходит к ним тихо, сжимая плечо Оота поддерживающе, — брат.       — Мы не успели попрощаться с вашей, — Шичиро оборачивается к Санеми всем торсом.       — После ужина зажжем благовония.       — Ты и их взял?       — Хватал всё без разбора, — улыбается он ей, — приготовишь сегодня суп с клёцками?       — И сладкого хлеба?       — Синяки так и не прошли, — Санеми будто не слышит её, — и шрам на губе останется.       — Шрамы украшают девушек, — бурчит Оота, — буду первой неписаной красавицей на деревне.       — Да кому ты сдалась, дурында?       — Тебе.       Шинадзугава мотает головой, явно не соглашаясь с её ответом. Тянет за собой в затхлый и пыльный дом. Их дом.