Сохрани моё горе

- Эй, уснул что ли? Треск заставляет вздрогнуть, но не сдвинуться с места. Где-то глубоко внутри что-то в очередной раз щелкает и отдает тупой, пульсирующей болью. Боль не дает покоя, но спасает от желания приложиться затылком о холодную стену. Размозжить глупую голову о бетон и вытечь ошметками мозгов, толку от которых немного в этой богом забытой дыре. Конечности примерзли к одной точке в реальности, откуда нет выхода, только пустая констатация факта – ты попал и надолго. Надолго. Так долго, что пройдут зимы, а вместо него останется горстка слов и сожалений. - Сээээммиии. Ну же, приятель, поболтай со мной. Здесь так скучно! Он медленно наклоняет голову, влево и право, прислушиваясь к ощущениям. Где-то внутри перекатывается черное, склизкое, прилипчивое как жвачка. Медленно стекает к горлу, заставляет задыхаться и сглатывать. Руки против воли хотят сжать плечи, сплющить их до хруста. Пальцы сводит от напряжения, и он чувствует, как кости тихо скрипят, просят прекратить. Краем глаза видно движение, но оно мимолетно, недолговечно. Нет смысла тратить силы и осматриваться. Уже и так понятно, что это. Кто занял место покоя. Люцифер в теле Ника сидит на неудобном пластиковом стуле, ловко закинув ноги на спинку и его широкая улыбка могла бы растопить льды Арктики. Между ладоней сверкает шарик света, ласковый и задорный в своем сиянии. Мгновение, и мячиком отпрыгивает на пол, взрывается петардой. От звука глохнут уши, пересыхает во рту. В глазах море веселья и немножко – любопытства. - Сколько продержишься на этот раз? Виски давит тисками, словно обхватывает горячим металлом. Глаза хотят закрыться на мгновение, но приходится себя заставлять смотреть в пол, в потолок, в белую стену. В веки словно песка насыпали, тот хрустит под кожей, перекатывается мелкими крупинками. В теле беспокойно стучит, ударяясь о ребра. От долгого сидения в шее похрустывает и приходит навязчивая мысль вывернуть позвонок до конца. Еще чуть-чуть и сместиться влево, туда, ближе к окну, подальше от угла комнаты, где светится новым фонариком. Надавить пальцами и совершить последний прыжок в спасительную темноту. - Ты ведь знаешь, что я это исправлю. Он смотрит затравленно, все еще надеясь на что-то. Люцифер медленно подходит к кровати и садится, что-то высматривая в уставших, впалых глазах. И молча окольцовывает его плечи, едва символически удерживая на уже ставшем привычном месте. В его руках тепло, жар идет изнутри, но в его объятиях нельзя согреться. Спину потряхивает от безысходности. А на щеке невесомо расцветает поцелуй, проникает под кожу, оставляет ожог. Короткий тихий стон вырывается сквозь преграду зубов, когда шипение становится слишком невыносимым. Ногти мягко проводят узоры по затылку, вызывая табун мурашек, заставляя приблизиться еще, на самый край. Странная и неправильная, насильственная ласка. - Исправлю все в тебе. Глаза закрываются, в спасительной тьме нет ничего, кроме беснующегося сердца. На задворках воспоминаний грубый, тревожный голос просит довериться и потерпеть еще немного. Но он так устал. Так хочется забыться, всего на секунду. Ногти впиваются сильнее и дыхание сбивается с ритма, слишком громко, так… неприлично. - А когда мы избавимся от всех, как следует повеселимся. Верно, Сэмми? Ледяные объятия сдавливают легкие и под сухой, наждачный смех он теряет последние силы. В ушах звенит и тяжесть мышц заставляет упасть безвольной куклой, даже не пытаясь защититься от враждебной тишины. Отголоски его имени все еще раздаются эхом, но не будят изгрызенный разум.