(Don't) panic

…Потому что, когда это отгорит, ничего настолько не будет важно. Потому что станет золой и сажей, что сейчас — гиацинты и лазурит. (с) Аксолотль

***

      Все идёт хорошо долгие полтора месяца. Питер понемногу оживает, оттаивает, словно после долгой зимы. Его успеваемость вновь растёт, он снова начинает много говорить, возвращается аппетит, отчего тетя Мэй только расцветает на глазах. Питер даже не вспоминает о булавках (почти не вспоминает, может, только раз или два, не больше, максимум семь-восемь раз, честно, тем более, что следов не остаётся).       Всё идет хорошо, пока Мэй не сбивает машина.       Питер узнаёт об этом прямо перед уроком химии. Он принимает входящий вызов с улыбкой, но вместо мягкого голоса тёти слышит сухое "Вам знакома миссис Мэй Рейли Паркер? Полчаса назад её сбила машина", после которого улыбка слезает с его лица, как отсыревшая штукатурка. Сердце Питера проваливается в желудок, а кислорода резко перестает хватать, и из-за гула в ушах он не сразу разбирает продолжение о том, что её состояние стабильно, а также адрес больницы. Он переспрашивает адрес снова, а затем, положив трубку, несколько секунд смотрит мёртвыми глазами в парту. Звенит звонок, приводя в сознание, и Питер хватает свой рюкзак, вылетая из класса и не обращая внимание на окрик учителя о том, что урок уже начался.       Он добирается до больницы за тридцать четыре минуты. Нужная Питеру палата достаточно большая и светлая, а Мэй почти сливается с белым постельным бельём, настолько она бледная. У Питера трясутся губы, когда он садится рядом, но тётя слабо улыбается ему и чуть шевелит пальцами, которые Паркер тут же аккуратно сжимает в жесте немой поддержки. Она еще не отошла от наркоза, у неё сломано два ребра и левая нога, и Питер вдруг отчётливо осознает, какая же она на самом деле хрупкая и маленькая. Ее волосы словно потускнели, на лице несколько ссадин, и Питер будто чувствует на мгновение всю ее боль. Он смотрит больным взглядом, смаргивает слёзы, потому что сейчас не время, и болтает обо всём, что приходит в голову, полчаса напролет. Говорит об уроках, о научном проекте по физике, о мифической "стажировке", пока его не выгоняют из палаты, потому что время для посещений закончено, и "миссис Паркер нужен сон и покой". Питер обещает зайти завтра после уроков, заодно и захватить вещи из дома для нее, и Мэй еще раз ласково улыбается ему, напоследок погладив его по щеке слабой рукой.       Питер выходит из больницы с мокрыми ресницами и дрожащим подбородком.       Он возвращается домой — там темно и тихо, и Питера накрывает почти первобытным, животным ужасом. Он не может находиться здесь, иначе свихнется, спятит окончательно, слетит с катушек, и кто знает, чем тогда закончится эта ночь.       Поэтому Паркер, так и не переодевшись, как был, выходит на улицу, лишь бросает на кухне школьный рюкзак. Он запирает дом и несколько часов шляется по улицам, потерянный и беспомощный, словно щенок. Костюм остался дома, поэтому Питер скован в передвижении, не может выплеснуть эмоции в полёте, не может на скорости промчаться по городу, чтобы ветер выдул, вымел из головы все лишние мысли. Питер на автомате добирается до Башни Старка, потому что все силы уходят на то, чтобы не сорваться в истерику, не допустить нового приступа.       Питер знает, что не сможет переночевать дома, и знает, что у него есть право доступа в Башню, которая возвышается над городом, словно маяк. Поэтому Питер заходит в здание и на подгибающихся ногах идёт к лифту, слыша голос Пятницы, дающей охранникам на входе знать, что "мистер Паркер" находится в числе людей, имеющих доступ к верхним этажам.       Заходя в лифт, Питер уже задыхается всерьез. Он тянется к таблеткам и понимает, что те остались в рюкзаке, который он бросил на кухонном столе. Этот факт окончательно душит его, Питер приваливается к зеркальной стене, попадая локтем по кнопкам. Лифт начинает стремительное движение вниз, и Питер падает на колени, пытаясь дрожащими пальцами нажать на "Стоп". Ему удается, пусть и не сразу, и Паркер вываливается из стального ящика на одном из подземных этажей, запинаясь, забивается в затемненный, находящийся в слепой зоне пятачок два-на-два метра, и падает вновь, пытаясь отдышаться.       Питер понимает, что его накрывает полноценным приступом, и понимает, что никак не может предотвратить это. Он скулит и кашляет, шаря дрожащими пальцами по карманам, пытаясь найти хоть что-то, но улов его весьма скуден: мобильник, с которого он не может никому позвонить, — Гарри за городом, тётя Мэй в больнице, а больше и некому, не Старку же, опять-таки, — начатую упаковку арбузной жвачки, ключи да канцелярский нож, которым он с утра точил карандаши.       Питера вновь топит волной паники, потому что он один, здесь, на минусовом этаже в огромной башне, и никто не знает, что он тут и что он почти теряет сознание от нехватки кислорода. Питер цепляется пальцами за телефон, скребет по бетонному полу, нашаривая нож. Он холодный, узкий, удобно ложится в ладони и он, возможно, — единственный способ побороть панику.       Вот только не в этот раз. Питер полосует свою кожу, вздрагивая, как от ударов тока, когда боль простреливает руку до самого плеча, расчерчивает запястья прямыми линиями, которые заживут через пару суток, но вид глубоких порезов, стремительно заполняющихся кровью, напоминает о Мэй, о том, что он мог потерять ее сегодня. Кровь нереально красная, такая влажная и горячая, она стекает по рукам, словно безудержная река, капает на пол, пачкая одежду и бетон. Питер не может оторвать от нее завороженный, полный испуга и отвращения взгляд, он смотрит-смотрит-смотрит и чувствует подкатывающий к горлу ком. В какой-то момент его переклинивает, и Питер пытается оттереть с ладоней красную влагу, но лишь пачкается сильнее. Ему вдруг так отчетливо представляется, что он проведет здесь — в этом отвратительно-темном углу — остаток своей короткой жизни, пока не умрет от разрыва сердца или еще чего-нибудь столь же неприятного и глупого. У него нет сил даже позвать Пятницу, нет сил ни на что, потому что чтобы встать с пола, чтобы просто произнести что-то — нужно сделать вдох.       Питер не может вдохнуть.