Nataraja

Август 1873 года. Лондон, Англия.       Циклон, казнивший лето в Суссексе, спустя неделю напал на Лондон. Амадеус приехал в отвратительную слякоть и туман — извне его души творилось ровно то же, что и внутри.       Полнейший раздрай и пасмурность. Благо, Тоби, вдосталь наругавшись по поводу пропажи Джима, отпустил Амадеуса без возражений. Иссяк во гневе, вероятнее всего. Но куда ужаснее дяди корил себя сам юный Картер — и за мягкосердечие, и за привычку потакать любым прихотям Джима, и за проваленный воспитательский опыт.       Будь он строже, настойчивее — смог бы он переменить решение Джима? И что бы тогда оставалось делать Бэрроузу? Принять вести о беременности дочери и разрешить ей и Джиму пожениться? Амадеус встрепенулся в омнибусе.       Замечательный вышел бы расклад! Во всех смыслах, кроме одного. Сердце Картера разбивалось бы каждый день при виде новой семьи любимого воспитанника. Или он смог бы выдержать эту муку ради счастья Джима? Или всё это нездоровая и преступная блажь?       Амадеус не знал ответа и устал от неопределенности. Слишком много странного свалилось на его бедную голову за это лето, и разум в одиночку не выдерживал нагрузки. Ему необходим был трезвый совет и ободрение того, кому Амадеус привык доверять как себе. И этот человек ждал его с нетерпением. Телеграмма на пять коротких слов: «Посещу Лондон в среду, заеду». И столь же лаконичный ответ: «После двух в Сохо. Люблю».       Отношения Лероя и Абигейла Смитов трещали по швам настолько, что отец купил сыну квартиру в фешенебельном районе города лишь бы тот не появлялся в родном доме. А Лерой радовался. От Лейстер-стрит до Скотланд-Ярда было рукой подать. Пока он учился, за квартирой присматривали немногочисленные слуги. Когда же хозяин приезжал на каникулы, то редко оставался там, предпочитая комфорту благосостояния тёмные подворотни и притоны, полные зла и порока, а также мертвецкие, где жертвы этих подворотен ожидали проводы в последний путь, и, собственно, главное полицейское управление с бесконечными бумажками, фиксирующими эти низкие деяния.       Отговорить Лероя от карьеры криминалиста не удалось ни родителям, ни Амадеусу, который, признаться по правде, не сильно-то старался. Видеть в человеке зачатки благородной, пусть и опасной профессии и не позволить ему раскрыть талант? Кем был бы Амадеус, если бы позволил лучшему другу прожить не свою жизнь! И Лерой отвечал признательностью на поддержку. Не то, что некоторые.       Мерить шагами чужие мрачные улицы, поражаясь то вычурности, то вони, то роскоши проезжающих мимо экипажей, то убогости попрошаек, причём, вперемешку, и признавать тот неоспоримый факт, что столица диктует свои правила жизни, отличные от остальной части страны. Следить за саквояжем, который так и хочется прижимать к груди, опасаясь воров, но приходится грациозно нести в одной руке, дабы не показаться провинциалом. Засмотревшись на курящего у угла посыльного и по косвенным признакам поняв, что тот ночью убил кого-то, чуть не врезаться в тележку жестянщика. Выслушать порцию брани, извиниться. Наступить в лошадиный навоз. Через проулок оказаться чуть не сбитым кэбом и облаянным стаей местных собак, почти что гвардией Дунканов. Еле перевести дыхание и вновь ахнуть, очутившись на оживлённой площади у Ковент-Гардена.       Каждый раз в Лондоне мозг щемило от избытка впечатлений. Амадеусу было и боязно, и смешно от собственной дикости. Интересно, как собирался обжиться здесь Джим? Без связей, денег, с беременной подругой... Впрочем, какое дело Амадеусу! Джима никто не выгонял из дома.       Наконец, табличка на премилом на вид двухэтажном доме возвестила о достижении цели. «Лейстер-стрит, 34».       Амадеус ободрил себя улыбкой и позвенел ручкой о дверь. Вопреки ожиданиям, впустил Картера никакой не служка, а мистер Смит собственной персоной. Его сияющая физиономия еле мелькнула перед глазами Амадеуса прежде, чем тиски сильных объятий сжали плечи. Сразу стало хорошо. Настолько хорошо, что защипало нос от признательности, а мучения последних месяцев запросились наружу вихрем чувств. Амадеусу пришлось признать, что он потратил уйму сил, чтобы держаться бодрячком. А Лерой? Лерой был рядом, как и обещал. — Здравствуйте, мистер денди! Неужели, приоделся ради визита к старому доброму другу? Амадеус? — Он, конечно же, растрепал ему старательно зализанную причёску. — Н-неп-прилично джентльменам обниматься на улице, — заметил Картер, скрывая за заиканием всхлипы. — Не отставить ли нам приличия? — его ещё раз хорошенько взъерошили. — Я так тебе рад. Эй? Ты тоже? Деви?       Амадеус понурился, пока Лерой, ухватив его за наплечники плаща, высматривал в бледном лице тени невзгод. Дабы не волновать друга пришлось вымучить улыбку, вот только губы притом постыдно дрожали. Смит помрачнел, сдвинул выгоревшие на солнце брови и обняв вновь, утащил в дом. — Джудит! Будь добра, подай чаю с бренди! — это было велено через плечо в глубины комнат, и Амадеус расслышал ответное «Слушаюсь, сэр!»       Лерой отвёл его к себе в кабинет, минуя гостевую комнату, и Амадеус расценил это как жест наивысшего доверия. Распинал беспорядок, усадил в мягчайшее новое кресло, сунул в руки дутую подушку с кистями — Амадеус подумал, что это явно приём для допроса свидетелей. Но он ведь и приехал, чтобы выговориться. В добротном камине за соседним креслом почти прогорели дрова, Лерой подбросил полешек жадному огню, взгромоздился напротив Картера и вопросительно кивнул ему. Начать было сложно, но Амадеус решил сообщить главное: — Джим сбежал из дома. — Вот как? — Лерой опустил подбородок на кисть с выставленным вверх указательным пальцем. — Давно? — Две недели назад. — Причина ясна? — Относительно. — С этими словами Амадеус сжато объяснил Лерою произошедшее летом, опуская совсем безумные эпизоды с поеданием овцы и волчьей лапой, выросшей из руки Джима. Пожалуй, пока не стоит. Не хотелось бы, чтобы Лерой подумал, что я спятил. — Значит, он обрюхатил дочку соседа и пустился с ней в бега? Недальновидный поступок, но в стиле нашего отчаянного монашка! — оценил Лерой. — Как думаешь, быстро Джимми наскучит семейный быт и он пожалеет о заброшенной учёбе? Амадеус неопределённо покачал головой. Разве он знал? — Чёрная неблагодарность в отплату за море заботы от тебя и Тоби. Послушай, Деви, Джим фактически сам себя наказал за самодурство. И ты правильно его не удержал. Если он хочет, чтобы жизнь стукнула его по носу, то зачем ему препятствовать? — Но он может попасть в передрягу, — вымучил Амадеус. — И это уже не твоя забота, — продолжил Лерой с непривычной для него ехидной чёрствостью. — Вспомни крыс и голубей! Он выживет, не сомневайся.       Что-то в голосе друга подсказывало Картеру, что Лерой мог бы проникнуться сочувствием к трудному положению Джима, если б не обида за него, Амадеуса. Джудит принесла и расставила чайный набор, Лерой плеснул в дымящуюся улуном чашку Амадеуса немного бренди, и тот согрелся изнутри. Тянуть с самой мучительной темой не имело смысла. — Эт-то не всё. — Не волнуйся, Деви, я весь внимание. — Ле-лерой, ты хорошо меня знаешь, не так ли? Боже, как это трудно! — Полагаю, что достаточно, дружище. — Было видно, как Лерой старается подбирать деликатные слова. — К-как т-теб-бе кажется, я... Ты... — Говори, не стесняйся, прошу, — Смит придвинул кресло ближе и заглянул в глаза. Амадеус встретил эти голубые незабудковые поляны, мужаясь, и продолжил: — У т-тебя был оп-пыт б-близости с женщиной? — Пресвятые угодники! — Лерой фыркнул и заулыбался, но тут же оправил себя серьёзным заявлением: — Сносный. — Сносный, то есть неоднократный? — Деви, я кручусь в полицейском управлении, — пояснил Лерой. — Все каникулы. И я знаю много адресов, где леди ждут джентльменов, если ты понимаешь, о чём я. Не всех из них прямо-таки можно назвать падшими женщинами, для иных вдовушек, а то и замужних дам это неплохой способ заработка на хлеб. И, поверь, они бывают очень милы. — О, я не о том! — поспешил откреститься от, как ему показалось, предложения отправиться в загул, Картер. — То есть, ты разбираешься в том, как выглядят женщины. Полностью. Я имею в виду без платьев и кринолинов. — Да, Деви, разбираюсь, — Лерой внимательно сощурил озорные глаза. Амадеус допил чай и вопреки приличиям плеснул себе в чашку чистого бренди. — И если бы тебе завязать глаза платком и поставить рядом человека, допустим, не одетого, ты бы мог определить, мужчина перед тобой, или женщина? — Да, я бы смог. — К удивлению Амадеуса Лерой выплеснул чай себе за плечо решительным жестом и требовательно подставил посуду для выпивки. Бутылка задребезжала о край чашки, пока у Амадеуса тряслись руки. — Но если ты о себе, то, — Лерой залпом опрокинул бренди в горло. — Мне не нужно завязывать глаза, чтобы назвать вас, мисс Картер, чистейшей и прекраснейшей леди из всех, что я знаю.       Амадеус так и застыл в этом кресле, застигнутый врасплох подтверждением своих страшных подозрений. В одной руке подушка, в другой — открытая бутылка «Hennessy». А напротив яркие от признания глаза того, кого всегда считал другом. Но когда же он узнал?! И как? — В кои-то веки не у меня, а у тебя, всезнайка, озадаченный вид, — искренне радуясь, засмеялся Лерой. Словно бы сбросил с души тяжкий камень и теперь цвёл, пока Амадеус не знал, что и сказать. — Если бы ты только знала, как мне хорошо, когда ты рядом. Джим идиот, если он предпочёл столь достойной особе, как ты, деревенскую простушку. — Но к-как, Ле-лерой? И, — Картер нахмурился, — т-ты ув-верен? — Я начал подозревать это в школе. Амадеус шумно выдохнул. — И не только я. Мне было противно слышать перешёптывания компании Хилси о том, как «старый осёл Квинсберри не принял к сведению их донос и сам себе расчистил дорогу к позору» после чего пришлось пригрозить сэру Кристоферу платком с узелками. Странное дело, но они заткнулись. — Ты?! Пригрозил Хилси за моей спиной? — ахнул Амадеус, подливая себе и Лерою бренди. — Я не мог позволить этим негодяям порочить твою репутацию. Я должен был тебя защитить. — Но в чём я прокололся? Меня воспитали мужчиной! Я одеваюсь и, смею надеяться, веду себя, как мужчина! У меня мужской интеллект! — Картер злился оттого, что оказался обманут родными, и обманут в таком простом вопросе. — Моя дорогая, ты безупречна в манерах, — Лерой потянулся к Амадеусу и ободрительно сжал его тонкое запястье. — Тебя не в чем упрекнуть. Однако, странности, наводящие на мысль о подмене, есть. Никто ни разу не видел тебя раздетой — ни в школе, ни даже когда ты приезжала ко мне погостить. Я понимаю, тебе вдолбили необходимость соблюдать приличия, но, уверяю, не потому, что ты пристойный джентльмен. — К-какой ужас! — Амадеус схватился за голову. — Но ведь я и... Прости, Лерой! Я, — тот кивнул, веля не бояться откровений, — я мочусь как мужчина! — Не абсолютное доказательство, согласись? Многолетняя практика. Я видел, как это делают проститутки в Ист-Энде. Мало кто из мужчин способен управиться так ловко. — А мои успехи в учёбе! Разве женщина могла бы их добиться? — Женщин не допускают в серьёзные заведения, Деви. Мы в сущности ничего не знаем об их интеллекте, поскольку не с чем сравнивать. Но моя сестрёнка Юнис, мне так кажется, могла бы легко занять место, которое отец прочит мне. Если бы ей позволили, или если бы она родилась братом. — Допустим, ты прав. Какие ещё аргументы в пользу подмены? — Амадеус собрался, хоть разговор выходил не из приятных. Да, да, он сюда за этим и приехал, что с того! — Мой высокий голос? Отсутствие бороды? — Каждый раз Лерой согласно мигал. — Груди? Кадыка? — Самый убедительный вывод я сделал, когда прочитал, что у мужчин и женщин разное дыхание, частота моргания и пульс. Видишь, учусь у тебя наблюдательности! — улыбнулся Лерой. — И ты преуспел, а я вот, скудоумный, нет. — За собой замечать в разы сложнее. Ты и по физиологии женщина, Деви. Ты чаще моргаешь. Когда мы мерили друг другу пульс, помнишь? После погони за твоим улетевшим зонтом. Он чаще моего. И ты дышишь, как женщина, грудью. — Мужчины больше дышат диафрагмой, это же очевидно. Как я мог не заметить, как я мог не сравнить! — Картер уронил руки в лицо, растёр и вопросительно взглянул на Лероя. Тот всё улыбался, мягко, очарованно. — Не вини себя. Я бы тоже не обратил внимания, если бы не понимал, что влюбиться в лучшего друга — это полнейший провал. Что? Да как?! Лерой... — Не смотри на меня так. Ты год от года прекраснее, Деви. — Он пригубил бренди, невесело усмехнувшись. — Я был на седьмом небе от счастья, когда понял, что ты девушка, и ждал дня, когда и тебе это станет ясным. И сейчас я, наконец, могу открыто тебе признаться: я люблю тебя, как чёрт, и не первый год. Это... Неописуемо.       Амадеус слушал и горечь терзала его сердце. Значит, с ними не творилось ничего неправильного. Он всецело понимал Лероя и верил его чувствам.       Он... Она... Он так же тайком ото всех и от себя любил Джима. Пока они не поцеловались, и пока Джим не отверг его. Он не замечал неизменную приписку «люблю» в каждом письме и телеграмме Лероя, причём, не к ним с Джимом, а персонально к Амадеусу. Думала, что это также дружеский жест и ничто большее. Но правда была иной. Валящей с ног, стоит признать! Выходит, я причинял Лерою те же мучения.       Очередная попытка подбавить себе и Смиту в чашку была остановлена его ладонью. Подушка упала на ковёр. — Мы же не станем напиваться как свиньи, Картер? — Но если это так, если я женщина, зачем было Тоби, родителям скрывать это?! — пришлось предусмотрительно закрыть и отставить бутылку. — Возможно, хотели наследника. Так чаще всего и бывает. Отец недавно сетовал на то, что Господь не подарил ему двух сыновей. Мне стало так обидно за Юнис, что я порекомендовал ему одеть её в мужское платье и отправить на учёбу. За что схлопотал пощёчину. — Абигейл дал тебе по лицу?! Лерой иронично потёр щёку. — На сей раз весьма заслуженно.       Они замолчали от неловкости ситуации. Амадеус зажал ладони между колен и сопел, принимая новую реальность, Лерой катал остатки бренди по чайной чашке. Потом допил и, нервозно отобрав у Амадеуса бутылку налил себе ещё. Картер внутренне оценил этот жест: значит, джентльмену «напиваться, как свинья» можно, а даме не стоит? — Стало быть, всё-таки, Джим. — Что? — Джим. Твой выбор пал на Джима. Я и об этом тоже гадал: насколько вы друзья и насколько он осведомлён о тебе. — Джим до конца верил, что я его друг и опекун, — открестился Картер. — Вернее, до поцелуя, наверное. Потом всё сломалось. Но он не подозревает, что я не вполне мужчина. — Интеллект не равно догадливость, — промолвил Смит, бросив взор за пасмурное окно. — Ле-лерой, — деликатно позвал Амадеус. — Я не знаю, что мне теперь делать.       В ответ к нему подсели на край кресла и бесцеремонно приголубили, прижав за голову к груди. — Будь ты молодым человеком, которому всю жизнь пудрили мозги, держа за девушку, я бы посоветовал тебе бороться за свои мужские права. Но раз они тебе достались априори, Деви, не думаю, что тебе имеет смысл набиваться в леди. — Амадеус вознёс глаза к полупьяной, румяной, улыбающейся физиономии и получил поцелуй в лоб. Целомудренно, но, силы небесные, сколько страсти! Прощальный поцелуй Джима разительно отличался от этого жеста поддержки! Хорошо, не в губы, впрочем... — Как тебе ношение кринолина, корсеты, громоздкие платья и домашнее образование, нацеленное на получение никакого не археолога мировой величины, а толковой домашней квочки? Никаких гулянок без сопровождения. Никакого снукера, Деви. Никакого курения. Споры с мужчинами? Забудь. Право голосовать? Не смеши. Экспедиции? Ты с ума сошла, сиди дома, слушайся старших. Ты обязана будешь озадачиться целью поскорее выскочить замуж и наплодить отпрысков. Если получится, конечно, не умереть в первых родах. Жизнь бедняжек незавидна, Деви. Мужчиной быть проще, выгоднее и почётнее. — Ох, ты абсолютно п-прав, Лерой, — Амадеус отогревался в его объятьях и осознавал, что он и сам мог бы об этом подумать. Но в отчаянии и в одиночку думать оказалось тяжело, как в те времена, когда он только потерял отца. Отца! Отец ли не ведал, кого он растит? А мама? А Тоби? «Мой мальчик!»       Да, это была тщательно спланированная многолетняя акция с неясными мотивами. Но начни выяснять и добиваться правды — выйдет себе дороже. — Придётся жить мужчиной. Но, — Амадеус вздохнул, так как горло сдавил ком, — явно не дома. Не хотел бы я сцепиться с Тоби, а это вполне вероятно. — Если тебе захочется почувствовать себя женщиной, ты можешь пригласить меня, — услышал он намёк. — Я всевечно к твоим услугам. И жить ты тоже можешь здесь. Комнат у меня хватит, о счётах не беспокойся. Хлебом насущным также поделюсь. — Лерой, я едва ли смогу принять такую щедрость, — несмотря на сказанное, переехать в Лондон захотелось сразу же. — И не уверен, что отплачу сполна за доброту. — Для меня стало бы единственной платой и радостью, если бы ты согласилась здесь поселиться. В качестве друга и компаньона. Если захочешь большего — вдвойне меня осчастливишь. Но настаивать я не буду, слово джентльмена. И обещаю — если ты соскучилась по настоящим приключениям, Деви, от которых кровь стынет в жилах, их будет много! Ибо я почти принят в полицейское управление! — Лерой, пожалуйста, закончи университет! — взмолился Картер. — После вас, леди, — хитрец завладел ладонью Амадеуса и галантно приложился к ней губами, заставив щёки запылать. — Вы, возможно голодны с дороги? Не желаете ли составить мне строгую мужскую компанию в ресторане «Кеттнер'с»? Отведаем блюда французской кухни под чарующие звуки живой музыки, а после, так и быть, я протащу тебя в лучший бильярдный клуб Вест-Энда, и только попробуй там меня опозорить! — Вы сомневаетесь в моих умениях, мистер Смит? — подыграл ему Амадеус. — Ничуть! Иначе я бы предложил иную программу. — Лерой постучал себя пальцем по подбородку. — Мы живём буквально в двух шагах от Ковент-Гардена... — Нет, извольте! — остановил его Амадеус. — Вы уже раздразнили мои аппетиты, и никакая пьеска не сможет затмить для меня возможность постучать кием! — Узнаю мою Деви!       Тепло его дружбы и любви лилось бальзамом на душу. Амадеус не мог бы подобрать слов, чтобы выразить Лерою благодарность за принятие и благоразумие, но вместе с тем понимал, что ему не нужно ровным счётом никакой благодарности, кроме ответной улыбки и общества.       Общества, которым не удостоил Амадеуса Джим.