Закон Неприкосновенности

По кирпичикам, по кирпичикам

В кромешной темноте ты красива до неприличия

Между коробок дом, зажигалкою среди спичек

Расшатанный, как шуруп, ты прости, но я просто взвинчен

Опять кричу на всю улицу

Слова не воробей, но под утро они забудутся

Pyrokinesis — Цветами радуги

Ади позорно сбежала. Безумно, мерзко, грязно, — оттолкнуть Бонта, не найдя внутри себя ни слов, чтобы объясниться с ним, ни сил, чтобы выдержать его взгляд, и сбежать от него, ото всех. Ни на Небесах, ни в Аду Ади больше не находила себе места, не чувствовала себя в безопасности. У каждого свой мотив, свои скрытые желания, от которых она успела устать, разгадывать которые не хотела. В водоворот она нырнула, как в спасение. Человеческий смертный мир, — хаотичный, беспорядочный, временный. Он манил своей понятностью и привычностью, хранил в себе воспоминания о временах, когда всё было просто, когда Сэми был жив и вокруг горя Ади не плели интриги. Грязный переулок. Нью-Йорк. Пахло мусором, алкоголем и рвотой. Разрисованные стены, сомнительные молодые люди и прохлада ночи. В земном мире зима, Ади в своей одежде неуместная, чужая, но никому нет дела. По ней скользнули несколько взглядов. Какой её видели? Найти бы зеркало, понять, в своём ли обличии она оказалась среди смертных, или водоворот накрыл её чужой личиной. Но всё это — детали, с которыми можно и нужно разобраться позже. А пока успокоить бы зверя внутри, что перехватил контроль, найти место и спрятаться от всего. Ади надеялась, что Люцию хватит мозгов не искать её, что она причинила Бонту так много боли, что он не бросится за ней. Кончики пальцев холодило ночным морозом и воспоминаниями. Всего несколько минут назад она своими руками выкручивала его мышцы, выворачивала кости, надеясь услышать хруст, но как будто прошли годы, как будто Бонт дрожащими от боли губами целовал её в другой жизни. К горлу подкатывала непривычная тошнота. Бессмертные не болеют, но их тела тоже не вечные, — они стареют, когда оказываются среди смертных, уязвимы к огню и мечу и, как оказалось, бессильны перед тяжёлыми переживаниями. Ади подняла руку, с трудом сфокусировала взгляд на дрожащих пальцах. Всё казалось, что они в крови. Чьей? Бонта или Ости? Может, Мисселины или Сэми? Или её самой? — Эй, красотка, не мёрзнешь? — Чей-то мерзкий голос ворвался в мысли. Ади перевела взгляд на мужчину, который обратился к ней. Невысокий, плечистый, явно пьяный. Он вывалился на улицу в одной тонкой кофте, в пальцах сжимал наполовину выкуренную сигарету. Редкий ёжик волос и седая щетина на подбородке и щеках. Во второй руке незнакомец сжимал горлышко бутылки коньяка и ей же подманивал Ади, как если бы она была диким псом или дешёвой проституткой. — Пошли, согрею. Выпьем по коктейльчику, — ему всё ещё удавалось связно говорить, язык не спотыкался на словах. — Кто такую красоту одну отпустил? Подобные слова должны задеть, но Ади не зло и не смешно, — ей никак. Он перед ней — таракан, которого легко раздавить. Человеческая жизнь ничего не стоит, а ей нужно только сжать ладонь в кулак, сосредоточившись на его сердце, чтобы мышцы лопнули, и грудную клетку затопило кровью. Но Ади медлила, изучала взглядом неудачливого пикапера. На что он надеялся? Ади выше него на голову, красивее в десятки раз. Он настолько верил в себя или просто надеялся, что удастся напоить её до состояния овоща? — Чо молчишь? — в голосе мужчины зазвучало раздражение. — Типа крутую строишь, или чего? Ади моргнула, прогоняя оцепенение из тела. Вырвавшийся на свободу зверь требовал крови, и Ади не находила причин ему отказывать. За несколько минут она успела даже полюбить такую себя, — с тяжёлым взглядом вмиг потемневших глаз, с громким шагами, с хищной улыбкой-ухмылкой. С такой собой она не была знакома, но приятно узнать, что это есть внутри, — мрачное, злое, несломленное. Уже сама она отпустила контроль, позволила черноте разлиться по рукам, завладеть её телом, и как со стороны наблюдала за тем, как зверь в её обличии, плавно покачивая бёдрами, приблизился к незнакомцу, как пальцы обманчиво мягко проехались по его плечу и как они дрогнули, подчиняя пьяное тело. Сперва руки, чтобы даже не подумал коснуться, затем голосовые связки, — не к чему привлекать лишнее внимание, — и затем палец за пальцем. В мыслях возникал образ, и чужое тело в реальности вторило ему. С мрачным упоением Ади представляла, как грубые толстые пальцы мужика выгибались, ломаясь у самого основания, выходя из суставов, как крик застревал в его горле. Взгляд болотных глаз был прикован к искажённому в немом крике лицу, к боли и страданию, к страху на нём. — Если девушка не отвечает. — Ади ласково провела ладонью по щетинистой щеке незнакомца. — То и не стоит к ней лезть. Ждать ответа — глупость. Ади махнула рукой, заставляя тело мужчины отойти в сторону, и встряхнула ладонью, освобождая его от своей власти, а себя — от липкого ощущения чужого грязного тела. С бессмертными было иначе, их тела ощущались частью мироздания, которое хочется подчинить, можно менять, с которыми нужно бережно и аккуратно. Тело смертного — грязная склизкая масса, от соприкосновения с которой хочется отмыться. Она вышла из переулка, вдохнула морозный зимний воздух полной грудью. Зверь внутри успокоился, и вместо его разъярённых метаний Ади ощущала опустошение. Сбежала. Покинула Ад и Небеса, не спросив разрешения. Как скоро найдут? И станут ли искать? Проблемная демоница, никому не захочется с ней возиться. Может, Геральд и Мисселина придумают ещё одно лживое оправдание, чтобы уберечь свои эгоистичные задницы и своего сына от небесной кары. Это было бы неплохо. Ади медленно шла вдоль дороги, отстранённо размышляя над тем, что делать со своей жизнью дальше. Одно она знала твёрдо, — возвращаться она не хотела. Может быть, через пару дней или месяц, когда боль в груди снова утихнет, когда она поймёт, что не хочет стареть, когда среди смертных станет скучно. Тогда можно будет позвать водоворот, попросить его вернуть Ади к Лерайе, надеясь, что мама поймёт и убережёт от гнева отца. Но точно не сейчас. Ночь на земле удивительно красива. Небольшими шапками на деревьях и крышах домов лежал белый снег, полная луна ярко освещала улицы, соперничая со светом фонарей. Машин и случайных прохожих почти не было. Только навстречу Ади шёл молодой мужчина. От него пахло ментоловыми сигаретами, он кутался в чёрное дорогое пальто. Ади остановилась, встретилась с ним взглядом. Зелёные глаза и знакомая энергия. Ади спустилась на землю, сбежала ото всех, чтобы и здесь встретить ангела. Судьба смеялась над ней. — Вам нужна помощь? — вместо приветствия спросил ангел. Ади скользнула взглядом по его чёрным волосам, доходившим почти до плеч, по мягким чертам лица и родинке под губой. Она не встречала его раньше. Сколько же ему лет? Как давно он среди смертных? И зачем он здесь? — Да, — просто согласилась Ади. Глупо спорить с тем, кто мог жить тысячелетия до неё. И не было чувства опасности, не было страшно открыться незнакомцу. — Давно ты здесь? — Больше десяти лет. — Ангел признал в ней «свою» и теперь улыбался мягко и несмело. — Лучше одеваться по погоде, если не хотите лишних вопросов. Ади задумчиво смотрела на то, как слабый ветер трепал кончики его волос, и те касались мягких красивых губ. Ангел снял шарф и аккуратно повязал ей на шею, и взгляд Ади скользнул к его длинным выразительным пальцам музыканта или художника. — Почему ты решил, что мне нужна помощь? От шарфа шёл тонкий аромат ванили и табака, так подходивший незнакомому ангелу. — Я уже видел такой взгляд. — Ангел продолжал смущённо улыбаться, словно бы он стал свидетелем чужой постыдной тайны. — Моя квартира в паре кварталов отсюда. Если не против, лучше поговорить там. Ади слабо кивнула. После яркой вспышки ярости, после того, как она потеряла контроль над собой, узнала новую непривычную пугающую себя, мир ощущался блекло. Она могла бы простоять на улице до утра, глядя на луну, отмечая, как та красива, но всё, что касалось её самой напрямую, было как под толстым слоем снега. Ади позволила ангелу осторожно взять её за руку и повести за собой. Он ощущался странно: тонкий аромат его энергии, чувство тепла и спокойствия рядом с ним, но и как будто опасности, — не той, от которой следует бежать, а той, что настигнет в любом случае, как если бы ангел боялся сам себя. Почему-то Ади была уверена, что не сумеет с ним справиться, если что-то пойдёт не так, но даже это чувство не заставляло её снова сбежать. Может быть, потому что больше некуда бежать. Убедившись, что она покорно пойдёт следом, ангел отпустил её руку. Он больше не заговаривал, только смотрел перед собой и словно бы впитывал мир вокруг, его запахи, вкусы, звуки. Дом, в который вёл её ангел, оказался жилым и многоэтажным, сверкающим отблесками фонарного света в больших панорамных окнах. Он встретил Ади и её спутника просторным, освещённым тёплым жёлтым светом холлом и пятью дверями лифтов. Мраморный пол и ухоженные растения говорили о том, что жильцы не были обычными людьми, — богачи, художники, содержанки. За свою жизнь Ади никогда не была в таких домах, но взгляд скользил без интереса. Спокойная музыка в лифте, огонёк света, прыгавший от кнопки к кнопке. Ангел жил на последнем этаже, и лифт ни разу не остановился за затянувшуюся поездку. Ади отметила электронные цифры на табло — 20. Самый верх дома, выше не было ничего, даже технических помещений. Ади первая шагнула в квартиру. Почему двери лифта выходили сразу в гостиную? Смертные ужасно глупы, раз решились на подобное. Но комнате это даже шло. Высокие стены были покрашены серой краской, аскетичная мебель обтянута чёрной кожей. Всё в гостиной серое, спокойное, стеклянное. В открытую кухню на платформе-возвышении вела небольшая лестница, и даже там выдерживался холодный строгий аскетичный стиль. Никаких лишних деталей, только то, что можно использовать. Выбивался лишь рояль, стоявший возле стеклянных дверей, которые вели на открытую крышу. В гостиной так много воздуха и пространства, что можно задохнуться. Ади ощущала себя лишней деталью, но ангел — ангел выглядел уместно, высокий и стройный, он словно был недостающим элементов декора, который из пустоты создавал осмысленный минимализм. — Ты живёшь здесь один? — Я здесь не живу, — голос ангела был похож на растопленный мёд, и словно бы в его звуках мелодично звенел тёплый жёлтый свет. — Это хотя бы твоя квартира? — Ади неспешно обходила комнату. Без ангела она казалась пустой, но стоило вернуть к нему взгляд, всё обретало смысл, — и длинный кожаный диван, и стеклянный кофейный столик, и пустые стены, и неуместный белый рояль, тускло освещённый лунным светом. — По документам да, — уклончиво ответил ангел. — Приготовить тебе кофе? Ади кивнула, села на край дивана. Тело наливалось усталостью: она скопилась в шее и плечах и медленно растекалась вниз, делая тяжёлыми руки и ноги, укладывая на мягкие холодные кожаные подушки. Вытянув руку, Ади опустилась на бок на диван. Так, под новым углом, чужая квартира казалась ей даже уютной. Она не была похожа ни на что, — ни на её комнату в школе, ни на дом в Аду. — Давай, — бесцветно согласилась она. Какая разница, кем был этот ангел, что он добавит в кофе, и как надолго она задержится в этой квартире. Раньше осознание собственных ошибок падало на плечи тяжёлой плитой, теперь же окутывало мрачной тенью. Хотелось обвинить Бонта и его родителей, обругать Люция за то, что всё ещё ничего не сделал с Ости, высказать Аиму всё, что она думала о нём и его методах воспитания. Но всё казалось бессмысленным. Бонт не был виноват ни в своей смерти, ни в том, что обрёл крылья. Он такая же жертва обстоятельств, — лишённый родителей при жизни и на Небесах, покинутый всеми парень, который просто и глупо влюбился. Геральд и Мисселина защищали друг друга и то немногое, что доказывало их любовь. Ади поступила бы для Сэми точно также. У Люцифера не было ни одной причины причинять боль Ости или убивать её, этим он только навлёк бы проблемы на всех. Люц даже рассказать никому не мог о том, что случилось на самом деле. И Ади не могла. Аим… Он просто был образцовым демоном, это Ади оказалась слишком слабой и мягкой для своих чёрных крыльев. Мысль о том, что она слишком слаба и труслива, чтобы покончить со всем, уже приходила ей в голову, но впервые звучала так отчаянно ясно. Она не сумеет ничего сделать, даже среди смертных не задержится. — Твой, — ангел поставил перед лицом Ади на стеклянный столик белую чашку с кофе. От него поднимался тонкий сливочно-ванильный аромат. — Что это? — Ади даже не подняла голову, чтобы заглянуть в чашку. Она прекрасно знала, что кофе без добавок пах иначе. — Классический раф. Люди во многом преуспели, но кофе — это вершина их мастерства. Ади скосила взгляд на стоявшего с чашкой в руках ангела. Она заняла единственное место в гостиной, где можно было сесть, но он не попытался согнать и не попросил подвинуться. Улыбка на его губах стала теплее, как если бы кофе он впервые попробовал с очень важным для него смертным. — Как её звали? — Одри. Ади отвела взгляд, не выдержав грусти, наполнившей взгляд ангела. — А тебя? — Рафаил. — Ади, — она слабо кивнула и заставила себя сесть. Обхватив ладонями горячую чашку, Ади взглядом указала на место рядом с собой. На показательную вежливость не было сил, да и она казалась совершенно неуместной. — Расскажешь? — Рафаил сел на небольшом расстоянии, так что между их коленями можно было провести ладонью. — Пока все, кому я рассказывала, страдали. — Ади встретилась взглядом с Рафаилом. Их глаза имели один цвет, но оттенок его глаз — беспокойное море, какое можно встретить на картинах классиков; глаза Ади отливали болотной тиной. — Я готов рискнуть. На губах Рафаила полная теплая обнадёживающая улыбка. Ади уткнулась взглядом в кофейно-сливочную пенку в чашке, сделала глоток. Ванильная сладость растеклась во рту, горечь кофе согрела замёрзшие пальцы. Ади не могла с уверенностью сказать, что любой кофе согрел бы также, возможно, нужно хотеть подарить тепло, когда варишь его, чтобы был такой эффект. — Почему тебе не плевать? Почему всем вокруг не плевать? — Ади спрашивала в пустоту, не надеясь на честный ответ. — Потому что я верю, что однажды так выслушают меня, — Рафаил легко пожал плечами. — А другие… Когда видишь, как плохо кому-то, то кажется, что твоя боль особенная. Бессмертные не так сильно отличаются от людей: каждый хочет думать, что его боль важнее. Мы созданы, чтобы ранить друг друга. — Ты в это веришь? — Я знаю. А верю я в то, что некоторые посланы нам для того, чтобы лечить эти раны. Ади сделала ещё глоток. В любой другой ситуации и с любым другим бессмертным она давно послала бы к дьяволу, разбила бы чашку об пол и поспешила уйти. Слишком много странных случайных совпадений, слишком тепло и по-доброму отнёсся к незнакомой демонице Рафаил. Такое должно настораживать, гнать как можно дальше, ведь чем привлекательнее хищник, чем слаще его речи, тем острее клыки. Но у Ади не осталось сил бояться или злиться. Она придвинулась ближе и уронила голову на плечо случайного знакомого. Слишком тонкое и хрупкое, как если бы она снова оказалась рядом с Сэми. Сердце укололо беспокойством, — как там Бонт, не причинила ли Ади ему слишком сильную боль, не порвала ли мышцы, срывая на нём свою слепую ярость. Этот укол лопнул тонкую мембрану внутри, удерживавшую весь поток слов, что клубком ядовитых змей ворочался под рёбрами. Рафаил оказался хорошим слушателем: не перебивал, не задавал лишних вопросов, лишь дважды отошёл от неё, чтобы сварить ещё кофе, и от сладости рафа скрипело на зубах. Ади путалась в словах и событиях, но голос её оставался глухим, лишённым эмоций, как если бы каждое слово не вскрывало заново раны на сердце. Она закончила свой рассказ за несколько минут до рассвета. Край неба окрашивался несмелыми розовыми лучами, и через панорамные окна было заметно робкое начало нового дня. Рафаил отдал ей пачку сигарет, и Ади закурила, наполняя пустую гостиную облачками белёсого дыма. Ментоловый привкус горчил после сладкого кофе. Ади надеялась, что после исповеди станет легче, но не стало, лишь воспоминания о последних неделях яркими образами проступили перед глазами. Ещё одна бессмысленна откровенность. Сколько их уже было? С Люцифером и Бонтом, с самой собой. Только ничего не менялось. Это было похоже на войну с облаками: их можно пытаться разгонять как угодно долго, они соберутся вновь, нальются тяжестью, заискрят грозами, и останется лишь смириться с ледяным дождём. — Ты можешь остаться здесь, — предложил Рафаил, будто они всю ночь говорили только о том, где Ади будет жить среди смертных. — А ты? — Ади стряхнула пепел с кончика сигареты в пустую чашку. Впервые курить она попробовала на одном из заданий, и тогда это показалось ей глупостью. Сейчас тяжёлый дым, наполнявший лёгкие, приносил странный покой. — Я не буду здесь задерживаться. Сегодня вечером я уеду. — Рафаил без осуждения наблюдал за тем, как кусочки серого пепла оседали на стенках чашки, размокая в остатках молочной пенки. — Зачем ты здесь? — Есть дела, которые нужно закончить. — Это связано с ней? — Ади запомнила имя, но не спешила его произносить, как и Рафаил называл Сэми просто «он». Рафаил поднял взгляд на небо за окном, и Ади легко считала этот жест, — он не позволял капелькам слёз скопиться в уголках глаз. Она даже не знала, была ли та Одри бессмертной, но завидовала тому, как сильно её любил Рафаил. Она умерла? Или просто ушла к другому? Если Одри погибла, почему Рафаил не вернулся на Небеса и не искал её там? Ади поймала себя на том, о чём он говорил, — для его боли она быстро нашла решения и уже не считала её такой уж важной, а свою продолжала лелеять. — Неприятно соглашаться с ангелом, но ты был прав. Слушать о чужом горе проще, чем говорить о своём. — Ади горько хмыкнула. — Надеюсь, ещё увидимся, — Рафаил обернулся, подарил Ади ещё одну из своих улыбок, полную тёплой грусти и надежды на то, что где-то в мире, смертных или бессмертных, ещё есть тот, кто залечит их раны. Он положил на стол магнитный ключ от квартиры и поднялся, оставляя после себя шлейф тепла и спокойствия. — Водоворот вынесет меня к тебе? — Ади затушила окурок в чашке, подняла карточку и покрутила её в пальцах, ища имя. — Возможно. Но лучше тебе позвать. — А ты услышишь? — Ночью ведь услышал. — И снова он легко пожал плечами, будто Ади и правда звала его прошлой ночью, будто встреча не была случайностью. Она проводила Рафаила глазами, скользнула по его печальному образу взглядом ещё раз прежде, чем двери лифта закончили странную встречу. Она просидела на диване в гостиной ещё почти час, наблюдая за тем, как солнце поднималось над зданиями, облизывало лучами окна и нити проводов. То ли ждала, когда Рафаил вернётся, то ли ждала совсем не его. Квартира оказалась большой: просторная ванная с зеркалами во весь рост и белой ванной, стоявшей почти в самом центре; спальня с постелью, на которой поместилось бы сразу трое; отдельная гардеробная, в которой все вешалки были пустыми; но больше всего место занимала открытая крыша, огороженная невысокой стеклянной оградой. Всё было выдержано в тех же чёрно-бело-серых оттенках, стояла лишь самая необходимая мебель. Роскошь на грани с нищетой. Ни одной фотографии, картины или растения. Словно бы никто никогда не жил в этой квартире. Лишь в кухне Ади нашла две упаковки кофейных зёрен, ванильный сахар, корицу и открытый пакет сливок в холодильнике, как если бы Рафаил жил только на кофе. Больше ни ангелам, ни демонам не было нужно, — они могли существовать без сна и еды, просто не хотели. Ади опёрлась локтём на столешницу, потыкала пальцем в кнопки на кофеварке. Одна из них загорелась красным, замигала надпись «Налейте воды». Кофеварка была холодной, и взгляд Ади скользнул к плите. Там, на плоской чёрной поверхности, стояла турка с остатками кофе. Квартира ласково приглашала её в новую жизнь, — к новым занятиям и интересам, к новым знакомствам и вкусам. Мир смертных, всегда казавшийся Ади парком развлечений, где самый интересный аттракцион — ломать чужие жизни, не сразу, но пришёлся ей по душе. Не было ничего забавнее мимолётно влюблять в себя случайных прохожих и кассиров в магазинах, чтобы те оплачивали её покупки. Умение внушать эмоции открывало почти все двери, нужно было лишь суметь коснуться смертного, а дар управлять телами позволял спокойно ходить в самые злачные места в любое время дня и ночи. Дни пролетали быстро и вполне подходили под смертное определение «каникул», их омрачали только мысли о Бонте. Сперва думать о нём было стыдно, и каждый раз, воскрешая его образ в памяти, Ади чувствовала, как сожалением сжимало сердце за каждую секунду причинённой ему боли. Потом воспоминания о лице Бонта навевали мучительную тоску, и тогда Ади подолгу стояла на открытой крыше, оперевшись о стеклянную перегородку, и смотрела в небо, гадая о чужой судьбе. Наконец, мысли о Бонте стали злить, ведь если бы хотел, то пришёл. Водоворот выбросит, стоит только подумать о ней. В том, что водоворотом Бонт пользоваться умел, Ади не сомневалась. Этому учили всех бессмертных, а Непризнанных — в первые дни их новой жизни. Она часто ловила себя на мысли, что стоит вернуться. Но всегда это желание разбивалось о реальность: некуда ей возвращаться. Ади сама лишила себя всех друзей, отказалась от Бонта, рассорилась с родителями. Алкоголь смертных не пьянил, но Ади нравился вкус. Всего за месяц она собрала объёмную коллекцию, научилась варить вкусный кофе и без стыда пользовалась доставками еды и одежды. Каждый раз, забирая пакеты с обновкой, внутренний голос мерзко шептал: ни Сэми, ни Бонт подобного не одобрили бы. Но их не было. Сэми был мёртв. Два месяца мёртв, если Ади удалось правильно сосчитать дни. А Бонт остался где-то на Небесах. Может, уже давно увязался за другой или вовсе решил, что девушка ему не нужна, пока он не определился со стороной. Это звучало даже разумно, но больно скребло на душе от мысли, что среди Непризнанных достаточно красивых девиц. Смертный быстрее поймёт смертного. Луна тоскливо скреблась в занавешенные плотными шторами окна просторной спальни. Ади сменила постельное бельё с пастельно-белого на атласно-чёрное, забила гардероб изящными тонкими ночнушками, в каждой комнате расставила свечи. Квартира приобрела жилой вид, но так и не избавилась от унылого ощущения пустоты. Если бы не понимание, что дольше года или, может, пары лет Ади не проведёт среди смертных, она завела бы пса. Ей очень понравились доберманы, и Ади тоскливо просматривала объявления об продаже породистых щенков, потягивая из бокала ром разбавленный газировкой. Ночную темноту нарушили тяжёлые шаги. Палец Ади замер над ноутбуком, она вся обратилась в слух. Внутри всё замерло: Рафаил вернулся? Она не звала, только изредка вспоминала их единственный разговор. Но это всё ещё его квартира, Ади здесь — захватчица. Потянуло знакомой тяжёлой энергией с привкусом гари и горечи. — Неплохо устроилась. Даже в темноте алые глаза Люцифера горели, как два огонька адского пламени. Тёмный силуэт в тенях от света ноутбука и дрожащего пламени зажжённых свечей. Люцифер отмахнулся от стоявшего в комнате аромата ванили. Ади почему-то нравился этот запах, он словно бы принадлежал этой квартире, и она купила больше десятка ароматических свечек именно с этой добавкой. — Явился уговаривать меня вернуться? — Ади захлопнула крышку ноутбука, поставила на него пустой бокал и лениво перевернулась на спину, свесив голову с края постели. Рыжие волосы рассыпались по полу, ажурный край ярко-алой ночной сорочки неприлично задрался. — Тебя Аим послал или Геральд? — Считаешь меня мальчиком на побегушках? — Глаза Люция опасно сверкнули. — Даже не знаю, — Ади слабо улыбнулась и скользнула языком по губам. — Когда видела тебя в последний раз, ты был будущим правителем Ада. Но мало ли что изменилось? — Уговаривать тебя вернуться пришёл не я. Ади нахмурилась, сведя брови к переносице. К горлу подкатила тошнота и неприятное ощущение от того, что ром совсем не пьянил. Разговоры, подобные этому, лучше вести за бокалом того, от чего в голове станет легко и пусто. — Победить тебя я не сумею, но прогнать сил хватит. Так что лучше свали нахер сам, Люций, и дружка своего прихвати. Она соскучилась. До ноющей боли между рёбрами скучала по хищной ухмылке Люцифера, по блеску его глаз, по горячим ладоням. И ещё сильнее тосковала по тому, чьё имя ни один из них не решился назвать. Но всё ещё не была готова вернуться, понести наказание за всё, что успела натворить, вновь окунуться в мир, где каждый — чужой. И Ади старалась всеми силами отгородиться от обоих: от Люцифера привычной резкостью, от Бонта — нежеланием даже видеть его, навязанным, искусственным, противоречащим всему, что внутри тянулось к нему. — Прогнать тоже силёнок не хватит, — усмехнулся Люций. — Хватит строить из себя полную дуру. Неужели тебе здесь нравится? — Здесь нет твоей поганой рожи. — Не было, — резонно возразил Люцифер. — Тебе дали достаточно времени. — У тебя было достаточно времени, чтобы отгоревать по матери? — Теперь уже сверкали глаза Ади, горели двумя мутными изумрудами в темноте. — Прости, хуёвое было сравнение. — У тебя редко что-то получается хорошо, — Люцифер хмыкнул, и сердце у Ади сжалось от горечи сожаления, так много боли было в этом звуке. Она закинула руки за голову, уложила их на пол, рассматривая перевёрнутого Люция. Понять выражение, застывшее на его лице, почти невозможно. Ади хотела знать, — презирал он её, ненавидел или скучал так же сильно, как и она? Что осталось между ними после поцелуев и почти случившегося секса? — Зачем ты пришёл? — Кое-кому нужна группа поддержки. — Нет, Люц, зачем ты пришёл? — с нажимом повторила Ади. Она никогда не поверила бы, что Непризнанному удалось уговорить Люцифера на то, чего он сам не хотел бы. В повисшей тишине Ади слышала чужие нервные шаги в коридоре, сквозь подавляющую энергию Люция сумела почувствовать уже знакомый аромат бергамота, полный свежести и зелени, и дыхание на мгновение сбилось. Если броситься прямо сейчас в коридор, она успеет заткнуть Бонта поцелуем до того, как он начнёт уговаривать её вернуться или обвинять в том, что снова не дала ему помочь. Если кинуться прямо сейчас, Люцифер не успеет поймать, разве что его пальцы сомкнутся в воздухе за её спиной. Ади сильнее вжалась спиной в мягкую постель. — Потому что демоница, которая мне нравится, дура и стерва, — наконец произнёс Люцифер, и Ади отчётливо слышала улыбку в его голосе. — О, ну тогда можешь возвращаться к своим чертям, они тебя уже заждались, — фыркнула Ади и закрыла глаза. — Ости в темнице. — Что? Люцифер произнёс это так буднично, как если бы демоны каждый день оказывались подсудимыми самого Сатаны, как если бы она не была его фавориткой и самой частой гостьей в его постели. Ади распахнула глаза, потерялась в очертаниях комнаты. За месяц среди смертных она ни разу так и не вспомнила об Ости, вычеркнула её из памяти. Не играло уже никакой роли, что с ней будет. Ади примирилась с мыслью, что смерть Сэми останется для Ости лишь одним из неприятных воспоминаний, а после и затеряется среди дерьмовых событий её жизни. — Тебе по буквам повторить? — Будь так добр, — Ади скалилась, но в душе словно ослабла натянутая до звона нить. Демоны редко держатся друг за друга, а Ости Ади ненавидела, но даже так не ждала, что почувствует такое облегчение. — Твоих рук дело? — Пришлось серьёзно постараться, чтобы виновник был наказан, а сама суть дела не придавалась огласке. — Чем ты за это заплатил? — Ади перекатилась на живот, упёрлась ладонями в пол, неотрывно глядя на тёмный силуэт Люцифера. Она прекрасно знала, что Сатана никогда не пошёл бы на уступки для сына, не потребуй ничего весомого взамен. Цена наказания демона за убийство ангела должна быть очень высока. — Судить и выносить приговор буду я. Поднявшись с постели, Ади осторожно подошла к Люциферу. Ладонь легла на его привычно щетинистую щёку, подушечки пальцев погладили горячую кожу. Сатана — монстр, толкавший сына на суд над той, кто долгое время был ему единственной поддержкой и опорой. Может, Люций никогда и не любил Ости, но он привык к ней, впустил её в свою жизнь, насколько вообще мог подпускать к себе других. — Прости, — Ади выдохнула это непривычное для неё слово на грани слышимости. — Прекрати, — Люцифер отмахнулся. — Ведёшь себя, как ангелок. — Ну извини, — Ади уже привычно скривила губы. — С кем ебёшься, от того и наберёшься. — Она замерла, глядя Люцию в глаза. Всё ждала, когда он сделает хоть что-то, — обнимет или оттолкнёт, прижмёт к себе или схватит покрепче и утянет с собой в водоворот, возвращая её на Небеса. — Ты останешься? — Ты стала сентиментальной. — Люцифер повернул голову и коснулся её пальцев поцелуем. — Останусь. Разберись с ним, а потом мы спокойно поговорим. Разобраться с ним. Когда-то Бонт сказал тоже самое о Люцифере. Губы Ади против воли дрогнули в улыбке. Люц повзрослел, изменился, а её не было рядом, чтобы шутить над ним и внутренне радоваться тому, каким он становился. Ладонь соскользнула с его щеки, Ади коротко прижалась губами к уголку его губ, без слов обещая, что вернётся и найдёт в себе силы для серьёзного разговора. А после выскользнула в коридор. Бонт — высокий, сильный, — серым пятном маячил возле гостиной. Как много он услышал? Ади мягко шла по холодному полу босыми ногами, перебирая в голове сотню вопросов, каждый из которых касался Бонта. Получить бы на всё ответы, но для этого нужны уединение и глифт, а не Люций за спиной в её спальне и не случайно украденные у времени пять минут. — Привет, — прошептала она. — Привет, — ответил Бонт. И это ощущалось так глупо и наивно, как если бы они были смертными, чьё время ограничено, чьи ошибки можно решить по щелчку пальцев. Как если бы их встреча действительно что-то значила. — Я не вернусь. — Ко мне или на Небеса? — Вообще, — Ади пожала плечами. — Не сейчас. — Ты можешь мне всё объяснить? Она осторожно повела плечом, не зная, как правильнее ответить на вопрос. Слишком многое она не могла объяснить и себе, но ответ был — таился глубоко внутри, и Ади хватало этого. Она научилась больше не раздирать старые раны, не тревожить зажившие шрамы и просто жить, зная, что скоро наступит день, когда водоворот закрутит её и выплюнет в Ад или на порог её старой спальни в небесной школе. Как объяснить то, что сам понимаешь лишь на уровне чувств? Она прошла мимо Бонта, подхватила с кофейного столика в гостиной полупустую бутылку виски. Земной алкоголь горчил на языке вкусом всех её эмоций, и так было проще пережить новый день. Почти жаль, что Бонт не догадался взять с собой глифт. Ади сделала большой глоток виски из горла бутылки, повернулась на пятках и замерла, давая Бонту лучше себя рассмотреть и сама в ответ изучая его взглядом, отмечая даже мельчайшие изменения. Всё та же одежда и те же серые крылья, только в глазах больше решимости. — Каких объяснений ты от меня ждёшь? — Почему ты ушла? Ади сделала ещё глоток. Плевать, что на каждом движении лёгкая сорочка поднималась всё выше, неприлично оголяя бёдра. Плевать, потому что взгляд Бонта прикован к её глазам, и это ощущалось почти оскорбительно. Месяц назад сумел бы он так же спокойно смотреть на неё, почти обнажённую, стоящую среди ночи босыми ногами на холодном полу? — Потому что не выдержала, — ответила полуправду Ади. — Бессмертный, которому я доверяла, оказался втянут в тайну вокруг смерти моего парня. Всё это вскрылось благодаря демону, который когда-то давно был моим лучшим другом, и долгие годы вся его поддержка выражалась в редких едких фразочках. Моя лучшая подруга ненавидит меня за то, что я целовалась с тем, по кому она сходит с ума уже долгие годы. Скажи, как бы ты поступил на моём месте? — Попросил бы тебя о помощи. — Не ври, Бонт, — Ади махнула бутылкой, не принимая его слова всерьёз. — Я не знаю, что сделал бы. — Бонт шагнул к Ади, сокращая расстояние между ними. — Не тебе одной было тяжело. Но никто не сбежал. — Какая радость знать, что в дерьме была не только я. — Думаешь, я был счастлив познакомиться со своими родителями только после смерти? Или узнать, что всё совсем не так, как я считал всю жизнь? Бессмертие, Ад и Небеса, — это ты ко всему привыкла, родилась и выросла в этом, — с каждым словом голос Бонта становился грубее и громче. То, что тревожило его долгие дни, вырвалось наружу, и Ади не была уверена, что готова с этим справляться. — А ты ждал экскурсий в Ад? Хотел пожать ручку Вельзевулу или сразу напиться с Баал? — Ждал, что бессмертные существа будут умнее людей, а пока это вы выглядите жалкими подобиями. — Мы, — Ади ощетинилась, поправляя Бонта, крепче сжала пальцами горлышко бутылки. — Мы, Бонт. Ты теперь такой же бессмертный, как и твои родители. Или даже сильнее. Так где твоя мудрость? — Она хотя бы в том, что я не рушу всё, к чему прикасаюсь. Голос Бонта — набат колоколов, шум рушащегося здания, грохот взрыва. Ади дополнила его, запустила почти пустой бутылкой в пол, разбивая её у самых ног Непризнанного. Она ждала, что он бросится к ней, обнимет, — поведёт себя как парень, который волновался о ней, скучал по ней и действительно хотел её видеть. Ни мир, ни смертные, ни бессмертные никогда не оправдывали её ожиданий. Так почему же она ждала этого от Бонта? Почему решила поверить, что он совсем другой? Потому что от ангела и от демона в нём было поровну? Потому что его поведение было не похоже ни на что, с чем раньше сталкивалась Ади? Она медленно подошла к нему. Осколки стекла впивались в ноги, окрашивались в алый от проступающей из ранок крови. Больно и вместе тем неправильно хорошо. Весь путь Ади от смерти Сэми и до этой ночи — прогулка по осколкам стекла, и как же она успела от этого устать. Несколько часов затишья и иллюзорного счастья сменялись целыми днями, когда Ади не находила себе места, ненавидела себя, хотела разорвать на куски свою грудь, только бы перестать чувствовать так много сразу. — И что же я разрушила, Бонт? — прошептала Ади в его губы. — Скажи мне, и я извинюсь. В чём именно я виновата? Она всматривалась в его серые глаза, искала в них ответ. В чём Бонт её обвинял? Что хотел переложить на её плечи, как Ади перекладывала со своих? Ни в чём из случившегося она не видела своей вины. Разве что в отчаянной глупости своих реакций, слишком ярких и откровенных. Будь Ади сдержаннее и спокойнее, всё могло кончиться проще и раньше. Но понравилась бы Бонту такая Ади? — Во всём, что касается меня и Люцифера. — Он поджал губы, и Ади видела, как напряглись его крылья. Люций всего в десятке шагов от них и наверняка отлично слышал весь разговор. — Настолько интересно играть сразу с двумя? После отношений с ангелом решила поднять ставки? — Всё, что было между мной и Люцием, — только мои и его проблемы. И мы сами с этим разберёмся. Ты сам решил остаться в моей жизни. — И даже сам напросился к смертным. — Люцифер привалился плечом к стене и поднял руки, словно бы говоря «извините, больше не вмешиваюсь». Ади скользнула по нему взглядом и тихонько хмыкнула. — Ты сам пришёл, Бонт. Чего ты ждал? Что я брошусь тебе на шею после того, как ты месяц не приходил за мной? Или что поблагодарю за то, что ты всё знал и ничего не сказал мне? — Справедливости ради, Бонт всё узнал от меня, — Люцифер отсалютовал Ади, вновь напоминая, что они не одни. — Заткнись. Ты вообще на чьей стороне? — Ади повернулась на пятках, глубже вгоняя в босые ступни осколки стекла. — Почему ты не пришёл раньше? Только не смей говорить, что стал паинькой и не смел без разрешения папочки сбегать в мир смертных. — Давал тебе время остыть. Себе — подумать. А ему, — Люций пренебрежительно кивнул на Бонта, — определиться, на чьей он стороне. — Прекрасно. Люцифер теперь воплощение сознательности, Бонт — демонической мразотности, а я… — А ты могла бы и получше квартирку найти, — закончил за Ади Люций. — Прекращай вопить. Меня порядком достало, что ты посыпаешь голову пеплом и строишь из себя жертву обстоятельств. Бонт — худший из возможных вариантов, который ты могла выбрать. Непризнанный, выродок Мисселины, так ещё и не к месту заботливый. Но и он в чём-то прав: не снимай с себя вину за то, что ты натворила, Ади. Той Ади, которую я знал, хватало смелости признать, что она влюбилась, и хватало смелости признать свою слабость. Решила поиграть во всесильную и всемогущую? Или настолько приятно чувствовать себя ничтожеством? Мы — демоны, ошибаться и рушить жизни — наш удел, но даже Мими хватает яиц признать, когда она виновата. Ты сама загнала себя в угол. А ты, — взгляд алых глаз скользнул к Бонту, Люцифер оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов к нему, раскрывая чёрные большие крылья. — Мог бы и правда не вести себя как мудак. «Великое горе» — узнать, что твои родители бросили тебя, потому что ты вообще не должен был рождаться. Но это не оправдывает того, что ты наговорил, и того, сколько ради тебя вытерпела Ади. В наших с ней отношениях мы разберёмся сами. А ты либо уёбывай, либо говори прямо то, зачем сюда явился. Надоело наблюдать этот блядский цирк. Люцифер сумел их обоих загнать в ловушку. Ади опустила голову, рассматривала свои ноги, от которых по полу растекалась лужица крови. Острая боль поднималась от ног, отрезвляла, делала каждое сказанное Люцием слово весомым, важным. Когда он успел так измениться? Или всегда был таким взрослым, только прятал это ото всех за маской напыщенного индюка? Как бы там ни было, Люций был прав. Ади нужно было довериться Бонту, сразу обо всём рассказать Люциферу и не пытаться быть сильнее, чем она есть на самом деле. Выходка на похоронах, поцелуи с Люцием в вагончике, её побег к смертным, — всего этого могло не быть, и в каждом своём дерьмовом поступке она виновата сама. Ади снова встретилась взглядом с Бонтом. Как-то у них всегда глупо выходило, будто само мироздание было против. То объятия на коленях на траве, то сейчас… Как будто они оба заслуживали другого, не лучшего, а просто другого, а друг об друга только калечились, мучили. — Я скучала, — тихо призналась Ади. — Когда ты вернёшься? Она отчётливо расслышала, как Люций выдохнул тихое «долбоёб», но и не подумала смотреть на него. — Скоро. Может, ещё неделя или две. — Ади неопределённо пожала плечами. Мир смертных ей нравился, хотелось увидеть его глазами Бонта, но не просить же остаться. Мир бессмертных был ему интереснее, да и не сможет он врать и воровать, не сможет жить как демон среди людей, а жить честно — скучно. — Я ещё приду. — Угу, — согласилась Ади. И опять всё глупо. Глупо то, как Бонт исчез, увлекаемый водоворотом, как она проводила взглядом его серые крылья, и то, как рядом оказался Люцифер. Он теперь часто был рядом, как если бы ждал, когда Сэми освободит место рядом с ней. Если Ади права, Люций снова исчезнет из её жизни, когда они с Бонтом разберутся, что за чертовщина между ними происходит. — Хоть ты можешь спокойно со мной поговорить? Или твоя отповедь только началась? — Я похож на пастора? — Нет, на мудака ты всё ещё похож больше. — Вот и отлично.