Под Белой Звездой воды

Юнхуа бежала так быстро, как не бегала никогда в жизни. Она даже не могла сказать, чем именно обусловлен неожиданный порыв мчаться, сломя голову, в непонятном направлении. Что-то внутри настойчиво тянуло кто знает куда, чуть ли не подгоняя эфемерными пинками. Юнхуа чувствовала себя ужаленной, когда выпрыгнула из кустов, чуть не пропахав носом землю, и, не останавливаясь и пытаясь удержать равновесие, направилась куда-то в переулок между домами. Людей на улице было мало, и это спокойствия не внушало совершенно. Куда она бежит? Что за ерунда? Юнхуа пораженно смотрит в почерневшее небо и чувствует тошноту. Кажется, она задыхается. Точно, задыхается. Дыхание перехватывает где-то в горле, стягивает до скрипа голосовые связки. Пальцы дрожат, как во время истерики, и Юнхуа четко осознает: истерика на самом деле подступает. С неба на неё, на всех, на землю, на дома, на деревья и маленькие огородики смотрят лица. И, Небеса, ей ведь не кажется, она видит ноги и руки. Прямо там, рядом с воющими ликами. Небеса, они действительно воют. Прямо как... —Поветрие?..–Юнхуа отшатывается. Чувствует, как холодеют руки и пальцы на ногах, как по виску скатывается ледяная капля пота, а щеки, наоборот, будто сгорают в эту самую секунду. Глаза застилает мутная пелена, в которой четко различимы только лица на фоне черного неба. Она не видит и не слышит ничего. Только вопли желающих отмщения душ. Она ведь избежала смерти от этой дряни! Она ведь убила себя, чтобы не мучаться. Чтобы не видеть этого. Чтобы не столкнуться с этим больше. А теперь... Теперь гадость снова нависла вполне понятной угрозой над головой. В ушах стоял нестерпимый гул, самая настоящая каша, приготовленная из чужих жизней и умерших надежд, но даже через стену страха Юнхуа услышала крики людей. Искаженные ненавистью, болью и отчаянием лица сорвались с небес и ринулись в сторону большого скопления местных жителей. Если они все там, то, возможно, Се Лянь находится там же. Наконец-то до неё дошло, что имел в виду брат, когда говорил об отмщении. Под простым, но ужасным словом "убийство" скрывалась не резня, а ужасная болезнь, уничтожающая всё хорошее, что может быть в человеке, разрушающая не только тело, но и душу. Поветрие прорастало кровавыми цветками на стремлениях, чувствах и дробило внутренний мир на осколки. И цвет этих цветков–тошнотворно красный, темный настолько, что можно легко перепутать черным. Юнхуа качнуло. На мгновение она, кажется, потеряла опору под ногами. Будто земля исчезла, будто девушка зависла в невесомости, и от этого ощущения дрожь прошила не только сердце, но и всё тело целиком. Юнхуа затрясло. И затрясло так сильно, что она с трудом понимала, что происходит и где она находится. А потом принцесса в конце переулка заметила знакомый затылок. Брат обеспокоенно метался, пытался помочь людям, параллельно ругался непонятно с кем и впервые за последнее время выглядел живым. В его глазах была жизнь. Она горела упрямым огнем, обжигающим врагов и согревающим близких и невинных. Это пламя пробудило искру, которая готова была затухнуть несколько лет месяцев назад. Расцвела, подобно нежному лотосу. Подобно самым красивым цветам мира. Чужой внутренний огонь провел четкий ориентир, сплошную линию без разрывов и ложных поворотов, соединила дрожащее сердце с душой брата и вселило уверенность. Юнхуа вдохнула воздух полной грудью, кривясь от неприятных ощущений в груди. Сделала шаг вперёд. Ещё один. И ещё. Юнхуа быстро осматривала всё, что её окружало. Она впивалась в напуганных людей взглядом, внимательно рассматривала тех, кому не посчастливилось стать целью взбешенного духа. Девушка натыкалась на корчащихся в муках местных, охваченных черной дымкой. А потом увидела черный меч на дороге, к которому направлялся непонятно откуда взявшийся Умин. Се Лянь позвал духов к себе, и Юнхуа поняла: умрет. Хватит с брата страданий. Довольно. Умин умный. Умин что-то знает. И Юнхуа поможет ему, чем сможет. Только бы Се Лянь остался жив и цел. Девушка ринулась в сторону преданного брату слуги и, ловко проскочив между людьми, схватила меч за рукоять. Пауза. Мир будто замер. Остановился. Будто время прекратило свой ход. Будто забыло о том, что нужно бежать. Юнхуа видит, как юноша пораженно замирает, а потом пытается дёрнуть меч на себя. Девушка не может покорно отдать эту вещь ему. Она не может оставить брата без поддержки. Без такой поддержки. —Умин, отпусти. —Не отпущу!–голос бывшего солдата чуть ли не срывается. Юнхуа могла бы удивиться отчаянию, который в нем звучал, но не думала ни о чем, кроме злосчастного клинка в руках. —С братом тепло, Умин. И безопасно. И тебе следует быть рядом с ним,–Юнхуа напряжённо улыбается. Она не может понять, откуда в ней столько сил, которые разливаются сплошным потоком по венам. Откуда у нее силы на то, чтобы бороться. На то, чтобы рисковать жизнью, которую так любит. Резкий рывок вверх, и клинок, крепко схваченный двумя руками–юношеской и женской,–поднят над её головой и направлен остриём в небо. Юнхуа ловит шокированный, наполненный чуть ли не осязаемой болью взгляд брата. Слышит, как Се Лянь что-то кричит, но не разбирает слов из-за духов, которые стремительно летят в её сторону. Последнее, что принцесса успевает сказать Умину, стоящему рядом–бессмысленное "простите", которое тонет в вое душ. А потом боль. Ужасная боль. Из неё будто вытягивают всё тепло, всю жизнь. Разрывают на кусочки, не оставляя ничего, кроме пустоты. Будто её не существовало. Будто Се Юнхуа, Принцессы павшего Сяньлэ, никогда не было в этом мире. Холодное прикосновение к ладони, мимолётное и резкое, растворяется вместе с ней. Что ж, отдать жизнь за человека, который дорог, не так уж плохо.–мысль мелькает в голове быстро и также быстро исчезает.

***

Маленький Хун смотрит на девушку с восхищением. Теплые руки держат крепко, так, как не держал никто. В янтарных глазах–долины спокойствия, которые обещают все сокровища мира, нежность и искреннюю любовь. Ребенку кажется, что это–плод фантазии, что теплых рук не существует, что вкусно пахнущие одежды–проявление наивной надежды, которой не суждено сбыться. Мальчишка жадно ловит каждый взмах ресниц, каждое слово, произнесённое прекрасно мягким голосом и смотрит-смотрит-смотрит. Не может насмотреться. Становится тепло. Очень-очень тепло, будто его завернули в дорогое пуховое одеяло. Цветочек. Она–самый прекрасный цветок в мире. Небожительница, не иначе. Благодетельница, которой он, жалкий оборванец, будет обязан по гроб жизни. Нет, не так,–это он понимает, когда сталкивается с Ней в храме Бога Войны, Увенчанного цветами. Ей можно посвятить жизнь целиком. Надежда встретиться снова, когда-нибудь, по совершенной случайности мягко горит в замкнутом наглухо сердце. Это желание призывает жить, потому что встретиться с Ней хочется живым. Подросший Хун на Горбатом Холме искренне радуется появлению Благодетельницы. Не зря надеялся. Не зря ждал. Но вся радость улетучивается, стоит осознать, что он, вообще-то, её ранил. Да ты молодец,–язвительно шепчет внутренний голос, и Хун хочет спрятаться. Слиться с окружением. Только бы Её глаза его не видели. А Она будто и не замечает кровоточащую рану. Бросается к брату, плачет, обнимает его крепко-крепко. Мальчику кажется, что так можно задушить человека. Он был бы не против задохнуться в её объятиях. Наследный Принц почти умоляет убрать её подальше. Отталкивает. И Хун колеблется, потому что не может решиться прикоснуться. Он не может коснуться. Боится испачкать. Боится поделиться несчастьями, которые сыпятся на голову одно за другим. Портить подарок самой Судьбы Хун не хочет. На красивое смотрят издалека. Доброе не обижают. Ему кажется, что само его нахождение рядом непременно доставит ей неприятности. Но если прикоснуться через ткань? Ничего ведь не случится, правда? Тебе подходить опасно. Я знаю, но... Желание тронуть сильное. Оно свербит в груди, пробуждает что-то темное, странное, жуткое, ужасное. И Хун протягивает руку. Касание мимолётно, но ему кажется, будто он сейчас взлетит, рассыпется и соберётся снова, умрет и воскреснет. Это чертовски приятно–чувствовать чужое тепло, пусть и всего мгновение. Это чертовски приятно–чувствовать её тепло. Хун погибает на поле боя с мыслью, что уходить нельзя. Бросать её нельзя. Если он умрет, больше её не увидит. Тепло больше не почувствует. Хун вслух не скажет, но холода мальчик боится до ужаса. Огоньком быть сложнее, чем человеком. Он не чувствует мир в полной мере, он не ощущает себя живым. Но Хун понял ещё в детстве: где Наследный Принц, там и Цветочек. Это повторяется из раза в раз. Огонёк видит, что происходит, и Огонёк бьётся в истерике, когда Она, добрая Благодетельница, заносит над собой нож. Почему? Зачем? Неужели это единственный выход? Это не может быть правдой! Но Она неприступна. Она сильна и решительна. Огонёк это чувствует. Огонёк это видит. Огонёк это знает. А ещё неожиданно для себя понимает: Небожители не умирают, пока у них есть последователи. И Она вернётся. Действительно, вернётся. Как и обещала. Благодетельница обещания нарушать не может. Смотреть на умирающее тело Хун не в силах. Кажется, он кричит и плачет, потому что это видеть не может. Правдой это быть не может. Но это реальность. Как всегда суровая и жестокая. Прикосновение на Горбатом Холме было лишним. Тебе подходить опасно. Хун становится демоном и направляется в единственное место, где он нужен. К Наследному Принцу. Надежда на то, что рядом с Его Высочеством будет Она сильна до ужаса. Живёт он, в конце концов, только ей одной. И он замирает, как истукан, когда видит обнимающихся родственников, когда видит, как Его Высочество цепляется за сестру, как утопающий за надежду спастись. Это до ужаса напоминает его самого. Хун сдвинуться не в силах. Принцесса едва выглядывает из-за плеча брата, и бывший солдат теряется. Янтарные глаза, теплые, неповторимые, любимые, прекрасные смотрят прямо на него. Благодетельница его видит. —Надеюсь на тебя, Умин. Будь рядом. Умин молчит. Он не может ничего сказать. Все слова мгновенно закончились, исчезли из головы, будто вообще не умел разговаривать. На него надеется Она. Благодетельница в него верит. За это молчание себя он немного корит. За отстранённость тоже. Совсем чуть-чуть. Потому что близко он находиться не может. Потому что Умин не хочет Цветочек уничтожить. Всё рядом с ним так или иначе умирает. Близко находиться приходится в самый неподходящий момент. Умин злится, злится очень сильно и благодарит всех, кого может, за то, что лица за маской не видно. Принцесса хватает опасную вещь, не представляя, что может произойти. Идёт на верную смерть. И умирает. Умин только и успевает, что мимолётно коснуться теплой руки и услышать тихое "простите". А ещё увидеть улыбку. Чёртову улыбку. Как можно улыбаться, когда умираешь?! Она улыбается почти всегда. Умин кричит непонятно от чего–то ли физическая боль так сильна, то ли моральная. Вероятно, второе. Умин перед смертью не улыбается. Умин перед смертью себя ненавидит. Прикосновение было лишним.