Nataraja

      Они не разговаривали уже десять дней, обходя друг друга на приличном расстоянии, впрочем, Амадеус догадывался, чем занимается Джим по косвенным признакам. Хлопнула ли дверь, раздались ли шаги, исчезли с привычного места шляпа, удочки, ружье, разбросаны ли по гостиной бумаги с витиеватым узором из формул или обрывки проволоки... Он же сам надолго уходил из дома, исследовал древние укрепления эпохи норманнов и мегалиты на побережье, а после заглядывал на пару часов в кабачок и наблюдал там, как и прежде в университете, за жизнью людей, постигая социум. Он снова был один, и не сказать, чтобы это чувство мучило его. Комфорт одиночества был милее надрыва страстей, которые вечно сопровождали отношения с Джимом, словно тот не мог жить иначе, как на предельных величинах. Он временами заставал Джима дома или на крыше пристройки. Джим при виде его неприязненно отворачивался или уходил, Амадеус вел себя так, будто не знает мальчишку вовсе. Они не мешали друг другу, но и не обмолвились ни словом.       За ненадобностью Амадеус перестал посещать дом Бэрроузов, не знал, как обстоят дела у старого фермера и его дочери, старался обходить их владения стороной, или как можно незаметнее. Но однажды произошло нечто странное.       Амадеус в тот день шел с рынка, и, как назло, по пути встретил знакомую повозку, управляемую Чарльзом Бэрроузом. — А, молодой человек, что же вы совсем нас оставили! — вместо приветствия окликнул его фермер. — Особенно, когда у нас тут такие дела творятся. — Мистер Бэрроуз? — Амадеус почтительно придержал край шляпы, пряча не до конца заживший шрам на брови. — Что-то случилось? — Случилось, случилось! — утвердительно закивал старик. — Позавчера ночью Дункан сбежал!       Новость о том, что где-то по округе на свободе разгуливает это чудовище, заставила Картера чуть ли не подпрыгнуть. — Го-господи! Как это произошло? — Да никто толком не знает, как, — Бэрроуз озадаченно пожевал губу. — Ночью ни лая не слышали, ни скрипа, ни звука. А утром, когда я пошел кормить пса, его и след простыл. Дункан перепрыгнул через забор и был таков. — П-перепрыгнул через ваш забор? — уточнил Амадеус. — Но ведь в нем шесть с п-половиной футов! — Да, это странно, но что правда, то правда. Следы его лап от забора уходили по дороге в лес. Мы с дочкой и ходили, и звали, все без толку. К слову сказать, ваш воспитанник Джим проявил редкое участие к нашему горю, он присоединился к поискам на целый день. Эх, да что теперь говорить, пропал Дункан, убежал и все.       Как птицы обнаруживают лучшие ветки для гнездования, так и Амадеус Картер понял, что судьба вновь предоставляет ему прекрасный шанс проявить свою наблюдательность и занять разум задачей. Он почти видел перед собой лицо Лероя Смита, который говорил ему: «Деви, ты должен разобраться в этом деле!», и пожалел, что друга-лондонца нет рядом. Но решив, что он обязательно ему напишет обо всем случившемся, Картер тут же сосредоточился и начал допрос. — И за д-два дня его не смогли найти? — Нет. Убежал с концами, никто его даже не видел. — И вам не ка-кажется странным, чт-тобы ваша собака убежала в неизвестном направлении? — Мистер Картер, это же скотина. Кто его знает, что на него нашло. И тут Амадеус задал самый наводящий вопрос: — А вы не думали, мистер Бэрроуз, что пса мог кто-нибудь ук-красть? На это Чарльз Бэрроуз рассмеялся от души. — Украсть Дункана? Что за нелепая идея! Этот человек, должно быть, смельчак, каких свет не видывал и с головой не дружит! Нет, мистер Картер, Дункан не пошел бы ни с кем кроме меня. Так уж он воспитывался. Да и никто не открыл бы калитку. С недавнего времени я стал запирать ее на ночь на замок, а ключ брал с собой.       Амадеусу показалась странной причуда запирать калитку, учитывая наличие на дворе такой охранной собаки, но он оставил свое мнение при себе и сказал старику: — Мистер Бэрроуз, может быть, вы позволите мне зайти к вам и осмотреть место престу… место происшествия? — Вот здравая мысль! — расплылся фермер в благодушной ухмылке. — Удостоите Салли визитом, она будет рада! Амадеус подумал, что для достижения цели и такой вариант сгодится.       Через полчаса он осматривал ферму. Салли, заинтересовавшись происходящим, тихонько вышла на крыльцо дома и искоса наблюдала за действиями Амадеуса. — Забор, действительно, выглядит неприступным, — протянул он задумчиво. — Не каждая собака может преодолеть такой. — Не каждая, но в Дункане сто фунтов живой силы, а может, и все сто двадцать! — похвалился фермер. — Впечатляющий зверь, — согласился Картер, пробегаясь глазами по краешку забора. — Ага! Я вижу клочок шерсти! По всей вероятности, здесь он и перепрыгнул забор! — Амадеус встал на цыпочки и снял с доски несколько рыжих волос. Как раз напротив раскидистого каштана, который один раз спас Джима от клыков этого примечательного пса. — Да, мистер Картер, и следы его уходят как раз с той стороны. — Разрешите ознакомиться? — Пожалуйста, — ухмыльнулся Бэрроуз, хотя в голосе его прозвучало раздражение. Очевидно, он не понимал, почему Амадеуса пропажа собаки интересует больше, чем его дочь, с которой тот едва поздоровался. — Да, действительно, следы, уводят от дома. Очень странно, — заключил Амадеус. — Что же странного, мистер Картер? — Дункан всегда казался мне крайне преданным псом. Трудно поверить, что он захотел бы покинуть вас по собственной воле. — Мистер Картер, а как вы себе представляете кражу моего пса? Он разорвал бы в клочья любого чужака, хоть ступи он ногой на мой двор! И шум бы поднял невообразимый! А в ту ночь было тихо, я спал как младенец, да и жена с дочкой тоже.       Амадеус задумчиво вложил пальцы в крупный, великолепно отпечатавшийся в грязи след. Но и сам след выглядел не совсем обычно. Впрочем, об этом он решил умолчать. — Что ж, я получил достаточно пищи для размышлений, — отряхивая брюки, сказал удовлетворенно Амадеус. — Как только у меня появятся новости, я вам сообщу. Доброго дня, мистер Бэрроуз. Фермер смерил его удивленным взглядом. — А как же чай? Мистер Картер, я не приму отказа! Идемте. Салли, доставай пирог, детка! Амадеусу оставалось только вздохнуть.       Закончив трапезничать, благодарно раскланявшись и радуясь, что ему, наконец, удалось улизнуть из дома фермера, Амадеус, между тем, не спешил отправиться домой. Он обогнул поворот дороги и окольными путями вернулся к забору фермы Бэрроузов.       Теперь можно было заняться исследованием местности без посторонних участников. Он еще раз осмотрел цепь следов. Она уводила с дороги в засеянное злаками поле, где нельзя было различить ничего, и обрывалась там. С этим было ясно. Амадеус вернулся к забору, вернее, к той его части, которую подпирал большой каштан, и осмотрел землю там. Следы, следы не собаки, а мужских ботинок из знакомого магазина в Лондоне, как раз таких, которыми Тобиас одарил их с Джимом.       Собственно, сейчас на Амадеусе были точно такие же ботинки, только на два размера меньше. У Джима всегда были крупные ступни. Также, он обнаружил следы сапожков Салли, и еще какого-то мужчины. Все это было не так уж примечательно, особенно с учетом популярности юной мисс Бэрроуз у парней округи. Примечательно было то, что следы имели примерно ту же свежесть, что и собачьи. Но это Амадеус отнес к категории весьма условных улик. Тут он наткнулся на более интересный след. Едва заметная широкая колея, от колеса. Амадеус не припоминал, встречал ли он еще когда-нибудь такие следы. Он поискал вторую колею и не нашел ее. Значит, это было одноколесное транспортное средство. Одноколесный транспорт. Велосипед? Но след был широким, неявным, без характерного рисунка велосипедных шин. Тачка?       Но тачку должен был катить человек, то есть колея должна была перемежаться следами ступней, а их не было. Амадеусу сразу вспомнились клоуны в цирке в детстве, которые ездили на одном колесе, держа баланс, крутя педали ногами. Это было забавно, но к данному случаю неприменимо. Он пошел по следу, и недалеко от фермы обнаружил в колее соломинку, затем еще одну. Внезапно, догадка осенила его разум так, что настроение улучшилось. Блестящий ход!       Амадеус улыбнулся и, совсем как в школьные годы, побежал по следу. Колея вела прямо к берегу и обрывалась у кромки воды. Разумеется, за двое суток прилив смыл все следы, какие оставались в ту ночь на побережье. Амадеус расстроился, но ненадолго. Все же, он начал понимать, что произошло. Но чтобы найти собаку, нужно было следить за предполагаемым преступником. И он открыл тайную слежку за Джимом.       За то время, пока они не общались, Амадеус Картер совсем потерял мальчишку из виду. Теперь же он стал вспоминать странности в его поведении. Джим не спал ночами и поэтому обладал дополнительным временем, которое мог тратить на что угодно. Он исчезал днем и ночью, появляясь дома лишь на несколько минут. Однажды, примерно на следующий день после исчезновения Дункана, он вернулся домой, хромая, но, завидев Амадеуса, постарался скрыть это. Тем же днем на заднем дворе в куче мусора Амадеус нашел припрятанные им кровавые бинты. Джим был ранен, но кем, оставалось загадкой до того, как выяснилось, что у Бэрроузов сбежала собака.       Амадеус приметил, что по ночам, в отсутствие собаки, Джим проводил время с Салли. Он тихонько выбирался за ним из дома и видел, как толстая ветвь каштана у дома Бэрроузов вкупе с прочной веревкой служит прекрасной переправой для ловкого парня. Отсутствие Дункана было как никогда выгодно Джиму. Оставалось выяснить, что он делал в дневное время. Амадеус продолжал следить за ним, и определил, что Джим каждый новый день начинает с посещения рынка в Багхэме, где с регулярностью покупает у мясника обвалочные кости и прячет их в выкопанной яме под большим камнем на побережье. После этого открытия, Амадеус посетил хорошо знакомый кабачок и за кружечкой пива опросил местных рыбаков, обычно проводящих время с удочками на берегу, не происходило ли на берегу что-нибудь необычное в последние дни. Рыбаки ничего такого не припомнили, один только сказал Амадеусу: — Вы не подумайте, что я из ума выжил, мистер Картер, но я своими ушами слышал, как из моря по вечерам доносится собачий вой. А дом мой как раз окнами на остров Кимси выходит.       Амадеус поблагодарил рыбаков за сведения, и, довольный, отправился домой. Теперь дело было за малым. Амадеус полез на чердак и с трудом нашел там старую подзорную трубу отца. Когда-то давно они с Тоби замечательно наблюдали через неё лунную поверхность.       Удостоверившись, что труба исправна, он отправился с ней на берег, к тому месту, в котором Джим закопал под большим камнем кости, и стал ждать.       Солнце уже клонилось к закату, когда долговязая фигура Джима появилась на утёсе, и он начал неторопливо спускаться по тропе к воде. Амадеус насторожился. Джим подошел к своему тайнику, достал припрятанные кости, разделся и сложил одежду под камень. Затем засунул подтухшие кости в заплечный мешок, надел его на спину и вошёл в воду. Он уверенно поплыл туда, где, отделенный от Англии лишь полоской воды шириной в милю, белел песчаный берег острова Кимси. Амадеус достал трубу и смотрел в нее, затаив дыхание. По берегу острова, едва заметный на фоне отмели, метался огромный рыжий пес. Без сомнения, это был Дункан, здоровый и невредимый. Он прыгал в волну и, отряхиваясь, возвращался назад, лаял и ворчал, пока Джим плыл к нему. Как только мокрый и голый мальчишка вылез на берег, огромная туша пса сбила его с ног. Сердце Амадеуса ёкнуло и похолодело.       Сомнений не было, что сейчас Джим будет растерзан. Но пес, радуясь, облизывал лицо Джима, а тот, смеясь, трепал его за уши. Потом Дункан позволил Джиму встать, парень достал из заплечного мешка кости и кинул их собаке. Пока огромный зверь с аппетитом хрустел костями, Джим восседал на нем верхом и гладил по спине. Потом, насытившись, Дункан сбросил его на землю, Джим засмеялся еще больше и ринулся наутек, преследуемый огромным псом. Но это была не погоня, а игра. Они пересекали остров из конца в конец по мокрому песку, и Амадеус изумлялся, сколько силы и выносливости прячется в худосочных ногах мальчишки. Когда им надоело бегать, Джим поднял руку вверх и, к изумлению Амадеуса, Дункан послушно сел. Последовали другие команды, пес охотно выполнял их, а потом Джим сел на берегу, и Дункан лег у его ног.       Солнце уже совсем село, когда Джим засобирался домой. И тут Амадеусу пришла в голову отличная мысль. Он прокрался к камню, завладел одеждой мальчика и спрятался в кустах. Джим доплыл обратно к берегу, отодвинул камень, и Амадеус едва смог подавить хохот от того, каким озадаченным стало всегда уверенное лицо Джима. Он встревоженно озирался по сторонам, ища глазами похитителя его одежды, но Амадеус не мог позволить ему отправиться домой в голом виде, поэтому вышел из кустов и сказал: — Ты не это ищешь, Джим?       Встреченный грозным и колючим взглядом, он тотчас был осенён самой лучезарной на свете улыбкой. Мальчишка сконфуженно почесал затылок и сказал: — Я думал, меня никому не раскусить, но, если честно, хотел, чтобы ты сделал это. — И я сделал, — засмеялся Амадеус. — Я обвел хитреца вокруг пальца и оставил без одежды. — Отдай! — в шутку рассердился Джим. — Деви, отдай одежду. — Нет, сперва признай, что я великий археолог и первооткрыватель! — упрямо сказал Картер. — Ты великий археолог, вне сомнений, но, позволь узнать, как ты раскрыл мой план? Мне казалось, он идеален, — Джим пожал плечами. — Джим, твой план был очень хорош. А идея с накладными подушечками, имитирующими собачьи лапы просто гениальна! Но ты упустил один важный момент. У собак есть когти, и при беге они отлично отпечатываются в земле. А у твоих подушечек их не было. Кто их сшил? Салли? Джим, краснея, опустил глаза. — А бежал в них Фрэнки? Или ты? Джим в ответ только засмеялся. — Это неважно, — буркнул он. — Согласен. Куда важнее понять, как тебе удалось похитить пса. Сомневаюсь, что вы были с ним дружны и до похищения, иначе он не вцепился бы тебе в ногу в первый день своего заточения на острове. Джим посмотрел на правую икру с красными отпечатками собачьих зубов. — Итак, как же можно без вреда для своего здоровья похитить опасного пса? Я знаю ответ и на этот вопрос. Лауданум. Я сам тебе его принес. То снотворное, которое тебе не помогло уснуть, ты использовал, чтобы усыпить собаку. И, скорее всего, это дело рук Салли. Она ведь выносила псу корм по вечерам? Но усыпить его было недостаточно. Старик Бэрроуз с недавнего времени стал настолько подозрителен, что не доверял и собственной дочери. Он запирал калитку на ночь, а ключ брал с собой. Как похитить спящего пса, весом в сто фунтов через глухой забор высотой в шесть футов? У тебя и на это был ответ. Ты подговорил Фрэнки Пэррикла, не так ли? Фрэнки ведь тоже немало настрадался от этого пса. Вы обвязали несчастного Дункана веревкой и втроем перетащили через забор, используя ветку старого каштана в качестве блока. Затем водрузили пса на велосипед, колеса которого были, для большей путаницы или для увеличения площади соприкосновения с грунтом, обмотаны соломой, кстати, Джим, еще один гениальный ход! И повезли на побережье. Там ты взял одну из рыбацких лодок и доставил Дункана на остров Кимси, что позволило тебе беспрепятственно посещать Салли Бэрроуз по ночам! Превосходный план! — Но, все же, ты раскрыл его, — заметил Джим. — Ты и вправду великий ум и мог бы стать отличным сыщиком. Лерой бы мог гордиться тобой! — А ты мог бы стать великим преступником, — ответил любезностью на любезность Амадеус. Джим смутился и сказал, вздохнув: — Я бы более предпочел стать великим танцором… — и, подумав, добавил: — а на худой конец властелином мира, летящим среди грозовых облаков! Они засмеялись. Впрочем, Амадеусу было в чем признаться. — Но и в этом деле мне помог Мистер Счастливый Случай. Если бы ты так не любил животных, я ничего бы не раскрыл, — весело сказал он. — Ты мог бы утопить спящего пса в море или устранить его любым другим способом, но ты решил не идти по-простому и варварскому пути. — Да! — сверкнув глазами, сказал Джим. — Я хотел поговорить с ним один на один, чтобы понять, имеет ли он ко мне личные претензии. — Кто? Дункан? — засмеялся Амадеус. — Помнишь, я всегда хотел большую собаку, — сказал Джим. — Но вы с Тоби говорили мне, что это детская прихоть и излишние хлопоты. И еще, я вспомнил свою тигрицу Амру. Я не мог причинить Дункану страдание, животные, что бы они ни делали, не виноваты в том, к чему их приучают люди, — он нахмурился. — Дункан четыре года сидел на цепи. Ему навязывали мнение о том, что он родился для того, чтобы сидеть на цепи и что-то там охранять. Но, Деви… ни одно живое существо не рождается для рабства и несвободы. Это люди делают их несвободными. Я решил дать Дункану свободу и посмотреть, что получится. В первый раз он испугался меня, ведь я похитил его оттуда, где он все так хорошо знал, увез в неизвестность. По привычке он набросился на меня, и мне чудом удалось уйти от него относительно целым. Но потом я начал говорить с ним, объяснять ему, кто он есть, и он доверился мне. Теперь это свободная собака, он счастлив и живет без цепей. И, знаешь, что. Он замечательная собака. Он прекрасный друг, и у него чудесный характер. — Джим, Дункана придется вернуть хозяину, — грустно сообщил ему Амадеус. — Я обещал мистеру Бэрроузу, что дам весть, если пес найдется. Тем более, через месяц мне нужно быть в университете, а тебе в колледже, и за Дунканом некому будет присмотреть. Джим помрачнел и задумался. — Да, наверное, ты прав. Но как я скажу ему об этом? — Кому? — не понял Амадеус. — Мистеру Бэрроузу я, пожалуй, отведу пса сам… — Нет, я имел в виду Дункана, — Джим махнул рукой. — Я же пообещал ему, что он никогда больше не увидит цепь. — Ты пообещал ему лично? — улыбнулся Амадеус. — Конечно, а как еще? — возмутился Джим, словно он ничего странного не видел в общении с животными. — А теперь выходит, что я обманул его. — Уверен, Дункан будет рад оказаться дома. — Возможно. Только мы отведем его вместе, не думаю, что он будет слушаться тебя. Давай сделаем это завтра. Пусть у него будет еще одна счастливая ночь. И у меня, — вздохнув, добавил Джим. Амадеус не возражал.       На следующее утро мистер Бэрроуз был бесконечно рад возвращению своего пса. Когда Амадеус постучался в калитку, ведя Дункана на веревке, фермер просиял и бросился обнимать его и Картера. — Потрясающе! Сэр, вы мой спаситель! — рассыпался он в благодарностях. — Как же вы нашли его? И где? — Он пришел к нам сам, рылся в мусорной куче на заднем дворе, — соврал Амадеус. — Ах, ты, негодник! — фермер похлопал Дункана по голове. — Салли, милая, Дункан вернулся! Мистер Картер нашел его! Салли выглянула из окна и помрачнела. — Как замечательно, папа, — сказала она. Впрочем, Амадеус был уверен, что ночью Джим уже рассказал ей, как была раскрыта их маленькая афера. — Так веди нашего благодетеля в дом, дочка! Мать как раз сготовила пудинг! — воскликнул фермер, пристёгивая цепь к ошейнику пса.       За столом мистер и миссис Бэрроуз в очередной раз заговорили о помолвке Амадеуса и Салли, в очередной раз оба участника этой помолвки целомудренно отмолчались.

***

      Последний месяц лета оказался сварливым типом. Жара спала, погода начала портиться. Амадеус, несмотря на то что они с Джимом помирились, все больше времени проводил в уединённых раздумьях. Словно бы какая-то невидимая, но непреодолимая грань легла между близкими друзьями после той злосчастной ссоры и похищения собаки. Амадеус винил в этом себя. Ему казалось, Джим потерял к нему доверие навсегда, особенно, зная о внезапно открывшемся неравнодушии Картера. Да и кто бы, к чертям, оставался рядом с горе-опекуном, способным ни с того, ни с сего начать целоваться?       Амадеуса одолевали сомнения во всём, в чём он, благодаря родителям, был до сего дня в полнейшей уверенности. Часто, уединившись в комнате он доставал зеркало для бритья и укреплялся в мысли о том, что оно ему вряд ли когда-нибудь понадобится по назначению. Слишком бархатная и мягкая кожа пусть на худых скулах длинного, острого лица, слишком полнокровные губы и тонкие брови. Слишком невыразительный кадык. Да и голос мог бы быть ниже, грубее. Фактически, явной ломки так и не случилось. Чего нельзя было сказать о Джиме.       Внимательные, глубокого серо-изумрудного цвета, как описывал Лерой — маренго — глаза Амадеуса всматривались в собственное отражение, пальцы пробирали по коротким, льняным, аккуратно зачёсанным назад волосам. Он вставал в профиль и успокаивался, не находя у себя пышных форм спереди, подобных таковым у Салли.       Плоский, как картонка. Без признаков женской физиологии, о которых упоминать неприлично. Амадеус перебирал в уме те скудные знания, которыми он удосужился запастись по части отличий мужчин и женщин. Нет, определенно, даже археология играла ему на руку, и древнегреческие мраморные Афродиты выглядели не так, как он. Не вполне так, если выражаться точнее. А более подробных сведений добыть было неоткуда.       Родители держали их с Тоби в исключительной строгости и целомудрии, ни разу не дав мальчикам усомниться в собственной принадлежности, и Амадеус в жизни не решился бы написать дяде о своих волнениях. Да и что мог бы на них ответить Тоби, если самолично обращался к нему в письмах не иначе, как «мой мальчик»! Мальчик! Амадеус жмурился и отмахивался от воспоминаний о том случае в школе, той стычке с Хилси на мельнице. «Хм! А это может быть занятным, джентльмены!» Что они имели в виду? Что там может быть занятным?       Подозрения казались Амадеусу бредовыми, и он был бы рад списать их на нервы последних месяцев, если бы не чувство неправильного, глодавшее его изнутри. Или это было влечение к Джиму?       Что же до Джима, то он стал все чаще пропадать где-то, где именно, Амадеус предпочитал не узнавать. Джим становился все более странным и отдаленным, веселым на людях и замкнутым для близких. Словно что-то волновало его, что-то, что он не мог открыть Амадеусу, и едва мог скрыть от него. Засыпая ночью, Амадеус слышал, как Джим тихонько уходит из дома, притом Салли на следующий день встревоженно спрашивала, не знает ли Картер, куда подевался ее возлюбленный. Однажды Джим исчез на двое суток. Исчез без одежды — его платье осталось висеть на стуле в комнате, а ночная сорочка была брошена на смятую простынь. И эту загадку Картер оказался не в силах разгадать. Он искал Джима по округе, инспектировал все его излюбленные места, ожидая наткнуться хотя бы на след мальчишки, но ничего похожего на следы Джима нигде не было. И на вторую ночь, когда Картер уже готов был оповестить полицию и дядю о пропаже воспитанника, в комнате Джима послышался шум открываемой форточки. Амадеус поспешил туда и чуть не вскрикнул от зрелища, представшего перед ним.       Стены и пол комнаты были забрызганы кровью и кусками внутренностей овцы, труп которой лежал перед Джимом, а тот, голый, припав, как голодная собака, к туше, с хрустом разгрызал ей ребра. На звук шагов он оторвался от своей добычи и поднял на Амадеуса глаза. Амадеус остолбенел от ужаса. Обычно темные, зоркие, глаза воспитанника вновь светились дьявольским зеленым огнем хищника. Утерев окровавленный рот рукой, Джим прорычал звериным голосом: — Пошел вон отсюда!       Амадеус, дрожа, отступил, закрыл дверь и, будто в трансе, спустился вниз. Он не знал, что произошло, не знал, что ему делать, поэтому сел у камина, обхватил колени руками и уставился в огонь. Трещали сучья в камине, а наверху, в комнате Джима трещали кости убитой им овцы. Амадеусу было жутко от того, с каким чудовищем свела его жизнь, то, что он увидел, в голове не укладывалось. Так он и провел ночь, подбрасывая дрова в камин и чувствуя себя первобытным человеком, которого лишь огонь мог защитить от погибели. Утром он сделал над собой максимум усилий, чтобы подняться на второй этаж и попытаться попасть в комнату Джима. Но она оказалась заперта. Джим никогда раньше не запирал дверь на ключ, и даже не всегда закрывал ее, так что по утрам Амадеус, поднявшись к нему, частенько мог видеть босые ноги, торчащие из-под одеяла, или что похуже. Теперь все изменилось. Постояв у двери, Амадеус собрался и ушел к Бэрроузам, надеясь отвлечься и потом, на свежую голову обмозговать увиденное.       Чарльз Бэрроуз, как всегда, был ему рад, несмотря на ранний визит. Он радушно накормил Картера завтраком, в ходе которого молодой человек услышал необычайные новости. — Вы знаете, мистер Картер, что произошло вчера? — сказал фермер, отрезая себе добротный кусок ветчины. — На соседней ферме волки задрали двух овец и еще одну унесли. Амадеус поперхнулся чаем. — Понимаю ваши чувства! — Бэрроуз похлопал его по спине. — Волков в Суссексе не было уже лет сорок или более. И вот, ниоткуда пришла напасть. Двое волков. — Их виде-дели? — утирая слезы, спросил Амадеус. — Сосед видел, как они уходили. Тот, что покрупнее, нес овцу в зубах, а волчица следовала за ним. — По-почему вы д-думаете, что это были волк и волчица? — холодея от ужаса, поинтересовался Амадеус. — Ну уж в этом-то мы, фермеры, разбираемся, — хмыкнул Бэрроуз. — Волка от собаки мой сосед Энгус отличит, а волчицу от волка и подавно. Я ему верю. Только что теперь делать? Придется завтра устраивать облаву, чтобы убить гадов. Сидевшая рядом тише воды, ниже травы Салли едва слышно пискнула. — Папа, может быть, это не волки… — начала она. — Волки, волки, — отозвался Бэрроуз. — И посмотришь, дочка, какую шкуру я тебе у кровати положу! Глаза Салли расширились, она побледнела и встала из-за стола. — Прошу прощения, джентльмены, я себя неважно чувствую, — и с этими словами удалилась. — Не пойму, что с ней, — вздохнул Чарльз Бэрроуз. — То ли дурит, то ли и вправду нездорова. Уже неделю такая ходит. Может, вы поговорите с ней, мистер Картер, как будущий доктор, и ее жених? И тут обычно спокойного Амадеуса прорвало. Он резко встал с места, сжал кулаки и, закрыв глаза, сказал: — М-мистер Б-бэрроуз, я не соб-бираюсь жениться на вашей д-дочери, и я не собираюсь становиться врач-чом. Мне оч-чень жаль, что я не оправдываю ваших чаяний, но я избрал ст-тезю не обремененного семейными узами археолога, и надеюсь ост-таться так-ковым на всю жизнь. Чарльз Бэрроуз посмотрел на него недоуменно, а затем расхохотался от души. — Молодой человек, вы в своем уме? Я уже послал Тобиасу уведомление о вашей помолвке с Салли. Да и потом, какой из вас археолог? Вас за былинкой можно спрятать! Что за нелепая идея! — Вы нап-писали Тоб-би о моей п-помолвке с вашей дочерью? — обомлел Амадеус. — Да, пару дней назад послал ему телеграмму в Лондон. — Боже мой, сэр, к-как вы могли!       Выпалив это в отчаянии, он выбежал от фермера, несмотря на его сердитые крики вослед, и помчался домой. Дома, на пороге, ждал Джим. Он сидел мрачнее тучи и сжимал в руках листок бумаги. Амадеус почти сразу опознал в нем почтовую телеграмму. Очевидно, это был ответ Тобиаса на послание Бэрроуза. Привыкший доверять опекунам, получив телеграмму от почтальона Джим, конечно же, тут же развернул ее из любопытства, и теперь, узнав содержание, уставился на Амадеуса, как на врага. — Предатель, — тихо сказал он. — Предатель! Лжец! — и взорвался вулканом гнева. — Как ты мог! Я верил тебе! Я любил тебя! — он швырнул Амадеусу в лицо телеграмму, и пулей влетев к себе в комнату, щелкнул замком. Амадеус разгладил скомканную телеграмму на колене. В ней было написано: «Амадеус, очень удивлён твоей помолвке с Салли Бэрроуз, надеюсь это не подневольное решение? В любом случае вынужден поздравить. Жду объяснений в письме. Тобиас». Вынужден поздравить... Да почему вынужден, Тоби? Сердце его сжалось, и он бросился за мальчишкой. — Д-джим! Джим! — барабанил в дверь Амадеус. — Я не хотел, Джим! Я не хочу этой свадьбы, как и ты! Я не люблю Салли! Ответом было молчание. — Джим, отк-крой дверь, давай поговорим! Джим, что с тобой происходит? Неужели всему виной та молния? Ни звука. Но Амадеус внезапно осознал, что должен сообщить ему самое важное. — Джим, они планируют устроить облаву на волков! Амадеус прижался к двери. Нервы его сдали, и он тихо заплакал. В замке прокрутился ключ. Дверь подалась внутрь, отчего Амадеус чуть не потерял равновесие. Бледный и мрачный Джим напряженно смотрел на него из щёлки. — Д-джим, п-послушай меня. Я не знаю, что у тебя п-происходит, но вам с Салли г-грозит опасность, — быстро, боясь, что дверь снова закроется, затараторил Амадеус. — Я завтра же отправляю те-тебя обратно в колледж. Так б-будет лучше для всех, для тебя, Б-бэрроуза, Салли. Внезапно теплая рука легла на его худое предплечье. Джим глубоко вздохнул и опустил голову. — Я не могу, — тихо сказал он, и Амадеус заметил, как по его носу бегут слезы и капают на пол. — Я не вернусь в колледж. Салли ждет… она ждет ребенка от меня. — Что? — вне себя от этой новости пролепетал Амадеус. — Это не все. Мы с ней… я не знаю, как сказать тебе. Наверное, не получится. Я проклят, Амадеус. Не думаю, что здесь виновата молния. Еще в старой школе священник говорил, что я дьявол. Он был прав. — Т-ты о ч-чем, Д-джимми? — Деви, я мужаю. Я чувствую это, и то, что я непохож на других людей и это, внутри меня, лишь крепнет с каждым днём. Я теперь понял, младенцы не рождаются слепыми и глухими. Люди не могут чуять запахи за десять миль и разговаривать с животными. Я не человек, Деви. И вчера я убедился в этом. А Салли… что ж, со мной ей в любом случае будет лучше. Она теперь тоже проклята и носит ребенка от дьявола. — Д-жим, это неп-правда. Всему есть рациональное объяснение, — попытался возразить Амадеус. — Тогда как ты объяснишь это? — прорычал Джим уже знакомым Амадеусу звериным рыком, от которого шел мороз по коже.       Рука, державшая Картера за запястье, мигом обросла жесткой и короткой черной шерстью, глаза мальчишки стали интенсивно зелёными, как у волка, он обнажил длинные острые клыки. И в следующий миг вновь стал собой. У Амадеуса подкосились ноги, и он сел на пороге комнаты. Джим сел рядом и обнял его. — Я не знаю, что это, но вряд ли это молния, — заключил он. — Мы уйдем с Салли сегодня ночью. Я так решил, и так будет лучше для всех. — Ку-куда же вы п-пойдете, Д-жим? — в отчаянии спросил Амадеус. — Не знаю. Мир большой. Начнем с Лондона. — С Лонд-дона? Джим, Тоб-би б-будет в Лондоне с сентября. Если вам п-понадобится помощь, об-братись к нему или Лерою… Джим жестом остановил его слова. — Нет. И ты, и Тоби, и Лерой уже сделали для меня слишком много. Деви. Я не хочу, чтобы ты больше страдал и сгорал со стыда из-за меня. Я очень тебя люблю. Будь счастлив.       Амадеус Картер навсегда запомнил тот последний, целомудренный поцелуй, подаренный ему Джимом. Невинное касание лба губами, но в нем было столько нежности и любви, сколько не может подарить ни один поцелуй страсти.       Вечером он помог Джиму собрать вещи. Это было несложно, вещей у него оказалось совсем немного. Божок, барабан и книги. В ущерб своему гардеробу и внешнему виду, Джим предпочитал тратить практически все карманные сбережения, какие имел, на книги, поэтому книг у него было много, а одежду ему приходилось покупать отдельно, чтобы он мало-мальски достойно выглядел. В одну из этих книг Амадеус, пока Джим не видел, засунул все деньги, которые у него были. Он также отдал ему свое толстое пальто, несмотря на протесты мальчика, и проводил до дороги. — Дальше не ходи, я за Салли, — сказал Джим. — Деви, прости меня, и спасибо тебе за всё. Он протянул ему руку, и Амадеус пожал ее. — Я надеюсь, что мы еще встретимся Джим, — с надеждой сказал Картер. — Я бы очень этого хотел, — ответил Джим, глядя ему в глаза. — Но не теперь. Затем, на секунду просиял в улыбке, и стал вновь серьёзным. — До встречи, Амадеус. — До встречи, Джигме. Он повернулся и пошел по дороге. Амадеус Картер ещё долго провожал взглядом высокую, худощавую фигурку мальчишки, пока тьма не поглотила её.       Следующий день был богатым на события. Бэрроуз не досчитался не только своей драгоценной дочери. Джим выполнил обещание, данное псу Дункану, и забрал его с собой.       Фермер был в ярости. Он заявил в полицию, полиция прибыла и мельтешила по всей округе, рыская, ища след влюбленных. Но лишь Амадеус догадывался, что они не найдут следов двух людей. Еще через два дня бесплодных поисков приехал Тобиас и устроил племяннику форменный разнос. Амадеус еще не видел благодушного дядю таким взбешённым. Все было, как в тумане. Он только и запомнил свои горящие уши и Тоби, воздевшего руки в воздух со словами «Мальчик мой! Чем ты думал! Как ты мог его отпустить!» Но разве мог я его удержать?..       Амадеус стоял и не пытался пререкаться с ним. Он знал, что поступил правильно, и его Джим ему благодарен. Пусть даже они больше никогда не увидятся. Есть время разбрасывать камни, есть время собирать камни. Есть время обретать друзей и отпускать их. Амадеус знал это и готовился к отъезду в университет. Но он также верил, что когда-нибудь они с Джимом встретятся. Обязательно встретятся, но, тут Джим был прав — не сейчас, не сейчас.       Это понимание угнетало Амадеуса, так как именно сейчас ему очень нужно было попасть в Лондон.