Кровь Эльфов

Всё уже когда-то было, всё уже когда-то случилось и всё уже когда-то было описано.

Рельеф Синих Гор, получивших такое название по какой-то неочевидной причине, странным образом походит на горы Морозные. Если задуматься, здесь всё не так уж и по-другому: природа существует по своим законам, почти не обращая на них, эльфов, внимания. Они смелы, но осторожны — свобода слишком быстро опьяняет возможностями. Начальный период был самым трудным, но он уже позади, и постепенно Народ расцветает, крепнет, пускает корни в молодую землю. Адара Ралаферин, смотрительница галл знаменитого долийского клана, приносит им первое дитя нового мира — мальчику дают имя Аэвениен и предрекают большое будущее, страшно смущая этим его мать. Рианнон, услышав это известие, выдыхает: «Не всё же нам с тобой, Солас, быть в самой гуще событий». Неделю спустя, в спокойствии и без лишнего внимания, на свет появляется их дочь — символ и средоточие всего лучшего, что может быть в этой странной жизни. Кажется, всё вокруг меняется на глазах: остановишь мгновение — увидишь, как оно размыто. Рианнон спрашивает: «Фиона?» Он берёт её за руку: «С твоего разрешения — Фиона Рианнон». Она улыбается, ещё слабо, но уже как-то по-особенному; он думает, что в дни, подобные этому, нужно бы отмечать смену эпох. Народ со временем расселяется всё дальше от подножия Синих Гор. Огромный мир ждёт за пределами Долины Цветов: они с готовностью изучают и осваивают его. Одно из главных открытий — эльфы здесь не единственные и даже не первые разумные существа. Определённую часть континента населяют гномы, похожие на орзаммарских, но в то же время разительно от них отличающиеся. По многим причинам, в частности, из-за языкового барьера, встречи поначалу выливаются в стычки: не обходится без крови. Кто-то поговаривает о «войне», но Солас не считает это определение подходящим. Требуется время, чтобы установить контакт и дать гномам возможность перестать воспринимать их как неизвестную опасность. Всякий народ — чужак на новой земле, но задача в том и состоит, чтобы найти для себя в мире гармонию. В местах сосредоточения силы, притягивающих к себе, манящих, эльфы возводят свои первые сооружения — величественные башни, уходящие в небеса. Обликом они напоминают об Арлатане, именами — о том, что незначительное может оказаться невероятно важным. Tor Lara, Башня Чайки: память об одной несчастной чародейке, чьи потомки подчинили себе пространство и время. Tor Zireael, Башня Ласточки: о маленькой птице, навсегда покинувшей родное гнездо. Именно здесь он открывает разрыв, ведущий в мир, где течёт спокойная река Easnadh — мир, приютивший неизбывную скорбь Элвенана. В новой жизни они зовут себя Aen Elle, Народом Ольх — вечно молодым и прекрасным. Солас долго не решается их навестить, но однажды Рианнон говорит: «А что может случиться? Они ведь уже ушли», — и сомнения развеиваются сами собой. Он застаёт Абеласа в одиночестве, сидящим с флейтой у воды — Митал любила, когда ей играли. Никакого удивления, как будто встреча была назначена заранее. Ard Rion aep Aen Elle, Король Ольх, теперь носит на шее знак власти и явно этим гордится: «Они выбрали меня сами. В отличие от тебя и эванурисов, я их не подведу». Солас отвечает: «Хорошее намерение, но будь осторожен, если они передумают». Уходя, он не запечатывает разрыв, оставляя возможность в надежде, что кто-нибудь ею воспользуется. В канун Midayote*, дня, когда произошло сопряжение миров, магическая активность повышается, и такие разрывы — вернее теперь говорить «порталы» — становятся стабильны без сторонней поддержки. У вещей, подобных по масштабу исходу из Тедаса, всегда есть последствия, и это ещё не так критично, как можно было ожидать. Какое-то время сквозь пелену за ними наблюдают с другой стороны, но никто не пересекает границу. И всё-таки что-то происходит, а это лучше, чем совсем ничего. Наконец в Башне Ласточки появляется гость в длинных одеяниях, украшенных золотой тесьмой, и со строгим видом предстаёт перед Соласом и Рианнон. Он называет своё имя — Фаррас, но они помнят его как одного из стражей Источника Скорби. Солас стёр его валласлин, хотя не все Часовые Митал на это пошли. Фаррас начинает подчёркнуто сдержанным тоном: — Я как посол представляю Tir na Lia, столицу свободного Народа Aen Elle. Мы слышали об инцидентах с гномами. В нашей стране тоже идёт война, потому Король Ольх предлагает заключить союз. — Кто с кем воюет? — спрашивает Рианнон. Солас не может совладать с подозрительным предчувствием: неужели положение настолько сложное, что Абелас отбросил свою гордость? Трудно в это поверить. — Мы, — говорит посол, — сражаемся с единорогами. — Прошу прощения? — Единороги, исконные обитатели берегов Easnadh. Конфликт был неизбежен. До нас они не видели других существ, обладающих разумом. Фаррас поясняет: это не те же ездовые животные, что в Тедасе. Если связь между ними и была, она давно разорвана. Единороги разумны, крайне чувствительны к магии, способны к общению с помощью обмена мыслями и отнюдь не рады чужакам. Пока Рианнон обдумывает услышанное, Солас интересуется: — Какие условия Абелас предлагает? — Мои извинения, следовало с этого начать, — склоняет голову посол, избегая прямого взгляда. — Король погиб при трагических обстоятельствах некоторое время назад. Его преемником стал благородный Ородрет, от чьего имени я выступаю. Рианнон ровным голосом выражает соболезнования, стараясь не выказать неприятного замешательства. Иными словами, Абеласа убили. Нисколько не легче от того, что он его предупреждал. Теперь всё встаёт на свои места: новый правитель, новая политика, новый союз. Они оговаривают условия и расстаются с Фаррасом до завтра, чтобы было время принять решение. Наедине Рианнон признаётся, что ей это не нравится, и Солас не спорит: Ородрет, один из Часовых храма Андруил, до сих пор ничем особенным не выделялся, и неизвестно, откуда в нём вдруг взялись «благородство» и стремление к власти. Она говорит: — Столкновений с гномами не было несколько месяцев: осталось лишь установить границы, и вопрос разрешится мирно. Необходим ли нам этот союз? — Нет, — честно отвечает он. — Но отказываться не стоит. Это наша возможность снова объединиться, пусть даже временно, и, наконец, наладить отношения. — Так и есть, — вздыхает Рианнон. — Подумать только, война с единорогами. Звучит как название нового романа мастера Тетраса. — Варрику и не снилось, — говорит Солас. Она улыбается: «Неспроста он тебя так прозвал, Смеюн. Интересно, видят ли здешние гномы сны?» Финдабаир, один из Знающих, избравший Мерриль своей спутницей, почему-то считает, что видят. Он вызывается возглавить отряд, направленный в помощь Tir na Lia: «Если позволите, Ard Rion. Мне думается, это будет ценный опыт». Маргаритка пытается было возразить, но Рианнон, как всегда, находит для неё правильные слова. Финдабаир возвращается довольно скоро: встретив серьёзный отпор, единороги уходят вглубь своих земель, оставаясь непримиримыми врагами Aen Elle. О Короле Ольх он отзывается так: «Сама учтивость, но глаза как у ястреба. Не удивлюсь, если окажется, что он собственными руками устроил Абеласу трагическую гибель». Рианнон кивает — примем к сведению — и спрашивает: «Мы можем что-нибудь сделать?» Солас пожимает плечами: «А должны?» Время течёт плавно и спокойно: ему некуда торопиться. На берегу реки, берущей начало где-то в Синих Горах, возвышается дворец из белого камня — их долгожданный дом. Мерриль тоже остаётся здесь жить, хотя у неё уже собственные дети, на правах ближайшего друга семьи. Она говорит: «Такой красивый! Уже придумали, как его называть? Я бы сказала, что это Шаэрраведд — дворец, в котором легко уснуть, потому что он сам как чудесный сон». Фионе исполняется десять лет. Каждый год в дни урожайного праздника Lammas*, когда она родилась, в полях видят призрак прекрасной женщины. Она кажется мимолётной — и вечной, совсем юной — и пришедшей из далёких времён. Имя ей — Dana Meabdh*, бессмертная душа природы, но Солас знает, как её звали на самом деле. Они склоняются перед ней — не как слуги, но как почтительные дети Великой Матери, Защитницы Народа, который она никогда не покинет. Они будут помнить Митал, как он и обещал, даже если позабудут все имена. Накануне праздника Солас приносит Рианнон книгу, завёрнутую в белую ткань — только что переплетённую, пахнущую кожей и деревом: «Подарок для Фионы. Посмотри». На первой странице — Tarasyl’an Te’las, такой, как в первые годы после постройки, грандиозный и недоступный, а рядом — его история. Она кладёт книгу на колени, аккуратно листает, подолгу рассматривая рисунки, и вдруг спрашивает: — Это Грифоновы Крылья? Неужели там было так красиво? Я помню только, что всё время хотелось пить, а от солнца не спрятаться, потому что вместо крыши одни обломки. — И кругом варгесты, — добавляет Солас. — Но картина была неповторимая. — Теперь вижу, — улыбается Рианнон. — Знаешь, тебе стоило нарисовать иллюстрации для Варрика. Сделать вклад в художественную ценность его произведений. — Я и сделал. Три пейзажных наброска к «Истории Защитницы». Расколотая Гора особенно удалась. — Правда? А мне никогда не показывал. — Как-нибудь воспроизведу. Она закрывает книгу: «Это хороший подарок. Тедас и для неё родной. В какой-то степени». Все истории, которые он приводит, правдивы, большинство — печальны, но память должна оставаться ясной, чтобы новый мир не повторял ошибок старого. Финдабаир, занимавшийся переплётом, говорит: «Вручить бы по такой каждому людскому вождю — вдруг научились бы беречь хоть что-то, имеющее подлинную ценность, пока ещё не стало поздно». Торжество удаётся на славу. Шаэрраведд оживает задорным смехом и топотом маленьких ног. Радостная, румяная Фиона берёт в руки подарок и с интересом разглядывает со всех сторон, широко распахнув глаза — это она переняла у Мерриль. Адель и Амавет, близнецы Маргаритки из Долин, зовут её есть замороженное молоко с сахаром — любимое детское угощение, но она кричит: «Только дочитаю первую страницу». Рианнон говорит с улыбкой: «Твоя дочь. Я бы побежала за сладостями». Они сидят у фонтана во внутреннем дворике дворца до самой темноты, пока дети не отправляются спать. Солас гасит огни и немного задерживается, чтобы подышать: пахнет цветами, корицей и чем-то ещё, что сложно описать словами — может быть, счастьем. Среди ночи он вдруг открывает глаза. Рианнон спрашивает вполголоса: «Ты тоже чувствуешь?» В комнате холодно, как зимой, и воздух царапает грудь. Дверь немного приотворяется, маленькая тень осторожно проскальзывает внутрь и забирается под одеяло. «Мне страшно», — говорит Фиона, укутываясь с головой. Солас прогоняет холод, но это знакомое ощущение, глубокое, где-то под сердцем, не возьмёшь никаким заклинанием. Рианнон укладывает дочь на свою подушку: «Засыпай, da’len*, а мы тебя постережём». Она смотрит на него с беспокойством, и не нужно слов, чтобы понять друг друга: они думают об одном. У Сопряжения всегда есть последствия. Эти не заставили себя долго ждать. В Тедасе начинается Шестой Мор.