Крылья Ветра

      На высоком утёсе, на самом краю обрыва, прямо над морской пучиной стоит величественный дворец. Люди зовут его домом Воды и Ветра. Говорят, там живёт прекрасный бог — дважды вознёсшийся Повелитель Ветра. Говорят, когда-то он был могущественным небожителем, потерявшим свои силы и павшим до жизни оборванца и попрошайки. Говорят, нищие не преподносят на его алтарь дары, но пьют лучшее вино за здоровье старины Фэна, которое появляется у них само собою. Говорят, был демон, ненавидевший его так сильно, что низверг с небес. Говорят, был демон, любивший его так сильно, что едва не погубил полмира, тоскуя по нему. Конечно, люди горазды болтать глупости, но каждому известно, что никогда Повелитель Ветра не расстаётся со своим любимым супругом — демоном Чёрных Вод. И откуда только берутся эти странные слухи?

***

      Первый год был благодатью. Их дом, их мир — один на двоих. И в груди всё заходилось от трепета и восторга. Хэ Сюань чувствовал, что нашёл настоящий смысл своего посмертия. Обрел то единственное, желанное, необходимое, что заставляло цепляться за жизнь. Даже лишённый божественных сил Цинсюань всё равно порхал, словно на воздушных крыльях, лучился светом и радовался каждому новому дню. Он стал почти таким, как прежде: весёлым, беззаботным, улыбчивым и ласковым. И ни разу не заговаривал первым о возможности своего повторного вознесения, хоть и Хэ Сюаню не перечил, когда тот убеждал его больше времени уделять самосовершенствованию. Цинсюань прилежно медитировал, позволял вливать в себя духовные силы и охотно посещал места с хорошим феншуем, конечно же в компании Хэ Сюаня. В их новом, великолепном доме было уютно и тепло. Но время шло, а море всё ждало свой ветер.       А потом Цинсюаню начали сниться кошмары. О чём они были?       «Пустяки, Хэ-сюн, обычные глупые сны».       Но Хэ Сюань не обманывался сверкающей улыбкой — Цинсюаню снился тот день. Как бы далеко они ни ушли от прошлого, как бы много ни построили в настоящем, ужас, поселившийся в истерзанном сердце Ветерка, навсегда будет иметь облик демона Чёрных Вод. Это останется мрачной полосой в их отношениях. Хэ Сюань знал, что Цинсюань не отвернётся от него, даже если будет очень тяжело, и только надеялся со временем залечить его раны всей доступной сердцу искренностью и любовью. А его ветреный бог в обличии простого смертного каждый день улыбался широко и искренне, сиял счастьем и не заботился об отведённых ему годах, словно распоряжался вечностью в запасе. Никто другой не заподозрил бы, что было нечто, подтачивающее его изнутри.       Больше всего Хэ Сюаня волновало, чтобы сильные переживания не навредили совершенствованию Цинсюаня — его вознесение оставалось первоочерёдной задачей. Нельзя допустить, чтобы их едва обретённое счастье закончилось вместе со скоротечной человеческой жизнью. Находя очередное благоприятное место с хорошим фэншуем, они вместе отправлялись туда, и пока Цинсюань медитировал, Хэ Сюань оберегал его покой.       Так было и в этот раз. Высоко в горах они остановились близ небольшого старого храма, рассчитывая провести в уединении несколько недель. Ши Цинсюань долго восхищался природой и погодой, больше тяготея к окружающим красотам, чем к медитации, и пришлось едва ли не силой удерживать его на месте.       — Ну, Хэ-сю-ю-юн, у нас много свободного времени, почему надо так скоро заниматься скучной медитацией? Давай немного прогуляемся!       День и правда был дивный, а природа — чарующе красочной. Согласиться бы на беспечное предложение, но внутри всё время дрожала тонкая струна тревоги. Страх безвозвратно потерять время.       — Ты слишком легкомысленно относишься к своему совершенствованию, — Хэ Сюань хмурился, стараясь не поддаваться на уговоры, — оттого и результат очень слабый.       — Неправда! — беззаботно заспорил Цинсюань. — Я занимаюсь и занимаюсь, просто мне плохо это даётся. Что поделать, если это не моя стезя?       — Если ты не преуспеешь… — Хэ Сюань оборвал сам себя, не желая произносить то, что больше всего его пугало.       — Ох, Хэ-сюн, не думай о плохом! У нас ведь всё впереди, к чему лишние волнения? Главное — что мы вместе и, что бы ни случилось, ни за что не расстанемся! — Светлая улыбка на родном лице всегда затмевала дурные мысли Хэ Сюаня, но только до поры.       Всё пошло не по плану слишком быстро: Цинсюань медитировал несколько дней, но отвлекался так часто, что никакой пользы в этом не было. И Хэ Сюань сам не понял, как так вышло, что на третьи сутки внутренние силы Цинсюаня вышли из-под контроля. Он выплюнул почти чёрную кровь, и нежно-бирюзовое ханьфу превратилось в гротескную, пугающую картину. Всё случилось слишком быстро — не окажись никого рядом, вероятно, закончилось бы искажением ци. Хэ Сюань успел вовремя направить свою энергию в чужие меридианы и усмирить приступ, но это стало первым действительно дурным предзнаменованием. Никогда прежде Цинсюань ни на что не жаловался, но, очевидно, мучившие его страхи и волнения были куда сильнее, чем он демонстрировал. Хэ Сюань баюкал на трясущихся руках его бессознательное тело, утирая кровавые разводы, но только сильнее измазал бледное до синевы лицо Ветерка. Мысли метались, путались и никак не желали строиться в логический ряд. Первым порывом было немедленно позвать Хуа Чэна и Се Ляня, но он вовремя себя остановил. Состояние Цинсюаня понемногу улучшалось, приступ миновал, и сейчас ему нужен был покой. Приход друзей мог только больше его расстроить. Как ни странно, он сохранил привычку драматизировать на пустом месте и прятать от чужих глаз настоящие проблемы. Хэ Сюаня задевало, что он скрывался и от него, а с другой стороны — вполне объяснимо: кто ещё мог быть причиной всех этих волнений?       Цинсюань пришёл в себя только на следующий день. Всё ещё бледный и изнурённый, но, едва открыв глаза и увидев возле постели угрюмого Хэ Сюаня, улыбнулся так же светло, как делал это каждое утро. Будто одно только такое пробуждение наполняло его день счастьем.       — Хэ-сюн, что случилось? Я уснул в медитации? — И даже голос не утратил беззаботность, только во взгляде появилась опаска. Хэ Сюань знал его слишком хорошо, чтобы купиться на уловку.       — Как давно это происходит? — задал он вопрос без предисловий. — Как давно ты теряешь контроль над внутренними силами?       — Что? Теряю контроль? Я не понимаю… — Улыбка застыла на растерянном лице, а во взгляде появилась паника.       — Не ври мне!       Он не хотел повышать голос, не хотел пугать Цинсюаня, но тот всё равно вздрогнул и виновато потупился.       — Я правда не знаю, — тихий шепот заставил Хэ Сюаня проклясть свою несдержанность, — я просто плохо справляюсь. Прости меня, я не хотел тебя обманывать.       Цинсюань потянулся, чтобы ухватить его за руку, и крепко сжал дрожащими пальцами. В этом отчаянном жесте было столько страха потерять, что даже мёртвое сердце сжалось от боли и вины.       — Всё хорошо, не волнуйся. Просто расскажи мне, когда это началось.       — Иногда мне просто тяжело сосредоточиться: всякие мысли лезут в голову, а порой случается, что ци меня не слушает, но никогда раньше ничего подобного не происходило. Я не вру!       — Хорошо-хорошо, я тебе верю. — Хэ Сюань старался говорить как можно мягче, не желая усугублять волнение Цинсюаня, и держал его руки в своих, слушая неровно бьющийся пульс.       — Мне правда жаль, Хэ-сюн, но, может, совершенствование мне не подходит? Может, мы зря всё это затеяли?       В этих его словах было что-то противное самой природе мироздания: как может живое воплощение всего божественного отрицать свои способности? Разве на небесах когда-то был небожитель более достойный этого звания? Хэ Сюань ощущал иронию и горечь этих мыслей. Давно ли он перестал считать Повелителя Ветра самозванцем? Давно ли начал молиться лишь об одном: о возвращении своего божества на его законное место? Да, теперь демон Чёрных Вод стал истинно верующим и верил только в одного бога.       — Глупости! Просто следовало раньше мне рассказать. Теперь я буду внимательнее и не допущу подобного, а ты должен меньше волноваться. Если что-то тебя беспокоит — давай это обсудим. Если не хочешь говорить со мной, могу позвать Се Ляня…       — Ну что ты, Хэ-сюн! Разве есть что-то, о чём я тебе не рассказываю? — Цинсюань заметался пуще прежнего. — Ничего подобного, я ничего от тебя не скрываю!       — Всё хорошо, я же ни в чём тебя не виню. — Хэ Сюань пересел на постель и укутал Цинсюаня в объятиях. — Просто тебе может быть необходима дружеская поддержка. В этом нет ничего плохого.       Но Цинсюань дрожал в его руках и продолжал отпираться, и этот разговор пришлось отложить. Возможно, он ещё не готов произнести вслух всё, что бередит душу, и нужно больше времени, чтобы это принять. Но с тех пор Хэ Сюань никогда не оставлял его во время медитаций, внимательно следя за течением духовных сил. К его огорчению, всё обстояло точно, как Цинсюань и говорил: его ци была слишком хаотичной, и приходилось часто предотвращать очередной её всплеск. Так прошло несколько месяцев, но никакого улучшения не наметилось. Ветреный и улыбчивый бывший небожитель словно забыл, как играючи управлял своими немалыми силами, теперь он был беспомощнее едва ступившего на путь совершенствования новичка.       В отчаянной попытке найти решение Хэ Сюань всё же обратился за советом к Хуа Чэну.       — Он не может очистить свой разум — в этом главная проблема. Ты не решишь эту задачу за него.       — Но ведь должен быть способ! Артефакт, ритуал — что угодно!       Хуа Чэн провожал взглядом мечущуюся из угла в угол фигуру гостя, покачивая в руке чашу с вином. Хэ Сюань всегда наведывался с какими-то проблемами — это давно стало почти традицией. Как правило, проблемы были связаны с Ши Цинсюанем, и это единственное, что выводило из равновесия обычно непроницаемого демона Чёрных Вод.       — Возможно, ему требуется больше времени. Просто подожди немного, оставь попытки ускорить его вознесение. Всё пойдёт своим чередом.       Хуа Чэн отпил вина, наблюдая, как на обеспокоенном лице Хэ Сюаня проступает нетерпение.       — Разве у него так много времени? Ты, кажется, забыл, что сейчас он смертный?       — Я? — Хуа Чэн изогнул бровь. — Ты, кажется, забыл, кто сделал его таким?       Удар пришёлся в цель: Хэ Сюань стал угрюмее тучи. Бить по больному Кровавый Дождь умел лучше кого-либо. Но в то же время это отлично отрезвляло. Он перестал нарезать круги по комнате и опустился на стул, тяжело уронив голову на руки.       — Ты прав, Цинсюань в таком состоянии из-за меня…       — Не надо драматизировать. — Хуа Чэн пододвинул гостю очередное блюдо, предлагая заняться чем-то более полезным. — Я говорю всего лишь о том, что его проблему можно решить не артефактами, а банальными словами. Понимаю, ты в этом не силён, но гэ-гэ мог бы с ним поговорить.       — В этом и проблема: Цинсюань не желает говорить.       — Что? Ши Цинсюань и не говорит? — Хуа Чэн удивился вполне натурально.       — О чём угодно, только не об этом. Твердит, что всё хорошо, что его ничего не беспокоит, что ему просто способностей не хватает.       Хмыкнув, Хуа Чэн ненадолго задумался. Кое-что ему это напоминало, кое-что из прошлого, когда они с Се Лянем едва начали друг друга узнавать. В то время они оба боялись раскрыть свои, как им казалось, постыдные секреты, которые в итоге не стоили волнений, ведь каждый в своём сердце уже хранил чувства к другому. Конечно, их с Хэ Сюанем случаи не совсем схожи, но суть остаётся одна: страх разочаровать дорогого человека. А для Ши Цинсюаня всё осложнялось ещё больше: он чувствовал вину перед умершим братом, и этого же наверняка ещё больше стыдился перед Хэ Сюанем. Как бы сильно ему ни хотелось начать с чистого листа, пережитые утраты уже оставили свои следы. Излечить их сможет только время и принятие, и это как раз то, о чём Хуа Чэн говорил изначально. Только Хэ Сюаню, одержимому беспокойством, течение человеческой жизни казалось быстрее горящих благовоний. Этот демон имел терпение в мести, но не в любви. Тот, кто ждал восемьсот лет, мог ему только посочувствовать.       — Ты слишком торопишься даже по меркам человеческого века. Ши Цинсюань не состарится и не умрёт за год или два, зато вполне может переосмыслить свои страхи.       — Он слаб и уязвим в смертном теле, — тут же возразил Хэ Сюань. — Однажды этим уже воспользовался мой враг, ждать неизвестно чего — пустая трата времени.       — Не повторяй ошибок Ши Уду, — флегматично заметил Хуа Чэн, вызвав злой взгляд собеседника.       — Не сравнивай нас! — У Хэ Сюаня свело скулы от злости. — Я не пытаюсь изменить его судьбу, только помочь всем, что в моих собственных силах!       — И чего ты этим добился? Он волнуется ещё больше из-за того, что не может оправдать твоих ожиданий.       Хэ Сюань вскочил из-за стола, едва его не опрокинув — только позолоченные блюда жалобно звякнули.       — Хочешь сказать, я делаю ещё хуже?! Что мне остается? Что бы сделал ты сам? Просто смотрел, как дорогой тебе человек медленно умирает?!       — Сядь. И остынь. — Хуа Чэн придержал край стола, спасая комнату от погрома. — Ши Цинсюань не умирает. Он не болен и не ранен. И в отличии от тебя, живёт нормальной человеческой жизнью. А вот ты только и думаешь о смерти. Этими своими страхами ты наполняешь вашу с ним жизнь. Боишься, что у вас мало времени? Так не трать его попусту. Попробуй делать то же, что он — радоваться каждому дню, который у вас есть. Справься сперва со своими кошмарами.       На это Хэ Сюань ничего не ответил, но покинул Призрачный город ещё более мрачный, чем явился. Хуа Чэн чувствовал, что не сумел до него достучаться, и что эта история может иметь дурные последствия. Черновод до абсурдного непробиваем в своих убеждениях, особенно тех, что касаются Ши Цинсюаня. Всё своё посмертие он посвятил одному богу — всякий раз по-разному, но на пределе эмоций. Он желал его уничтожить, свергнуть с небес, никогда больше не встречать, защитить, уберечь от боли, никогда не отпускать. И вот опять бросается с головой в очередное паломничество под названием Повелитель Ветра. Теперь он хочет его исцелить, не замечая, что сам безнадёжно болен. Эта болезнь укоренилась в них обоих слишком глубоко, её не залечить одним только желанием, не искоренить только любовью. Самые сильные страхи способны незаметно разрушать изнутри вопреки любым усилиям. Ими нужно переболеть, принять и только тогда отпустить. А сейчас эти двое больше всего боятся снова потерять друг друга. В этом их слабость и сила. Сумев осознать, что будут вместе всегда и несмотря ни на что — преодолеют свой главный общий страх. Только Хуа Чэн не сомневался — эти двое без драмы не обойдутся. Надо бы предупредить Се Ляня.

***

      Цинсюань дожидался Хэ Сюаня дома, откровенно маясь от безделия. Даже когда он гостил в Доме Блаженства, ему находилась работа, но сейчас всё, чем он занимался прежде, оказалось недоступным. А вместо этого в голову лезли сотни непрошеных мыслей, отгонять которые изо дня в день становилось всё сложнее. Оттого он терпеть не мог подолгу оставаться один, когда некому было спасти его от опостылевшей горечи, просачивающейся в душу всё сильнее. Цинсюань не хотел её ощущать, как и не хотел, чтобы о ней узнали. Особенно тот, кто был его спасением, кому хотелось улыбаться и дарить всю свою любовь. Едва знакомая фигура мелькнула на периферии зрения, он тут же встрепенулся:       — Хэ-сюн, тебя так долго не было. В Призрачном городе ничего не произошло? Эх, мне всё-таки стоило пойти с тобой. Побеседовал бы с Его Высочеством вместо того, чтоб скучать тут в одиночестве.       Ши Цинсюань разочарованно вздохнул, но крепкие объятия вмиг развеяли дурное настроение. Размеренный стук его сердца отдавался набатом в голове Хэ Сюаня, отмеряя оставшееся им время. Совершенно неправильно вот так постоянно думать о смерти, но тому, кто привык измерять столетия, человеческая жизнь казалась слишком хрупкой. Будто тончайший фарфор, готовый вот-вот расколоться в неуклюжих руках.       — Его Высочество ещё не вернулся из Небесной столицы, а в Призрачном городе ничего нового не намечается, — ответил Хэ Сюань, утыкаясь носом в шелковистые пряди и вдыхая родной аромат. — Мы с Хуа Чэном просто говорили о старых делах, ты быстро там заскучал бы.       Он чувствовал угрызения совести, недоговаривая правду, но не мог честно признаться, какой совет просил у Хуа Чэна. Будто скажи он начистоту, как все страхи и опасения тут же обретут реальную силу, возобладают над их тихой жизнью во сто крат сильнее. Он словно отодвигал снежный ком, который с каждым днём только набирал вес, чтобы в один прекрасный момент проломить выставленные барьеры и обрушиться на голову всей своей мощью. Над Южным морем медленно собирались грозовые тучи.       Однажды ночью Цинсюаня особенно сильно мучили кошмары, и тогда Хэ Сюань впервые задумался, насколько правильно ему находиться рядом. С тех пор эта мысль вертелась на задворках сознания навязчиво жужжащей мухой, вылезая наружу, когда Ветерку делалось нехорошо. Она зрела в Хэ Сюане, как опухоль, пока не пустила корни в мёртвое сердце.