Неудача

Maybe I just fight 'cause I don't know where I belong

*** Ангелы летают. Самое отвратительное открытие за всё время нахождения Чонина тут в его (кажется) бессмертном обличии. (По крайней мере на территории ада, а вот, что за пределами — он знать не хочет). Остальные его по-прежнему игнорируют. Тяжело заговорить с кем-то в холле, когда его всё ещё обходят стороной, а особо пугливые крестятся или молятся. Чонину интересно слышит ли их его любимая тётка там сверху (куда выше, они и так в раю?), покачивая головой, в сотый раз жалея, что отправила его сюда. Он уверен, что каждый в этом месте, в особенности Господин Чон, проклинает день его рождения и появления тут. Чонин улыбается. Тогда Сатана, должно быть, слышит всë, что о нём думают небожители. Даже он не добился от них такой ненависти, которой добился Чонин. Что-то внутри него прихорашивается от этой мысли, виляя хвостом (чертёнок в нём), а в голову лезут воспоминания, где брат отвёл его на сходку косплееров из аниме и Чонину понравилась девушка с розовыми волосами в костюме демона. Её хвост в его пятнадцать показался ей смешным. Его собственный хвост в его же девятнадцать кажется ему куда более реалистичным и менее практичным. Серьёзно, что он может делать этой штукой? Задницу подтирать? Она хотя бы могла танцевать и прикольно покачивать им из стороны в сторону. Чонин может его поднять и пугать до чёртиков неженок из рая. Он находит ему применение, пугая чудо Божье Феликса, белковидного ангела, какого-то очкастого зануду и ужасно неловкого, хоть и красивого, ангела. Они все решили стать "защитниками" своего дорогого хëна, сидя рядом с ними во время обедов и перерывов, и, может, Чонин и не признаëт, но он рад, что среди них нет ужасов всех его кошмаров, — Ли Минхо и Со Чанбина — которые время от времени решают присоединиться к их трапезам или наградить его убивающим взглядом в коридоре, направляясь в ринговую зону. Чонин мысленно молится, чтобы они не воспринимали на месте груши его, воображая, как они разделываются с ним, потому что, очевидно, он принёс много хлопот лучшему ангелу-хранителю за последнее столетие. Если не думать об этом специально, то ему даже не жаль. Эта вина Чана, что он заядлый трудоголик и всё такое, а не Чонина, который просто засранец по жизни и шило в заднице. Если же смотреть со стороны, то демону должно быть стыдно за своё поведение, но это не так, и его это ни капельки не беспокоит, как бы ангелы уничтожающе не смотрели на него, пытаясь пробудить в нём чувство совести. Совесть и стыд давно похоронены в нём внутри, так что им не за чем стараться. Ян лишь поедает свою миску кимчи с рисом и откровенно плюёт на все попытки ангелов, роняя на одного из них кружку кофе, а второму случайно подставляя подножку. Феликса он не трогает. Может быть, в какой-то другой жизни, умри Чонин лет через пятьдесят, а не в девятнадцать, ему бы было совестно и стыдно за своё обращение к другим, тем более у них с Чаном вроде перемирие и он не шкодничает так много, но Чан и его "бойфренды" не одно и тоже. Чонин не должен вести себя с ними хорошо или не быть тем, кем он является. Вечно занозой и самым проблемным ребёнком в их семье. Родители всегда говорили ему это, а брат старался объяснить, что они не это имеют в виду. Но когда младшему доставалось больше, а старшего хвалили за все заслуги, потому что он вырос, то про Яна могли только пожаловаться и сказать, что он доставляет много "хлопот". Чонин, отчаянно боровшийся за внимание родителей, вечно спорящий с ними и держащий обиду, воротил нос и не принимал очевидного. Хëн любил его и заботился. Все остальные в мире, кажется, наплевали на него. Тем не менее он испытывал симпатию к Джехëку и даже, кажется, любил детей. И он скучает по родителям. По семье, по брату, старшему и даже младшему, он уверен, что у его хëна уже есть своя семья, и ему интересно с каким человеком он мог связать свою жизнь. А с каким человеком её мог связать Чонин? Неужели он правда так не ценил жизнь? Демон хищно улыбается проходящим ангелам, чтобы жизнь малиной не казалась, и прислоняется к окну. Он хочет наружу. Когда в столовой все смотрят на них, хочется вырвать кожу. Палочки беспомощно трескаются и ломаются, а Чан (он слишком хорошо его выучил) уже сразу перед едой ставит на поднос несколько, не отвечая на немые вопросы своих парней. Демону не нравится эта очевидная забота и то, как все спокойно на неё реагируют. Как будто это в порядке вещей. Улыбка трещит по швам, когда Феликс заговаривает со своими дружками и они мирно ведут беседу, а Бан Чан улыбается с каждого их слова, иногда что-то вставляя. Что-то внутри ломается от вида счастливых, даже после жизни, ангелов, что кажется вообще забывают о мире (или рае) вокруг, сосредотачиваясь друг на друге. Чонин не может доесть несчастных три рисинки, еда не лезет в рот, руки крепко держат тарелку и палочки, но Ян не может понять, что с ним. Будь хëн здесь он бы объяснил. Он бы рассказал и успокоил. Сказал бы, что это все вокруг виноваты, а не Ян обиженный ребёнок. Демон видит хоть малейший намёк на то, что Бан собирается заговорить с ним, и тут же встаёт, оставляя всю посаду за столом. Все взгляды снова направлены на них. Шёпот не прекращается, чужие голоса и косые взгляды впиваются в кожу и сознание, не давая дышать. Ему срочно нужно выйти. — Я хочу подышать воздухом, — Яну не хочется у него спрашивать, не пока на них смотрят ещё четверо за этим чертовым столом и все в этом проклятом месте. Чтоб их всех. — Отпустишь? Если глаза Чана и не вылетают из орбит, то он тактично молчит, замечая, как напряжённо демон держится за угол стола и как незаметно дёргается его глаз. Как же все заебали. Чан медленно и осторожно кивает. — Только не учуди ничего, пожалуйста, — просит его Чан, вздыхая и нервно закусывая губу. — Вернись, пожалуйста, к вечеру. Мне надо послать отчёт о тебе архангелу. "Тётушке" — думает Чонин. "Тоже будешь жаловаться на меня как и все?" Ян кивает и стремительно выходит из душного помещения (и когда стало так жарко?), не желая даже думать о куче проводивших его до выхода взглядах и шепотках сидевших с ним за столом. Он слишком устал от всего этого. Чонин тактично вылезает из окна, и похуй ему, что там сказал охранник (Чан разберётся, зачем же он ещё) и вдыхает свежий воздух. Никого. Все на занятиях, на завтраке, если быть точнее, но его это мало волнует. Чонин бродит по земле, настоящей траве (на небесах? как?) и после пятнадцати минут вдыхания кислорода садится у ближайшего дерева, приваливаясь на него спиной и головой. Ян закрывает глаза и просто вслушивается в жизнь вокруг: птички поют, облака ходят, звонок в академии звенит, но он устроил себе выходной, так что наплевал на это всё, а голоса ангелов, счастливые и беззаботные, доходят до его слуха. Кто-то летит, чтобы не опоздать, а у кого-то урок полётов, Чан рассказывал: новоприбывших ангелов учат летать. Они учатся махать своими крылышками, которые Чонин в будущем собирается оперировать, потому что в жизни он правда мечтал связять свою жизни с медициной. Родители ему говорили, что при жизни у него ничего не получится. Демон надеялся, что после жизни — в смерти — он хотя бы попытается. Взмах крыльев и радостные крики окружают свободную часть академии. Ангелы радуются и летят на перегонки, они соревнуются друг с другом и дают друг другу пять, поддерживая. Помогают встать, если кто-то упал, и поддерживают, если кто-то боится летать. Когда у Чонина истекала кровью рука ему почему-то никто не помог. Чонин, кажется, засыпает, разморенный мыслями, что к демону всё равно никто не подойдёт, да и примерные небожители все на занятиях, так что его никто не побеспокоит. Настойчивое мяуканье раздаëтся где-то сбоку, вынуждая его открыть глаза. Ян мелко трëт их, сонно оглядываясь на нарушителя спокойствия. Котик. Его Чонин ожидал увидеть меньше всего, удивлённо приподнимаясь на месте и смотря на котëнка. Маленький. Совсем как у подворотни, у школы Чонина, где он подкармливал собак и котят. Одноклассники подшучивали над ним, а родители не давали больше карманных денег, чтобы он покупал им угощения, поэтому Чонину пришлось экономить — пара несъеденных школьных обедов и животные наслаждались едой. Демон долго смотрит на кота, он смотрит в ответ и чего-то ждёт, но у него ничего с собой нет, поэтому он просто пожимает плечами и решает погладить котика. Чонину нечего предложить, кроме ласки, которой котик, возможно, желает, так что он даёт ему всё, что может. Ян медленно подносит руку к коту и нежно чешет его за ушком, отмечая контраст размера своей руки и миниатюрности котика. Животное мурлычет, а Чонин мелко смеётся, продолжая гладить его, даже когда котик в наслаждении крутит хвостом. Может, Чонину тоже его крутить, когда он испытывает какие-то эмоции? Собственно, желание вызвать у кого-то страх или отвращение тоже эмоция — желание внимания. Кот мяучет, когда он приостанавливается, задумываясь, и он тут же возобновляет действия, идя на поводу у животного. Животные не люди — они хотят бы не говорят тебе какой ты проблемный и что от тебя одни беды. Чонин фыркает, не понимая почему в последние дни к нему в голову лезут всё больше противных мыслей, и снова прислоняется к дереву. Котик мяучет и кружит возле него, взбираясь на его колени, мягко играясь с его одеждой и требовательно мурча. Чонин продолжает гладить котика на своём животе и вскоре тот засыпает. Ян смотрит на него и думает, что легко жить котом — по крайней мере тебя точно все любят и никогда ни в чëм не обвинят. Животные слишком глупы, и если вам не нравится их поведение, то это только ваша вина — никто не просил вас их заводить. Почему с собственными детьми не работает также? Чонин вздыхает, закрывая глаза и снова засыпая. Он уже не видит задумчивый взгляд главного заядлого кошатника во всей академии. И не надо. Ему и так хорошо. К вечеру он просыпается из-за шума и, слава Чëрту, его никто не видел (или не хотел видеть) и никто не подходил. Котик теперь лежит возле него, свернувшись клубочком, и Чонин надеется, что они ещё встретяться. Он в последний раз гладит своего нового приятеля, стараясь не разбудить его, встаёт, разминает конечности и уходит. Демон не хочет знать насколько у него помятый вид, ангелы и так всегда косо на него смотрят, но он находит в себе силы улыбнуться им и не показать фак. Те в ужасе отходят от него и идут стороной. В коридоре, у своей каморки он видит Чана, нервно жующего губу, что-то державшего в руках и ходящего туда-сюда у его недавно снова отбитой двери. Демон подходит, уже за километр чувствуя вздох облегчения, когда Чан видит его, с какими-то папками в руках, дожидаясь, когда он подойдёт. — Как хорошо, что ты тут, — выдыхая полной грудью, говорит Чан, осматривая его со всех сторон с ног до головы, — как подышал воздухом? — Отлично, — говорит Ян хриплым ото сна голосом, стараясь прокашлиться. — Что? Он смотрит на Чана, который внимательно осматривает его недавно кровотящую руку и Чонин вопросительно выгибает бровь. Что? Она уже залечилась, он снял бинты. — Мы можем поговорить, пожалуйста, — спрашивает Чан, указывая на двери его комнаты. — У меня тут несколько вестей, которые я хотел бы обсудить. Чонин кивает, не видя причины, почему бы нет, и немного не понимает сам себя, потому что так легко согласился. Он в принципе уже давно себя не понимает. Наверное, со дня рождения, когда его мама сказала, что он весь в отца, а отец, что им тогда нужен ещё один ребёнок для баланса. Добалансились называется. Чонин отворяет дверь каморки, заходят внутрь и впуская Чана, ему хочется отлежаться и снова выспаться, как будто из него высосали все жизненную энергию, но сначала он проводит Чана с его глупыми вопросами. Чан садится за один единственный стул в его комнате и начинает издалека. — Архангел сказала, что ей нравится твое поведение в последнее время. Без выкидонов. Твой коэффициент засранца, кстати, заметно уменьшился. Правда, мне не нравится, как ты подсыпаешь соль в кофе Хана и сдуваешь пыль от палочек Хëнджину в глаза. Чонин ехидно смеëтся. — Пусть отсядут от меня, если не нравится, — пожимает плечами Ян, не церемонясь. Сами виноваты, не хотят — скатертью дорожка, их никто не держит. Чан качает головой. — Тебе стоит посещать занятия более пунктуально, — продолжает Чан, откладывая бумажки, — это очень важно. Чонин в сотый раз кивает, зная, что они с Чаном оба уверены, что он всё равно сделает как захочет и никто его не остановит. Тем не менее Бан Чан смотрит на него, словно решая сложную математическую задачу, но Ян, кажется, в прошлый раз сделал вывод, что он плох в математике, поэтому спрашивает: — Что такое, Чани-хëн? Кошка съела твой язык? — демон щурит глаза и, возможно, это даже было сказано без пафоса и сарказма. Просто вопрос. — Я подходил в медпункт на днях, — говорит Чан. Чонин замирает. — Спросил, почему когда ты пришёл никого не было. Они мне ответили, что это не так. Медсестры и врачи там круглосуточно. Ты не мог подойти и не увидеть их, даже несмотря на твоё состояние аффекта, — Крис поднимает на него глаза, давая время обдумать. — Я хочу узнать, Инни: почему ты соврал? Чан тяжело вздыхает, на минуту прикрывая глаза, а затем долго просверливая в нём дыру. — Почему? Я думал, мы уже прошли этот этап, и ты уже не врешь.. Зачем? Чан смотрит в его безмятежное лицо, не выражающего никаких эмоций, и лишь разочарованно качает головой. — Ты мог просто сказать. Ты же знаешь, никто не убьёт тебя, если.. — Меня не впустили, — говорит Чонин, а в его глазах ничего не выражается. Его обычный покер фейс и пустое выражение лица. — В смы.. что? — Не впустили, Чан. Мне сказали разворачиваться и уйти. Сказали, что демонов они не обслуживают, — Ян выговаривает каждое слово, а в глазах Чана искрится непонимание. — Демонам они не помогают. Крис открывает и закрывает в неверии рот, хмуря брови и совсем ничего не понимая. — Как.. — Чан глупо хлопает глазами, — подожди.. — Нечего ждать, Чан, — закатывает глаза Чонин, скрещивая руки на груди. У него начинает кружиться голова. — Меня не впустили. Вот и всё. Чан всё ещё непонимающе хмурит брови и пытается что-то сказать, но у него не выходит. — Как будто ты не знал, — фыркает Чонин и его голос звучит на гране с шипением. — Дискриминация демонов в мире ангелов. Ну, Боже, Господи, это так очевидно. Чан выглядит так, словно понятия об этом не имел. Демон ещё раз фыркает. Ну конечно, кто если не он. — Да, меня не вызывают на уроках, потому что бояться демонов, и меня пропускают в столовой, только потому что ты рядом, — говорит Чонин и глаза ангела на секунду проясняются, а его вид принимает какой-то жалостный. Как будто ему жалко. Чонин ненавидит это чувство. — Я не знаю, как меня терпят тут, но мне, блять, разбили и порезали руку долбанным скальпелем и колбочкой, отправили одного с истекающей рукой и не помогли в медпункте. Теперь, когда он сказал это, с его уст это звучит ещё ущербнее, и Яна коробит от одной только мысли. Он хочет, чтобы Чан поскорее ушёл и он заснул в своей постели. — Мне правда жаль, Инни.. Почему ты не сказал раньше? — Ты бы всё равно ничего не смог сделать, — Чонин вздыхает, расслабляя позу. — Это бессмысленно. Забей. Демон встаёт, чтобы расправить одеяло на кровати и дать ясно понять, что он не собирается продолжать этот разговор. — Я устал. Хочу спать. Хуй с ним, с этим всем, — Чонин закатывает глаза, Чан встаёт, такой потерянный и в конфузе, не знает, куда себя деть, лишь сочувствующе смотря на него. Чонин терпеть не может это чувство. — Всё в порядке, — уверяет демон. — Как-то же жил до этого. И сейчас проживу. А теперь попрошу ретироваться: я хочу отдохнуть. Чан кивает, не желая его отвлекать, и уже стоит за дверью, прежде чем повернуться и крепко схватить за плечо, словно он хотел его обнять, но не стал. — Если тебе что-то нужно — говори. Хорошо? — Чан получает кивок в ответ и уходит, сжимая в пальцах бумажную волокиту. Чонин закрывает дверь и вновь привинченную рукоять, подходит к кровати и ложится, укутываясь в одеяло по самый нос. Закрывает глаза и отключает полностью мозг. Что это вообще было?