(Don't) panic

Я ждал тебя год, целый год. Невыносимо много, ничтожно мало. Ты глядел, чуть наклоняя голову, Едва ли заинтересованно, видит Бог, Но я-то знал, что это солнце В хмурый, заброшенный сад ко мне попадало Всего на миг. (с)

***

      Когда Барнс видит Паука впервые после той заварушки в аэропорту, то лишь скользит по нему равнодушным взглядом. Барнса всё еще иногда клинит, и изжить Зимнего в себе гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд, даже несмотря на отсутствие триггеров, даже несмотря на то, что память почти целиком вернулась. Он живет на базе Мстителей, между которыми воцарилось шаткое равновесие. Местонахождение Барнса — известное, унизительно подконтрольное — было одним из условий, поставленных Старком, пошедшим на соглашение со Стивом и пообещавшим добиться честного судебного разбирательства над Зимним Солдатом. Роджерс и сам понимал, что раскол между супергероями после всех этих нападений на Нью-Йорк — последнее, что нужно этому городу, да и вообще всей планете. Счастье, что и правительство это понимало. Пускай с Договором ничерта не вышло, но попробовали бы эти толстосумы официально объявить Капитана Америка федеральным преступником, и тут же получили бы если не революцию, то уж точно груду проблем от относительно мирного до сего знаменательного момента населения. Да и преступность — как инопланетная, так и вполне земная, почти домашняя — тоже не дремлет.       Короче говоря, проблем был целый ворох, все они обещали просто грандиозные последствия, если их не решить, и потому до неизвестного мелкого пацана Барнсу не было абсолютно никакого дела, даже если учесть, что этот самый пацан нехило так приложил его о стену пару раз во время бойни между Роджерсом и Старком. Лишь Зимний где-то в глубине сознания оценил опасность шкета как боевой единицы и привычно уже принялся наблюдать, выискивая слабые точки и эффективные способы вывести того из строя в случае чего.       А пацан — Паркер, кажется? — бегал по Башне, сверкая восторженными глазёнками, вертелся вокруг Старка, поскуливая от радости, словно щенок, и, наверное, молотил бы хвостом по земле, если бы таковой у него имелся. Названивал постоянно, донимал сообщениями и пищал от восторга, когда встречался со своим кумиром. Барнсу доводилось несколько раз видеть это, и то, каким утомленным, раздраженным и почти несчастным выглядел Старк, приносило свое мстительное удовлетворение. Да и развлечений в этой высокотехнологичной тюрьме было не то чтобы много. Поэтому Зимний лишь ехидно хмыкал и скалился, когда ИскИн в очередной раз оповещал о новом сообщении от "мистера Паркера" или, того хуже, о личном визите.       Вся эта возня продолжается довольно долго, пока в какой-то момент Барнс не осознает, что уже давно не видел шустрого шкета. Старк, кажется, только рад такому развитию событий, а Барнс лишается единственного развлечения. Задумчиво пощелкав пальцами бионической руки и настроив калибровку, Солдат выбрасывает это из головы. Ему и без того есть, чем заняться.       Когда спустя еще шесть-семь недель Барнс натыкается на шумного мальчишку на одном из подземных этажей Башни Старка, то едва ли узнаёт его: до этого не отличавшийся крепким телосложением, а теперь отощавший почти до костей, с таким лицом, будто неделю не спал, и с общим забитым видом. И самое главное — в этот раз пацан не бегает, не пищит что-то о гении Старка, не сует свой любопытный острый носик во всё подряд. Теперь он сидит в углу, до которого не доходит яркое освещение, со стеклянным взглядом и, обхватив ладонями голову, раскачивается из стороны в сторону. И воет — тоненько, жалобно, тихо-тихо, так, словно боится, что его услышат. В воздухе пахнет кровью и болью, и Зимний, чуть присев, сканирует взглядом помещение, разыскивая возможную угрозу и готовясь атаковать.       Но угрозы нет. Это странно, и Солдат делает скользящий шаг к мальчишке, один, другой, пока не подходит вплотную. Но тот явно в ступоре и всё еще не замечает постороннего, поэтому Барнс присаживается рядом и прикасается рукой к дрожащему плечу. В этот раз реакция незамедлительна: пацан отшатывается с истеричным громким воплем, падает на задницу, и тут Зимний замечает причину тяжелого металлического запаха — узкие ладошки и предплечья уделаны в крови так, словно этот ребёнок кого-то выпотрошил. Барнс перехватывает парня за запястья, непроизвольно сжимая до синяков, и пытается успокоить, не дать тому в панике навредить себе. Если честно, эффект получается ровно противоположный: малец сначала переходит почти в ультразвук, а затем резко поперхнувшись, начинает задыхаться, хватает воздух ртом, как выброшенная из воды рыба, мечется. Барнс наваливается сверху, не давая рыпнуться, но пацан выворачивается из-под него с почти нечеловеческой, неожиданной для такого тщедушного тела силой. В итоге непродолжительной, но яростной борьбы, Зимний оказывается сидящим у стены, притиснув парня спиной к своей груди и зажимая ему рот широкой ладонью. Тот в ужасе косится на него огромными влажными глазами и всё еще задыхается. Зимний наклоняется к трясущемуся, перемазавшему его кровью паршивцу и негромко произносит: — Дыши носом. Медленно.

***

      Питер в ужасе, Питер в таком ужасе, что у него сводит всё тело, он хочет вырваться, убежать, но даже этого не может, потому что прижат к здоровенному, чудовищно сильному телу темноволосого убийцы. Голос у него хриплый и низкий, под стать внешнему виду, но волосы, что щекочут ему щеку, удивительно мягкие. Питер даже не сразу понимает, что ему сказали, а когда, наконец, осознаёт, пытается последовать этому полуприказу. Он затихает в стальном капкане из рук — теплой, человеческой и бионической, едва слышно гудящей приводами, — и старается подстроить ритм дыхания под вдохи-выдохи Солдата. Пускай не сразу, но ему удаётся, а с нормализацией дыхания успокаивается и пульс, чуть унимается паника. Питер обмякает в руках Зимнего и тихо всхлипывает, вцепившись пальцами в запястье правой руки Барнса.       Когда Питера, наконец, отпускает, он просто срывается, захлёбываясь рыданиями, давясь всхлипами и хватаясь за Зимнего — того самого Зимнего, который вроде как хладнокровное чудовище, не человек и безжалостный убийца. Да про Барнса столько слухов ходит, что хоть страшилки сочиняй, мол, Союз развалить помог, чуть ли не младенцев на завтрак ест и людей косит пачками, да так, что не подкопаешься и концов не найдешь. А тот лишь продолжает молча сидеть у стены и позволяет Паркеру заливать слезами механический протез.

***

      На самом деле, мелкий шкет сейчас до одури напоминает Барнсу Стиви — когда тот еще был тощим задохликом. Таким же щуплым, хилым на вид, но со скрытой внутри невероятной силой, пусть, сила его была в характере и стальной воле. И Бак помнит, словно это было вчера, как Стив точно так же трясся по ночам от душивших его слёз, но молчал, делал вид, что все в порядке. Помнит, как сам подрывался с приступами удушья тогда, в сорок третьем, после плена. Поэтому сейчас он притягивает пацана ближе, позволяя выплеснуть весь тот черный, мутный ужас, что плескался в карих глазах.       Когда спустя минут десять малец окончательно стихает, Зимний ослабляет эти незапланированные объятия и дает шкету отстраниться. Тот чуть отползает по полу, неуклюже встаёт, и Бак одним слитным движением поднимается следом. Когда они стоят так близко, разница в росте становится заметнее — пацан кудрявой макушкой упирается ему куда-то в губы. Он мнётся, стискивая дрожащие пальцы, и боится поднять на Зимнего взгляд, мямлит: — П-простите, я... мне так жаль, — мальчишка кусает губы, встрепанный, словно мокрый воробей, а затем продолжает неловко, смущенно краснея, но все же поднимая на него глаза. — Спасибо, и... не могли бы вы... не могли бы не рассказывать никому о том, что здесь произошло?       Бак рассматривает пацана, вздернув бровь, и подождав, пока тот зальётся удушливым румянцем вплоть до симпатичных ушек, произносит: — Мелочь, я похож на болтуна?       Паркер чуть испуганно мотает головой, хлопая круглыми мокрыми глазами, шмыгает носом и собирается удрать, когда механическая ладонь цепко хватает его за капюшон. — Далеко собрался? Что с руками?       Малой что-то пищит про "всё в порядке, сэр", но Бак лишь поднимает на уровень глаз узкую мальчишескую ладонь, едко хмыкая и давая полюбоваться засохшей почти уже кровью. Рассматривая ту ближе, он замечает неровные, только начавшие рубцеваться раны. Щурится, перехватывая руку так, чтобы не травмировать еще больше, и тащит пацана за собой. — Пошли.       Шкет пытается притормозить и лопочет о том, что их могут увидеть, но Барнс точно знает, что Башня практически пуста: Старк свалил еще утром, а больше никто на постоянной основе тут не появляется и, тем более, на верхние этажи не суется. Поэтому Солдат волочёт парня к лифту, они поднимаются на тридцать третий этаж и направляются в комнаты Зимнего. Вообще, как понял Барнс, в Башне у каждого мстителя есть свои апартаменты, но никто из них постоянно тут не живёт. Так, останавливаются иногда во время операций. Три последних этажа Старк оборудовал под свои нужды, те, что пониже — для сокомандников, еще ниже — под лаборатории, тренировочный зал, оружейные и прочее. А нижние — для работников, офисов и прочего.       Поэтому Барнс идет по этажу, не скрываясь. Заводит мальчишку в свои комнаты и тащит в ванную, где подставляет израненные руки под слабую струю воды. Тот морщится, но молчит. А когда Зимний возвращается с бинтами и обеззараживающим, вновь краснеет и начинает лепетать про "все в порядке, мистер Барнс, сэр, не надо ничего, заживет". Бак игнорирует это бормотание и молча промывает порезы, потом накладывает повязку сначала на одну руку, затем на другую. Пацанёнок молчит и стыдливо полыхает ушами, явно опасаясь справедливых вопросов и еще более справедливых поджопников, но Зимний не спрашивает. Заканчивает перевязку и кивком показывает на дверь, позволяя подростку сбежать. Тот с радостью пользуется возможностью, лишь в дверях кинув на Солдата благодарный взгляд и прошелестев "Спасибо".       Барнс стоит у окна и провожает его глазами.       Зимний заинтересован.