Множественные умы принца Преисподней

Внимание! В следующей главе присутствует описание смертей, физического и эмоционального насилия и она может быть травматична для некоторых читателей. Рейтинг 21+ за жестокость у моего фанфика из-за трёх эпизодов, и это первый из них. Эпизод получился длинным, поэтому будет разбит на 2 главы. Глава 8 тоже будет содержать тяжёлые описания. Читайте с осторожностью! Все члены Астреи вновь собрались в гостиной, которую так недавно покинули. Эта светлая комната с выходом в сад и множеством музыкальных инструментов обычно навевала спокойствие. Но сейчас в комнате повисло тяжёлое ощущение чужого присутствия.  - Здравствуй, смертная Астрея, - Одри услышала голос, но источник понять не могла. Ты там, где должно и делаешь то, что должно. Твоя душа пострадала, но Микаэль не мог залечить её, только тело. Я помогу. Но попрошу кое-что взамен. - Что вам нужно взамен, Гавриил? - Микаэль, Рафаил, Давид. Вы не справились с заданием. Вы не научились состраданию. Кассиэль, даже ты не научился достаточно. Первая чаша гнева пролита. Времени не осталась. Вас научит смертная Астрея. Сейчас. - Как, архангел? - Это будет больно для вас всех.  Этот бесцветный безэмоциональный голос пугал Одри. Она не чувствовала, что стала ближе к Богу. Скорее что рядом с ней странный неосязаемый компьютер. - Давид. - Я здесь. - Твоё поведение в деревне зверя было неприемлемо. - Я… понимаю. - Понимаешь ли? Смертная спросила у тебя, были ли в деревне невиновные. Были. 10, и трое из них -  дети. В Содоме было меньше 10 праведников на 50 тясяч человек. Ты не мог совершить такое. - Ты и детей убивал, Давид? - Он убивал детей, смертная. Возможно, всем в “Астрее” придётся кого-то убить. Но не когда причина - слепая месть. - А какая причина оправдывает такое? - Самозащита, смертная. Или спасение всего человечества. Компьютер-архангел Гавриил просто посчитал вероятности и вывел статистику. Он явно относился в решению проблемы вагонетки с утилитарной точки зрения. Одри приходила в ужас от этого холодного расчёта. - Смертная увидит судьбы десяти невинных, переживёт их боль и ужас. Вы все будете чувствовать то же, что и она. - Нет! - закричал Давид. - Не наказывай её за наши грехи! - Это не только наказание. Это обучение. Чувствовать умеет смертная. Я - только показывать. Могу показать через неё. - То есть, ты признаёшь, что процесс болезненный и травматичный и всё равно обрекаешь её на это? - Давид рвал и метал, газа светились алым. - Ради спасения мира. - сказал механический голос. - Я согласна. - Ведьмочка… - Давид, Гавриил прав. Времени нет. А я не смогу… Не смогу спокойно с вами работать, пока вы не понимаете переживаний других. И развивать отношения ни с одним из вас я тоже без этого не смогу. - Отношения?! - голос Гавриила вдруг прогремел. - Это моё требование. Я пройду через эти страдания, если взамен получу возможность выбирать, с кем быть. Включая членов “Астреи”. - Богомерзкие дети смертных и ангелов! Допотопный грех! - При чём тут дети, Гавриил? Мы, возможно, умрём через несколько месяцев, а может, и того меньше. А я… - Смертная не может забеременеть, она сделала операцию, лишающую её этой возможности, - сказал Микаэль. - Если хоть когда-нибудь я решусь на такое, мои дети будут приёмными. Но я сомневаюсь. Сама роль родителя ужасно пугает меня. - Ты - не твоя мать, смертная Астрея. - Да. Я бы не позволила мужу убить целую общину. - Время. Нам пора. - Что я должна делать? - Это будет похоже на сеанс гипноза. Сядь где тебе удобно, Одри. Гавриил впервые обратился к ней по имени. Вымеренный жест, чтобы наладить контакт. Но это сработало. Одри стало легче его воспринимать. Она села на любимый диванчик, туда, куда её однажды уложил спать Рафаил. - Хорошо. Закрой глаза, Одри, и слушай меня. Одри давно не пробовала гипноз на себе. Пожалуй, это даже интересно. Она спокойно выдохнула, расслабилась, и прикрыла глаза. - Есть ли у тебя место, где ты чувствуешь себя в безопасности? - голос оставался спокойным, но из него исчезли механические нотки. Он как бы ожил, приобрёл интонации и певучесть - Да. - Опиши мне его. - Это библиотека моего университета. Точнее, одно место в этой библиотеке. Два кресла для чтения, расположенные прямо напротив окна с видом на сад. - Что растёт в саду, Одри? - Бамбук. Через окно иногда доносится его шелест. - Представь, что ты у входа в библиотеку.  - Да. - Ты медленно идёшь к своему любимому углу. - Хорошо. - Тебе видно это место издалека. Осталось как раз десять шагов. Десять, девять. Тебе видно зелень бамбука. Восемь, семь, шесть. Ты видишь, как сквозь него пробиваются лучи солнца. Пять, четыре. Солнце из окна касается твоей щеки и приятно греет её. Три, два, один. Ты сидишь в своём любимом кресле. Тебе спокойно. Ты слышишь тихий шелест бамбука. - Да. - Рядом с тобой садится девушка. Видишь её? - Да, она приятная. С лучезарной улыбкой и милыми веснушками. Ей около 20. - Поговори с ней. - Привет. Я Одри. А тебя как зовут? - Сарра. - Расскажи о себе, Сарра. - Я всегда любила жить в маленьких деревнях. И заниматься садоводством. Даже самые чахлые растения у меня оживали. Когда я окончила школу, то не хотела в университет. Хотела жить на ферме и заниматься своими растениями. Знакомая рассказала мне об этой удалённой деревне. Сказала, там ничего не растёт. Я сразу захотела попробовать! В первый урожай, даже у меня ничего не вышло. Но я не сдавалась. Закупила грунт из другого места, лучше распределила свет на участке, подобрала удобрения. Мои грядки зацвели! Среди всех огородов, мой выглядел как чудо! Такой зелёный и ухоженный. Я и другим помогала с их садами. Но чем важнее был их статус в деревне, тем меньше у меня получалось. Я боялась, что меня выгонят за саботаж сада пастора, но он, казалось, совсем не переживал, что я не смогла помочь… Сарра замолчала. - Пастор? Ты знаешь, я кажется, с ним знакома. Как его звали? - Франц. Всё звал меня в церковь, но я не ходила.  - Расскажешь, почему? - Очень смешно. В этой обители религиозных, я была атеисткой. - Атеисткой? - Да.  Сарра вдруг нахмурилась. - Что случилось? - Странно. Всю жизнь не верила, а в последний день увидела и ангела, и дьявола. - Ты видела ангела? - Да. Он разносил с собой волшебный свет. Я поначалу обрадовалась, от него было так приятно. Но затем… Девушка замолчала. Взгляд стал бегающим, неспокойным. - Что случилось затем, Сарра? - Я услышала крики. Кричала почти вся деревня. У всех вместо глаз были раны. У тех, кто был в церкви, ещё и язвы, похожие на ожоги. Неужели ангел мог сделать такое? Это было так страшно, Одри. Моя соседка звала на помощь, пыталась на ощупь найти остальных членов семьи, но они были в церкви. Я взяла её за руку, дала облокотиться. Мы нашли её мужа и брата, все с такими же ранами вместо глаз. Я думала, что с ума сойду от ужаса. - Сарра уже рыдала. Но я и не знала, что ужас ещё впереди. Ниоткуда появился стройный парень в чёрном. Он шёл по деревне и оставлял за собой только трупы. Я завидовала слепым, они не видели, что из ждёт. Некоторым он сворачивал шею, некоторых убивал ужасающими ударами кулака. На определенном этапе, он нашёл топор, и тогда стало действительно страшно. Я пыталась убежать. Последнее, что я помню - ненависть в его красных глазах. Мне было всего 20! Я вообще ещё ничего не сделала. Я умерла нецелованной. И ненавистной. За что? Что за ужас произошёл в той церкви? Почему мы? Почему я? - Мне так жаль, Сарра. Мне так жаль, что ты прошла через это. Одри слушала. Сквозь закрытые веки лились слёзы. Ей было невыносимо жаль такую наивную и юную Сарру, которая увидела столько ужаса в свой последний день. Она была с девушкой, чувствовала и её радость за удачу с растениями, и её сомнения, когда не смогла помочь пастору, и её ужас и отчаяние, постигшие её в последний день. Весь её грех был в том, что она выбрала не ту деревню. Последнее, что она делала, была помощь раненой соседке и объединение чужой семьи. Одри не могла видеть ребят из агентства. Давид широко раскрыл глаза от изумления, Рафаэль выражал неземную печаль, Кассиэль хмурился, Микаэль выглядел почти как всегда. Но глаза передавали боль.  Голос архангела продолжал. - Сарра ушла. На её место сел Билл. - Здравствуй, Билл. - И вам здоровьечка! Напротив неё сидел человек лет 50, явно привыкший к физической нагрузке и работе на улице. - Я Одри. Расскажешь о себе? - А чего тут рассказывать-то? Длинной истории не получится. Я парень деревенский, в городе и не жил никогда. В детстве был хорошим работником на ферме, таким всю жизнь и остался. До животных и растений мне особенно не было дела, я любил мастерить по дереву. Всегда надо то ящик сколотить, то забор подправить, а то и стол хозяйский обновить. Вот, и я типа столяра был.  - Звучит, как будто вы не из тех, кто часто переезжает. - Это ты верно подметила. На своей первой ферме я жил с рождения до 24. Я был только работником. Хозяйство пришло в упадок, и когда хозяева фермы больше не смогли мне платить, пришлось переехать. Мать к тому времени уже померла, ничто меня не держало. - И куда ты отправился? - В деревню. Большую - полторы тыщи человек. В Южной Дакоте. Кларк, слыхала? Хорошее место. Его основали аккурат после Гражданской Войны. Жизнь там была тихая. Люди выращивали кукурузу, а я всё так же мастерил для них. - Южная Дакота - религиозный штат. Ты ходил в церковь? - Никогда! Бог везде, а в церкви одни сплетни. Это я еще по детству на ферме запомнил. Была там у нас хилая церквушка. Одна и для работников, и для семьи хозяина. Мама каждое воскресенье собиралась туда как на свадьбу. А возвращалась, понабравшись свежих сплетен и самомнения ещё на пол недели. К воскресенью как раз нужно было обновить. И сплетни, и самомнение. Когда пацанёнком был, она, конечно, и меня туда таскала, но лет в 14 я ей заявил, что не буду больше принимать участие в этом цирке. В доме уже тогда я зарабатывал побольше неё, ей пришлось согласиться. А вере это не мешало. Конечно, я верил в бога. Не будь в мире бога, я бы не встретил свою Молли. - Расскажи мне о ней, Билл. - Она родилась и жила в Кларке. И как раз была из тех, кто ходит в церковь. Но она ходила не как моя мама. Стояла близко к пастору, слушала его проповеди, как заворожённая, всегда исповедовалась раз в неделю. Тоже была бедная и без родителей. Продавала цветы, которые сама же и растила. Уж не знаю, как мне так свезло, что я ей приглянулся. Но когда мне было 26, мы сыграли нашу скромную свадьбу. Вот тогда у меня не было проблемы зайти в церковь. Объявить перед богом и людьми, что Молли выбрала меня. Мы жили тихо и счастливо. Разве что детей у нас не было. Года три назад в Кларк с проповедями приехал Франц и убедил Молли попробовать переехать в нашу деревушку. Людей почти столько же, но севернее, не так жарко. Стулья и ящики нужны и здесь. Кукуруза порядком поднадоела. Даже хорошо, что сменили её на лес. Правда, в новом месте с цветами у Молли начало получаться не сразу. Но нам помогла соседка, девчушка, что жила через дорогу. Возрастом как если бы у нас была дочурка. Мы с ней дивно ладили. Сарра. Как мы славно жили. Молли ходила в церковь, возвращалась окрылённая, рассказывала мне, что никогда не была ближе к Богу, чем в этом месте. - А что случилось потом? - Молли, как всегда, пошла на службу. Я сидел в своей мастерской. И тут раздался ужасный крик. Вся деревня кричала. Я выбежал на улицу и увидел… Все жители лишились глаз, ослепли. Вместо глаз были ужасные раны, открытые, кровоточащие. И центром этого ужаса стала церковь. Оттуда вылетел ангел. Быстро улетел, но мне показалось, в руках у него что-то было. Я побежал к своей Молли. Кругом все кричали и звали на помощь. Я постоянно останавливался, помогая то одному, то другому соседу. Кому спуститься с лестницы, кому угадать, в каком направлении их дом, кому дойти до близких. Когда дошёл до церкви, там уже почти никого и не было, кроме Молли. Она тоже лишилась глаз. Я помог ей подняться и медленно повёл домой. Но тут по деревне снова раздались крики ужаса. Я не понимал, кто кричит, пока не увидел, как люди падают, а между ними движется черная тень. Парнишка. На вид не сильно старше Сарры. Он просто рубил всех. Ослеплённые люди не понимали, что за шум творится вокруг, почему их родственники молчат. Они не видели и умирали в страхе. Но и я умер в страхе. Уже от того, что видел. А ещё в горе. Потому что Молли он убил раньше, чем меня, хоть я и пытался её защитить. Моя любимая жена умерла у меня на руках, а я не смог остановить его, не смог её спасти. - Не вините себя, Билл. Это не ваша вина. Вы сделали всё, что могли. - Жаль, что этого было мало. В этот раз Одри не плакала. Грусть была тише. В сердце забралось отчаяние. Она буквально видела это - Билла, прикрывающего собой свою дорогую испуганную раненую жену и Давида, лишающего жизни обоих. Было больно. И все в комнате, кроме Гавриила, разделяли её боль. - Взгляни, Одри. В библиотеке новый гость. - Здравствуйте. Я Одри. Садитесь. Я очень люблю этот бамбуковый сад. А как вам? Сморщенная бабушка присела и выглянула в окно. - Красиво, милочка, но я больше любила лес вокруг родной деревни.  - Расскажите о себе.  - Я-то? Разве я могу быть интересна кому-то из молодых и городских? Ну, слушай, коль не шутишь. Звать меня Дорис, в моё время так звали почти что каждую десятую. Родилась я во времена Великой Депрессии в деревушке, которая, кажется, так из неё и не вышла. У нас часто пасмурно, мало что растёт, мало кто к нам приезжает. Ну, разве что с тех пор, как появился новый пастор, приехали новые люди. Молодые, сотни две. У нас никогда такого не было. Про деревню нашу говорили всякое. Что однажды в ней все люди исчезли. Если такое и было, то до меня. Но место глухое, и с такой репутацией. Мало кому было интересно.  - А чем вы занимались? - Я-то? Шила. Машинка у меня старенькая, да надёжная, Зингер. Выпуск до Второй Мировой, сейчас такого нигде не делают. Магазины далеко, тут люди жили простым обменом товаров. Я им платье, шторы или скатерть, а они мне - еды какой или по дому с чем подсобить. Пастор Франц только мою работу и носил. Кроме служб, такое я не делаю. - А в местную церковь ходили? - По молодости ходила, а потом у нас пастора не было, а когда появился Франц, меня уже ноги не очень держали. Он был милый молодой человек. Посылал ко мне девушек, что помогали с уборкой и готовкой, а порой и ребят, по дому чего починить. Мне дома хорошо было.  - Дорис, вы помните последнее воскресенье? - Да, милая. Я шила, как обычно. Склонилась над машинкой и ничего особо не замечала. Тут в мой дом ворвался парень. Глаза красные, руки в крови, в руках топор. Разрубил мне грудь. С такими ранами не живут, но и умирают долго. Я ещё несколько минут хрипела над недошитой сорочкой, пока не потеряла столько крови, что живой оставаться не могла. Неприятно. Но я бы, наверное, в любом случае скоро ушла. Пришло моё время, пожалуй. Жаль, что способ был такой болезненный. - Вы не злитесь на того, кто это сделал? - Злиться? Зачем? Я и так слишком долго топталась по этой Земле. А что до боли. Мне и до этого бывало больно. Тут хотя бы в конце всё закончилось. - Спасибо за рассказ, Дорис. Лицо Давида потемнело. Он помнил старушку. Она ни разу не заходила в церковь. Она правда не знала. У него не было никакой причины заставлять её умирать так.  - Мне так жаль, - прошептал он. Но в библиотеке уже был следующий гость. - Здравствуйте, я Одри.  - Джеймс.  - Ваше лицо кажется мне знакомым. - Конечно! Вы подруга Рут, остановились в гостинице, в которой я работал. Я выдал вам ключ и помог поднять сумку. - И правда. Спасибо. - Вы уже благодарили меня за это. - Расскажите о себе, Джеймс. - Я всю жизнь жил в деревушке, куда не так давно переехала Рут. Такие места принято называть “гиблыми”. И вроде есть за что: слухи о дурном прошлом, стоим на отшибе, не растёт ничего. Но мне мой дом нравился. Нравилось, что я всех тут знаю. Нравилось, что тут нет новостей. Что все большие страшные вещи происходят не у нас. Карантин во время коронавируса? Да я впервые услышал о нём в 2022, когда к нам стали приезжать новички. И жена у меня была такая же. Моя милая Салли. Любила тишину. Мы даже дочку назвали Аалин - тишина. - Кем именно вы работали, Джеймс? Это ваша гостиница? - Что вы, нет! Я был на выставленной от общины должности. Мы всей семьёй поддерживали порядок в гостинице. Это большое для нашей деревни здание - три этажа. И даже когда гостей нет, все номера нужно мыть, проветривать, прогонять мышей, чинить мелкие поломки. Мы занимались этим всей семьёй. Даже малышка Аалин помогала. Ей нравилось раскладывать маленькие кусочки мыла и флакончики шампуня по местам. И она поливала цветы в горшках. Комнатные цветы у нас выживают неплохо, это на грядках всё чахнет. - А вы ходили в церковь? - Нет. Я не крещён. И жена моя. И дочку мы не крестили. И не ходили туда. Я не уверен, верю ли я в бога. Ярым атеистом меня не назвать, такая у нас была одна, Сарра. Но и не верил особо. - Расскажете, что было в воскресенье? - Начиналось всё обычно. Многие пошли в церковь. Кто нет, по большей части сидел дома. В подвале в бойлерной была течь. Я спустился разобраться. И тогда услышал шум, крики с улицы. У нас такого никогда не было! Вышел в лобби гостиницы и увидел парня. Высокий такой, стройный, кудрявый, в костюме, как у адвокатов из кино. Он подошёл к Аалин и свернул ей шею. Молча, просто. Я пришёл в ярость. Я был в ужасе. Набросился на него, но он ударил меня в висок. Боль от удара - последнее, что я помню. - Сколько лет было Аалин?  - Три с половиной. - Мне очень жаль, Джеймс. Одри снова плакала, а с ней и все работники “Астреи”. - Почему вы плачете, Мисс? Одри услышала голос совсем маленькой девчушки. - Мне просто стало грустно. Ты Аалин? - Да, мисс. - Спасибо тебе, что подготовила мне комнату. Она была просто чудесная. А мыло и шампунь лежали в самом удобном месте. Ванная в вашей гостинице - мои лучшие воспоминания о твоей деревне. - Вы, должно быть, шутите, Мисс. Или очень плохо знаете нашу деревню. - Ты права, я была там недолго. - О, если бы вам её показала я, вам бы понравилось! У нас есть волшебный сад Сарры, где растения не вянут. Сарра говорит, что лечит их солнышком, но я не понимаю, как это? Моя мама говорит, что он солнца надо мазаться специальным кремом. - Очень мудрая мама. Заявляю тебе как врач: она права. - Как же тогда солнце вредит мне, но не вредит сарриным цветочкам? - Всё дело в том, что ты не цветочек. Видела белок в лесу? - Да! - Они едят грибы, от которых у тебя заболел бы живот. - Фии! - А им даже полезно. - Неужели? - Да. Аалин, ты помнишь, что было в воскресенье? - Да. Сначала тетя Рут пошла с вами гулять, потом в гостиницу пришёл Франц, ругался с мамой, потом все пошли в церковь. А потом все разом ка-а-ак закричали! Когда это случилось, мама попросила меня сидеть в лобби и никуда не выходить. И я сидела, и сидела, и это было очень скучно, но я делала, как просила мама. А потом в гостиницу зашёл высокий незнакомый дядя. Я спросила его как учила мама: “Чем я могу помочь вам, сер?” Он сел рядом со мной и я услышала хруст. А потом я ничего не помню. - Тебе было больно или страшно? - Нет, только скучно ждать, но я очень старалась. И непонятно, почему всё закончилось. - Ну, возможно, не всё. Возможно, дальше будет ещё что-то. - Вы так думаете, Мисс? - Я не уверена. Но мне хотелось бы так думать. - Вы забавная. - Ты тоже, Аалин. Я запомню тебя. - Спасибо, мисс. Девочка встала с кресла и убежала. - Как ты, Одри? - спросил Гавриил.  - Я держусь. Мне невероятно грустно, но я держусь. Это немного напоминает мою работу. Если бы я выбрала основным направлением тему принятия смерти у тяжёлых больных, каждый мой рабочий день выглядел бы похоже. Только обычно психоаналитику советуют не брать больше пяти клиентов в день и делать между ними перерывы. - Если бы ты хотела обычной практики, ты бы выбросила ту вырезку, а не пошла на собеседование в агентство, исследующее паранормальные явления. - Это правда. - Мы можем продолжать? - Да.