Кровь Эльфов

В каждом мгновении — вечность.

Красивая ночь, спокойная: небо залечило свои раны. Сверху смотрят безымянные созвездия; одно из них напоминает знамя Инквизиции, которого теперь нигде не увидишь. Старую эльфийскую крепость, намного древнее Скайхолда, окружают густые леса. Кто-то однажды называет это место Ban Dareth — «там, где безопасно», и название приживается. Оно справедливо — забытая магия укрывает их от всего мира. Солас довольно много времени проводит во сне: ищет тех, к кому нужно обратиться, чтобы снова собрать Народ воедино. Почти все Часовые уже здесь, и горько от того, насколько их мало. Они, до конца верные своему долгу, говорят ему в Тени: «Мы заберём из храма святыни, которые удалось сохранить». Он отвечает: «Ma nuvenin*. Самое ценное, что там есть — вы сами». Сегодня не спится, а на чай уже больно смотреть. Рианнон ещё не ложилась: скоро к ним присоединится клан Лавеллан, и у неё много забот — она не видела их несколько лет. И всё же знакомых лиц вокруг достаточно: почти все эльфы, служившие в рядах Инквизиции, откликнулись на призыв своей предводительницы. Абелас делает вид, что не замечает их присутствия, но теперь к ним стекаются долийцы и жители эльфинажей, и это становится сложно. Солас вспоминает прощальные слова Митал: «Время пришло. Найди меня… найди Флемет — это мой тебе последний подарок. Возьми Народ под свою защиту. Они ждали достаточно долго». Когда он говорит, что ещё не знает ответа на её вопрос о кунари, она улыбается: «Ты у цели, осталось немного. Как только это произойдёт — поверь мне, ma falon — ты поймёшь. Это чувство ни с чем не сравнить». Солас следит за тем, чтобы у остальных с Часовыми не возникало трений, хотя на самом деле проблема только в одном. Абелас предельно откровенен в своей неприязни к Рианнон: «Я никогда не прощу ей Источник Скорби», — и никакие доводы на него не действуют. Она просит Соласа не вмешиваться, пока он держится мирно — разве что отказывается называть её по имени. У Рианнон появилось ещё одно: «Инквизитор» и «Вестница» позади, и теперь с подачи Фионы её называют «Ard Rhena». Когда к ней впервые так обращаются, она уточняет: — Я правильно понимаю, что это как «командир Каллен» на эльфийский манер? — Пожалуй, что так, — подтверждает Солас. — Но мужчину назвали бы «Ard Rion». Этими титулами пользовались в Арлатане, и я удивлён, что Фиона о них слышала. Бывшая Великая Чародейка загадочно улыбается: «Что ж, пусть нам далеко до древних эльфов, но и мы не так уж просты». Он с этим не спорит — достаточно взглянуть на Рианнон. Они время от времени беседуют о прошлом, как раньше, и ему отрадно говорить правду, не подбирая осторожных слов. Порой, как и в эту ночь, на неё находит какое-то особое настроение, и она, перебирая в пальцах шнурок его амулета, начинает будто невзначай:   — Есть одна долийская легенда… — Пожалуйста, vhenan, только не это. — Ты правда целый год спал с Андруил? — вдруг спрашивает она и смеётся, когда он с тяжёлым вздохом откидывается на спинку кресла. — Как мне на это отвечать? — Как договаривались — честно. — У нас были сложные отношения, — говорит Солас и непроизвольно касается шрама у себя на лбу. Не ту добычу выбрала Охотница. — Это длилось намного больше года, но и время тогда ощущалось по-другому. — И что произошло? — Митал. Когда Андруил пошла против неё, мы оказались по разные стороны. Рианнон смотрит за окно и говорит: «Сильным вечно лишь бы друг друга перегрызть». Он соглашается — мир и до Завесы был не без изъянов. Она пожимает плечами: «Он и не должен быть идеальным. Иначе было бы совершенно нечем заняться». Утром они приветствуют клан Лавеллан; Рианнон выглядит счастливой. Она теперь всегда носит амулет на шее и длинный плащ через левое плечо. Солас забрал Якорь, когда Корифей погиб и силы к нему вернулись, но её руку было уже не спасти. Она относится к этому по-своему: «Вот и цена». Он знает, что виноват, но они не говорят об этом — все нужные слова были сказаны у холодного озера. Солас смотрит на ещё молодую Хранительницу и думает о Ларе Доррен: жаль, что она не с ними. Мечта Рианнон поведать правду о матери так и не осуществилась при Инквизиции, но он ничего не забыл — эта история дождётся своего часа. После прихода её клана с Абеласом что-то происходит: он частично поверяет свои обязанности по защите убежища ближайшим соратникам. Солас приглашает его на личный разговор, чтобы прояснить ситуацию, но получается неудачно. Абелас честно излагает свою точку зрения: эльфы последних поколений не стоят таких усилий. Солас говорит: — Я считал так же, но у меня было время, чтобы осознать свою неправоту. — Этим мы от них и отличаемся, — настаивает Абелас. — У истинных элвен есть всё время мира, а они живут и умирают, цепляясь за свои заблуждения. — Эванурисы были бессмертны. Куда это их привело? — Tel’speath*. Когда всё закончится, я пойду своей дорогой. — Ради этого я и сражался. Абелас не отвечает, только слегка склоняет голову и произносит с натяжкой: «Ard Rion». Потом Рианнон говорит: «Если здесь был выпад в мою сторону и какой-то подтекст, я бы посоветовала его проигнорировать и принять как почётный титул. Ты же это умеешь, Ужасный Волк Фен’Харел».   В разгар осени вместе с киркволлским эльфинажем приходит долгожданная Мерриль, чародейка, сумевшая починить элювиан — необычайно талантливая и столь же опрометчивая. Он сам был таким когда-то. Рианнон встречает её с радостью:   — Aneth ara, Enid an Gleanna*. Давно хотела с тобой познакомиться.   — А откуда вы знаете про «Маргаритку»? — спрашивает Мерриль и тут же смущается: «Ой». Солас думает: «Ей подходит. Варрик мог бы научить эванурисов правильно давать прозвища». Она всё время ищет кого-то глазами и одновременно рассказывает об эльфе по имени Фенрис; ей почему-то кажется, что его необходимо постараться убедить.   — Он очень долго был рабом. Он поймёт. А вы не видели Махариэль? То есть, я хотела сказать, Героиню Ферелдена.   Солас собирается с мыслями — нужно сообщить ей, что Махариэль не придёт. Рианнон украдкой делает жест: «Я сама», — и за спонтанным лёгким разговором уводит Мерриль куда-то внутрь. Уроки Жозефины не прошли даром. Интересно, как она поживает? Можно при случае разузнать.   Через какое-то время он просыпается и видит, как Рианнон читает за столом записи о кунари. Быть может, она в них что-то найдёт? Разгадка кажется такой близкой. Она замечает его взгляд и говорит, потягиваясь:   — Не стала тебя будить. Мы с Мерриль никак не могли наговориться.   — Как она восприняла отказ Махариэль? Боюсь, её ждёт новое разочарование.   — Она сильная, — отвечает Рианнон и встаёт из-за стола, разложив бумаги по порядку. — Справится. Что на этот раз?   — Патологическая ненависть к магам, — вздыхает Солас. — Мерриль так ратовала за него, что я начал было на что-то надеяться.   Рианнон садится рядом на кровать и протягивает ему руку: всё будет хорошо. Ладонь тёплая и нежная, как утренний свет.   — Всё хотела спросить: на что ты надеялся, когда пришёл после Конклава к Кассандре? — Не знаю. На природное обаяние? Она смеётся и целует его в щёку. — Если с Кассандрой получилось, то даже на сильван подействует. Мне стоит чаще ревновать? — Уж точно не к сильванам. Несколько дней спустя Рианнон говорит, что ей всё время снятся грифоны. «Наверное, где-то здесь было гнездо, — предполагает Солас, — и Тень их запомнила». Она качает головой: «Нет. Я чувствую, что они настоящие». Этому он не может найти объяснения, и поздним вечером, засыпая рядом с Рианнон, много думает о её грифонах. Она встаёт раньше него и куда-то уходит, но к полудню возвращается взволнованная: «Идём со мной. Ты захочешь это увидеть». Солас думает: «Если она нашла живое гнездо, Мерриль станет дурно от счастья». Они в лесу, Ban Dareth недалеко, но звуков от него не доносится. Она крепко держит его за руку и просит закрыть глаза: «Я не знаю, как по-другому». Солас ощущает, как что-то будто толкает его в спину, и с трудом сохраняет равновесие: кажется, что земля на короткий миг уходит из под ног. Открыв глаза, он узнаёт только Рианнон. Лес куда-то исчезает, оставив их на усеянном цветами поле. Небо становится выше и глубже — оно не похоже то, что было до или после Завесы. Это пространство не похоже ни на что иное, потому что его никогда не существовало в привычном мире — и Солас вдруг понимает всё. — Я дала этому месту имя, чтобы найти его снова. Чувствуешь? Сила… повсюду.   Он чувствует — магия такая, что её почти можно потрогать; пробует направить поток воздуха, мгновение — цветы срываются со стеблей и кружатся в вихре. Имя. Конечно, имя. До чего быстро она учится. «Спасибо, Митал, — думает Солас. — Я сделаю всё, чтобы тебя не забыли». Они стоят посреди пёстрого поля: ни конца и ни края. Незнакомое солнце уходит за горизонт. Ему отчего-то хочется остаться и посмотреть на созвездия. Он получил свой ответ — вот что случилось в день прихода кунари. Стёрлась граница миров, и земля содрогнулась от их столкновения. В каком из них Рианнон видела грифонов? Она говорит:   — Меня тянет сюда возвращаться. Здесь всё полно жизни, новой и чистой. Как это.   Он не сразу осознаёт, что Рианнон имеет в виду, а потом замечает, как она прижимает ладонь к животу.   — Vhenan...   Лепестки плавно падают вниз. Знакомый голос в голове: «Это чувство ни с чем не сравнить». Она улыбается:   — Видел бы ты сейчас своё лицо. Снова Ban Dareth — никто не успевает обеспокоиться из-за их отсутствия. Солас размышляет о том, как может соотноситься время в разных мирах: течёт оно везде в своём темпе или едино в любом из них? Вопросов много, но все они могут подождать. Народ должен обрести дом, которого был лишён так долго, и теперь он его нашёл. Солас спрашивает: — Как ты назвала это место?   — Dol Blathanna, — говорит Рианнон. — Долина Цветов.