Забава мёртвых проказников

Когда позже его спросили об этом, Сэм сказал, что всё началось с костюма Леи и масла, но, честно говоря, — это была ложь. Просто Дин каждый раз краснел до ушей, когда Сэм упоминал об этом. А он заслужил немного смущения. Нет, всё началось с другого — с их схватки с «Пэрис Хилтон». Точнее, с лешего, который притворялся ею. По мнению Сэма, это не делало ситуацию менее странной. Но именно тогда у него и зародилось подозрение. Это был не первый случай, когда они сталкивались с языческими богами, и оба были уверены, что не последний. Но кое-что, сказанное лешим, застряло у Сэма в голове. Адаптация. Леший больше не мог находить поклонников как лесное божество, поэтому приспособился к современному культу идолов — знаменитостям. Те языческие боги, с которыми братья столкнулись два года назад, тоже нашли новые способы получать свою силу в современном мире. А потом, конечно, был Трикстер. Другой, если быть точным.

* * *

Дин вернулся из Ада три месяца назад. Сэм всё ещё с трудом верил в это и каждое утро просыпался с мыслью, что это был всего лишь сон, а человек на соседней кровати — Руби. Но стоило ему повернуться или протянуть руку, чтобы обнять её, — выяснялось, что это не Руби, а Дин. И каждый раз Сэму казалось, что это самое прекрасное на свете. Правда, вскоре Дин открывал рот, и Сэм тут же менял своё мнение: Дин был самым раздражающим человеком и одновременно лучшим братом, который только мог быть. Иногда ещё и самым уморительным, как доказала его теория про «регенерацию девственности». А воскрешение Ангелом звучало несколько нелепо, особенно учитывая, что Дин грешил так, будто мир вот-вот закончится. Но всё равно — возвращение Дина было лучшим, что могло случиться. Дин говорил, что не помнит Ад. Может быть, днём так и было, но ночные кошмары говорили об обратном. Однако Дин не хотел это обсуждать, и Сэм решил, что лучшее, что он может сделать, — это дать брату время и пространство. Поэтому они занимались мелкими делами, простыми охотами. Постепенно Дин перестал вздрагивать в странные моменты, и Сэм вздохнул с облегчением, несмотря на их конфликт из-за Руби и крови Демона. Сэм чувствовал себя довольным: брат вернулся, и у него был шанс стать достаточно сильным, чтобы убить Лилит. Если случится что-то ещё, они разберутся. Вместе. Это ощущение уверенности длилось ровно до тех пор, пока обычная охота не закончилась тем, что Сэм оказался в клетке. Рядом, вне досягаемости, сидела маленькая собачка с ключами на кольце, а по ту сторону клетки на него смотрел капитан Джек Воробей. Он вонял смесью шестинедельного немытого тела и бочки дешёвого рома, а по костяшкам пальцев перекатывал монетку. Сэм на секунду зажмурился и с отчаянием попытался отрицать очевидное. Это должно быть какой-то абсурд. — Это не смешно, ублюдок, — закричал он. — Фильм даже не был таким уж хорошим! — Ах, но ты ошибаешься! — рястянул губы в ухмылке Джек Воробей. — А ещё… как мило с твоей стороны принять моё приглашение, даже если ты не знал, что тебя пригласили, и прихватить с собой своего тупоголового брата, который, между прочим, пытался меня ударить, и... — Заткнись! — Сэм потянул за прутья решётки. Никакого результата. — Ты ведь трикстер, да? Трикстер в образе Воробья изобразил фирменный жест пирата, а затем поклонился. — Ты слышал обо мне! О, Господи. Одного убийства будет недостаточно. — Чего, чёрт возьми, ты хочешь? Прошлого раза вполне хватило! Воробей на секунду выглядел озадаченным, а потом его осенило. — О, ты, видимо, принял меня за моего коллегу, Сэмми, — сказал он, уже без улыбки. — Нет-нет, это всё моё. Это мою добычу ‒ ты украл, и мою игру ‒ разрушил, и мой корабль ‒ захватил. В переносном смысле, конечно. — Он постучал своими украшенными кольцами пальцами по решётке. — А раз ты уничтожил мою игру, то... Сэм молча досчитал до десяти. Трикстер, фанат Джека Воробья. Зашибись. — Так что же ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты сыграл, смекаешь? — Только я? Что ты сделал с Дином? Воробей ухмыльнулся: — О, он тут неподалёку. Я обеспечил ему главную роль в собственном фильме. — Он махнул рукой. — Нет-нет, не стоит благодарности. Сэм с трудом удержался от того, чтобы не зарычать: — Я и не собирался благодарить тебя. Я хочу знать, где Дин! Воробей покачал головой и с упрёком протянул: — Сэмми, Сэмми, Сэмми. С Дином всё в порядке, он просто немного… занят в данный момент. Не переживай, ему, скорее всего, даже нравится. А теперь — играй. — Нет, — отрезал Сэм. — Мы не игрушки. Отпусти нас. Воробей оскалился: — Но вы ‒ игрушки, Сэм. Вы оба. Вы сыграете в эту игру, займёте отведённые вам роли и отыграете их. Потому что иначе вы отсюда не выберетесь. — Он указал пальцем на Сэма. — Никогда. Чёрт бы его побрал. — Больше конкретики. Воробей снова ухмыльнулся: — Я дам тебе роль, ты её сыграешь, смекаешь? Есть какие-то предпочтения? Сэм почувствовал, как его терпение трещит по швам: — Ты псих. Абсолютный псих. Моя жизнь не кино. И какого дьявола ты вообще так выглядишь? Воробей блеснул золотым зубом в очередной ухмылке: — Потому что его все узнаю́т, Сэмми. Потому что есть люди, которые его обожают. Люди, которые хотят быть им, переспать с ним, убить его или жениться на нём. Мне нравится его стиль. — Улыбка исчезла. — А теперь — играй. Потому что, если ты этого не сделаешь, игра убьёт тебя. И исчез. Сэм мрачно уставился на клетку, собаку и решётку. Вздохнул, понимая, что ничего не поделать. Но, прежде чем что-то успело прийти в голову, мир вокруг начал сереть по краям, пока полностью не заполнился белым светом.

* * *

Цвета вернулись за считаные секунды, вместе с ними — шум. Сэм оказался в толпе немытых тел, источающих запах гнилой пищи и экскрементов. Люди были так тесно прижаты друг к другу, что он не смог бы поднять руки, даже если бы они не были закованы в цепи. Тюрьма — железные решётки, старый влажный камень, отряд охраны со штыками наготове. Французская революция, если верить картинкам из учебников истории. Со всех сторон его теснили панические лица, крики на французском наполняли воздух. Женская грудь прижалась к его руке; её лицо было испачкано грязью, а по щекам пролегали следы от слёз. Вместо зубов — коричневые обломки. Сэм дёрнулся назад, но отступать было некуда, и он наступил кому-то на ногу. Потеряв равновесие, он рухнул на мужчину, который опёрся на решётки, чтобы смягчить его падение. Сэм кивнул в знак благодарности, но замер, увидев пустую глазницу, с ещё сочащей кровью. Мужчина скривился в жуткой улыбке, в которой не было ни капли юмора. Сэм на мгновение закрыл глаза, но это только вызвало головокружение. Мужчина, зажатый теперь между Сэмом и решётками, что-то прошептал ему. Сэм покачал головой. — Я не понимаю по-французски. Ещё одна улыбка и похлопывание по плечу. Мужчина снова что-то сказал. Судя по тону, конец близок. Снаружи раздался звук трубы, и улыбка мужчины исчезла, сменившись мрачной серьёзностью. Он снова похлопал Сэма по плечу и произнёс что-то, чего Сэм опять не понял. Затем мужчина нахмурился, будто задумавшись, и, наконец, произнёс: — Ave Citoyen Robespierre. Morituri te salutant. Сэм моргнул, потом закатил глаза. Мужчина рассмеялся, и этот абсурдный звук на мгновение заставил замолчать всю тюрьму. Мужчина выкрикнул что-то на французском. На этот раз явное оскорбление. Кто-то другой подхватил крик, и вскоре вся тюрьма, казалось, обрушилась потоком ругательств на охрану. Мужчина снова засмеялся, горько и с лёгкой истерией. Сэм понятия не имел, сколько прошло времени. Часы отсутствовали, охрана менялась, казалось, в случайные промежутки времени, а еды и воды не было вовсе. Одноглазый латиноговорящий друг позволял Сэму облокачиваться на себя, когда тот уставал; места для того, чтобы лечь или хотя бы сесть, не было. Тяжёлые цепи выматывали, и к тому моменту, когда мужчина начал новую тираду против охраны, всё тело Сэма ныло. Вскоре охрана распахнула решётки и вытащила мужчину за длинные волосы. Сэм ничего не понял из их спора, но, скорее всего, дела плохи. Один из охранников продолжал дёргать мужчину за волосы, грубо мотая его из стороны в сторону. Сэма тоже вытащили вместе с шестью или семью другими узниками, заставляя идти вперёд, толкая и дёргая. Цепи мешали двигаться, и Сэм снова и снова спотыкался. Один из охранников ударил его по затылку, а потом выкрутил ухо. Сэм стиснул зубы, чтобы не закричать. Когда их вывели наружу, взгляды Сэма и остальных устремились на гильотину с окровавленным лезвием и такую же корзину. Перед устройством стоял трибунал из шести угрюмых мужчин. Вокруг него шумела и кричала толпа — от трёхлетних детей до бабулек с вязанием, вопящих кровожадные проклятия. Сэм сжал цепи в руках. Это была игра, всего лишь игра Трикстера, но гильотина выглядела реальной. Если он умрёт здесь, то умрёт и в реальном мире. Или нет? На раздумья не осталось времени. Приклад винтовки врезался ему в шею и в правую почку. Сэм рухнул на землю, агония накрыла с головой. Крики толпы звучали будто издалека, приглушённо. Боль была невыносимой. Его латиноговорящий друг тоже оказался на мокрой от крови мостовой. Он кричал что-то трибуналу. Сэм уловил имя Робеспьера и что-то, похожее по тону на «сукина сына». Охранник явно не оценил оскорбления и ударил мужчину, швырнув того прямо на Сэма. Брызнула кровь, заливая мостовую, трибунал и охрану. Сэм пытался удержать мужчину, кровь текла по его рукам, толпа снова выла, а Сэм по-прежнему не понимал французский. — Полегче там, — раздался голос с трибуны, и Сэм узнал его. Трикстер. Тот самый, что убивал Дина более сотни раз, чтобы преподать урок. Сэм вздрогнул, продолжая давить на рану товарища, и поднял голову. Да, это был он, ублюдок, на этот раз, облачённый в чёрную мантию. Трикстер стоял, возвышаясь над остальными судьями. Один из охранников в парадной форме вышел вперёд, не обращая внимания на то, что стоял в свежей и засохшей крови. И громко говорил на французском. Трикстер хмуро смотрел на него, двое судей согласились с тем, что сказал охранник. Сэм упустил часть происходящего, потому что мужчина в его руках зашевелился, и пришлось сменить хватку, чтобы продолжить останавливать кровь. Когда же снова оглянулся, охранник выглядел взбешённым, а толпа разочарованно застонала. Судья слева задал вопрос на французском, на что Трикстер ответил на английском: — Госпожа Гильотина больше не хочет пить. Расходитесь. Сэма с его спутником грубо подняли и оттащили к длинной скамье у стены двора, где им разрешили сесть. Толпа продолжала кричать, вероятно, требуя продолжения казней, но, поняв, что представление окончено, начала расходиться. Одноглазый мужчина застонал, приходя в себя. Сэм дрожащими руками продолжал давить на рану. Два трикстера…

* * *

А затем он оказался в другом месте. Другим местом оказалась скала под палящим солнцем. Сэм был одет лишь в набедренную повязку, а орёл клевал его печень. Сэм вздрогнул от резкой смены обстановки, но затем накрыла боль, и он закричал. Орёл вспорхнул, испугавшись шума, а Сэм с ужасом уставился на то, что осталось от его правого бока — окровавленный, искромсанный кусок плоти. — Вот это ты влип, Сэмми. Трикстер — их Трикстер — сидел на выступе скалы над его головой. На нём, к счастью, было больше одежды, чем на Сэме: туника в греческом стиле, закрывающая одно плечо и открывающая идеальную грудь и руку. Если не считать стрижки, он действительно выглядел как персонаж из фильма о гладиаторах. Орёл кружил над ними, явно растерянный, не решаясь подлететь ближе. Сэм дёрнул цепи, но они не поддались. Трикстер глядел на него, и что удивительно, без улыбки. — Ты... ты с ним заодно? — Не-а. — Трикстер спрыгнул с выступа на скале и сделал движение рукой, прогоняя орла. — Вернись позже, приятель. Найди себе черепах, которых можно расклевать. — Птица бросила на него недовольный взгляд, но всё же улетела. Сэму стало чуть легче. — Спасибо. — Не спеши благодарить. — Трикстер окунул пальцы в кровь на животе Сэма, заставив того вздрогнуть. — Твои страдания ещё не окончены. — Если ты не напарник Воробья, что ты здесь делаешь? Трикстер ответил, задумчиво глядя на свои ногти: — Меня шантажируют. — Что? — Меня вынудили выступать в качестве твоего телохранителя. — Он вытер пальцы о свою тунику. — И, если честно, это весьма обременительно. — Кто тебя шантажирует? — спросил Сэм. Боль немного стихла, и, если мифология не врала, съеденная печень должна была регенерироваться. — Ангел Кастиэль, — ответил Трикстер с таким выражением лица, что его можно было назвать произведением искусства. — Сейчас я сниму тебя с этой скалы, но сначала — парочка напутствий. — Подожди, — перебил его Сэм. — Я правильно понимаю? Тебя шантажирует Кастиэль? Каким образом? — Если ты знаешь, что для тебя лучше, не зли пернатых зануд, — задумчиво проговорил Трикстер. — У этого пернатика такие козыри в рукаве, которых никак не ожидаешь. А ещё? Полное отсутствие инстинкта самосохранения. Он убедил меня быть хорошим мальчиком и следить за тем, чтобы ты остался целым — ну, более-менее — до конца игры. Это было… интересно. Сэм едва успел познакомиться с этим Ангелом, но никак не мог подумать, что Кастиэль способен на шантаж. Уриэль — возможно. Запугивание и давление? Да. Но шантаж? Это заставляло задуматься, что именно Кастиэль знает о Трикстере. Однако это может подождать. — А что с Дином? Воробей сказал, что Дина втянули в фильм. — Кастиэль присматривает за ним. Именно поэтому он позвал меня — не может быть в двух местах одновременно. Наконец-то хоть какая-то хорошая новость. Если Кастиэль с Дином, Сэм мог справиться со всем. — Ладно. Можешь снять меня с этой скалы? — Терпение, кузнечик. Есть парочка вещей, которые тебе нужно знать. — Он поднял палец. — Первое: это иллюзия другого Трикстера. Я могу перемещаться в ней, но не могу её менять. Точнее, могу, но только так же, как ты — взаимодействуя с ней. — Второй палец. — Когда Трикстер решит, реальность изменится. Я не буду перемещаться вместе с тобой, так что мне придётся искать тебя заново. — Третий палец. — Он не сможет поддерживать её вечно. Это требует усилий и постоянной концентрации. Так что мы играем в игру на выжидание. Когда он начнёт терять контроль, мы это заметим, и тогда ты сможешь вырваться. Сэм кивнул, силясь переварить услышанное. — Сколько это может занять времени? Трикстер пожал плечами: — Не знаю. Всё зависит от того, насколько творчески мы подойдём к делу. Чем больше деталей в иллюзии, тем сложнее ему её поддерживать. Если у тебя есть вопросы, задавай сейчас, потому что этот орёл скоро поймёт, что черепах тут нет, и вернётся за печенью. Без «Кьянти», но всё же. Сэм кивнул: — Поэтому мы не можем просто подождать, пока он устанет? — Именно. — И… с Дином всё будет хорошо? — Пока Кастиэль уберегает его от неприятностей, да. Сэм медленно выдохнул. На нём всё ещё подсыхала кровь, но боль исчезла, а кожа под красными пятнами выглядела целой. — Ладно. Что теперь? Вместо ответа Трикстер подобрал острый камень и несколько раз ударил им по цепи, привязывавшей Сэма к скале, пока звенья не разлетелись. — Ну вот. Через пару минут обстановка сменится. — Он схватил Сэма за руку. — Когда это произойдёт, мне придётся вновь искать тебя. Постарайся остаться в живых до тех пор. Сэм кивнул: — Э-э… другой Трикстер выглядит как Джек Воробей, так что я называю его соответствующе. А как мне обращаться к тебе? На лице Трикстера появилась слегка ироничная улыбка, но, прежде чем он успел ответить, его силуэт начал расплываться. — Похоже, твой выход. Удачи. Мир вспыхнул белым, и Сэм исчез.

* * *

Он оказался лицом к лицу с вампиром, из чьих клыков капала кровь. А ещё на Сэме была ночная рубашка. С оборками. Вампир выглядел так же удивлённо, как и Сэм, уставившись на рубашку. Затем она разразилась смехом. Решив, что благоразумие лучше доблести, Сэм рванул в сторону деревни (Трансильванской?) пока вампир не успел прийти в себя. На площади он увидел колодец и корову… Сэм смутно вспомнил фильм. Это было что-то из тех картин, которые Дин наверняка смотрел, чтобы поиздеваться над ним. На мгновение Сэм подумал, что не отказался бы поменяться с Дином местами, независимо от того, кем его брат оказался бы. Хотя Дин в такой ночнушке? Сэм тут же представил, как Дин взбесился бы от этого, и невольно усмехнулся. Снег и лёд щипали босые ноги, и Сэм поклялся, что, даже если это будет последнее, что он сделает, он найдёт Воробья и выпустит ему кишки. Это было хуже, чем сражение с оборотнем из старого фильма ужасов. Он выбрал дом наугад; смех позади стих, а чем быстрее он найдёт кол, тем лучше. Внутри обнаружилась деревянная мебель в стиле киношной Трансильвании. Сэм сломал стул и почувствовал себя немного увереннее с самодельным оружием. С колом в руках он принялся искать одежду. Но тщетно. Видимо, никакого реквизита, не предусмотренного сценарием фильма. Сэм обернулся одеялом — от холода стало хоть немного легче. По крайней мере, вампир, похоже, потерял к нему интерес. Сэм устроился ждать, держа импровизированный кол наготове. Когда появился другой Трикстер (их Трикстер) Сэм бросил на него самый злобный взгляд из своего арсенала. — Стоило догадаться, что тебе достанется роль Ван Хельсинга. Трикстер пожал плечами и бросил на стол широкополую шляпу: — Роль беспомощной деревенской девушки уже была занята. Но с другой стороны, если ты останешься, у тебя будет шанс переспать с «да я вовсе не монах» Дэвидом Уэнемом. — Я тебя ненавижу. Очень, очень сильно. — Можешь называть меня Ван Хельсингом, — ухмыльнулся Трикстер. Сэм ещё глубже укутался в одеяло, стараясь не думать о средневековых стандартах гигиены: — Нет уж, пусть будет ‒ Габриэль. Гневный взгляд Трикстера заставил Сэма отпрянуть, но выражение быстро сменилось на обычное. — Тогда уж Авраам, — ровно произнёс Трикстер, настороженно глядя на Сэма. Сэм, ухмыляясь, покачал головой: — Габриэль. Во всяком случае, в этом фильме. Хочешь быть Авраамом — уговори Воробья отправить меня в книжный оригинал или версию Копполы. Тогда вместо Хью Джекмана у тебя будет Энтони Хопкинс. А ещё… — Сэм добавил с выражением, которое всегда работало на Дине: широко распахнутые глаза и невинности лицо. — Я могу придумать что-то похуже. Намного, намного хуже. Трикстер бросил на него взгляд, который Сэм не смог интерпретировать. Затем усмехнулся, но без юмора, словно ему ничего не оставалось, кроме как смеяться над тем, что было совсем не смешным. — Ладушки, Сэм. Если это поднимет тебе настроение. На самом деле, не особо. Но если альтернатива — думать о том, в какой заднице они находятся, и что происходит с Дином, то Сэм мог довольствоваться этим. — Ты можешь сказать, как там Дин? Трикстер (Габриэль) покачал головой: — Нет. Но сомневаюсь, что Кастиэль допустит, чтобы с ним что-то случилось. Прежде чем Сэм успел спросить, что будет дальше, мир снова вспыхнул белым.

* * *

На этот раз мир проявился во вспышке цвета и музыки. Десятки красивых людей в ярких костюмах, женщины, увешанные таким количеством украшений, каких Сэм никогда прежде не видел на одном человеке, мужчины с бородами и в элегантных длиннополых одеждах. Сам Сэм тоже был в подобном наряде: одежда цвета индиго с серебряной вышивкой, напоминающей длинные травинки. Стояла ночь, и Сэм, как и сотни других людей, смотрел на площадь, где больше десятка мужчин в белых одеяниях и высоких красных шляпах стояли на коленях, пели и били в бубны. Сэм не понимал языка, но, поскольку никакой непосредственной опасности не было, он остался на месте, наблюдая за людьми и слушая песню. Лица у собравшихся были в основном серьёзными, хотя за красной вуалью можно было заметить несколько тихо плачущих женщин. — Это свадьба, —прошептал за его спиной Габриэль. — Два враждующих королевства объединяются посредством брака. Молодожёны пока не уверены, что это хорошая идея. Сэм чуть повернул голову. Габриэль был одет в тёмно-зелёное, с вышивкой в виде золотых рожков и труб. Улыбка на этот раз не была ехидной. — О чём они поют? — прошептал Сэм. Габриэль наклонился ближе, чтобы прошептать ему на ухо:

О Господь,О Господь, о Господь, Тот, кто утешает бедных, О Муинуддин Чишти, о Господь.

О Господь, поселись в моём сердце. Ты — царь царей,Любимый Али.

О Господь, поселись в моём сердце.

Ты изменил судьбу отчаявшихся к лучшему. О Господь. У твоего порога, о Господь, Я видел это издалека. Твои близкие склоняются перед тобой. Ты — святой Индии, Господь.Твой статус велик. Полюбив тебя, Господь, Я обрёл Мухаммеда.

О Господь, поселись в моём сердце. Ты — царь царей,Любимый Али.

Милость к моим сединам,Это милостыня моей старости. Я пришёл в твоё убежище. Все мои беды исчезли. Твоё благословение охватило меня. Сколько бы ни завидовали, Этого всегда будет недостаточно, о Господь. Недопустимо, мой проводник, оставить Твою защиту.

О Господь, поселись в моём сердце. Ты — царь царей,Любимый Али.

О Господь, поселись в моём сердце. Ты изменил судьбу отчаявшихся к лучшему.

Сэм не заметил, как закрыл глаза, пока не открыл их вновь и всё вокруг погрузилось в белизну.

* * *

Цвет вернулся, и он был красным. Повсюду. Сэм споткнулся, отступая от тела, из которого фонтанировала ярко-алая артериальная кровь, забрызгивая его с ног до головы. Пальцы судорожно сжимали рукоять меча, который он только что выдернул из тела. Это был мужчина с мокрыми от пота кудрями и большими тёмными глазами. Рот того был приоткрыт — то ли в крике, то ли в удивлении, Сэм не мог сказать. Толпа. Кричала на латыни или на чём-то, что звучало похоже. Сэм поднял взгляд и почувствовал, как у него закружилась голова от вида тысяч лиц. На тех, чьи выражения он мог разобрать, были разные эмоции: скука, смех, гнев. Для этих людей это было не больше, чем бейсбольная игра. Чья-то рука сжала его бицепс. Габриэль, в доспехах, с лицом, серьёзным как никогда: — Идём. Сэм позволил себя увлечь прочь с арены, машинально отмечая, что это не Колизей. Меч в руке казался невероятно тяжёлым. Габриэль расталкивал людей в форме, в доспехах или в потрёпанных туниках, выкрикивал приказы на латыни и, наконец, привёл Сэма в коморку с лавкой и инструментами для обработки кожи. К счастью, в ней никого не было. Сэм выронил меч. Всё тело сковало напряжение. Это было не так плохо, как видеть, как умирает Дин, но похоже. Он не мог перестать думать об издаваемом звуке, при вытаскивании меча из тела. Мокрый, хлюпающий. Как будто что-то всасывалось обратно. К горлу подступила тошнота. Однако, прежде, чем он успел отвернуться, чтобы вырвать, Габриэль обхватил его лицо ладонями. — Сэм! Сэм! Это не по-настоящему. Сегодня ты никого не убивал. Всё это иллюзия. — Мне всё равно тошно, — выдавил Сэм, едва сдерживая рвотные позывы. — Всё пройдёт, — сказал Габриэль, и на этот раз в его голосе не было ни капли сарказма. — Всё пройдёт. Как страшный сон, Сэм. Как кошмар. Всё вокруг не реально. — Мы не убиваем людей, — сказал Сэм и тут же почувствовал себя идиотом. Они убивали людей. Он убивал. Габриэль кивнул: — Знаю. — Я больше не хочу этого делать. — Знаю. Не шевелись. — Габриэль принялся расстёгивать и расшнуровывать на Сэме тяжёлые, кольчужные доспехи. Когда они с грохотом упали на пол, стало немного легче дышать. Габриэль протянул ему кожаный кувшин с водой. Сэм закрыл глаза и облил себе лицо. Вода была тёплой и с привкусом затхлости, но ему было всё равно, лишь бы смыть хотя бы часть крови. Габриэль дал ему минутку, и Сэм привалился к стене, наслаждаясь редким ощущением устойчивости. — Это была арена, — наконец выдавил он. Габриэль кивнул. В римских доспехах он выглядел не таким уж низким. «Хотя, ‒ подумал Сэм, ‒ рядом со мной низкими кажутся почти все». А Габриэль был ниже Дина. — Ага. Но из какого это фильма? Сэм тоже не знал: — Похоже на Гладиатора с элементами сплэттера. Часть 4. Габриэль усмехнулся: — Это ещё ничего. Ты бы видел Рим в его лучшие времена. Кажется, две тысячи лет назад? Вот это была кровавая баня! — Ты настолько древний? Габриэль закатил глаза: — Я же Трикстер, помнишь? Полубог. Большинство моих собратьев были древними задолго до рождения Христа. — Он постучал по своей кирасе. — Вот, настолько я древний. Достаточно древний, чтобы утверждать, что это не соответствует историческим фактам. — Не соответствует? — переспросил Сэм. Габриэль бросил на него один из своих непонятных взглядов, а затем, казалось, отмахнулся от какой-то мысли. — Именно. Вот, например, это. — Он указал на рельеф на кирасе. — Это Фабулин. Ни один римлянин в здравом уме не выбрал бы его для украшения доспехов. Он учит младенцев речи. — Могу представить, — сказал Сэм. — Что ещё не соответствует? — Твоя туника, — сказал Габриэль с улыбкой, которая на этот раз казалась тёплой, а не насмешливой. Это было… приятно. — Такой красный цвет ‒ карминовый краситель, а он из Южной Америки. Сэм опустил взгляд: — Хорошо, что хоть не пурпурный. — Ну, куда тебе до Императора, — согласился Габриэль. Он пнул лавку так, что та полетела к Сэму. — По крикам снаружи, нам придётся здесь немного задержаться. Если у тебя есть вопросы, самое время их задать. Сэм присел. Он устал, но был только один вопрос, который он хотел задать прямо сейчас: — Ты можешь проверить, как там Дин? Габриэль вздохнул, сел на противоположный край лавки и поставил на неё обутую в сандалию ногу. — Нет. Чем больше я перемещаюсь в этих иллюзиях, тем выше шанс, что Воробей заметит, что что-то не так. Слишком рискованно. — Он помедлил. — Сэм, Кастиэль сейчас с ним. Он вытащил твоего брата из Ада. Было бы глупо с его стороны допустить, чтобы с Дином что-то случилось теперь. — Я только что его вернул, — сказал Сэм. — Я знаю, ты этого не понимаешь, но он мой брат. Габриэль тяжко вздохнул. — У меня тоже есть братья, и уж поверь, я бы ни за что не пожертвовал собой ради этих придурков. Вам обоим пора перестать зацикливаться друг на друге. Сэм упёрся локтями в колени. — Ты уже говорил это. Но, знаешь, если бы он умер в восемьдесят лет во сне или его схватил сердечный приступ, после групповухи с четырьмя цыпочками, или если бы его печень отказала от чрезмерного употребления алкоголя, это было бы другое дело. Мы охотимся, делаем всё, что можем, но это просто несправедливо. А он продал свою душу за меня. Разве это не значит хоть что-то? Габриэль пожал плечами. — Глупость, в основном. Или ты имеешь в виду, что это доказательство его любви? Да любой, у кого есть глаза, это видит. Нет, Сэм. Ты смертен. Все вы в какой-то момент умрёте. Кто-то раньше, кто-то позже. Играть с правильным порядком вещей — жизнью, смертью, рождением — глупая затея. — Что ты об этом можешь знать? — пробормотал Сэм. — Ты ведь бог. — Скажем так, не великий, — поправил Габриэль, потянувшись, как будто доспехи доставляли ему минимум неудобств. — Я наблюдаю за вами, обезьянами, тысячелетиями. И, знаешь, те, кого воскрешают, всегда нарушают равновесие. Иногда это даже приводит к появлению религии. — Он оскалился. — Да, Иисус действительно родился, умер на кресте и воскрес на третий день. Всё это правда. Затем он ходил по земле сорок дней, говорил с теми, кто знал его при жизни, а потом вознёсся на Небеса. И знаешь, что? Мир уже никогда не был прежним. Сэм сглотнул. Габриэль одарил его слишком острой улыбкой. — Мне нравится этот мир, Сэм Винчестер. Я люблю красивых женщин и привлекательных мужчин. Люблю клубнику с шампанским. Люблю, когда придурки получают по заслугам. Но знаешь, чего я не люблю? Глупости. А глупость — это когда ты начинаешь раскачивать лодку, считая себя важнее правильного порядка вещей. Это, Сэм, глупость космического масштаба. Знаешь, Дина, я ещё могу простить. Твой папаша хорошенько запудрил ему мозги, особенно в том, что касается тебя. Но тебя самого? О, нет. Знаешь почему, Сэм? Потому что ты умён. Достаточно умён, чтобы понять, что в какой-то момент тебе придётся жить дальше. Вот что меня бесит. Вот что я пытаюсь вбить в твою непрошибаемую черепушку. — Чувак, твой метод оставляет желать лучшего, — сухо заметил Сэм. Габриэль скривился. — Похоже на то, раз у меня даже не получилось достучаться до тебя. — Получилось, — произнёс Сэм, опустив глаза. — Я пытался вернуть Дина. Но когда не вышло, остановился. А потом... — Его голос задрожал. — Ага, — вздохнул Габриэль. — Появился «маленький Ангел, который смог», вытащил его из Ада и теперь назначил себя личным ангелом-хранителем Дина. Если он станет ещё серьёзнее, меня точно стошнит. Губы Сэма дрогнули, и он спрятал улыбку за рукой. Габриэль бросил на него взгляд. — Ну, скажи, что это неправда. Ты видел его? Огромные глазищя, полное отсутствие стиля и серьёзность; он не распознаёт шутку, даже если ткнуть ею в лицо. Сэм прикусил костяшку пальца, чтобы не рассмеяться. — А голос? Если бы я не был уверен, что он не знает, кто такой Бэтмен, то подумал бы, что он пародирует его так трэшёво, как только может. А как он смотрит на твоего брата? Когда этот мальчик-с-пальчик разберётся, для чего нужен его член, Дину лучше быть начеку. Внезапно это перестало быть смешным. — Дин ‒ натурал, и… и… ты не можешь переспать с ангелом! — воскликнул Сэм, сверкая глазами на Габриэля. Тот откинулся назад, упираясь плечами в стену, и ухмыльнулся: — Ты так в этом уверен? Потому что, если посмотреть со стороны, Иаков точно не просто боролся с Ангелом к концу. — и ухмыльнулся ещё шире. Сэму понадобился целый галлон ментального отбеливателя. — Я больше не хочу слушать это, — пробормотал он. — Ты имеешь что-то против Ангелов? Или геев? Сэм открыл рот, чтобы выпалить язвительный ответ, но что-то в выражении лица Габриэля заставило его замолчать. Там было что-то необъяснимо открытое, что-то необъятно старое. Мир вокруг них вспыхнул белым.

* * *

О том, что произошло с трубой в мире Вудхауса, лучше вообще умолчать. Разве что добавить, что Габриэль хохотал до слёз, наблюдая, как Сэм пытается играть на ней.

* * *

Сэм рухнул в песок. Солнце палило нещадно, вокруг слышались крики. Поднявшись на ноги, он уставился на каменную морду шакала. — Да вы издеваетесь! Он оказался посреди древнеегипетских руин. Вокруг кипел бой между египтянами и, похоже, иностранным легионом. Быстрый взгляд вниз подтвердил, что он был в форме легионера. — Просто здорово. Ещё один фильм Соммерса, — пробормотал он. Сэм спрятался за статуей и попытался стать невидимым. Бой явно не собирался затихать. — «Мумия», а? Сэм вздрогнул и резко обернулся. Габриэль сидел на песке рядом с ним, тоже в форме легионера. — Ты чуть не довёл меня до инфаркта! Трикстер закатил глаза: — О да! Ты в центре сражения, пули свистят, верблюды плюются, а ты пугаешься, когда с тобой заговаривают. Ясно-ясно. Сэм пригнулся ниже, когда пуля ударила в статую слишком близко от его головы. Близко — это, например, меньше трёх метров. — Это всё из-за боя, ты… — Он едва удержался, чтобы не сказать «идиот». Кто знает, вдруг Габриэль действительно решит, что его не сто́ит спасать. Блеск в глазах Трикстера показал, что тот всё понял. — Ну-ну, Сэмми, разве так можно разговаривать со своим спасителем? — Ты не спасаешь меня, — огрызнулся Сэм, уже едва сдерживаясь от накатывающего раздражения, усиливаемого очередной очередью пуль, свистящих слишком близко. — Ты просто сидишь тут и язвишь. А я даже не уверен, что эти пули тебе вообще могут навредить! И хватит уже звать меня Сэмми. Я ‒ Сэм. Габриэль откинулся назад и ухмыльнулся: — Знаешь, «маленький Ангел, который смог» не требовал от меня быть с тобой вежливым. Сэмми. Сэм глубоко вдохнул, пытаясь отвлечься, чтобы не задушить этого сукина сына. Песок, жара, пот. Кожа, запах оружейного масла, камень. Металл и солнце. — Как ему удаётся воплощать всё так реалистично? Габриэль пожал плечами: — Это не его заслуга, а твоя. Он транслирует картинку и звук, а твой мозг проводит ассоциации. Если бы ты не знал, что снег холодный, то не почувствовал бы холода. Чёрт. Это означало, что половину работы за Воробья делал Сэм. — Получается, если меня заденет пуля, я получу ранение только потому, что знаю, что так должно быть? — И ему присуждается «Золотая звёздочка»! — воскликнул Габриэль. — Немного иллюзии, а дальше твой мозг сам всё додумывает. — Его лицо стало серьёзнее, чем Сэм когда-либо видел. — Меня это, конечно, не задевает. Как и малютку Кастиэля. — Ну, конечно, — ответил Сэм. Сражение сместилось глубже в руины, и он перестал дёргаться при каждом свисте пули. — И как именно ты меня оберегаешь от этого? Габриэль снова бросил на него один из своих непонятных взглядов. — Заземляю тебя. Не позволяю истории завлечь. — Хм. — Сэм положил ладонь на песок, пытаясь сосредоточиться только на том, что он действительно чувствует, а не на том, что должен чувствовать. Но песок всё равно был горячим, двигался под рукой. Он ощущал отдельные песчинки на коже, они цеплялись за мозоли и залезали под ногти. На самом деле это не песок. Сэм глубоко вдохнул. Не песок, и там нет нагретого солнцем камня. Он не может чувствовать запах кожи и пропотевшей одежды. Он в Индиане, а не в Египте. В их комнате мотеля нет песка, и она не пахнет пустыней. — Продолжай, — прошептал Габриэль. — Что бы ты ни делал, это работает. Там не было песка. Там должна быть потёртая ткань покрывала и запах стирального порошка. Он не может чувствовать песок на зубах. Там должно вонять пролитым пивом Дина. Не мытым сутки телом брата, специфическим ароматом потных рук от кожи руля «Импалы». Ни песок, ни камень. Ему почти удалось вернуться в мотель, с его запахами и ощущением ткани под ладонями. Ключевое слово ‒ почти. И тут что-то резко подхватило его, песок заскрежетал под ним, и мир снова вспыхнул белым.

* * *

В следующей реальности Сэм был в чёрном костюме, солнцезащитных очках ночью и с огромным фантастическим оружием в руках. Перед ним стояло щупальцеватое инопланетное создание, которое вот-вот собиралось что-то сделать кучей зевак. Сэм нажал на курок. Инопланетянин взорвался, разбрызгав вокруг слизь. Сэм вытер мерзкую массу с лица и зарычал: — Чёрт побери, какая же это мерзость! Сбоку раздались медленные хлопки. Конечно, это был Габриэль, с неизменной ухмылкой. Кто бы сомневался. — Отличная работа, агент Кей. — Почему ты должен быть таким мудаком? — спросил Сэм, окончательно потеряв терпение. — Это часть моего обаяния. — Трикстер поднял блестящую металлическую палочку. — Дамы и господа, прошу направить на меня взгляд. Спасибо. Теперь: вы не видели монстра, это был просто йети. — Палочка сверкнула ярким светом. — Габриэль! — Тебе не нравится? Хорошо. Дамы и господа, это не тот йети, которого вы ищете. — Ещё одна вспышка. — Прекрати! — рявкнул Сэм, пытаясь высвободить ногу из слизи. — Зачем? Это весело. Дамы и господа, пожалуйста, следуйте по чёрной асфальтовой дороге. — Вспышка. — Они же получат повреждение мозга! — Сэм, наконец, высвободил ногу и рванулся за палочкой. — Дай сюда! Габриэль неохотно отдал её с обиженным видом. — Мне нравилась эта штука. — Ещё бы, — бросил Сэм. — Пошли отсюда. — Он затащил Габриэля в ближайший тёмный переулок и остановился. Габриэль выглядел измотанным. — Что с тобой? Габриэль поморщился: — Передвигаться в иллюзиях Воробья ‒ всё равно что месить патоку. Сначала легко, а потом чувствуешь, что готов выдохнуться, и к концу так выматываешься, что даже руки поднять не можешь. Он выбирает фильмы, а я должен прилагать усилия, чтобы проникнуть в них, когда он не хочет меня там видеть. Сэм постучал по оружию: — Значит, это игра в выжидание с обеих сторон? Габриэль кивнул: — Похоже на то. Хотя, думаю, он устанет быстрее — ему приходится перемещать и тебя, и Дина, а ещё мы с Кастиэлем всё время ломаем его игрушки. Сэм кивнул: — Тогда ускорим процесс. — Он привалился к стене. Эта реальность пахла выхлопными газами, мусором и дождём. Где-то вдалеке выли сирены, доносился шум телевизоров и уличного движения. Сэм закрыл глаза. Дин. Запах стирального порошка. Никаких городских шумов. В их мотеле было тихо. Лишь гудение холодильника нарушало тишину. Дин ёрзал на кровати, и слышался шорох джинсов о покрывало. Тишина, нарушаемая лишь гудением. Дыхание Дина, стук ногтей по бутылке пива. Дин.

* * *

Когда Сэм открыл глаза, то понял, что это не сработало. Он оказался на барже Джаббы Хатта, окружённый инопланетянами, а Люк Скайуокер сражался с Сарлакком. К счастью, он не оказался в яме. Зато прикид у него был прям как у какого-нибудь пришельца. Он увернулся от летящего объекта и рванул к стене. В суматохе Сэм почти упустил это. Но заметив проблеск бежевого цвета, обернулся и чуть не рассмеялся от смеси облегчения и истерии. Кастиэль отбивался от телохранителей Джаббы. Дин изо всех сил старался задушить самого Джаббу, при этом он был одет в костюм Леи — те самые трусики, лифчик и цепи. Лифчик нелепо выпирал на груди, создавая впечатление, будто Дин носит странный поднос продавца. Единственное, что могло бы выглядеть ещё более нелепо, — это, если бы у Дина была растительность на груди. — Привет, Сэм. Ого! — Габриэль появился рядом с ним и тут же застыл, улицезрев картину. — Ну здравствуй, новый фетиш… Сэм толкнул его локтем: — Прекрати пялиться на моего брата. — Он подошёл ближе, схватился за цепь и начал помогать душить. Габриэль что-то пробормотал, но из-за шума Сэм ничего не разобрал. — Привет, Сэм, — прохрипел Дин, руки соскальзывали с цепи из-за пота. — Как оно? — Всё тоже, — отозвался Сэм, дёргая цепь. — Окружён идиотами. Дин улыбнулся, пот струился по его лицу: — Думаю, это тот момент, когда я должен сказать, что это не то, чем кажется. — Хочешь сказать, что это не ты в костюме рабыни Леи? Дин фыркнул и сильнее натянул цепь, будто пытаясь оторвать Джаббе голову. — Сучка. — Придурок, — ответил Сэм, необъяснимо счастливо. — Хочу уточнить: если ты когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажешь, твоего тела никогда не найдут! — Я уже понял, — с трудом выдавил Сэм, когда цепь натянулась ещё на дюйм. Ад или нет, Дин ничуть не изменился. Но всё же… — Слушай, чувак, во что тебя впутал новый Трикстер? — Не спрашивай, Сэм. Просто, блядь, не спрашивай. Когда Джабба, наконец, перестал дёргаться, Дин размотал цепь и бросил её на пол. — Боже, как же я хочу прикончить этого сукина сына. — Воробья? Становись в очередь. — Тогда вместе, — предложил Дин, с явным предвкушением. — Думаю, в этом не будет необходимости. Сэм обернулся. Кастиэль только что расправился с инопланетянами и теперь присоединился к ним. Он выглядел привычно невозмутимо, немного растрёпанным в своём неменяющемся костюме и плаще, но совершенно невозмутимым. — Трикстер начинает уставать. Он больше не в состоянии создать ещё одну иллюзию, — сказал Кастиэль, наконец глянув на Сэма. — Ты в порядке? — Да, — кивнул Сэм. — Габриэль присматривал за мной, как ты и велел. Лицо Кастиэля на мгновение приняло одну из самых человеческих эмоций, какие Сэм видел на нём, — нахмуренность. — Габриэль? — Именно. — Помяни дьявола. — Представляешь, Сэмми даже дал мне прозвище! Разве он не прелесть? Сэм сердито уставился на него. Лицо Кастиэля снова стало непроницаемым. — Понимаю. Он… Габриэль… оберегал тебя? Сэм кивнул и бросил взгляд на Дина. Тот выглядел не очень довольным, что было вполне объяснимо, учитывая его наряд, но ненависти к Габриэлю не выказывал. Скорее, он был слишком измотан, чтобы злиться. Сэм признавал: чтобы выдержать «рабыню Лею» с минимальными потерями в репутации, нужны стальные яйца. Дин даже не пытался съязвить. Он просто хотел убраться отсюда. И Сэм его прекрасно понимал. Реальность вспыхнула белым, а затем погрузилась в чёрное. В океан чёрного. Воробей, стоя напротив, с каменным выражением лица и с яростью в глазах, медленно хлопал в ладоши. — Браво. Вы просто короли драмы. Самые ужасные актёры, которых я когда-либо видел. Кастиэль шагнул вперёд, так близко, что полы плаща почти коснулись Воробья. Сэм дёрнулся, но Дин остановил его, положив руку на плечо и качнув головой, что означало: «Не вздумай». — На этом твоя игра заканчивается. Убери их из своей реальности, или ты столкнёшься с последствиями. — Ангел разозлился и не стеснялся этого показать. На лице Дина мелькнуло что-то вроде удовлетворения. Воробей вновь изобразил свой фирменный жест. — С таким проявлением ангельского гнева, как я могу отказаться? Вижу, ты даже привёл подкрепление. — Он наклонил голову, глядя на Габриэля. — Серьёзно? Ты на их стороне? Я думал, тебе это в удовольствие. Ты же любишь быть Трикстером! Ты сам выбрал такое амплуа! Габриэль ничего не сказал. Просто хрустнул пальцами. Воробей заморгал и отступил на шаг. — Ладно. С вами скучно. — Он щёлкнул пальцами, и Сэм оказался на кровати в мотеле, а Дин — на другой. На счастье, одетый. Брат провёл руками по футболке и с облегчением рухнул обратно. — Блин, чувак, — выдохнул он, звуча одновременно вымотанным и довольным. — Да уж, — ответил Сэм и провёл руками по телу. Никаких ран, никакой боли. Слава Богу. Раздалось хлопанье крыльев, и Кастиэль оказался между их кроватями. — Дин. Сэм. — Кас, — сказал Дин, даже не глядя на него. — Это настоящая реальность? — Да. Это не иллюзия. — Кастиэль не смотрел ни на одного из них. Дин тоже избегал зрительного контакта. Сэм начал гадать, в каких же фильмах участвовал Дин. — Нам теперь нужно преследовать его? Есть какие-то зацепки? — устало спросил Дин. — Нет, — ответил Кастиэль, излучая что-то вроде смутного самодовольства. — Габриэль уже занимается этим. Он назвал это поэтическим правосудием. — Должно быть, интересно, — сказал Дин. — Жаль, что не удастся глянуть на это из зрительного зала. — Думаю, он не собирается это снимать. Сэм отвернулся, стараясь скрыть подёргивание уголков губ. Дин закатил глаза. Ангел, как обычно, воспринимал всё слишком буквально. Ну и ладно. Сэм был готов завершить этот день. — Ребята, я в душ. Дин лишь отмахнулся. Сэм закрыл дверь на замок и сбросил одежду на пол. Напор воды в мотеле был настолько слабым, что едва хватало, чтобы обмыться, но это было лучше, чем ничего. Особенно с учётом того, что запахи из всех этих реальностей всё ещё стояли в носу. Даже если они и не были настоящими. В какой-то момент Дин постучал в дверь и крикнул, что пойдёт за бургерами, добавив, что Ангел уже свалил. Сэм прокричал в ответ, чтобы тот захватил салат. Дин что-то пробурчал, но это, скорее всего, было оскорблением в адрес салата. Когда Сэм вышел, обмотавшись полотенцем, на его кровати развалился Габриэль. Сэм вздрогнул, но быстро успокоился — в конце концов, тот уже видел его в куда более разоблачённом виде. — Привет, Сэм. — Привет. Не думал, что ты вернёшься. Габриэль пожал плечами и ухмыльнулся: — Считай, что я пришёл отчитаться. Воробей вряд ли в ближайшее время будет кого-то снова дурачить. — Что ты с ним сделал? — О, так, кое-что. Знаешь, одурачить кого-то, значит, не только заставить танцевать под свою дудку, но и заставить поверить в то, что ты совсем другой человек. — его улыбка стала почти хищной. Сэм приподнял брови. — Теперь он думает, что он… кто? Тринадцатилетняя девочка? — Лучше. — Габриэль подул на ногти. — Он искренне верит, что он капитан Джек Воробей, который каким-то образом оказался в этой причудливой стране без корабля. Сэм попытался это представить. Да, в этом что-то есть. — Мне нравится. Ухмылка Габриэля смягчилась: — Я так и думал. Кастиэль уже упорхнул? — Ага. Дин пошёл за едой. Кстати, что Воробей имел в виду, когда сказал, что ты сам выбрал амплуа Трикстера? Габриэль всё ещё ухмылялся, но у Сэма возникло впечатление, что это скорее маска. — Сэм, ты мне доверяешь? Чёрт. — В чём именно? — Пока что только в том, что я не хочу причинить тебе вреда. Сэм сглотнул. Вот уж вопрос на миллион. — Думаю, скорее да, чем нет. Габриэль кивнул: — Тогда доверься, когда я говорю, что ответ на твой вопрос сейчас доставит больше проблем, чем его отсутствие. Сэм задумался. В какой-то момент (а кого он хотел обмануть, он точно знал, в какой: на арене, когда руки Габриэля стали единственным островком спокойствия в этом безумии) он принял тот факт, что Габриэль действительно не желал ему зла. — Значит, позже можно будет узнать? — Позже определённо можно будет, — ответил Габриэль. — Просто не сейчас. — Ладно. Теперь ты уйдёшь, чтобы я мог одеться? Становится холодно. Габриэль хитро прищурился: — Ты хочешь сказать, что я не могу остаться на шоу? — Нет, — ответил Сэм. Но Габриэль и не думал уходить, наклонив голову, принялся ожидать, что Сэм сделает дальше. Охотник поколебался, но потом решил: к чёрту. Пусть смотрит, всё равно видел его почти раздетым. Сэм бросил полотенце и натянул боксёрки. Габриэль поднял брови, но не прокомментировал. — Ну что ж, ещё увидимся. И да, можешь считать это обещанием. — Пока. Габриэль щёлкнул пальцами и исчез. Сэм вздохнул. Идеально странное завершение странного дня. Сэм улёгся, поворчав на Дина, что тот притащил только томатный салат и бургер, а затем вырубился на целых пять часов. Проснулся в два часа ночи с бешено колотящимся сердцем и жаждой крови Руби. Всё вернулось на круги своя.