Крылья Ветра

      В Чёрных Водах царил хаос. Мрак и запустение казались чрезмерными даже в таком гиблом месте. Сейчас никто бы не усомнился, что тут обитает самая тёмная демоническая тварь. Обычно спокойное море теперь рвало мощными волнами прибрежные заросли, слизывало всё на своем пути и стремилось дотянуться как можно дальше, вглубь острова. Удушающие волны демонической ци окутывали всё пространство. Хуа Чэн продвигался неспеша, осторожность была сейчас не лишней: он не знал, в каком состоянии находится Хэ Сюань, и только надеялся, что тот не свихнулся окончательно. Не хотелось обнаружить его полубезумным и агрессивным монстром, тем более не хотелось вступать с ним в бой. С этого мастера драматизировать станется попытаться убиться об другого Непревзойдённого. Хотя задать ему знатную трёпку очень даже не помешает. Мало того, что пришлось добираться своим ходом, уничтожив по пути пару сотен обнаглевших, обожравшихся чужой силы тварей, так из-за его выходок ещё и расстроился Се Лянь. Это Хуа Чэна злило больше всего. Беспорядки в мире смертных, вся Небесная столица на ушах стоит, из-за чего Его Высочеству приходится проводить там почти всё время, а демоны и вовсе страх потеряли с таким источником энергии. И пока всё катится в Диюй, главный зачинщик безобразия забился страдать в свою конуру.       Дворцу Черновода больше подходило определение «развалины». После небесного сражения тут уцелело очень немногое, а то, что осталось, за несколько лет обветшало ещё сильнее. Ничего восстанавливать здесь Хэ Сюань не собирался, направив все силы на строительство дома для Ши Цинсюаня, который теперь пустовал под надёжным непреодолимым куполом. А сам, конечно, вернулся в это унылое место. Не будь они знакомы несколько столетий, вероятно, пришлось бы обшарить каждый угол, чтобы найти убежище страдальца, но Хуа Чэн знал его слишком хорошо и сразу направился туда, где упиваться горем можно было самым болезненным образом. Удивительно, но эта комната почти не пострадала, только сырость сделала свою чёрную работу, разбавив плесенью мрачные своды. Единственный угол, сохранивший свою полную неприкосновенность, принадлежал алтарю с четырьмя урнами. Хэ Сюань неподвижной куклой сидел у стены напротив.       Есть моменты, которые Хуа Чэн не хотел бы помнить. Не из-за какой-то душевной боли, а просто потому, что после них сложно сохранить прежнюю картину мира. Собиратель Цветов впервые встретил нового Непревзойдённого вскоре после прохождения печи Тунлу и сразу оценил его безрассудную храбрость. Он не боялся боли и не боялся смерти, он наполнил своё сердце тьмой, сохраняя внутри призрачный свет. И они нашли общий язык очень быстро. Не осуждали друг друга и не пытались предать. Среди демонов такие надёжные сообщники — большая редкость. Прошли десятилетия, прежде чем настороженность сменилась лёгкостью, а потом и вовсе какой-то странной, смешанной с наигранным недовольством дружбой. Сами демоны, разумеется, в этом ни за что бы не признались, но так говорил Се Лянь, а Хуа Чэн никогда с ним в таких мелочах не спорил. Поддевать и шутить было легко, помогать в любом вопросе — тоже, но все ещё с довольной ухмылкой, когда другой нервничал и ершился по каждому поводу. И не всегда этим другим был Хэ Сюань. Собиратель Цветов тоже провёл немало лет в роли страдающего одиночества, и Черноводу пришлось выслушать не одну и не две душераздирающие речи. Кажется, именно тогда он выработал пригодившуюся в будущем способность без ущерба для психики слушать многочасовую болтовню.       И вот теперь этот обладатель самой кислой физиономии в трёх мирах походил на иссохшую, лишённую души оболочку. В глазах ни единого проблеска света, только холод, укутанный мраком. Хуа Чэну не хотелось запомнить его таким и на следующую сотню лет потерять интерес к ехидным шуткам. Они всегда были на равных и на одной стороне, незримо противостояли божественной силе, даже когда наступало хрупкое перемирие. Власть демонов не несла хаос только пока никто новый не претендовал на места сильнейших. Даже не превратись ситуация в абсурдную, раздутую на пустом месте трагедию, вернуть Хэ Сюаня в нормальное состояние было вопросом сохранения порядка. Увы, но его самого сейчас это мало заботило.       Только присмотревшись внимательнее Хуа Чэн понял, что происходит с Черноводом. Это было сродни рвущемуся из груди крику. Так призрачный огонёк, лишённый возможности на что-либо повлиять, перерождается в неприкаянного призрака; так превзошедший возможности смертных человек сотрясает мироздание, призывая небесную кару. Но если ты достиг предела, а изнутри разрывает отчаяние, этой силе некуда выплеснуться, не во что трансформироваться, и она выплёскивается наружу, грозя разрушить хрупкий сосуд. Демон может утратить тело, восстановить силы и продолжить прежнее существование. На это уйдет год, столетие или больше, но такое вполне обратимо. Если есть желание возвращаться. Хэ Сюань не был похож на того, кому всё ещё интересна жизнь. У Хуа Чэна оставались вопросы к этому сгустку скорби, но очевидно, что сейчас их задавать было некому.       — Твои зверушки устроили мне тёплый приём. — Он присел возле Черновода на корточки, но не дождался даже взгляда в свою сторону. — И что ты тут творишь?       А в ответ тишина. Можно было решить, что Хэ Сюань спит с открытыми глазами, но Хуа Чэн точно знал, что он его слышит. Как обычно, сперва никто не хочет реагировать на нормальные слова, а потом недовольны, что их макают головой в лужу. С другой стороны, Черновод из неё и не выбирался — не велика беда.       — И как прикажешь разгребать последствия твоей семейной драмы? Стоило ли отпускать Цинсюаня, чтобы теперь он мотался по миру, беззащитный перед вскормленными тобой тварями?       Глаза демона вспыхнули жжёным янтарём.       — Что с Цинсюанем?       — Ага, трепыхаешься ещё, — довольно заключил Хуа Чэн. — И чего ты уполз сюда, как покойник в склеп?       Хэ Сюань угрожающе приподнялся: он будто не совсем отдавал отчёт своим действиям.       — Что с Цинсюанем?!       — А что, по-твоему, должно с ним быть после твоих фокусов? — Хуа Чэн встал, отряхивая безупречно чистые полы ханьфу.       — Ты обещал о нём позаботиться! — Голос Хэ Сюаня подводил, будто разучившись выталкивать слова.       Хуа Чэн присмотрелся и заметил тонкие рваные следы у него на шее и руках. В своём истинном обличии тело Черновода изобиловало шрамами, но эти были совсем свежие, оставленные острыми когтями. Знакомая мерзкая картина. Когда-то Хэ Сюань — новый Непревзойдённый князь, едва прошедший Тунлу, разрывал свою плоть, справляясь с безумием. Давненько у него не случались новые припадки, и Хуа Чэн успел выкинуть из головы эту его придурь. Чужое желание причинять себе вред раздражало до зубовного скрежета.       — Это когда я тебе обещал? — зло усмехается Собиратель Цветов. — Ах да, когда ты свалил своего ненаглядного нам с гэ-гэ на голову. Только ничего подобного не было, кроме твоей прихоти. Кажется, ты забываешься, Черновод. Ши Цинсюань — сверженный небожитель, а не мой подчинённый, чтобы распоряжаться его волей. Он гостил в Призрачном городе, пока хотел того, и покинул его тоже по своему желанию. Думал наворотить дел, а расхлёбывать последствия предоставить мне?       Лицо Хэ Сюаня мрачнело с каждым услышанным словом, а в итоге он уцепился за главную проблему:       — Какая опасность ему сейчас угрожает?       Хуа Чэн наигранно задумывается:       — С чего бы начать? Может, с твоей гениальной идеи выплеснуть неуёмный поток сил? С демонов, которые ею обожрались, а теперь создают уйму проблем? С того, что Ши Цинсюань перед ними совершенно беззащитен?       Плечи Черновода заметно расслабляются от осознания, что прямой угрозы сейчас нет.       — Цинсюаню ничего не угрожает, я позаботился о его безопасности. Мой прах будет ему защитой. К тому же, демоны не рыскают на каждом шагу в мире смертных, вряд ли на его пути встретится так уж много нечисти.       Ну разумеется! Этот болван считает себя самым умным, Хуа Чэн даже не сомневался. Знать Ши Цинсюаня несколько веков и так наивно полагать, что он не найдёт себе неприятности.       — Не хотелось бы разрушать твои радужные мечты, но заклинатели — именно из тех смертных, что чаще всего сталкиваются с нечистью.       — Какое отношение Цинсюань имеет к заклинателям? — недоумевает Черновод.       Эмоции на лице недавно совсем отмороженного демона заставляют Хуа Чэна довольно ухмыляться. За эту ниточку можно дёргать бесконечно, и Хэ Сюань будет виться, пока речь идёт о его ненаглядном божестве. Кому, как не Собирателю Цветов, знать нужный подход? В этом они практически неразличимы.       — Самое прямое: он подался в бродячие заклинатели и, готов поставить на кон твой долг, уже столкнулся с какой-нибудь из откормленных тобою же тварей.       — Зачем вы его отпустили?! — Последние крупицы отрешённости сметаются с Хэ Сюаня, словно штормовым ветром.       — На цепь его посадить надо было? — вопросительно выгибает бровь Хуа Чэн.       Нервный и дёрганый Черновод — то, с чем уже можно работать. Не впервой.       — Как так вышло? Почему он решил уйти? Что вы ему наплели?       — Мы? — Хуа Чэн почти готов аплодировать наглости Хэ Сюаня. — Ты в своих заклинаниях для начала бы разобрался. Стирать память — не водных гулей жрать. Думаешь, если был столько лет частью чьей-то жизни, можно так просто залить чернилами эти страницы? Ши Цинсюань прекрасно понимал, что с ним что-то не так, и допытывался постоянно, а ответы не получал. Гэ-гэ по твоей милости весь извёлся, пытаясь его успокаивать, и за это я с тебя ещё спрошу, не сомневайся.       — Заклинание надёжное, я всё предусмотрел, — но сомнения всё же закрадываются Хэ Сюаню в голову, — что могло пойти не так?       Уверенность, достойная настоящего идиота.       — И как ты себе это представлял? Ши Цинсюань смертный, его брат мёртв, а причина всего этого просто исчезает из памяти. От каждой попытки хоть что-то уложить в голове твоё заклятие терзает его головными болями, а на расспросы никто не хочет отвечать. Тут и полный кретин заметил бы подвох.       Цель, наконец, достигнута — у Хэ Сюаня пропадает всякое желание страдать в тишине и одиночестве.       — Я должен выяснить, как это исправить.       — Допустим, кое-какие мысли у меня имеются.       — Что тебе известно? — Хэ Сюань хватается за соломинку, не замечая победного взгляда.       — Зачем мне опять тебе помогать? — Хуа Чэн демонстративно скрещивает руки на груди. — Один раз я уже сделал эту ошибку, а в итоге только подставил гэ-гэ.       В эту игру «предложи что-то взамен» они играют не первое столетие. Как показывает опыт, Хэ Сюань в ней не преуспел, обросши долгами. Но сейчас некогда торговаться, если есть хоть мизерный шанс, что Цинсюаню может грозить опасность, и демон собирается заплатить любую цену:       — Чего ты хочешь?       Самодовольная улыбка Собирателя Цветов красноречиво говорит, что один бестолковый Непревзойдённым опять повысил свой долг.       — Для начала разберись со своими выкормышами в море. Надоело, что гэ-гэ отвлекают по пустякам.       — Потом, — отмахивается Черновод. — Сейчас я должен помочь Цинсюаню.       — Ты не в том положении, чтобы торговаться, не находишь?       — Хуа Чэн! — Терпение Хэ Сюаня трещит по швам. Нельзя отвлекаться на такую ерунду, пока его Ветру грозит хоть какая-то опасность.       Только собеседнику всякие возражения глубоко безразличны. Он уже назвал цену и сбивать её не намерен. Одно лишь маленькое послабление, чтобы этот ненормальный не сходил опять с ума:       — Я присматриваю за Ши Цинсюанем ради спокойствия гэ-гэ, и сейчас ему не грозит серьёзная опасность. Быстрее справишься — быстрее получишь свои ответы.       И Хэ Сюань сдаётся: так действительно будет быстрее всего. Хуа Чэн, может, и невыносимый тип, но слово своё всегда держит. В конце концов, устранение зарвавшейся нежити не должно отнять много времени. Но есть ещё кое-что, не дающее покоя.       — Он… сумел продвинуться в своём совершенствовании? — Вопрос, который пугает любым ответом.       Собиратель Цветов какое-то время смотрит испытующе, будто чувствует подвох, и всё же отвечает:       — Успехи есть. До вознесения ещё далеко, разумеется, но сейчас он стал куда сильнее.       Хэ Сюань радуется. Конечно, он счастлив, ведь это была его главная цель. И не важно, что мутит от осознания собственной правоты — он действительно был Цинсюаню помехой. Острые когти впиваются в ладони, разрывая плоть, но старая привычка больше не спасает от боли внутри. Это изначально было ошибкой, иллюзией, что для них ещё существует шанс. И эта ошибка дорого стоила Цинсюаню, едва его не погубила, едва не отняла его единственный шанс. Что же, хотя бы теперь у него всё сложится лучшим образом.       Хуа Чэн качает головой, читая по лицу мысли Хэ Сюаня лучше, чем в открытой книге. По крайней мере, предстоящая работа займёт его ненадолго, а тем временем он сам собирается узнать о проклятом заклинании Черновода хоть что-нибудь содержательное. Где он только нашёл эту дрянь? Возможно, Се Ляню удастся раздобыть информацию в бесконечных свитках библиотеки богов литературы. Хуа Чэн умеет блефовать с абсолютно серьёзным лицом, но это не меняет того факта, что известно ему на данный момент чуть меньше, чем ничего. Раз уж они заключили сделку, и раз Се Ляню настолько небезразлична судьба друга, стоит попытаться выяснить как можно больше, чтобы не случилось какой-нибудь очередной непредвиденной проблемы. Хотя главной трудностью остаётся непробиваемое упрямство одного бестолкового гуля. Но эту проблему придётся решать постепенно.       — Если вопросов больше не будет, то будь так любезен снять свои дурацкие барьеры. Не собираюсь опять плавать с этими костяными чучелами.       Хэ Сюань выныривает со своих невесёлых мыслей и удивлённо смотрит на Собирателя Цветов.       — Ты сюда вплавь добирался?       — Нет, — раздражается Хуа Чэн, — крылья отрастил. Забыл, что забаррикадировал к себе любые пути?       Хэ Сюань действительно забыл. Точнее, даже не думал об этом, когда вернулся в свои владения. Всё, что им двигало — желание исчезнуть. Он оставил дом Воды и Ветра скрытым от чужих глаз, но находиться там больше не мог: каждый уголок хранил память о Цинсюане, о его звонком смехе, о нежных руках, о его весёлом щебете, что никогда не стихал. Быть там одному — самая жестокая пытка, что доводилось переживать Черноводу. Его мрачный, разрушенный дворец на острове куда больше подходил для того, чтобы похоронить себя заживо. Да и сколько той жизни было в демоне? Это место — готовая гробница.       Он тянется к своей силе, собираясь снять затворы, и понимает, что обзавёлся ещё одной проблемой. В своём саморазрушительном стремлении он истратил столько сил, что теперь едва справляется с собственными чарами. Но всё же барьеры поддаются, и Хуа Чэн уходит, напомнив напоследок не делать глупостей больше обычного. И Хэ Сюань бы послушал, не будь этот рубеж уже пройден. Теперь придётся импровизировать. Уничтожать мелких демонов не должно быть слишком сложно, но в нынешнем его состоянии это займёт слишком много драгоценного времени. Хорошая новость в том, что можно вернуть силы, пожирая эту нечисть. Однако же, помощь не помешает. Если верить Хуа Чэну, в мире смертных сейчас творятся беспорядки, и это наверняка сподвигло на геройство каких-нибудь отчаянных заклинателей. С их помощью начать будет быстрее, восстановить часть силы, а после уже самостоятельно разобраться с самыми обнаглевшими тварями.       Это был хороший план, хоть для него и придётся снова примерить одну из сотен опостылевших личин. Хэ Сюаню кажется, что в собственном обличии он бывал куда меньше, чем под маской. Оно и к лучшему, пожалуй. Вид заморенного голодом, исколотого мечами мертвеца — зрелище не из лучших. Только Цинсюаню было плевать. Плевать на вид, на шрамы, на болезненную худобу, на личины, на всё сразу. Он оставался рядом, смотрел с восхищением и видел, кажется, самую душу. Но у демона и она чернее чёрного. Так на что же тогда смотрел таким восторженным взглядом его невыносимо прекрасный Ветер? Что его так привлекало? Хэ Сюань не должен больше желать это узнать, и он прогоняет непрошенные мысли. Сейчас у него есть дело, будь неладен Собиратель Цветов. А как потом взглянуть на Цинсюаня хотя бы издали и не сойти с ума окончательно, он решит позже.