Повадки

Адриан уставился на висящую за стеклом Ледибаг, пытаясь понять, не задремал ли он за компьютером случайно, не снится ли ему это. Ледибаг улыбнулась, застенчиво помахала рукой, и Адриан, бросившись к ней, в спешке свалился с кресла. Он врезался в стену, сразился с окном и наконец сумел его распахнуть. — Как… Что?.. Ледибаг шагнула на подоконник и опустилась на корточки. — Привет, Кот. Он застыл, и сердце оборвалось. — Маринетт тебе рассказала. Ледибаг скривилась. — Ну… в каком-то смысле. — Прости за это, — сказал он, разочарованный и больно задетый. — Я знаю, что ты не хотела знать, и она не была вправе говорить. — Она передала печенье, — сказала Ледибаг, протягивая пакет. На пакете Адриан разглядел логотип пекарни семьи Маринетт. — Ты её видела только что? Она в порядке? Ледибаг кивнула. — Я могу войти? Он шагнул в сторону. — Конечно. — Прости, что не смогла помочь тебе сегодня, — сказала она, ступая в его комнату. Проходя мимо кофейного столика, она наклонилась, чтобы поставить пакет с печеньем. — Тикки объяснила, — сказал Адриан, потирая затылок. — Как ты себя чувствуешь? — Голова болит, и не могу на свет смотреть. Он кивнул. — У Маринетт так же было. Ох! — Он метнулся за пультом на столике. — Подожди, я свет потушу. — Он нажал пару кнопок, и окна потемнели, когда заработали фильтры. Адриан ткнул пультом в сторону двери и приглушил верхний свет. — Спасибо. Странно, что она больше ничего не сказала о его комнате. Учитывая реакцию его друзей на выходных, Ледибаг должна была бы поразиться, но она только смотрела в пол. — Хочешь что-нибудь? У меня есть автомат… — Нет, спасибо. — Значит, ты ходишь в мою школу, правильно? Она развернулась к нему так резко, что движение никак нельзя было назвать грациозным. — Да! — Взяв себя в руки, она отступила на шаг и потёрла голову. — То есть. Да. Я поэтому пришла. Адриан нахмурился. — Так… я тебя знаю? Ты же не преподаватель? Потому что тогда совсем неловко получится. Тревожно хихикнув (чего от Ледибаг он ещё ни разу не слышал), она провела пальцами по спинке дивана и отодвинулась ещё дальше. — Нет. Нет, не преподаватель. — Ты в порядке? — Всё хорошо, — заверила она слишком быстро, чтобы вышло убедительно. Адриан вскинул бровь. — Ладно, по-хорошему, меня здесь быть не должно, — признала она. — Но мне нужно было поговорить с тобой. Это правда больше нельзя откладывать. Пытаясь представить, о чём же она решила поговорить, он всё же попытался проявить учтивость. — Может, присядешь? — Нет. М-м. Нет. — Она перекатилась с носка на пятку и как с вышки прыгнула: — Я уже давно и безнадёжно по тебе сохну. Адриан со свистом втянул воздух. — Чего? — Я учусь с тобой в одном классе. — Не может быть, — сказал он. — Я бы точно знал. — Ага. — Она пожала плечами. — Я так тоже думала, но мы, похоже, совсем слепые, когда дело доходит до наших альтер-эго. Он уставился на неё с отвисшей челюстью. — Ты серьёзно? Не может быть. Ты шутишь. В одном классе? Кто в их классе ещё не был акумой? Джулека? Сабрина? Хлоя? А если она была одним из парней? В конце концов, даже если она Ледибаг, то это не означало, что она должна быть девушкой. Вдруг её превращение меняло всё? — Если бы. По-моему, часть твоей неудачливости на меня перешла. Я… э-э… ты в порядке? Ты какой-то бледный стал. Он моргнул. — Ты парень? Она уставилась на него, затем почти что истерически расхохоталась. — Нет. — О. Оборвав смех, она посерьёзнела. — Адриан, я должна сказать тебе кое-что, и тебе будет тяжело это услышать… Адриан нахмурился. — Стой-стой-стой, — сказал он, замахав на неё руками. — Дай угадаю: ты не хотела быть со мной-Котом, потому что влюбилась в меня-Адриана. Но теперь, когда ты знаешь, что я — это один человек, ты пришла, чтобы… что? Признаться в чувствах? Язык её тела изменился тут же, когда она обняла себя руками. Решительность уступила место стеснению. Он угадал. Ради этого она пришла. Как она вообще смела? После всего, что было, она пришла сюда только потому, что он Адриан. — Нет. — Он помотал головой и сделал шаг назад. — Нет. Так нечестно. Ты сказала, что рада тому, что у меня появилась Маринетт. Она часто заморгала, сбитая с толку. — Я и рада… — Тогда ты не должна была бы приходить сюда с признаниями! Она упрямо шагнула в его сторону . — Есть вещи, о которых тебе нужно узнать! Её настойчивость только разозлила. — Отлично ты время подгадала! Маринетт ничего не понимает и ранена, но тут влетаешь ты, считая, что раз я и Кот Нуар, и Адриан, то иметь ко мне чувства — это теперь в порядке вещей? Ты меня даже не знаешь! Я не Кот и не Адриан, я и тот, и другой, а ты даже мысли не допускала, что Кот Нуар, может быть, всерьёз любит тебя. Ты отталкивала меня и отталкивала, а теперь удивляешься, что я ушёл! — Он развернулся боком и указал на окно. — Убирайся! — Пожалуйста! — взмолилась она, и её голос надломился. — Ты всё не так понял. Он прижёг её взглядом. — Даже слушать не хочу! — Я всё записала, чтобы не забыть. И репетировала, и не могла сказать тебе раньше, но теперь могу! Я должна! Я больше не выдерживаю. Что-то знакомое почудилось в этих словах, и Адриан уронил руку. — Что? Она упорно продолжала, так быстро, что разобрать отдельные слова получалось с трудом: — В ту самую минуту, когда ты вошёл в класс, я поняла У меня всё внутри заискрилось, и я ничего не сделала, чтобы это пресечь. Я хотела влюбиться, потому что влюбилась я, именно я, а не Ледибаг. И всё должно было быть в порядке, потому что девочкам-подросткам положено влюбляться. Нам положено быть неуклюжими, и неловкими, и сохнуть издалека по чудесным глазам и непослушным волосам. Губы Адриана скривились. Она описала его так же, как описывали все вокруг. Как будто журнал процитировала. — А потом я узнала, какой ты славный, и влюбилась ещё сильнее — и даже двух слов при тебе произнести не могла, чтобы не начать заикаться и нести чепуху. Поэтому у меня так и не выпало возможности узнать тебя как тебя. Совсем как Маринетт. Но та хотя бы попыталась, в своей очаровательной манере. — А потом появился ты, нахальный, мурлыкающий, флиртующий со мной, и я… я не знала, что с тобой таким делать. Ты мой напарник. Я так долго ждала, чтобы у меня появилась помощь. Ты нужен мне. Я не могу тебя потерять. Я не знала, как отказать тебе, чтобы не разбить тебе сердце, поэтому я всё время убегала. Не позволяла тебе признаться. Я не имела права. — Ледибаг… Она зашагала из угла в угол, жестикулируя. — А потом ты свалился ко мне на террасу в таком состоянии. Пришёл ко мне, не к Ледибаг, за помощью. И я помогла тебе, потому что ты мой напарник, и я волнуюсь за тебя. Когда тебе больно, больно и мне, но я не могу тебе этого сказать, потому что я не знаю, это я или мои дурацкие феромоны, хотя Тикки говорит, что не они. Адриан нахмурился. — Погоди, я никогда не приходил к тебе… Она, похоже, его не услышала. — Клянётся мне, что не они — но я-то вижу! У мужчин глаза стекленеют, женщины улыбаться начинают. Я их привлекаю, им кажется, что со мной они в безопасности, даже когда я просто рядом. Это часть сущности меня как Ледибаг. Но это никогда не влияло на тебя как Адриана, потому что ты никогда не оказывался вблизи Ледибаг, но ты был рядом с ней, когда был Котом, и… — она судорожно втянула воздух, — ...и когда ты пришёл, я начала гладить тебя и подружилась с тобой, потому что подумала: это же не холод, с которым у меня вечно беда, феромоны тут ни при чём, значит, всё будет хорошо, так? Я могу гладить тебя и дружить с тобой, и ничего не будет мешаться. — Какие феромоны… — Это должно было случиться всего один раз, но ты приходил снова и снова, как будто помешался на поглаживаниях, но в этом не было ничего страшного, потому что это означало, что ты не на мне помешался, а значит, точно не в феромонах дело, а потом — потом я узнала тебя поближе. И вдруг Адриан подвинулся, потому что Кот начал занимать мои мысли, но я не могла поцеловать тебя, как Ледибаг, потому что так я бы всё испортила… — Да погоди… — И я поцеловала тебя, когда была собой, и ты захотел быть со мной, не с Ледибаг, и как я тебе могла сказать теперь? Кто-то наконец-то предпочёл меня ей, и это оказался ты, а потом ты меня обнюхал, и я всё поняла. Я поняла, что дело в феромонах. Не во мне. Я никогда не буду важна. А Адриан тем временем был со мной такой приветливый, и я уже не понимала, что творю, потому что думать могла только о Коте, а потом ты замурлыкал, и всё… всё развалилось. Адриан моргнул. Моргнул ещё раз, пытаясь разобраться, что она хотела до него донести. Она слишком много жестикулировала, пока говорила, безудержно размахивала руками. Что-то точно было не так. Что-то не так было с тем, как она говорила о том, что могла знать только Маринетт — будто сама это переживала… — Я была рада просто видеть Адриана и знать, что он настолько другого полёта птица, что мне ничего не светит. Я была рада танцевать на крышах с Котом Нуаром. Я не хотела, чтобы эти две жизни смешивались. Но они смешались, и я так запуталась. Всё запуталось, или распуталось, или пересеклось, или… Я не знаю. Я знаю только, что не могу любить тебя больше, чем люблю сейчас, и не могу сказать тебе об этом, потому что я не знаю, дело во мне, или в Ледибаг, или… — Она перестала расхаживать туда-сюда и глянула на него. — Или в нас обеих? Что-то подначивало его. Дразнило. В слишком быстро произнесённых словах и непрестанном расхаживании затаилась истина, которая только и ждала, пока её раскроют. Если бы только Ледибаг просто затормозила и дала ему собраться с мыслями, он бы смог разобраться. Она махнула в его сторону рукой. — А ты! Большой ты дурень с этим своим лицом, ты накричал на меня, прежде чем я смогла объясниться, потому что ты ждал от меня объяснений, и я пришла всё тебе объяснить, и я репетировала, но всё равно всё не так сделала, потому что ты просто сидишь, распахнув свой замечательный рот, и не целуешь меня, и, Тикки, пятна прочь! Превращение сошло на нет, её костюм растворился. Ледибаг растаяла, уступив место Маринетт. Вместе с Ледибаг испарилась и её горячечная речь. В комнате повисла тишина; рядом с Маринетт материализовалась Тикки. Всё сказанное дошло до Адриана разом. Ударило в лицо, как сырая рыба, оставило его барахтаться. Вот как Маринетт чувствовала себя, когда он замурлыкал тогда, в аквариуме. Весь её мир, наверное, перекосился. Ошарашенный, Адриан охнул, плюхнувшись на диван, и уставился на неё. Она ссутулила плечи, чтобы казаться меньше, и сцепила руки, как никогда уязвимая. — Ты даже подумать не мог, да? Слова. Ему бы начать произносить хоть какие-то. — Вау. Нет. Я… Нет… Она обхватила себя руками и переступила с ноги на ногу. — Мне так жаль. Я не знала, я не могла… — Она оборвала себя, сдавленно охнув, и стиснула голову: — Я не знаю, что вообще делаю. Где-то поблизости захихикал Плагг, и на него мигом шикнула Тикки. Адриан подался вперёд и упёрся локтями в колени. Сцепив перед собой руки, он поднял голову. — Большой дурень с лицом? Она застыла, затем улыбнулась ему — слишком широко, неловко. — Прости. Я не в том смысле подразумевала, я просто ужасно нервная, а когда я нервничаю, меня несёт, и… — Тш-ш-ш, — сказал он, взмахнув рукой перед собой. — Тш-ш. Я перевариваю. Это было очень много информации за один присест. — Прости! — пискнула она и закусила ноготь на большом пальце. Он ещё раз перебрал в голове всё сказанное, теперь — с учётом того, что Маринетт и Ледибаг были одним человеком. — Ладно. Значит, один из твоих основных… — Он нахмурился и протянул к ней обе руки. — Присядь со мной. Он никогда не думал, что использует выражение «испуганный кролик», говоря о своей леди. — Я… э-э… Он приглашающе похлопал по дивану рядом с собой. — Садись, пока ты с ног не начала валиться. Она замялась на мгновение, затем решилась и бросилась к дивану. Она села как могла далеко от Адриана, и он вопросительно вскинул брови. Она помотала головой и сцепила руки в замок. — Ладно. Значит. Феромоны. Можешь объяснить, о чём ты? Медленно. Она слегка подпрыгнула на месте, устраиваясь удобнее, и приземлилась уже чуть ближе к Адриану. — Божьи коровки обладают чем-то вроде… запаха… который даёт другим божьим коровкам знать, где найти безопасное и тёплое место. Тикки говорит, что всем так комфортно со мной рядом из-за них. Люди чувствуют себя в безопасности. Я поэтому легко гашу конфликты или успокаиваю тех, кто взвинчен после нападения акумы. Звучало логично. — Так. — Ещё у божьих коровок есть очень сильный гадкий запах для отпугивания хищников, который я, к счастью, не унаследовала. Он тоже порадовался. — И ты не ешь бабочек, чтобы их очистить. С отвисшей челюстью Маринетт развернулась к Тикки. — Ты серьёзно?.. Тикки пожала плечами. — Фу-у-у, Тикки! — Маринетт скривилась, и её передёрнуло. — Это просто мерзко. — Другого выхода не было, — сказала Тикки и замахала на неё руками: — Не отвлекайся. Маринетт подпрыгнула снова, разворачиваясь к Адриану, и опустила взгляд. — Э-э… Тикки закатила глаза. — Божьи коровки используют запахи, чтобы привлекать партнёров. Адриан откинулся назад и закинул руку на спинку дивана — на ту сторону, где сидела Маринетт. — Ага. Маринетт упорно не поднимала взгляд. Она сидела, как деревянная, сцепив перед собой руки и стиснув колени. Ясно как день было, что ей неуютно, что она не может расслабиться, и Адриан не знал, как тут помочь. — И это, — сказала Тикки с ноткой укоризны, — как я не один раз уже повторила, ей не передалось. — Мы не знаем наверняка! — возразила ей Маринетт. — Ты сказала, что у предыдущих Ледибаг была способность привлекать и… Тикки фыркнула. — А ещё я тебе говорила, что у Котов Нуаров иммунитет не просто так! — У меня иммунитет? — удивился Адриан. — Разумеется, — сказал Плагг, растянувшись на спине рядом с Адрианом. — Кто-то же должен переупрямить её и защитить, когда у неё снова альтруизм взыграет. Если бы на тебя влияли феромоны, ты бы делал всё, что она скажет, а от этого никому никакой пользы. Взаимодействие Ледибаг и Кота Нуара — это компромиссы. Как инь и ян, вы обладаете отдельными качествами друг друга. Вы уравновешиваете друг друга. Адриан глянул на Маринетт. — Так вот почему ты так расстроилась тогда. По-прежнему сверля взглядом колени, она уныло кивнула. — С Алией я уже целую вечность дружу. В ней я уверена. Но ты… с тобой я познакомилась уже после того, как стала Ледибаг. Он прочесал пальцами волосы. — Я могу понять. Она моргнула и подняла голову. — Правда? — Конечно. — Он пожал плечами. — Если бы от моего запаха люди становились более внушаемыми, я бы тоже волновался, кому интересен я как я. — О. — Она нахмурилась, пожевала губу. — А тогда… э-э… — Ты пахнешь печеньем. Я люблю печенье. Я ответил на твой вопрос? Она залилась краской. — Почему ты просто не сказала мне? — Я испугалась, — прошептала она. — Вдруг это оказалось бы правдой? Он потёр ладонью затылок. — И поэтому ты флиртовала, но никогда не позволяла ничему серьёзнее случиться между Котом Нуаром и Ледибаг. Она кивнула. — Тогда почему Коту ответила взаимностью Маринетт? Она начала медленно, но чем больше говорила, тем быстрее тараторила: — Я обожаю быть Ледибаг. Люблю свободу, и паркур, и собственную силу. Люблю, как мы слаженно работаем вдвоём. Но я ненавижу, как на меня все смотрят, даже ты. Ледибаг не может ошибиться. Я должна быть какой-то там великой спасительницей, но я просто — я. — Я не считаю тебя… — Считаешь, — сказала она. — Я знаю, как ты смотрел на меня и как улыбался, когда думал, что я не вижу. Мне иногда казалось, что ты меня… боготворил. Он скривился. — Э-э… — С этим непросто справляться, когда Маринетт не оправдывает ожиданий. Ему не понравилось, как это прозвучало. — Это неправда. Она улыбнулась, словно не поверила. — Тебе нет дела до того, что они скандируют моё имя чаще, чем твоё, хотя мы напарники. Только потому, что я могу магически вернуть всё на места, не значит, что у них есть право считать тебя не важным. — Она огляделась. — Но, наверное, ты не прочь иногда побыть не в центре внимания для разнообразия. Он пожал плечами. — Я не против, чтобы вся слава досталась кому-то другому. Ты её заслуживаешь. — Могу поспорить, ты сегодня очень разозлился, когда я не пришла тебя выручить. Я тебя впервые подвела. В этом Адриан признаваться уж точно не собирался. Она, кажется, и так знала ответ на свой вопрос. — Все изъяны меня как Маринетт были перед тобой как на ладони, и тебе было всё равно. Ты приходил снова и снова, смешил меня, заставлял краснеть, дарил столько внимания, и… Ну, я знала, что ты тоже извлекаешь из этого пользу для себя, и я бы не позволила кому угодно так делать, и ты всегда так старался не сделать ничего… ну… — Её чудесный розовый румянец расцвёл ярче. — Ты всегда был безупречным джентльменом, но знаешь, не так много котико-поцелуев от горячего мальчика-кота может вынести девичье сердце, прежде чем взорваться. Он не сдержал ухмылки, расползающейся по лицу. — Ты всегда мне нравился, Кот, — продолжила она, бросая на него взгляд из-под ресниц. — Вначале, конечно, не в таком смысле, но я всегда была неравнодушна. Мне казалось, что будет нечестно предлагать тебе поглаживания от Ледибаг, и я не хотела ранить тебя. Но как Маринетт… я могла помочь, потому что знала, что ты хочешь быть с Ледибаг, и не будешь просить от меня ничего сверх. Чем чаще ты приходил, тем сильнее я ждала тебя. С предвкушением даже. — Она склонила голову в его сторону. — Почему ты возвращался? Адриан нервно рассмеялся. — У меня была красавица, которая была готова гладить меня и потакать коту. Это было странно в начале, потому что ты это ты, и мы учимся вместе, но ты словно не хотела общаться со мной в обычной жизни. Мне-Коту ты открылась с совсем другой стороны, которую я не видел раньше. Шутливые перепалки и эта глубоко спрятанная печаль, которую ты никому никогда не показывала. И руки у тебя совершенно порочные. Маринетт округлила глаза и уставилась на свои руки, будто никогда их раньше не видела. — Правда? — Абсолютно воз-мур-тительные. Я под ними у-мяу-таю. Она рассмеялась. — Столько всего о тебе я хотел узнать, сколько всего меня интриговало. Я любопытная киса, и мне нравилось уже увиденное. Она улыбнулась, и от этой улыбки в комнате словно стало светлее. — Правда нравилось? — И сейчас нравится. — Оторвав руку от колена, он поманил Маринетт к себе. Она залилась краской, но упёрлась руками в мягкую обивку дивана и пересела ближе. Не так близко, как ему бы хотелось, но достаточно близко, чтобы можно было наклониться ей навстречу и подтянуть, усаживая рядом с собой как следует. Он закинул её ноги к себе на колени и уложил руку на её бедро. Адриан подался навстречу и позволил её дыханию коснуться лица, когда потёрся носом о нос. — Ты в одном была права. — Правда? Прижавшись лбом ко лбу, он пробормотал: — Я тебя правда боготворю. — Он поднёс к губам её ладонь и поцеловал. — Я боготворю это. — Он прижал её руку к своей груди и придержал там, пока целовал вторую ладонь. — И это. — Он оставил её руку лежать на своей шее. Подался вперёд и, оставив без внимания губы, поцеловал её нос. — Я обожаю вот это. — От легчайшего прикосновения кончиков пальцев к щеке она чуть повернула голову, и его губы прижались к виску. — И это. — Её ухо было совсем рядом, поэтому он потёрся о него и провёл по нему языком. — И это. — Его руки легли на её бёдра, чтобы притянуть её чуть ближе. — Я обожаю тебя всю целиком и жду не дождусь, когда узнаю о тебе всё. Она захихикала, и её взгляд затуманился. — Кот. Он замурлыкал. Она зажужжала. — Тебе ещё страшно? Тихий, едва слышный вздох. — Нет. Он чуть повернул голову, и губы встретились с губами. — Так можно? Руки Маринетт вцепились в его воротник, притягивая ближе, и Адриан позволил себе раствориться в ней.