Штормовое предупреждение

      Шичиро оглянулась в последний раз на маленький заколоченный широкими досками домик, пальцами сжимая ткань на плечах Шинадзугава. Шинадзугава оглянулся тоже, давая Оота попрощаться, как некогда сделал у могил её родных, позволив помолиться о их будущем и попросить прощение. Вот только, Шичиро не чувствовала за собой какой-либо вины, натянув на лицо скорбную маску печали. Она не знала этих людей.       Шинадзугава заколотил купленными в деревне досками все окна и двери, вынеся предварительно целые одеяла, посуду и одежду. Оставил пылящиеся на полках книги, глиняные статуэтки и детские игрушки. На оставшиеся деньги он купил ослика, чтобы после продать его уже в своей деревне, и немного еды.       Идти им предстояло три дня, но Оота чувствовала, что больше. Небо было серым даже в столь раннее время. Тяжёлым.       Шинадзугава перехватил ладонями удобнее тощие бедра Оота, подкидывая её чуть вверх. Дёрнул за верёвку нагруженного вещами ослика и стал спускаться вниз, по сухой и выжженной земле. Шичиро приобняла юношу за шею, сдувая мешавшиеся волосы со своего лица.       Она первой заметила колодец, а уже за ним покатанные деревянные и соломенные крыши близко стоящих друг к другу однотипных маленьких домиков. Даже от колодца можно было расслышать крики играющих в мяч детей, кудахтанье кур и мычание коров. Будто скопировано, как по учебнику истории. Точь-в-точь. Понять бы только, что сейчас за эпоха. О таком Шинадзугава было страшно спрашивать. Накричал бы только на неё, чтобы голову дурным не занимала, а думала о делах насущных.       Оота спрятала лицо в складках ворота юноши, избегая липких удивлённых взглядов, бросаемых деревенскими кумушками на них. Деревенские женщины должны были узнать Оота по одежде и волосам: она часто спускалась с матерью на маленький рынок, как и носила продавать собранные травы и ягоды. Женщины шептались между собой, поглядывая на странную парочку, что уверенно шла вперёд, к деревянной арке, за которыми расстилались с двух сторон от дороги поля с чечевицей и бобами адзуки.       Шинадзугава уверенно шёл вперёд. Не чувствуя усталости или тяжести тела Оота. Через несколько часов они остановились у развилки. Шичиро с трудом прочла на них названия деревень, не понимая, как можно было назвать деревню «холмом», а другую — «холмом у западных ворот». Значит ли это, что где-то есть «холм северный», «южный» и «восточный»?       — Хочешь пить? — спросил её Шинадзугава.       — Нет, — тихонько.       Шинадзугава кивнул, а затем пошел в сторону «холма у западных ворот».       Им встречались у дорог кособокие домики, что уходили в низину, к полям. Оота крутила головой, с удовольствием разглядывая обычных мужчин и женщин, что работали в полях с раннего утра до глубокой ночи. Взглядом провожая играющих на дороге детей. Будто ничего прекраснее и удивительнее не видела до этого.       На землю упало несколько капель дождя и поднялся сильный ветер, пронесшийся со свистом над полями. Небо стало совсем черным.       — Держись крепче, — попросил Оота Шинадзугава, срываясь на бег.       Заржал ослик, вырываясь вперёд, прижавши свои длинные уши к покрытой серой шерсткой морде. Дождь тем временем усиливался. Сразу же стало в разы холоднее, чем бывало ночью или ранним утром, до рассвета. Где-то на небе промелькнула белая молния.       Из-за плотной стены дождя, Шичиро не сразу заметила впереди стоящее у дороги узкое святилище. Одинокий огонёк от свечи плясал на ветру. Пахло чем-то сладким. Фруктами?       Шинадзугава забежал под крышу святилища, фыркая от лезших в его глаза и рот капель дождя, что скатывались на лицо с его белых волос. Оота попыталась смахнуть заледеневшими пальцами челку со своего лба, а затем потянулась к волосам парня, зачесывая те на левую сторону. Ослик отряхнулся, разбрызгивая холодные капли во все стороны, а после отошёл к проросшему у алтаря пятачку зелёной травы.       Шинадзугава усадил Оота на одну из ступенек, а после попытался выжать свою одежду. Шичиро последовала его примеру, концентрируясь на своём дыхании, тем самым разгоняя источающий жар от её раны по всему телу. Она не понимала что толком делает, продолжая прислушиваться к своим ощущениям и желая как можно скорее выздороветь.       — Дерьмо, — выругался Шинадзугава, снимая циновку с вещей и давая ту Оота. — Как твоя рана?       — Больше не гниёт, — спокойно отвечает ему Шичиро, укрываясь соломенной циновкой с головой, — но щиплет из-за воды.       — В срок мы не успеем, — садится рядом с ней, на голую землю, утыкаясь затылком в острые колени Шичиро.       Оота поджимает губы, боясь сбросить его с себя. Понимание происходящего с ней доходило до Шичиро медленно, как до какой-то слабоумной. Вот только слабоумной она никогда не была, как и глупым человеком. Понимала, что должна быть благодарной Шинадзугава, но, в то же время, всё не могла осознать его альтруизма. Даже если так велел поступать ему его отец. Шичиро родилась и выросла в то время, когда каждый был сам за себя, высмеивая безвозмездную помощь другим. И знала, что и в этой эпохе существуют недобрые, злые люди, но доброта Шинадзугава подкупала, заставляя верить в лучшее.       Скидывает с себя циновку, набрасывая на плечи Шинадзугава, заставляя его отодвинуться от себя. Спрыгивает со ступеньки, садясь у его раздвинутых ног, подвигаясь ближе, пока тот не успел прийти в себя, начав кричать и упираться.       — Так будет теплее, — хватает пальцами за края соломенной циновки, укрываясь ими.       Шинадзугава мычит что-то неразборчиво, осторожно обнимая Оота и утыкаясь лбом в её затылок.       Так и правда теплее.       Шичиро кемарит от жара, что волнами расходится от тела Шинадзугава. Дождь барабанит по крыше маленького святилища и размывает грязь и песок по дороге. Как же они пройдут по ней дальше?       В какой-то момент что-то изменилось. Шичиро, показалось, что потяжелел сам воздух. Потухла свеча. Оота осторожно открыла глаза, вслушиваясь в размеренное дыхание юноши за своей спиной и в стук проворных капель по деревянной крыше святилища и земле. Тонкие дорожки воды, пыли и мелких веточек с листьями проносились вперед, скатываясь в низину, к сухим жёлтым кустам и камням. Шичиро огляделась, сбрасывая остатки одолевшего её марева. Ослик громко и испуганно заржал.       — Тише, — Оота испуганно закусила нижнюю губу, не заметив, как странный высокий мужчина оказался рядом с осликом, поглаживая широкой ладонью того по голове, между ушами, — тише, не нужно будить их из-за моего прихода.       Он был высоким. Бледным. В традиционных японских одеждах. Такие Шичиро видела только в далёком детстве, когда их водили на школьную экскурсию в исторический музей: фиолетовое кимоно с вышитым вручную черным рисунком по подолу, плотные из темной ткани хамака, что перевязаны белой тканью. Его собранные в высокий хвост черные волосы не были тронуты дождём, как и одежды. Словно сама стихия обходила стороной этого странного мужчину. Клинок в сая, казалось, гудел под стать мелким каплям.       Оота зажмурилась, пряча лицо в своих коленях и сбиваясь с удобного ритма дыхания, возвращая боль в груди.       Чиркнула спичка. Мужчина зажёг снова свечу, распространяя сладкий аромат по округе.       Шичиро боялась, что мужчина заметит, что она не спит. Узнает, что она его видела. Дерьмо! — Повторила брошенное Шинадзугава бранное слово, чувствуя на коже холодок.       Зашелестели одежды. Стало легче дышать, будто тяжёлый камень убрали с плеч. Но Оота продолжала сидеть напугано, дыша быстро-быстро, не в силах успокоить своё тело. Он знает, — кричал голос разума, — знает, что ты видела его! Не человек… Демон.       И в голове Шичиро что-то щелкнуло, будто маленькая недостающая деталька на место встала. Эпоха Тайсё. Сейчас эпоха Тайсё! Почти тысячу лет идёт война между людьми и демонами. И отец ушёл на неё, желая отвести беду от своей семьи. Больше так и не вернувшись. Как такое возможно? — Не понимала Оота, — Демоны… Их же не существует! Только в сказках и в глупых детских играх!       Отец не скрывал, что являлся выходцем из клана мечников, рассказывая всё своим детям без утайки, в форме сказок и притч. Наказав, никогда не гулять ночью по лесу или пустым деревенским улицам. Мать неодобрительно шикала на него, ударяя по спине свернутой кухонной тряпкой, боясь, что дети после его историй спать будут плохо. Всегда пряча клинки за выступом, что находился на дверном косяке. Его тайник и главный секрет.       Шичиро вспомнила об этом, встретив демона на своём пути. Случайно, как это и бывает.       Рана ныла.       А дождь все не прекращался.