Путь домой

      Амаймон давненько не бывал у Самаэля в Ассии. В Геенне в последнее время становилось всё скучнее и скучнее. Отец заставлял его заниматься делами, а всех более-менее приличных соперников он победил. Братья и Иблис тоже были скучными. Азазель лениво, почти ползком передвигался по дворцу отца, в котором он жил фактически на постоянной основе, или спал. Это, в принципе, были единственные вещи которыми занимался Азазель по мнению Амаймона. Когда бы он к нему не зашёл, тот спал.       Иблис разбиралась с подконтрольной ей частью Геенны, где у неё появились проблемы с бесконечными убийствами. Она была слишком занята и уже пару лет вообще не уходила со своих территорий, не приходя даже на обеды в столицу. Вельзевул выполнял какую-то работу для отца и его было не видно и не слышно около полугода. Астарот... Без комментариев.       В общем, в Геенне больше не осталось ничего интересного, так что Амаймон уговорил отца открыть ему портал в Ассию и отчалил веселиться. В Ассии ориентироваться ему всё ещё было сложно, но у него остались деньги Самаэля, на которые он купил кучу леденцов и ирисок. Бегемот, которого он прихватил с собой, скакал рядом, так что Амаймон скормил ему горсть конфет. В фантиках. И сам съел парочку. Странные конфеты.       Задумавшись, куда пойти дальше, он решил заскочить к Самаэлю. Тот точно расскажет, куда можно пойти повеселиться и, может быть, даже найдёт время поиграть с ним.       Хорошо, что выкинуло его недалеко от Академии брата, которую увидеть и найти можно было даже издалека.       Поместье легко пропустило его под защитный купол, заклинаний на котором было больше обычного. Амаймон остановился на полушаге, увидев перед домом качели, горку и песочницу с раскиданными вокруг игрушками. Он повернулся и с подозрением оглядел поместье, как будто мог визуально увидеть подозрительные изменения в доме брата. Ребёнок? Теперь эти существа из школы Ассии живут с его братом в одном доме?       Амаймон пожал плечами и вошёл в поместье. Он всё ещё не очень понимал течение времени в Ассии, так что неизвестно, будет ли брат дома или нет.       Амаймон прошёл по основной части дома, принюхиваясь, но пахло почему-то молоком и малышом демоном. Эгин, что-ли, в гостях? Хотя молоком от него с тысячи трёхсот лет точно не пахло.       Наконец, он оказался в личном крыле Самаэля. Здесь запахи других членов семьи проявились ярче, ведь тут были их гостевые комнаты. Но насыщеннее всего были два запаха — Самаэля и другой, тот детский, который он учуял ранее. Теперь он уже был уверен, что это не Эгин. Его личный запах он бы узнал, это точно.       А ещё в коридоре появилось оформление на двух дверях, совсем рядом с дверью в комнату Самаэля. Они даже издалека показались Амаймону яркими пятнами в абсолютно тёмном коридоре. Но даже раньше, чем он успел подойти, демон отметил, что одна из новых дверей немного приоткрыта и оттуда льётся свет. В Амаймоне разгорелось чувство азарта и какой-то новой нескучной вещи. Он быстрыми, но бесшумными шагами прошествовал ближе и заглянул в приоткрытую дверь.       И удивлённо моргнул. Это была небольшая светлая комната, наполненная игрушками для детей Ассии. Он в этом совсем не разбирался, так что сосредоточился на единственном живом существе там. На крошечном беловолосом ребёнке в центре комнаты, который лежал на полу на животе в одеялах и подушках, и болтал ногами в воздухе. Он малопонятно бормотал что-то себе под нос, говоря сам с собой, и листал книгу.       Дверь скрипнула, когда Амаймон распахнул её до конца.       Из-под одеяла резко вырвался и замотался хвост, а сам детëнок подскочил на колени. Он обернулся и скуксил лицо, заметив, что кто-то в его комнате.       — Ну, и кто же ты? — Протянул безразлично Амаймон, оглядывая игровую.       Именно из этой комнаты пахло детским молоком и семьей. А точнее, так пахло конкретно от этого ребёнка.       — Амаймон? — Испуганно спросил мини-демон.       Амаймон любопытно наклонил голову.       — О, так ты меня знаешь? И что ты делаешь в доме Самаэля?       Малыш неуверенно поднялся на ноги и кивнул.       — Ты старший брат, Маэ-нии говорил мне о тебе. Я живу с ним, — пояснил тот. — Я Рин.       Амаймон моргнул. Это имя ничего ему не сказала. Младший брат? Когда отец успел, Амаймон ведь последнее время только в Геенне и был! Где же родитель прятал нового родственничка?       Впрочем, интересовало его сейчас совсем не это.       — Хочешь поиграть со мной?       Рин мигом возбуждённо завилял хвостом.       — Давай!       Амаймон улыбнулся. †       Они сидели в кустах, напряженно наблюдая за носящимися по поляне вурдалаком в тушке пса и Кат Ши, который его гонял. Наконец, вурдалак раздражённо оскалил клыки, зарычал и спрятался в подвальном помещении под Академией.       Кат Ши сел на нагретом солнцем солнцем камне и принялся непринуждённо умываться. Амаймон прямо почувствовал, как возбуждённо заходил за спиной хвост его младшего братишки и как тот буквально завибрировал от возбуждения. Ему даже не пришлось командовать, чтобы сработать одновременно — на одних инстинктах они с Рином выскочили из кустов в один миг и бросились на Кат Ши. Амаймон, конечно, дал мальчику небольшую фору.       Рин кинулся на Кат Ши, попытавшись сцапать пригревшегося на камне демона, тот через секунду спрыгнул и оказался в паре метров от места, где только что сидел. Рин недоуменно замотал головой, потеряв свою добычу из виду, его хвост мотался в такт с головой.       Амаймон, замершей чуть позади и понявший слишком уж сильное превосходство над противником и что это будет совсем уж скучно, кинул карамельку в рот и лениво прокомментировал, присаживаясь на траву:       — Слева, Рин.       Рин резко обернулся и бросился в сторону демонического кота. Тот вновь ловко отскочил с его пути и махнул хвостом, призывая мальчика попробовать ещё раз. Рина это конечно завело не на шутку. Он присел на траве, почти ложась грудью на землю, выпячивая дико мотающийся туда-сюда хвост. Кат Ши скопировал его позу и игриво оскалил клыки. Рин в то же мгновение кинулся вперёд, а кот метнулся в сторону. Началась погоня по поляне.       Амаймон одним глазом наблюдал за младшим братом и его игрой с Кат Ши, а другим караулил вурдалака, который притаился в щели под Академией, одновременно кидая в рот леденцы. В Геенне не бывало такой тёплой и яркой погоды, как в Ассии. Сейчас, например, было очень тепло.       Амаймон рухнул назад на спину и прищурился, глядя в небо. Что в этом мире было такого интересного, чтобы Люцифер и отец хотели проводить здесь большую часть времени?       Через некоторое время уставший Рин упал рядом с закрывшим глаза Амаймоном и больше не подавал признаков жизни. Кат Ши тоже уставше развалился в небольшом отдалении от них.       Вдруг тепло, льющиеся на лицо Амаймона, исчезло. Он раздражённо нахмурился и открыл глаза. Прямо над ним завис Самаэль, выглядя очень и очень недовольным.       — Амаймон, — предупреждающе протянул брат, выглядя не очень счастливым. Незаметно для них обоих, сильно напрягся Рин, впившись коготками в пучки травы.       Для него это была очень знакомая картина. Самаэль, стоящий над Амаймоном с угрозой на лице и с явно недобрыми намерениями. Рин вмиг поднялся и сделал пару шагов к ним.       — Маэ, — тихо протянул он.       Амаймон повернулся и увидел, что младший брат выглядит весьма испуганно. Боится ли он Самаэля? Из-за чего?       Кажется, такой вопрос возник только у него. Самаэль мигом смягчился, потянулся к мальчику и позволил ему запрыгнуть к себе на руки.       — Не бойся, малыш, — тихо шептал Самаэль мальчику, — я не причиню вреда Амаймону, ты же знаешь. Я никому из нашей семьи никогда не сделаю больно.       Амаймон не знал, к чему это, но теперь знал, что Рин испугался за него. Почему, интересно? Они видятся впервые, да и Самаэль откровенно никогда не пугал его.       Когда Рин перестал выглядеть испуганно, Самаэль пересадил его на бедро, а не просто устроил у себя на груди, и мальчик весело помахал Амаймону и коту, валяющемуся неподалёку:       — Пока, Мон! Пока, кот!       А после они с Самаэлем ушли.       Амаймон вернулся вечером, поймав наконец ныковшегося в подвальном помещении вурдалака и вытряся из него душу. Бегемот тоже вернулся к нему с какой-то своей прогулки и пошёл к Самаэлю с ним. Рин на тот момент уже спал, а Амаймон получил нагоняй от брата за то, что увел их младшего из поместья, пусть и не далеко.       — Мне было скучно, — пояснил только Амаймон, обсасывая во рту один из последних леденцов на палочке. — Хотя он не очень то веселый, пока маленький.       Самаэль щурится.       — Только не смей это ему в лицо сказать, — с явной угрозой говорит он и Амаймон кивает, а после спрашивает:       — Почему он посчитал тебя опасным?       Прозвучало так, будто он издевается, но это был скорее вопрос по типу: "почему он беспокоился обо мне?", а не просто грубость.       — Это... Весьма сложная история, — хмуро говорит Самаэль, явно не стремясь начать объяснять происходящее. Амаймон пожимает плечами и больше не спрашивает. Картинка начинает складываться у него сама, чуть позже, из крошечных фрагментов.       Через неделю начинается какое-то празднество для людей Ассии и Самаэль приглашает его отпраздновать с ним и Рином, отправив сообщение на его мобильник. Амаймон некоторое время думает отказаться — традиции и обычаи людей ему были совсем не интересны, но в итоге все равно появляется, сам не знаю почему.       Придя к Самаэлю в поместье, он находит Рина в длинной разноцветной одежде с синими цветами и Самаэля в той же одежде, но в фиолетовой раскраске. Когда его заставляют переодеться перед ярмаркой, Амаймон не особо сопротивляется. Тем более, когда на его кимоно ониюри — цветы, называемые лилиями демонов. Его растение. Одно из его самых любимых, на самом деле. И ему не особенно хотелось знать, откуда эта информация известна старшему брату. Он предпочитает думать, что это просто совпадение и идти дальше.       На празднике удаётся покушать что-то под названием "сомэн". Амаймон съедает три миски лапши, Рин — одну с половиной, а Самаэль вообще ничего не ест, предпочитая просто кормить Рина и наслаждаться "временем вместе", что бы это не значило.       Они долго гуляют между палаток, Амаймон продолжает постоянно спрашивать о назначении каких-то вещей в лавках и уговаривать купить ему их. У него, говоря откровенно, и так были деньги Самаэля на карте, но раздражать брата было веселее, чем просто купить самому. Рин тянул их на все возможные развлечения и тоже просил покупать всякую ерунду. И если под надоедливым безразличным нудежом Амаймона Самаэль остаётся непробиваем, то одни только большие умоляющие глаза Рина заставили его знатно раскошеливаться. Он покупает две новые мягкие игрушки и таблички с тушью для написания пожеланий, чтобы в итоге провести почти час в ожидании того, как Рин сможет написать хотя бы один кандзи правильно на табличке. Когда кривые буквы наконец начинают иметь хоть какой-то смысл, другие люди на ярмарке аплодируют мальчику. Умоляющий вид Рина даже позволяет купить горсти конфет для Амаймона. Того забавляет вид ломающегося старшего брата и он с радостью набивает карманы новыми порциями сладостей.       Потом они идут смотреть фейерверк. Рин сначала крупно вздрагивает и трясется, ну а потом зачарованно смотрит на рассыпающиеся в воздухе разноцветные краски. Он смеётся и хлопает, а Амаймон рассматривает довольного ребёнка и переводит взгляд на фейерверк, не понимая, что тут такого забавного. Его скорее завораживает вид маленького мальчика, так похожего на отца с Азазелем, только эмоциональнее. Азазель всегда с постным лицом, как у самого Амаймона, а отец похож на великомученика и великого святого со всеми этими снисходительными и жалостливыми выражениями лица и белой одеждой.       Рин другой. У него тот же ужасающе скучный вкус в одежде, как и у Самаэля, а еще целые палитры красок на лице, напоминающие фейерверки. Амаймон никогда раньше не видел столько разных положительных эмоций одновременно. Демоны обычно статичны в своих эмоциях, и не могут скакать от одной к другой за редким исключением.       По дороге домой Рин отрубается на руках у Самаэля, обнимая две новые игрушки. Амаймон, распихав конфеты по карманам, махает рукой на прощание и бредет в случайную сторону, надеясь найти и достать теперь Люцифера. Он не думает, что в ближайшее время будет возиться с ребёнком.       И поэтому он совсем не понимает, как уже через полторы недели оказывается в Академии с хихикающим Рином на руках. Самаэль, тоже не ожидавший его появления, качает головой и нехотя зовёт пойти с ними на пляж. Пляжные развлечения особо не прельщали Амаймона, но он с интересом относился к любому развлекательному опыту в Ассии. За исключением Японских фестивалей. Больше на них он ходить не собирался.       Они поехали втроём к морю, где Амаймон узнал, что Рин не умеет плавать, поэтому надо было внимательно за ним следить. Он не понял, что такого особенного в воде, ведь все демоны инстинктивно умеют плавать, но Самаэль объяснил, что во-первых — Рин полукровка, и как бы он не был похож на полноценного демона, он может чего-то и не уметь, а во-вторых — мальчик панически боялся воды. Он спокойно сидел у Самаэля на руках в воде или собирал камушки у берега в нарукавниках, промочив при этом только ноги, но в целом предпочитал пребывать на берегу.       — Проблема даже не в самой воде, — пояснил с каким-то тревожным выражением лица Самаэль, — а, возможно, в самом море. В количестве воды. — "Или в чем-то, что я не хочу тебе рассказывать" — осталось недосказанным. Как тогда, когда Рин испугался за Самаэля в первый день их знакомства. Или как дёрнулся от взрыва фейерверка. Но деталей на тот момент всё ещё было недостаточно для полной картины.       Амаймон, если честно, этих объяснений совсем не понял и в голове не анализировал. Просто покивал головой, как часто делал это на слова Самаэля, и забыл. Но про боязнь воды сделал себе пометку и на коленке принялся сочинять план того, как исправить это в Рине.              Первую половину отдыха Рин сидел в песке и делал замки, которые Амаймон безжалостно ломал, изображая чудовище. Ну, или не изображая. Потом они ели мороженое, в котором измазался целиком и Рин, и Амаймон, на что Самаэль закатил глаза, не отрываясь от книги, и отправил их умываться в море. У него наверняка были влажные салфетки в сумке для Рина, но, не желая пачкаться о липкую массу на лице и руках ребенка, он просто отправил их умыться. Это была ошибка.       Именно в этот момент Амаймон решил действовать. Он спокойно подхватил младшего брата на руки и понес на причал. Тот вообще ничего не заподозрил. Только когда они оказались почти у самого края, Рин заметил:       — Мы могли умыться у бережка, Мон.       Амаймон проигнорировал это и дошёл до самого конца причала, становясь у края.       Он сказал:       — Ты должен сгруппироваться и активно работать руками и ногами, — посчитав эти объяснения достаточными и даже немного излишними, Амаймон вытянул руки и без лишних колебаний выкинул Рина в воду.       Мальчик не успел даже закричать. Нарукавников на нём в тот момент не было.       Они остались на берегу. Рин ныл не прекращая, что ему неудобно держать рожок, поэтому вздыхающий Самаэль стянул с малыша нарукавники и совсем забыл про них, отправив их умываться. Да и к чему они, казалось бы, нужны были ему для прибывания на самом берегу?       Когда Рин скрылся под водой, Амаймон почему-то вспомнил Вельзевула. Тот был таким же в детстве. Боялся воды. До сильной паники, не как Рин. По крайней мере Амаймон не видел, чтобы Рин сильно паниковал, только увидев воду. А Вельзевул был безутешен, только увидев большое количество воды.       Как-то отец решил попытаться помочь Вельзе с его проблемой и привёз на озеро неподалеку от дворца. Вельзевул кричал пока они шли туда, как будто его пытали и бедный Эгин почти плакал от сочувствия к младшему брату. В тот день они поехали "отдыхать" вчетвером. Отец, Эгин, Вельзевул и Амаймон.       Когда Вельзевула скинули у самого берега, там, где вода в сидящем положении едва достигала ему до пояса, он погрузился в настоящую истерику. Он плакал и кричал, пытался встать, но даже это у него не получалось оттого, как сильно тряслись его ноги.       Эгин не выдержал и минуты таких пыток младшего брата и впервые провернул серьёзные манипуляции со своими силами — раздвинул воды так, чтобы Вельзевул остался сидеть на мокром песке, где только что была вода. Эгин подбежал к младшему брату и принялся его утешать. Тот вцепился в старшего брата, — а Эгин был на сто лет старше Вельзевула, — и некоторое время продолжал плакать, пока не стал медленно успокаиваться. Отец всё это время стоял у самого берега, только по лодыжки в воде с каким-то странным выражением лица. Амаймон на тот момент только что на голове от скуки не стоял, прося отца попоткидывать его в воду.       Потом отец молча пошёл к тому месту озера, где вода всё ещё расходилась, оставляя мальчиков в безопасности на песке. Отец схватил обоих детей одной рукой и Вельзевул неожиданно вновь зашелся в истерике, думая, что отец вновь попытается окунуть его в воду. Но он этого не сделал. Только развернулся и понес их из озера на берег, где подхватил раскорячившегося в странной позе на земле Амаймона за лодыжку и закинул на плечо. Они вернулись домой, где трясшийся Вельзевул долго сидел на коленях у отца около огня и плакал, пока не уснул. Амаймона это, конечно, не волновало. Он тогда был чуть побольше Рина — лет шестьсот, не старше. Весь вечер крутился около отца с замершим Вельзе на коленях и ныл, что хочет ещё пойти купаться на озеро и что это нечестно — обещать, а потом обманывать.       Рано утром следующего дня осоловевше моргавшего Амаймона отец вытащил из постели ни свет ни заря и привёз на озеро. Он подкидывал его столько, сколько он просил и в конце концов оставил своего самого младшего сына довольным.       Отец никогда не был каким-то идеальным родителем, но после произошедшего никогда не делал подобного с другими своими детьми и весьма ловко избегал водных тем около Вельзевула. Тот сейчас вполне нормально относился к водоёмам, хоть и не плавал никогда.       Так что, наблюдая за водной гладью, где только что исчез Рин, Амаймон не особо задумывался о последствиях. Рин не трясся и не кричал, когда они ехали на пляж и ему тут даже нравилось. Это значит, ничего страшного.       Но Рин не выныривал. Амаймон напряжённо вглядывался в воду, почему-то почувствовав беспокойство. Он прикусил ноготь на большом пальце. Они всё ещё были сладкими от мороженого.       Неожиданно, почти сбивая его, мимо пронёсся Бегемот и кинулся в воду. Амаймон недоуменно проводил глазами фамильяра, скрывшегося в воде. Только что хобгоблин валялся на солнышке недалеко от Самаэля, а теперь бросился в море.       Пару секунд спустя Бегемот достал задыхающегося Рина за футболку и сбросил на деревянный причал. Рин вцепился дрожащими пальцами в фамильяра своего брата и вдруг, до этого несколько секунд в потрясении молчавший, громко разревелся. Он прижался к Бегемоту, который непонимающе мотал головой, но позволял обнимать себя. Мимо Амаймона пронеслись ещё раз — на этот раз Самаэль.       Рин, только увидев его, протянул руку и Самаэль сразу упал на колени, перетягивая мальчика на себя и позволив обвить свою шею рукой. Второй мальчик продолжал цепляться за Бегемота.       Амаймон наклонил голову и нахмурился, не понимая, что происходит. Он видел страх воды в виде Вельзевула. У Рина такого не было. Ему просто нужен был толчок, чтобы научиться плавать. А потом...       — Маэ! — Громко проревел Рин, прижимаясь к Самаэлю изо всех сил. — Вода была на лице! — Едва понятно кричал он в плечо старшего брата, — была тряпка, а потом лилась проклятая вода и я не мог дышать.       Амаймон замирает и уже через какой-то гул в ушах продолжает слушать:       — ...я не мог дышать! Маэ, я не могу дышать.. — внезапно голос у Рина совсем срывается и он начинает задыхаться.       Когда Самаэль несётся мимо него на берег с Рином на руках — бледным, трясущимся, с синюшными губами, он слышит:       — Лучше тебе не приближаться к Рину в ближайшее время. Ему нужно немного оправиться после подобного.       В итоге на причале он остаётся один, не считая поскуливающего Бегемота, прижимающегося к его ногам. В голове продолжает крутиться: "проклятая вода". Так назвали её для малышей-демонов. Агиасмой её называли старшие демоны и некоторые люди, в основном экзорцисты и священники. А другие наверняка знали её как святую воду.       Тряпка на лице.       "Я не мог дышать!"       Льющаяся через нее святая вода.       "Маэ, я не могу дышать..."       Невозможность дышать.       Это было описание...       Пыток святой водой. †       Амаймон приходит вечером через три дня.       В комнате Самаэля темно, только прикроватная лампа горит. Открыта дверь в ванную, где слышен тихий звук стекающей воды и виден свет. А в кровати у изголовья лежит Рин в пижаме. Он сначала его не замечает, листает какую-то книжку и, как в их первую встречу, щебечет что-то себе под нос.       Дверь не скрипит, когда он заходит, но краем глаза Рин всë же улавливает движение и замирает, увидев его. Амаймон приближается абсолютно бесшумно и подходит как можно ближе. Рин тяжело дышит, его грудная клетка быстро ходит и он немного отстраняется, явно сильно испугавшись.       Амаймон игнорирует всё это и протягивает ему мягкую игрушку, которую он принес с собой вместе с кульком конфет и шоколадок. Рин не тянется за игрушкой, но с небольшим любопытством рассматривает ее.       — Ну же, возьми, — почти командует Амаймон, настойчивее протягивая игрушку, — это Бегемот.       И да, увидев игрушку чуть ближе, можно было разглядеть бешеного хобгоблина Амаймона.       — Я не могу отдать тебе своего Бегемота — он ведь мой, но я могу дать тебе этого, — он не говорит всякие глупости, по типу "он защитит тебя" или что-то в таком духе. Это неправда, но Рин маленький и он без лишних завереней будет в это верить.       Наконец, Рин тянется, берёт игрушку и мягко прижимает ее к своей груди. Амаймон скидывает кулек конфет на кровать рядом с мальчиком и разворачивается, чтобы уйти.       — Спасибо, — тихо шепчет Рин позади него. Амаймон видит в дверях ванной Самаэля, прищуренными глазами наблюдающего за ним.       Их разговор по поводу инцидента состоится только неделей позже. О том, как Рин отказывался мыться, ревя, из-за чего Самаэль купал его в маленьком тазу. Как лез ему на шею и просыпался ночами, вспоминая о страшных вещах, которые происходили с ним ранее, еще до того как он попал к Самаэлю, видимо. Амаймон с этим до конца еще не разобрался.       Демон поймёт, в чем его ошибка, но не сразу. Он расскажет про бедного Вельзе, который теперь умеет плавать, а Самаэль устало в ответ поведает о том, что когда чуть позже оказалось, что Астарот боится темноты, отец не оставил его в темной комнате, заперев дверь. Он поставил ему в комнате ночник и всегда оставлял дверь в коридор открытой. И Астарот теперь вообще не боится темноты. А Вельзевул, хоть и не ловит панички, в воду не лезет вообще.       Амаймон всё ещё плохо понимает поучительный смысл этой истории, но зато он хорошо помнит слова о проклятой воде на лице и клятвенно обещает Самаэлю больше не пытаться самостоятельно бороться с фобиями Рина.       Он приезжает через две недели, давая Рину остыть и забыть про него. Амаймон не знает почему, но ему кажется, что у Рина инцидент сотрётся из головы, если он некоторое время не будет его видеть. Этого не происходит, но мальчик всё равно встречает его, хоть и без прошлого восторга. Амаймона его опасения совсем не забавляют. Он выводит Рина на крышу, на охоту на птиц и тот совсем скоро довольно скачет, пытаясь ухватиться цепкими коготками за хвосты вертких летучих.       Через время Рину действительно удалось поймать птичку. Он ворковал над ней, пока та пыталась клюнуть его в лицо. Рин пощебетал с ней немного, подергал и отпустил. И пустился в погоню за следующей.       Амаймон также охотился, но крылья своим жертвам едва не выворачивал, хотя тоже в итоге их отпускал. Чтобы младшему плохой пример не подавать, конечно.       Рин вернулся в поместье довольным, а Амаймон смылся раньше, чем Самаэль бы поймал его.       Он стабильно возвращался раза четыре в месяц. Приносил горы конфет и мороженного, хоть и делился ими весьма неохотно. Приглашал малыша играть в охоту и погоню, учил скрывать своё присутствие от других демонов и старался быть внимательным к младшему. Было ли это из какого-то извращенного чувства вины? Возможно, демон не был уверен.       Он перебесился в Ассии и через пять месяцев вернулся в Геенну. Но там скучать долго не пришлось.       Той зимой, в канун человеческого Рождества, малыш с Самаэлем прибыли в столицу Геенны на семейное знакомство.