Чёрный маг

      Ранним утром на лестничной клетке дома номер 302 бис по Садовой улице появился человек. Высокий голубоглазый лейтенант внутренней службы НКВД. Широко распахнув входную дверь, он ловко шагнул в подъезд, в два счета преодолев препятствие в виде лестницы. Оказавшись на четвертом этаже, молодой человек выпрямился, поправил накрахмаленную рубаху, смахнув невидимые пылинки с плеч, и, удостоверившись, что прибыл точно по адресу, уверенно позвонил в дверь квартиры номер 51.       Вздернув подбородок, молодой человек сделал шаг назад, услышав тихие, но достаточно различимые шаги за дверью.       Щелкнул замочек.       Один.       Затем другой.       — Чем могу помочь, лейтенант?       Из приоткрытой двери выглянула девушка, на вид лет двадцати пяти.       — Позволите мне войти?       Рассматривая заспанное лицо незнакомки, молодой человек поймал себя на мысли, что даже в таком виде она выглядела весьма привлекательно. Нетипичная для девушки того времени короткая ночная сорочка, доходившая до середины бедра, открывала вид на стройные ноги и точеную фигуру. А вязаная шаль,что была спешно наброшена на плечи, ничуть не умоляла красоты девушки.       — Что, простите?       Сон как рукой сняло. Задохнувшись от подобной наглости, Виктория от удивления распахнула глаза, смотря на молодого лейтенанта, как на сумасшедшего. Мало того, что заявился ни свет ни заря, так еще и бесцеремонно ломился в квартиру.       — Возможно, вы плохо меня слышите? Или после сна соображаете туго? — молодой человек облокотился о дверной косяк, сунув руки в карманы темных брюк.       — Быть может, вы ошиблись дверью или квартирой? — обворожительно улыбнувшись, Виктория с трудом подавила внезапную, как удар молнии, вспышку гнева. — Что вы себе позволяете, лейтенант! Вы говорите с женщиной! Извольте выбирать выражения и не доводите меня до крайности!       — С характером, значит? Дело вот в чем. Как вы знаете, после несчастного случая на Патриарших была сформирована специальная комиссия по расследованию и поимке преступников, учинившись расправу над литератором Михаилом Александровичем Берлиозом. С недавнего времени я состою в данной комиссии.       — Несказанно рада, — сложив руки на груди, Виктория испытующе посмотрела на лейтенанта. — У вас все? Так теперь, послушайте вы. Я уже говорила, но для вас повторю еще: я никоим образом не желаю в этом участвовать. И следить за тем, что происходит в квартире по соседству, не собираюсь. У меня нет на это ни сил, ни времени. Обратитесь за помощью к Тамаре Васильевне из тридцать девятой. Ей семьдесят три, и она совершенно свободна. Думаю, она будет вам крайне полезна. А теперь всего доброго и попрошу впредь не врываться ко мне в квартиру! А посмеете заявиться сюда еще раз сообщу вашему начальству!       Дернув ручку, Виктория захлопнула дверь прямо перед лицом лейтенанта. Не ожидающий ничего подобного молодой человек почесал затылок, потоптался на месте какое-то время, а затем, осмотрев дверь квартиры еще раз, спустился вниз.       Уже на улице он достал из кармана помятую пачку сигарет, дрожащими пальцами выудив для себя одну. Закурив, он почувствовал облегчение, снова бросив недобрый взгляд на дом номер 302-бис.       Злость закипала в нем с каждой минутой, и, не совладав с собой, он пнул лежащий рядом камень, и тот, отскочив, угодил прямо на крышку люка, издав характерный звон. Следом залаяла собака, живущая во дворе дома исправно несущая службу.       — Закрой пасть, тупое ты создание! — выплюнул молодой человек, устремившись прочь от злосчастного дома.       Кто это был — спросите вы?       Ну что ж...       Молодой и амбициозный сотрудник НКВД Ксаверий Илларионович Грушин подавал неплохие надежды, прокладывая себе дорогу в светлое будущее. Однако методы, которыми он пользовался, имели весьма специфичный характер. Нередко прибегая к самым что ни на есть гнусным и порочащим честь и достоинство поступкам. Плохо сходился с людьми. Не гнушался бить женщин. Мог запросто пнуть собаку или кошку. Или проучить какого-нибудь оборванца. Те, несчастные, не способные дать отпор, становились для голубоглазого потенциальными жертвами. Вины и раскаяния, как и полагается, никогда не испытывал, потому не видел ничего плохого в том, что делал.       Почему же такой человек был удостоен носить высокое звание сотрудника НКВД? Все просто: там, где нужно, Ксаверий прогибался и подстраивался так, как никто до него. На работе он был на хорошем счету. Еще бы — сын начальника Главного управления! Это вам не просто так. И сразу Ксаверий становился образцом подражания: и бабушке то он поможет сумки поднять, и мальчишкам во дворе смастерить рогатку запросто, и котенка с дерева снять. Но все это лишь на публику. Тогда, когда за ним наблюдают. А здесь? Да было бы перед кем! Для оборванцев и сумасшедших писателей держать лицо совсем необязательно.       «Девочка с характером, значит, — подумал Ксаверий, докуривая сигарету. — Обожаю таких.»

***

      Захлопнув дверь, Виктория быстро закрыла ее на все замки. Затем, сбросив с себя шаль, устремилась в комнату, выражая негодование:       — Нет, ты это слышал!       Влетев в комнату, Виктория застала Бегемота за терзанием подушки.       — Весь такой важный, что еще немного и нимб над головой появится.       Бегемот тем временем, вольготно расположившись на кровати, царапал когтями перьевую подушку. Был у него маленький пунктик на этот счет. Или облик кота так сказывался на поведении.       — Успокойтесь, донна, — демон зевнул, демонстрируя ряд белоснежных клыков. — Время еще раннее. Я даже не завтракал. Да и, честно сказать, не ужинал.       Улыбнувшись, Виктория села на кровать, облокотившись о стену.       — Чем же ты занимался? — спросила девушка, осторожно проведя рукой по мягкой шерстке.       — Увы! Даже у меня есть секреты. — потянувшись за рукой, Бегемот придвинулся ближе, уложив голову на живот Виктории.       Громко заурчав, демон вытянул передние лапы, пряча когти. Если бы месяц назад Виктории сказали, что она будет вот так лежать на одной постели с демоном, то наверняка посмеялась бы или как минимум удивилась. Но теперь. Теперь это происходило на самом деле. После того как Виктория, наконец, познакомилась с Воландом в полной мере, свита стала относиться к ней с еще большим уважением. Даже Азазелло нередко предлагал научить ее стрельбе из пистолета. Для самообороны, разумеется.       Бегемот же иногда приходил к ней. Лежал рядом, рассказывал о ночных похождениях, бил лапой цветок в глиняном горшке и растворялся, будто его и не было вовсе.       — Мой вам совет, донна, не открывайте дверь этому человеку.       — Я и не собираюсь. Не терплю невежество и хамство.       — Дело тут не в невежестве, — оживился демон, ловко спрыгнув с кровати. Встав на задние лапы, Бегемот принялся ходить из угла в угол, будто дикий зверь, запертый в клетке. — Он болен. При чем болезнь эта не поддается лечению.       — Чем же он болен?       — Психопатия. Крайне неприятное заболевание. Его сложно выявить. Еще труднее диагностировать. Такие люди несут опасность, а он опасен для вас, донна. Для общего спокойствия постарайтесь избегать встреч с ним.       Нервно сглотнув, Виктория кивнула, ощутив, как у нее холодеют руки.       — Не бойтесь, мессир никому не позволит вас обидеть. К тому же мы всегда рядом с вами. Даже если вы этого не видите.       Опустив глаза, Виктория невольно задумалась над словами демона.       «Мессир конечно. С чего вдруг такая уверенность? Он ведь ничего не обещал мне. Мы долго говорили в тот вечер. Я даже позволила себе бокал вина, чтобы уложить в голове сказанное им. К тому же все еще чувствовала неловкость после того, что было. Всего-то пару дней назад я прижималась к нему в подворотне, жадно вдыхая аромат его духов. А теперь. Теперь дрожу как осиновый лист при упоминании о нем. И то напряжение внизу моего живота красноречивее любых слов.»       — Звучит немного жутко, — комкая края сорочки, Виктория ощутила, как у нее пылают щеки. — Хочешь сказать, что вы следите за мной абсолютно везде?       Такое положение вещей ее не совсем устраивало.       — О, что вы, донна! На этот счет можете не переживать. Никто не вправе нарушать ваши личные границы.       — Что ж, приятно знать, что за мой зад не стал достоянием общественности.       Бегемот повел ухом, решив умолчать, что при появлении в ее квартире ранним утром отчетливо уловил темную энергию своего господина, сочащуюся похотью. Демон не мог этого не заметить. Не мог не почувствовать. Всепоглощающая. Разрушительная. Неотвратимая. похоть. И Бегемот, демон плотских желаний, демон чревоугодия, не мог не понимать, что за этим последует...

***

      Виктория выходит из ванной в одном полотенце, чувствуя, как распаренную после горячего душа кожу покрывают мурашки. Из приоткрытой двери клубится пар, и массивное зеркало, стоящее в полутемной передней, быстро запотевает. Она идет к нему, проводя рукой по прохладной поверхности. Смотрит на себя долго, придирчиво, пытаясь понять, что чувствует в эту минуту и почему сердце так колотится в груди.       Идет в комнату, раскрывая высокий платяной шкаф. Перебирает белье, думая о том, что лучше надеть и какие чулки подойдут к платью, купленному неделю назад.       Думает, что зря согласилась на очередную авантюру от Марии, но тщательно все обдумав, приглашение принимает.       «— Виктория, здравствуй. Не разбудила? — голос на том конце провода громкий, бойкий, невольно заряжающий энергией.       — Здравствуй, Мария. Нет, я не спала. Что-то случилось?       — В общем-то, да. Знаешь, меня посетила одна идея: почему бы нам не поужинать сегодня у «Грибоедова»? Одна птичка напела, что сегодня будет отменная музыка и много интересных, а главное, холостых членов Массолита.       — Ты, как всегда, в своем репертуаре, — подавив смешок, Виктория продолжила: — а как же Алоизий?       — Да к черту его! — Мария недовольно фыркнула. — Он не совсем то, что я искала.       — Ты же понимаешь, что теперь просто обязана рассказать.       — Я смотрю, у тебя отличное настроение. Что ж, я рада. Тогда сегодня в девять у входа, идет?       — Да, в самый раз.       — Увидимся. И Виктория, — после продолжительной паузы Мария добавила: —приоденься!       — Обязательно. До встречи.»       Ее переливающееся черное платье блестит в свете ламп, притягивая взгляды. Виктория протискивается между танцующими, взглядом ищет Марию, что уже заняла столик в самом дальнем углу, и облегченно выдыхает. Атмосфера сегодня и впрямь праздничная. Людей больше, чем обычно. За барной стойкой практически нет свободных мест, впрочем, как и за столиками.       Общество сегодня слепит нарядами. Женщины кокетливо поправляют платья, бросая томные взгляды на сопровождающих их мужчин и высокомерные, даже презрительные — на потенциальных конкуренток. Новые лица — новый повод для сплетен. Свежая кровь — свежие новости. Так здесь говорят.       Ведь, согласитесь, приятнее, когда вас сопровождает финдиректор или председатель Массолита. И упаси Бог, если внимание одного из них падет на незнакомку, по всем параметрам превосходящую вас.       Все здесь пестрит красками. Слепит. Поглощает. Затягивает. Алкоголь льется рекой, а снующие туда-сюда официанты едва успевают разносить дымящиеся блюда, только что приготовленные поварами.       — Сегодня небывалое оживление. — Виктория садится за стол, раскрывая меню. — Я что-то пропустила?       Взглядом скользит по представленным позициям, задерживаясь на горячих закусках.       — Ничего особенного. Просто эти люди умеют красиво жить. — мазнув взглядом по точеной фигуре, Мария одобрительно кивнула. — Отлично выглядишь! Черный —определенно твой цвет.       — Под красиво жить ты имеешь в виду бездумно тратить и набивать брюхо? Шучу, расслабься. И благодарю за комплимент. Ты тоже выглядишь отменно.       Мария вскидывает тонкую бровь, во все глаза таращась на подругу.       — Ты подозрительно свежа и весела, ничего не хочешь рассказать?       — Мне приятен твой интерес, но рассказывать, в общем-то, и нечего, — улыбнувшись самой искренней и светлой улыбкой, Виктория опустила глаза, старательно изучая меню.       «Если под ничего ты имеешь ввиду встречу с дьяволом и его свитой, то да, Мария, рассказывать нечего.»       Когда закуски были съедены, а вторая бутылка вина подходила к концу, в зале что-то грохнуло, зазвенело, рассыпалось. Следом прокатился звонкий женский смех, и зал вдруг содрогнулся от знаменитого Грибоедовского джаза. Люди, подскочив с мест, тот час заплясали, будто до этого момента и не танцевали вовсе. Кто-то, опрокинув стакан с шипящим нарзаном, выскочил в центр зала, устремляясь в пляс. Кто-то, влетев с веранды, громко крикнул «Аллилуйя!!» едва не сбив официанта с тремя запотевшими кружками пива.       — Сколько времени? — осушив бокал вина, Виктория оправила в рот нанизанную на шпажку рыбку.       — Двенадцать, кажется. А что ты куда-то спешишь? — пытаясь докричаться до Виктории, Мария поддалась вперед.       — Сегодня я абсолютно свободна!       — Не знаю, как ты, но я хочу танцевать!       В какой-то момент стало нестерпимо жарко. Лоб покрыла испарина, а легкая дымка перед глазами застила вид на танцующих рядом. Кто-то пытался познакомиться, оказывая знаки внимания. Кто-то, получив недвусмысленный отказ, возвращался к столику, сканируя взглядом танцующих женщин. Впервые за долгое время Виктория чувствовала себя живой, отдаваясь зажигательному ритму джаза, лавируя между изрядно выпивших граждан. Ей не нравились чужие касания. Не нравилось излишнее внимание голодных изучающих глаз. Ни те. Ни тот.       Перекинув тяжелые локоны через плечо, Виктория ощутила, как ее талии касаются чужие пальцы.       — Кажется, я уже говорила, что не терплю прикосновений, о которых не просила! — Сбросив чужие руки, она поворачивает голову, встречаясь с губительной бездной до боли знакомых глаз.       Застыв, Виктория приоткрыла губы, тронутые темно-бордовой помадой, чувствуя, как у нее подскочил пульс.       — Вы? Простите, я не знала, что это...       — Стало быть, мои прикосновения не в счет?       Она не могла объяснить даже самой себе, что происходило с ней в те минуты, когда он был рядом. Как и не могла понять природу чувств, вспыхнувших в ней. Скользя затуманенным взглядом по его лицу, Виктория могла думать лишь о том, что он здесь делает, и как следовало понимать слова Бегемота, когда он говорил, что они всегда рядом.       — Я этого не говорила.       Виктория чувствует исходящую от него силу. Просто не может не чувствовать.       — Вам жарко.       Не вопрос. Скорее утверждение.       — Может, следует глотнуть свежего воздуха.       Он тянет ее на себя, прижимая к груди. Всматривается в медово-карие, что пристально изучают его, и едва ощутимо проводит большим пальцем по щеке.       — Уведите меня отсюда.       Они молча выходят на улицу, все так же не проронив ни слова. Виктория вдыхает свежий ночной воздух, любуясь пульсирующими звездами, а Воланд любуется ею. Проходится взглядом по фигуре, обтянутой черным платьем, и шумно выдыхает. Смотрит на губы, которые хочет попробовать.       Виктория ловит его взгляд, закусывая губу. Сокращает расстояние, обвивает руками шею, прижимаясь грудью к его груди. Ее ведет. Она чувствует. Перед глазами все плывет, толи от чрезмерного количества алкоголя в крови, толи от возбуждения. И то и другое дурманит, отравляя кровь. Жидкий огонь течет по венам, разнося концентрированное желание. Она раскрывает губы, поддается вперед, кончиком языка проходясь по его нижней губе. Пробует на вкус, зажмуривается, чувствуя на языке горечь от выкуренной им сигареты.       — Не провоцируй, — рокочет дьявол, опуская руку на упругую ягодицу. Сжимает, гладит. Ведь, как ему кажется, имеет на это полное право.       — Я лишь хочу попробовать твои губы, — шепчет куда-то в область шеи, воспламеняя кровь.       Кончиком языка проходится по вздутой венке, слыша, как шумно он выдыхает. Тишину улицы режет шлепок его ладони по ягодице, и Виктория, изогнувшись, тянется к его губам. Воланд запускает руку в ее волосы, притягивая ближе. Целует жадно, страстно, сладко. Языком проникает внутрь, углубляя поцелуй. Виктория глухо стонет, стискивая его пиджак, и целует, целует, целует. Потому что сейчас это жизненно необходимо. Потому что сейчас ничего не имело смысла, кроме его губ, жадно сминающих ее. Она тонет в этом мареве похоти, не способная справиться с желанием, что разъедает изнутри. Воланд испытывает ее. Искушает. Дразнит. Поцелуями спускается к шее, оставляя влажные следы. Зубами захватывает нежную кожу, затем отпускает, проходясь языком в качестве извинения. Затем снова врезается губами в ее губы, чувствуя неконтролируемое желание. Покусывает, оттягивает, лижет, руками блуждая по изгибам столь желанного тела.       — Воланд...       Она ведет бедрами, чувствуя, как мокнут тонкие трусики. Низ живота сводит судорогой от болезненной пустоты между ног. Там горячо, влажно, мягко. Виктория стонет в поцелуй, ноготками царапая кожу на его шее. От его запаха голова идет кругом. Горячим языком дьявол проходится по оголенной ключице, и вохор мурашек по всему телу служит напоминанием, что она все еще здесь.       С ним.       — Мессир, у нас проблемы...Ооооу!       Возникший из ночной темноты Коровьев еще никогда прежде не испытывал такого стыда.