Сколько стоит твоя душа?

— Шехзаде? — Хасан полностью развернулся к Мустафе. — Почему вы мне не рассказали? Как давно у моей бедной сестры помутился разум? Мустафа медленно выдохнул, прежде чем ответить: — Я не хотел вас ещё больше расстраивать, думал, лекарши смогут ее полностью вылечить, — более низким тоном, с горечью рассказал Шехзаде. — Я могу чем-нибудь помочь? Михриниса с широко открытыми глазами наблюдала за представлением, которое развернулось перед ней. Она знала, что первенцу отца на неё наплевать, но не думала, что тот даже не попытается докопаться до правды. — Я обязательно попрошу, если будет необходимость. «Сделка заключена ценой моего здоровья», — про себя подумала девушка. — Моя драгоценная сестра, — Хасан подошёл к ней, беря лицо в свои руки. От прикосновений бейлербея хотелось увернуться, Михриниса хорошо чувствовала, как он сдерживается сейчас. — Больше тебя ничего не беспокоит? Возможно, больно ходить или тошнота? Дорогая, если есть ещё что-то, пожалуйста, скажи. Шехзаде позволит нам остаться дольше. — Разумеется, вы можете оставаться столько, сколько пожелаете, — Мустафа подошёл к ним сзади. Но, смотря на этих двух мужчин, ханым понимала, что ей может помочь лишь отец. — Мне станет лучше лишь на морском воздухе.

***

— Госпожа, — Наргиз быстро поклонилась, проходя мимо девушек, занятых накрытием стола. Султанша тщательно следила за каждой деталью, ведь вскоре должен был прийти Шехзаде, и все должно было быть безупречно. — Есть новости о коврах, которые вы хотели для себя. Айбиге бросила быстрый взгляд на рабынь, которые, не поднимая головы, занимались своим делом, а после позволила служанке подойти ближе. — В доме в лесу случился пожар, — зрачки госпожи расширились, взгляд становится напряженным, даже паническим. Быстро взяв себя в руки, крымчанка посмотрела на дочь, которая радостно вертелась перед зеркалом в новой короне. Девочка подобрала более подходящий кулон к подарку из материнской шкатулки и совершенно не замечала окружающих. — К счастью, ханым не пострадала, с ребенком тоже все хорошо, — продолжала шептать Наргиз. — Но ее гостья умерла. Она была в подвале, девушку не успели спасти. — Это поджог? — Вероятно, тогда получается, что кто-то знал. И Нурбану Султан гораздо лучше. — Мама? — Айбиге быстро улыбнулась, как только заметила, что дочь на неё смотрит. — Вас кто-то расстроил? — Я просто задумалась, не дать ли тебе ещё один из моих браслетов? — Конечно! — радостно воскликнула девочка. — Принесите Нергисшах и другие сундуки, — приказала Айбиге перед тем, как повернуться к Наргиз. — Ничего не делай, мне не нравится, как все вывернулось.

***

День спустя

Михриниса покидала дворец, будучи полностью подавленной, не на такой исход она рассчитывала. Первый раз девушка увидела Мустафу в семь лет. Самый старший наследник Османской империи возвращался в столицу для церемонии. Он выглядел как герой из рассказов: красивый, уверенно держался на белом коне. Тогда девочка тихо прошептала брату, что именно таким будет ее муж. Ахмед в ответ рассмеялся. Мустафа был у всех на слуху, народ радовался разуму наследника, янычары любили, и даже ее отец проникся симпатией к парню. Михриниса росла на рассказах о Шехзаде, и со временем ее симпатия и интерес превратились во влюбленность. До приезда в Манису они встречались лишь трижды, но каждый раз мужчина проходил мимо, а в тот один раз, когда все же посмотрел на нее, взгляд черных глаз не задержался и на мгновение. В своей жизни Михриниса никогда и ничего не хотела так сильно, как любви Шехзаде. Поэтому внимательно слушая все разговоры отца, смогла найти способ, чтобы наконец предстать перед Мустафой так, чтобы он должен был обратить на неё внимание. Она была готова к гарему, ведь у Хайредина паши тоже был свой, как и у дядь. Имели значения лишь те, которые родили детей. Айбиге Султан была лишь вынужденной женой. Сердце Мустафы никогда ей не принадлежало, но одиночество женщины было как нельзя выгодным. Используя нуждающуюся в общении госпожу, Михриниса смогла приблизиться к ее мужу. Шехзаде нравилось проводить с ней время, это было видно, но наместник Сарухана был слишком занят, поэтому их сближение проходило медленнее, чем хотелось девушке. На Нурбану Михриниса даже не стала тратить своего времени. Хатун просто повезло забеременеть от Шехзаде, она не имела веса ни в гареме, ни для наследника. Но вот Румейса, с ней все сразу было странно. Султанша не желала поддерживать общение, была холодной и закрытой, вот только Шехзаде все равно проводил с ней больше всего времени. Аккуратно расспросив в гареме, Михриниса узнала, что та является фавориткой дольше всех, вот только чем именно она влюбила в себя Мустафу, было непонятно. Никакими особыми талантами девушка не отличалась. Ханым пришла к выводу, что Шехзаде она нравилась как тихая гавань. Все же в его жизни происходило столько неприятностей, что, вероятнее всего, ему просто нужен был тихий человек, который не создаёт проблем и каждый день смиренно ждёт его в покоях. В итоге Румейса оказалась смышленной, но не умной. Открыто угрожать, а после ещё и толкнуть. Возможно, Айбиге настроила Румейсу против нее, но это не отменяло тот факт, что наложница посмела покуситься на ее жизнь. В глазах Мустафы и Махидевран мать наследника была ангелом, и в итоге они поверили ей, а не Михринисе, не понимая, кто скрывается за тихой наложницей. Обида и злость настолько ее переполнили, что ханым допустила серьезную ошибку. Нужно было быть умнее, и тогда бы она смогла показать всем истинное лицо Румейсы. От мыслей о мести ее отвлекла внезапно остановившаяся карета. Они проехали лишь половину пути, и не было видимых причин для остановки посреди дня. Девушка уже собиралась выглянуть в окно, когда Хасан резко распахнул дверь. — Выходи, дорогая сестра, тебе нужен воздух, — теперь, когда вокруг были лишь их люди, бейлербей даже не пытался делать вид, что не зол. Михриниса была убеждена, что его счастье было бы полнее, если бы она умерла. — Ты угадал мои мысли, — приняв руку брата, ханым все же покинула карету. Хасан повел ее в лес без сопровождения слуг. — Я знаю, что допустила ошибку… — Нет, — резко развернулся мужчина, убрав с ее спины руку. — Ошибка — это ты оступилась на лестнице, а обвинение матери наследника Шехзаде без каких либо доказательств — это мольба о смерти! Тебе очень повезло, что мы ему нужны. Обвини бы мою жену в таком несмышленная девка, она бы не покинула живой мой дом. — Я не девка, а единственная дочь Хайреддина паши… — Ты дочь рабыни, — грубо перебил ее Хасан. — И ты, и твой брат не принесли никакой пользы семье, которой вы так кичитесь. Единственный раз от тебя была польза — и даже здесь ты умудрилась почти настроить будущего Султана против нас. Вся власть в руках Падишаха, каждый пост, который он выдает, следующий Султан может забрать. — Нет причин для волнения, ты не упустил своей выгоды. Расстроился ведь, что не умерла? Так бы переговоры были бы выгоднее. Смог бы даже выторговать для себя третий брак Танели Султан, если бы с пашой приключилось несчастье, — тонкие морщины на лбу брата углубились. — О, что такое? Думал, это незаметно? — с наслаждением уточнила Михриниса, найдя наконец брешь в идеальном наследнике ее отца. — Да, я сглупила, пожаловавшись при Шехзаде, но на свои обвинения я имела полное право, а у тебя не было права даже смотреть на госпожу, тем более так! Глупая дочь важного союзника начала говорить бред из-за травмы, полученной во дворце Шехзаде, такое быстро простят, но что насчёт тебя? Такая гордая Султанша никогда не рассмотрит тебя как временное развлечение, а как муж ты ей не нужен. Бейлербей никогда не будет так же ценен, как и великий визирь, которым все так довольны. Хасан не выдержал и, схватив ее за плечи, несильно стряхнул. — Не лезь не в свое дело! — Брат, я же болею, с чего такая грубость? — с ухмылкой спросила Михриниса. — Ты только что рассказал мне о моих ошибках, я лишь ответила тем же. — Ты видела ее? Румейсу, видела своими глазами, когда та толкала тебя? — ханым сжала губы, отвернувшись на мгновение. Когда девушка хотела ответить, Хасан резко продолжил. — Вот же глупая! Так весь этот скандал лишь из-за ревности? — Она мне угрожала, и единственная, успела бы столкнуть… — Дура! — воскликнул брат. — Какой смысл от твоих учителей, если разуму нет? Ты просто указала пальцем в небо и думала, что все будет так, как ты захочешь?! — Услышь меня! Румейса Султан мне угрожала, напоила чем-то, после чего стало плохо, и толкнула, я уверена, что это была она. — Значит, надо было закрыть рот, притвориться дурой и послать мне письмо. Я бы все проверил… — И что тогда? — теперь уже пришло время Михринисы его перебивать. — Думаешь, я поверю, что тебе на меня не наплевать? — Да, мне все равно на твою жизнь, но никто не может нападать на дочь Хайреддина паши — это разные вещи. А теперь я не смогу тихо все проверить, Мустафа будет начеку и если что-то хотел скрыть, уже это сделал. Для отца ты вообще не поняла, что произошло. Считаешь во всем виноватой Хасеки повелителя, ведь никого во дворце Шехзаде не подозреваешь. — Но… — А откроешь ещё перед кем-то рот, и я обещаю, по завершению похода, ты будешь заперта во дворце со своей матерью. Все, что ты видела и слышала в Манисе, — забываешь. Устроишь мне дополнительные проблемы — и я с удовольствием отвечу тем же.

***

— Шехзаде, — Нурбану радостно улыбнулась, когда Мустафа вошёл с ее детьми в покои. Мурада ей передала служанка, а Шах осталась на руках наследника. — Я так счастлива видеть вас и наконец обнять своих детей. — Они плакали без тебя, я навещал наших детей каждый день, но никто не заменит мать. — Мой драгоценный, — прошептала Нурбану, коснувшись губами его лба. Ее голос был слаб, словно ветер, дующий в пустом коридоре дворца. — Теперь я очень быстро поправлюсь. Вы навестите меня вечером? Каждую ночь я видела вас во снах, мечтая, чтобы это стало явью. Мустафа безмолвно провел рукой по ее щеке, его прикосновение было мягким, но в глазах не было тепла. Взгляд был хмурым и уставшим. — Завтра, сегодня ночь четверга. — Конечно, извините, я потерялась в днях из-за болезни. Даже не смогла попрощаться с Михринисой.

Две недели назад

Джанфеда принесла новую проблему. Нурбану уже замечала, что Михриниса слишком часто крутилась возле Шехзаде, но когда калфа подслушала разговор Султанш, ситуация стала только хуже. Мустафа задумался о никахе. Если слухи уже дошли до госпожей, и они начали общаться из-за этого, значит, дело серьезное. Однако Айбиге не желала принимать меры, а Румейса решила просто поговорить. Конечно, для них все не так уж и плохо — законная жена и мать первенца, но какое место займет Нурбану в этой игре? — Мне нужен слабый яд и сильный, — тихо произнесла Султанша, когда осталась одна в покоях с калфой. — Не надо, — попросила женщина. — Вы мать двух детей, наказание лишь недавно закончилось… — На этот раз меня не накажут. Скажешь, что плохо себя чувствуешь, пойдешь к лекарше, возьмёшь у нее яд, но возьми с собой пустой флакон, сделаешь вид, что случайно разбила, так никто не хватится. А другой купишь на рынке в свой выходной, он должен быть сильным. И найди мне служанку, которая мало с кем общается. Изначально план выглядел очень простым. Пока Джанфеда занималась подготовкой, Нурбану делала вид, что ей очень плохо. На больных редко обращают внимание, поэтому она позаботилась о том, чтобы выглядеть нездоровой к празднику. Как и предполагалось, бывшие подруги сидели по разные стороны, а Румейса вообще не спустилась. Впервые чрезмерная гордость Айбиге сыграла ей на руку, и Нурбану спокойно заняла место рядом с Михринисой. Следующий шаг был самым рискованным, яд должен был начать действовать в покоях Румейсы. Однако венецианка могла лишь догадываться, когда именно та отправится к Султанше. Очевидно, это произойдет после прихода Махидевран Султан — нужно было выразить свое почтение госпоже, но и до окончания праздника не имело смысла посещать мать наследника ночью. Поэтому Джанфеда должна была следить за выходом Махидевран, а Рана, в свою очередь, задерживать вынос блюд, пока не увидит калфу. Самая волнительная для Нурбану часть прошла так идеально, как наложница даже не могла мечтать. Клубнику вынесли почти перед приходом Махидевран, а внимательная Михриниса расценила излишнее внимание к своей еде, как желание попробовать, и самостоятельно отдала блюдо и даже настояла. Нурбану съела одну, которая была ничем не полита, а после невзначай перевернула блюдо. Так его больше никто не попробует и очень быстро выбросят. Проверить что-то после будет слишком сложно. Айбиге сама подтолкнула Михринису пойти поскорее к Румейсе, поэтому Нурбану оставалось лишь наблюдать, а после вновь притвориться больной. И когда госпожа считала, что ее план будет идеально исполнен, все начало сыпаться. В покоях Нурбану сделала вид, что ей стало хуже, и под предлогом этого выгнала девушек, служивших Махидевран. Ей нужно было лишь выпить небольшую порцию яда, чтобы симптомы выглядели реалистично. Однако Джанфеда сообщила, что Михриниса вышла из покоев в полном порядке, что нарушило все планы. Ей должно было стать плохо при Румейсе, а лучше умереть. Далее бы узнали, что и Нурбану отравлена. При таком раскладе, Сесилии было все равно, обвинят во всем лишь Румейсу или, возможно, под подозрение попадет и Айбиге. Чем больше женщин получилось бы устранить одной игрой, тем лучше. Но если ханым не стало плохо. И лишь в этот момент калфа решила сознаться, что купила крайне дешевый яд, чтобы меньше попадаться людям на глаза. Если с Михринисой все будет впорядке, её отравление не будет иметь смысла. Из-за того, что нет доказательств, никого не обвинят, и все риски окажутся напрасны. Поэтому, когда Нурбану вышла из покоев и собственными глазами увидела, как Михриниса излишне медленно, но все же самостоятельно, шла к лестнице, она приняла решение на эмоциях, не думая ни о чем, лишь слыша бешеный стук в ушах. Выйдя из-за угла, когда Михриниса хотела опереться об стену, Султанша резко ее толкнула, сразу забежав назад. В покоях, когда рабыни вернулись, она разыграла настоящее представление. Ей правда стало плохо вскоре, но ничего, что нельзя было выдержать. Волнение было спрятано за криками боли. Голодание и нервы сделали ее внешне действительно похожей на больную. И когда Нурбану уже думала, что все вышло, Джанфида опять принесла плохие вести. Она прошептала, что Рану никто не может найти. Новый приступ волнения Султанши приняли за ухудшение ее состояния, но венецианка была в панике. Проблем с рабыней не должно было возникнуть. Нурбану заплатила ей из ранних сбережений, не очень большую сумму. Девушка толком ничего не знала, ее задача была проста, полить блюдо и поставить перед дочерью Барбароссы. Но даже этого было достаточно, чтобы во всем обвинили Нурбану. Поэтому Джанфеда должна была найти девушку и повесить, как только все будут в панике из-за двух покушений, но калфа ее не нашла. Каждый день, лёжа в постели, Султанша ожидала, когда же откроется дверь, и все выйдет наружу. К счастью, ни Махидевран, ни Мустафа ее не навещали. В другой ситуации девушка была бы огорчена, но в этот раз, чем реже ее видели, тем меньше возникало бы подозрений. Прошли дни, и Рану так и не удалось найти. Нурбану надеялась, что служанка просто сбежала. Когда она наконец поверила, что всё позади, Михриниса неожиданно очнулась. Ханым ничего не помнила, и всю вину возложили на Хюррем Султан. Все сложилось не так, как ожидала Нурбану, но она почувствовала настоящее облегчение, когда Джанфида принесла хорошие новости: дочь Барбароссы покидает Манису. В ночь перед ее отъездом венецианка была так счастлива, что не могла уснуть. Она выпроводила служанок из покоев, перед ними все сложнее было играть больную, а в пустых покоях, сидя перед зеркалом, Султанша наконец могла счастливо улыбаться, расчесывая черные волосы. Через несколько дней она планировала начать полностью приводить себя в порядок. — Разве у вас все так хорошо? От неожиданного голоса в абсолютной тишине Нурбану выронила гребень, резко развернувшись. Султанша не слышала, как мужчина вошёл, он не поклонился перед ней, даже не склонил голову. С ровной осанкой смотрел на нее своими разноцветными глазами, как зверь на добычу. — Как евнух посмел войти без разрешения… — Рану нашли, — блондин перебил ее тихим, безэмоциональным голосом, будто ему было скучно разговаривать с госпожей. — Не знаю, о чем ты. — Махидевран вскоре к ней доберется и когда узнает, твоя недостаточно умная голова будет отделена от тела, — лениво с ухмылкой пояснил ага. — Что тебе нужно? — Предлагаю сделку, крайне выгодную и без риска с твоей стороны. — Сколько акче ты хочешь? Нурбану сразу начала продумывать, откуда ей взять деньги, чтобы казначеи ничего не заметили. Прежде чем мужчина рассмеялся, Султанша уже выбрала несколько украшений, которые можно продать. — Мне не нужны монеты. Разве есть сумма, получив которую, ты согласишься перерезать себе горло? Моя услуга равна одной жизни. Поэтому, в любой момент, когда я захочу, смогу забрать с твоего позволения одну невинную жизнь. Ты согласна на сделку со мной, Сесилия? Собственное имя в его устах прозвучало устрашающе. Так же, как в детстве, будто человек перед ней в сотни раз выше и имел власть вершить ее судьбу. — Да, — она произнесла это необдуманно, смотря в гипнотически странные глаза. — Сделка заключена, спи спокойно и не влезай в неприятности, пока не выполнишь свою часть, — не дожидаясь ответа от госпожи, евнух быстрым шагом вышел из покоев. Двери не успели закрыться, как внутрь забежала служанка. — Султанша, вам плохо? Вы побледнели. — Пусть мне приготовят тот травяной чай, который успокаивает.

***

Пять дней спустя

Румейса приказала остановить карету посреди леса и, отказавшись от сопровождения, отправилась прогуляться среди высоких деревьев. Она все больше ускоряла шаг, пока не избавилась от взглядов надзорщиков, в следующий раз ей такого не позволят. Аврора прекрасно знала, что, по возвращению в дворец, Мустафе доложат о ее прогулке, и с этого дня даже под угрозой смерти слуги больше не посмеют оставить ее одну. Но сейчас одиночество было необходимо. Благотворительность ей не нравилась, парад лицемерия, в котором нужно было улыбаться и сочувствовать. Сегодня к ней пришла женщина, трое ее сыновей погибли на войне, и теперь, все чего она хотела, это увидеть тела детей. Румейса отдала ей свои браслеты и кольца, чтобы та смогла устроить достойные похороны героям. Всего неделя прошла, и она уже нравилась людям. Это было просто, Румейса делала то, что хотела бы, чтобы в детстве сделали для нее. Султанша резко остановилась, рассмотрев подол нежно-голубого платья, вышивка внизу была почти не видна из-за грязи, а все потому, что Аврора решила лично навестить семью, за которую просили милостыню. Маленький сын ханым сломал ногу, поэтому она не смогла прийти к Султаншам. Румейса приказала купить еды и оставила денег. Гречанка смотрела на испорченное платье, пытаясь вспомнить, когда ей стало всё равно. Раньше она мечтала о нарядах, как у жен бейлербеев, а теперь у неё было куда больше одежды, но настоящую радость приносило простое, недорогое платье, которое покупал брат, а не лучшие шелка. Румейса сняла тяжелую накидку — ей стало немного холодно, но дышать сразу стало легче. Сделав ещё несколько тяжёлых шагов, Аврора сняла корону с головы. Она была из серебра, усыпанная сапфирами, и блестела в свете, который с трудом пробивался сквозь плотную завесу листьев. Но для госпожи этот блеск был ничем. Корона казалась ей лишь холодным металлом, безжизненным и ненужным. Румейса уже и не помнила, когда в последний раз украшения приносили ей радость. Когда-то они были её страстью, источником восторга, но теперь превратились в груз — всего-лишь вещь, которая тяготила её, давила на голову, словно лишняя ноша, ставшая обузой. Без капли жалости Султанша бросила корону на землю и пошла к ручью. Вода была ещё теплой, поэтому, недолго раздумывая, Аврора сняла свою обувь и зашла в ручей. Здесь было так хорошо и спокойно, что Румейса захотела сбежать, но во дворце ожидал Мехмед. Поэтому, постояв ещё немного, Румейса пошла босиком к карете, подняв с земли лишь обувь. Вот только у дороги ее ожидала Танели Султан. — Госпожа, — Румейса поклонилась, быстро надев туфли. — Что-то произошло? Вы уехали вперёд. — Садись ко мне, — наложница повиновалась, поднявшись в карету. Внутри не оказалось служанок. — Я понимаю, что сегодня ты хорошо постаралась и исчерпала свой запас доброты, но мать наследника должна быть совершенной всегда. — С момента, как я забеременела, я не нарушила ни единого правила гарема, вам не о чем волноваться. — Нурбану стало лучше. — И как вам известно, с позволения Махидевран Султан, я устраиваю вечером небольшой праздник в честь ее выздоровления. Очень жаль, что вы отдыхаете до вечера. — Не смей больше ее трогать, — жёстким тоном предупредила Танели, на что Румейса улыбнулась, покачав головой. — Мустафа может закрыть глаза, но я не прощу нападения на мать моих племянников. — Госпожа, мы с вами знакомы довольно давно, — не переставая улыбаться, продолжила Аврора. — Есть слишком мало людей, которые выжили вопреки моему желанию, и Нурбану не входит в их число. Да и я не совсем понимаю ваше беспокойство. Ваши племянники не пострадали, а невестки ценны лишь пока полезны. Айбиге — гарантия дополнительного войска, я оберегаю Шехзаде от отравления и убиваю для вашей Валиде. Единственная польза от Нурбану — это рождение здорового наследника, для укрепления позиций Мустафы. Никого не интересовала ее жизнь не потому, что Шехзаде меня сильно любит, а потому что её ценность уже была использована. Так в чем причина вашего беспокойства? — Ты дерзишь. — Приношу извинения. Танели более не желала продолжать диалог, а Румейса не видела смысла пытаться изменить мнение Султанши. К вечеру, после долгих дней тревожных поисков и давящей тишины, девушки наконец почувствовали облегчение. Всё изменилось внезапно и кардинально. Рабыни смеялись, танцевали, но, несмотря на радость, каждая из них время от времени бросала любопытные взгляды на возвышение, где сидели три госпожи, молчаливо наблюдая за праздником. — Ты так щедра, — широко улыбаясь, обратилась Нурбану к Румейсе. — Я и представить не могла, что за меня так сильно беспокоились. Гречанка лишь улыбнулась, скользнув взглядом по танцующим рабыням. Тратить деньги на подобное пустое развлечение ей было неприятно, но требовалось показать всем, что она не причастна к отравлению. К тому же, особое удовольствие доставляло наблюдать за Нурбану, зная её тайну, — бесплодие, скрытое от всех. Та, отчаявшись, подкупила лекаршу, чтобы сохранить эту правду в тени. Но Румейса перекупила женщину. — И правда, — Айбиге протянула служанке бокал, и девушка быстро налила в него сок. — Не припомню праздников в мою честь. — Когда вы болели, у меня еще не было средств, чтобы проявить свою добрую сторону. Но если вы вдруг окажитесь при смерти, я обязательно устрою праздник после вашего выздоровления. — Какая доброта, — уголки рта крымчанки дрогнули, словно от неприятного вкуса. — Госпожи, — не поднимаясь к Султаншам, девушкам поклонилась Фахрие. — Приношу извинения, что прерываю, но Шехзаде Мустафа пожелал видеть Румейсу Султан. Он уже забрал сына в свои покои. Айбиге перевела взгляд на поджавшую губы Нурбану. Ее недовольное лицо было единственной радостью сегодня. Муж проводил с рабыней одну ночь в неделю, как и с крымчанкой. И лишь Румейса удостаивалась нескольких хальветов. — Султанша, — поклонилась Румейса, прежде чем повернуться к венецианке. — Хорошо тебе отдохнуть. — Спасибо, — произнесла Сесилия, на лице мелькнула натянутая улыбка. — Я не вижу Нергисшах Султан, — Нурбану ещё раз обвела взглядом веселившихся рабынь, прежде чем повернуться к сидящей напротив Султанше. — Мне всегда казалось, что она любит праздники. — Дочь уговорила Махидевран Султан остаться ночевать в ее покоях. — Все так любят госпожу, прекрасно, что у нее теперь появилась сестра. Уверена, они будут хорошими подругами. Брови Айбиге поползли вверх от подобной самоуверенности. — Как ты считаешь, куда исчезла Рана? — Кто? — удивление Нурбану было почти совершенно, но не для крымчанки. Рабыню нашла Наргиз. Та, услышав слухи о несчастном случае, забилась в угол и не могла сдержать слёз. Когда служанка привела её в покои Айбиге, девушка после уговоров рассказала всё, что знала. Султанша велела Наргиз спрятать свидетельницу, надеясь, что, без улик, подозрения падут на Румейсу. Однако всё сложилось так, что никто не был наказан. Теперь Айбиге приходилось терпеть ту самую женщину, которая вызвала столько шума, а в итоге получила праздник в свою честь. — Служанка, которая пропала в ту злополучную ночь. Не интересно ли, что же случилось на самом деле? — Я только поправилась, — Нурбану улыбнулась, но кончики ее губ дрогнули, выдавая нервозность. — Поэтому очень многое пропустила. Да и наша задача лишь подчиняться, дела гарема во власти Махидевран Султан. Если нам ничего не объявили, значит и знать не должны. — Какие прекрасные слова. Веришь в них хоть каплю? — Айбиге смотрела на соперницу серьезно, даже враждебно. В отличие от Румейсы и Нурбану, у нее не было никакого желания играть в никому не нужное представление. — Всем сердцем, госпожа.

***

Неделя спустя. Стамбул

— Сколько порций она выпила? — резко спросила Хюррем, торопливо натягивая кафтан на плечи. Её разбудили глубокой ночью с тревожной вестью: Назенин начала рожать. — Лишь две, — тихо прошептала наложница, расправляя наряд госпожи. — Как это получилось, Сюмбюль?! — Хюррем метнулась к двери, её лицо оставалось спокойным, но глаза выдавали напряжение. — Разве я не ясно пояснила, что за месяц хатун должна была выпить шесть порций яда?! — Сюмбюль сильнее опустил голову. — Фатьма Султан была постоянно рядом, мы успели лишь дважды добавить в лекарство и еду, обойдя проверку. А когда вернулась Танели Султан, то к девушке подобраться стало невозможно. — Роды хоть принимает моя лекарша? — Сюмбюль сделал едва заметный шаг назад. — Клянусь, госпожа, мы все просчитали. Пока Танели Султан была в Манисе, ее лекаршу заразили, а та, которую привезла Фатима Султан, отправили в ваш вакф, чтобы помогала беднякам. Но мы не знали, что у Танели Султан есть ещё одна. Госпожа, она выгнала вашу повитуху, едва та успела переступить порог покоев. — Болваны! Вы ничего не можете сделать! Хюррем вышла из покоев, готовая, если потребуется сцепиться с падчерицей. Она всё просчитала: хатун должны были подсыпать яд, чтобы вызвать выкидыш. Потеря ребёнка на поздних сроках часто влекла за собой и смерть матери. А если этого было бы мало, повитуха убила бы младенца при родах. План казался безупречным, каждая деталь продумана до мелочей. Но Танели, как всегда, спутала карты так же, как и с момента зачатия. Хюррем резко распахнула дверь — и замерла. В тот же миг она увидела, как обрезают пуповину. Ребёнок был жив, и его пронзительный крик разнёсся по комнате, словно сигнал новых бедствий, которые не заставят себя ждать. — Вы вовремя, — с улыбкой обратилась к ней Танели. Счастливее Султанши была лишь Фатьма, которая стояла по левую сторону у изголовья. — Быстрые и лёгкие роды. Назенин… Назенин Султан, — быстро исправилась госпожа. — Родила здорового мальчика. — Да будет он таким же сильным и удачливым как его отец, — воскликнула Фатьма. — Аминь, — лишь смогла выдавить Хюррем, переведя взгляд на наложницу. Для едва родившей, девушка выглядела раздражающе хорошо. Молодая, красивая и здоровая. Такая, как она, может родить ещё не одного сына. — Ты молодец, — Танели забрала у служанки ткань и лично вытерла капли пота со лба Назенин. — Султан будет счастлив, у него давно не рождалось сыновей, — дочь Махидевран лишь на мгновение взглянула на Хюррем, но этого хватило, чтобы Хасеки почувствовала все презрение падчерицы. — Падишах так сильно мечтал о сыне, что заранее выбрал имя. — Какое? — спросила Назенин устало, но с радостной улыбкой на лице. — Мехмед — это имя принадлежало одному из самых сильных султанов нашей империи. Многие так называют сыновей в надежде, что именно их ребенок сможет сравниться по величию с предком. Назенин была на вершине счастья — её жизнь стала лучше, чем в самых смелых мечтах. Рождённая служанкой, Валерия могла лишь мечтать о том, чтобы ей прислуживали. Теперь же всё изменилось: никакой больше работы, никакие липкие взгляды господ не скользили по ней, ведь никто больше не смеет к ней прикоснуться. Её взгляд остановился на довольной Фатьме и заботливой Танели, но с Хюррем она намеренно избегала встречаться глазами. Эта женщина внушала страх — холодный, обжигающий страх. Но госпожи пообещали её защитить, и пока они держали своё слово. Однако напряжение в воздухе было осязаемым, словно буря, готовая разразиться в любой миг. — Официальное имянаречение будет лишь с приездом Султана, и раз роды успешно закончились, думаю, мы все можем поспать. — Это сделаю я, — вмешалась Фатьма. — Султан уже дал свое согласие, поэтому, Хюррем, — ее голос звучал так сладно, что хасеки начинало тошнить. — Подготовь все. — Не сомневайтесь. Хасеки покинула покои с высоко поднятой головой, но могла думать лишь об одном — Мехмед. Имя ее дорогого мальчика сначала было отдано сыну убийцы, а теперь его будет носить Шехзаде Назенин. Это было издевательство не только судьбы, но и самого Сулеймана. Как он мог так поступить? Разве мало ей того, что каждый день она вынуждена наблюдать, как растёт плод измены? Мало того, что этот мальчишка, — живое напоминание о предательстве, но зачем было давать ему имя Мехмеда, словно приравнять его к её сыну? Четыре шехзаде появились на свет с тех пор, как было произнесено предсказание, и всё это всего за два коротких года. Двое сыновей Мустафы будут лишь бесполезными пешками, если на троне окажется Селим. Но если Назенин сумеет укрепить своё положение при дворе, уничтожить старшего наследника станет практически невозможно. Сердце Хасеки билось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди, а в висках пульсировала боль. И всё же она шагала по длинным коридорам дворца, не опуская голову, не давая повода для злорадства. Даже служанки, чьи взгляды прежде были полны покорности, теперь смотрели на неё с жалостью, словно они, эти безродные, дрожащие рабыни, имели право жалеть законную жену султана.

Три недели спустя

Маниса

Едва дверь за дочерью и служанками закрылась, Айбиге, не сдерживая накопившегося яростного гнева, смахнула со стола блюда, отправляя еду на пол. Осколки посуды разлетелись по дорогому ковру. — Госпожа… — осторожно произнесла Наргиз, делая шаг вперёд. — Это лишь одна из трёх, от потери ребенка никто не может уберечь, — её спокойный, ровный голос был полон сочувствия, но он лишь усилил кипящую бурю в душе Айбиге. — А если ещё кто-то потеряет ребенка? — рявкнула Султанша, разъярённая до предела. Спокойствие служанки казалось насмешкой над её болью, её горем. Как могла эта рабыня, стоявшая перед ней, так безмятежно говорить о том, что лишало её спокойного сна? — Или будут две девочки? Почему ты подобрала так мало девушек?! — Госпожа, из всех женщин лишь три подходили по сроку, внешности и были здоровы. Мы и так играем в опасную игру, ни у кого не должно возникнуть сомнений в ребёнке. Но вы забываете одну важную вещь — вы можете вынашивать сына. — Ты права, — Айбиге сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. — Я слишком волнуюсь в последнее время. — Это из-за беременности, но она у вас проходит легко, нет причин для беспокойства.

Два месяца спустя

Махидевран стояла посреди покоев, сжав кувшин с вином, который ей принесли по её же приказу. Гнев бурлил в груди, казалось, что он разрывал её изнутри. Не выдержав, она швырнула кувшин на пол, и тот с грохотом разбился, вино разлилось тёмной лужей. Ещё одно покушение провалилось. На Султана напал слуга великого визиря, но Хюсрев успел в последний момент прикрыть Сулеймана собой и убить нападавшего. Это была четвёртая неудача подряд. Никогда в своей жизни Алиса не желала смерти кому-то так сильно, и никто прежде не разрушал её планы с такой регулярностью. Сердце Махидевран бешено колотилось, каждый удар гулко отдавался в ушах, наполняя её разум ненавистью и разочарованием. Она была настолько поглощена своими мыслями, что даже не заметила, как в покои вошёл её сын. — Вижу, — Мустафа окинул взглядом комнату, особенно большое красное пятно и осколки, разбросанные по ковру. — Вы уже знаете, что Султан выжил при покушении. — Благодарю Аллаха за это чудо, — сквозь зубы прошипела Валиде, повернувшись к сыну. — Я просил не вмешиваться. Теперь на Хюсрева пашу упала тень недоверия, все же именно его человек оказался предателем. Репутация великого визиря — это репутация Танели. — Брось, — холодно отмахнулась Махидевран, обойдя стол. Её движения стали спокойными и размеренными, как будто буря гнева, что бушевала минуту назад, просто рассеялась в воздухе. Направляясь к террасе, она уже выглядела безмятежной, и ничто не выдавало, что её разум все еще был охвачен яростью. — Танели никогда не будет «приложением к мужчине». Если паша перестанет быть полезным, от него можно избавиться. — Это решение может принимать лишь сестра, — возразил Мустафа, направляясь за матерью. — К тому же она довольна браком, — он остановился рядом с ней по правую сторону. Махидевран, не отводя взгляда от горизонта, слегка приподняла бровь, но её лицо оставалось непроницаемым. — Ты тоже на свой не жалуешься, согласился бы провести всю жизнь лишь с Айбиге? — бросила Алиса с лёгкой усмешкой. — Танели может в любой момент принять решение о разводе, но стать вдовой не будет ее волей. — Если ты хочешь, чтобы твоя сестра была вольна в своем выборе, — она сделала паузу, чтобы убедиться, что её слова упадут как капли яда на душу сына. — Нужно поскорее стать Султаном. — Это моя забота, не вмешивайтесь в это и занимайтесь гаремом. — Раз ты сам об этом заговорил, — её губы изогнулись в едва заметной ухмылке. — Подарки Барбароссы нуждаются во внимании, нам нельзя сейчас выказывать пренебрежение. Мустафа кивнул, его взгляд был усталым, но решительным. — Хорошо, шлите мне одну в месяц. После переведите на этаж фавориток и пусть год будут на особом счету, а после отправим их куда-то. — Нет, — непоколебимым тоном заявила Махидевран, повернувшись у сыну. — На этаже фавориток может быть только та девушка, с которой ты провёл три ночи. Я сделала исключение лишь для Румейсы, потому что знала — она не просто мимолётное увлечение. Все наложницы были на хальвете лишь раз, нет причин снова нарушать порядок. Шехзаде плотно сжал губы, но вскоре напряжение в его облике ослабло, и он нехотя уступил. — Хорошо, делайте как знаете. Отправьте Михринисе какой-то подарок, передайте наше беспокойство. Касательно Румейсы, почему вы позволили покидать гарем два раза в неделю, ее слишком долго нет. — Девочка изъявила желание заниматься благим делом. К тому же она превзошла все мои ожидания, — в её голосе послышалось что-то вроде гордости. — Кто же знал, что Аврора будет так сильно стараться. — Она должна заниматься сыном. — Румейса проводит время с ребенком больше кого-либо в этом дворце, мне не в чем ее упрекнуть. Но позволь дать тебе совет: в день когда, она перестанет тебя любить, отправь ее от себя как можно дальше без детей и не верь ни одному обещанию.