Благодаря тебе мир потерь стал миром приобретений.

      Чонгук проснулся раньше, обнаружив Чимина сладко дремлющим в своих объятьях. Глаза парня опухли от долгих рыданий, но он все-равно выглядел очаровательно. Младшему впервые захотелось задержаться подольше, не будить того, дожидаясь, когда Пак проснется сам. Парень провел пальцами вдоль позвоночника, набирая полные легкие воздуха и прикрывая глаза.       Идиллия длится не долго: Чимин сам привык и подстроился под расписание, а потому возвращается из мира сновидений довольно скоро. Сначала кряхтит недовольно, сжимая кулачки на чужой одежде, а после, отпрянув от горячего тела, потягивается. Судя по удрученному выражению лица, обстановка вокруг не радует — во сне было куда лучше. Что ж, Чонгук может считать, что выполнил свою работу на «отлично».       Не считая скомканного «С добрым утром», они собираются в комфортном молчании. Младший показывает Чимину дорогу к ключу, где они вдвоем умываются и наполняют фляжки. Отходит обратно к «лагерю» Чонгук раньше, так как второй остается для того, чтобы уложить взлохмаченные после ночи волосы. Но не успевает парень приблизиться к оставленным вещам, как слышит неподалеку шум, причем такой долгий и активный, словно неизвестный и не планирует скрываться. Он настороженно оглядывается, аккуратно опускает фляги на землю, медленно достает пистолет.       Подоспевший, и явно посвежевший Чимин интересуется: «Что случилось?», а Чон не может объяснить порыв старшего за своей спиной укрыть. Тот отстаиваться в стороне не собирается, поднимает лук и идет вместе с Чонгуком на разведку. Нарушитель спокойствия находится быстро — возле останков медведя, запах от которых стремительно разносился по всему лесу, ползал дикарь. Увидев приближение парней, он оскалился, не желая оставлять падаль. Чон морщится: у существа не развилась собачья галантность, зато в полной мере прогрессировала человеческая жадность. — Оставь его. — попросил Чимин, глядя на агрессивного незнакомца с жалостью.       Мужчина был вымазан в грязи, кожа на руках и ногах ороговела. Немытые засаленные волосы, сбившиеся в ком, которые вряд ли представлялась возможность расчесать, похожего вида борода. Он корчил рожицы, пытаясь напугать соперников, которые, как он считал, претендуют на мясо. — Ты никак ему не поможешь. — сказал Чимин, за руку уводя Чонгука, впившегося в дикаря взглядом. — Человека, потерявшего в себе все человеческое нельзя перевоспитать обратно. — Ведь были случаи, когда детей таких дикарей приводили в города. Они учились пользоваться инструментами и даже говорить. — парень и сам не понимает, к чему начал говорить это. Одно дело ребенок, а другое — взрослый мужчина. — Я тоже слышал эту историю. — Пак смотрел себе под ноги. — Девочка-подросток, что из дикарки вновь превратилась в полноценного члена общества. Только это была обычная дрессировка, воин. Как можно научить ворона выговаривать слова, как можно приучить собаку к спальному месту, также можно создать видимость того, что дикарю вернулся разум. — Тебе не жаль их? — Они не дети человеческих общин, а дети леса. Дети Взрыва. Ведь именно после него многие остались отлученными от социума. Существа, что застряли между людьми и животными, не имея возможности приобщиться ни к первым, ни ко вторым. Конечно, мне жаль их. Хотя самих их вряд ли волнуют такие мелочи. — Думаешь, такое существование лучше смерти? — Любая жизнь лучше смерти. — более сурово отозвался парень. — Пока ты живешь, ты имеешь возможность стать счастливым. Может по бытовому: имея кров и еду, но все-таки счастливым.       Этот диалог положил начало дороге, длинною почти в полторы недели, в течение которых отношения между парнями кардинально изменились. Чонгук, который до этого о существовании термина «забота» знал только со стороны, изредка наблюдая за супружескими парами или родителями с их детьми, чувствовал себя неловко, но до одури прекрасно. Любое подбадривающее прикосновение старшего, брошенное мимоходом «Ты порезался?» и следующее далее «Обязательно обработай, хорошо?», заставляли его трепетать. Прогоняя в памяти события недавних дней, он понял, что Чимин заботился о нем все время, только Чон, в силу своего снобизма этого в упор не замечал. Казалось, что даже атмосфера между ними стала более разряженной: ушло большинство недомолвок, они стали открытыми друг для друга, стали равными.       На пути попадались покосившиеся торговые центры, заросшие бензоколонки, заброшенные сгнившие избы, но парни все-еще предпочитали оставаться на ночлег под деревьями или в углублениях в холмах. Летними ночами было не так уж и холодно, да и в таких просматриваемых строениях смыкать глаза было опасно, тем более, что они были излюбленным местом жительства дикарей.       Теперь они спали только рядом. Чаще всего отвернувшись в разные стороны, но даже чувство тепла, исходящего от чужой спины, успокаивало. Чонгук вдруг словил себя на мысли, что последнее время чувство одиночества, казалось бы, ставшее уже частью него за столько лет, перестало беспокоить. Какая бы тема не приходила на ум, он мог спокойно обсудить ее с Чимином, и тот бы с удовольствием диалог поддержал. Времени на отдых отводилось не так много, и большую его часть они отдавали сну, и все же те драгоценные моменты, когда парни были посвящены сами себе (и друг другу) не забудутся даже под угрозой смерти. Уроки Чимина для младшего по разламыванию яблок (к сожалению, безуспешные), попытки Чонгука на камне углем повторить первобытные рисунки, сопровождаемые заразным смехом старшего, прикрывающего рот ладошкой. Может картинки вышли не очень, да и все руки остались перепачканные углем, но это все окупала детская радость старшего, из-за которой Чонгук решил, что все было не зря.       Волей-неволей в темноволосую голову закрадывались мысли о том, что же ждет их дальше? После операции, если ее исход, конечно, будет успешным. Чимин вернется в свой дом, а Чонгук в Аман. На этом все? Младший примерно запомнил местоположение чужого жилья, но заявиться туда без приглашения будет некрасиво по отношению к социофобному хозяину. «Мы будем рядом только на время операции», — звучат в памяти слова сказанные Чимином. Внешне парень невозмутим, но внутри становится горько.       Чем ближе к Ордену, тем сдержаннее становились диалоги. Каждый становился более сосредоточенным, уходил в себя и свои раздумья. Встречи с патрулями, шнырявшими по всей местности, избегались всеми возможными способами. — В крепость «Койота» есть четыре входа. Три из них охраняются в усиленном режиме, а четвертый, можно сказать «неофициальный», всего парой-тройкой солдат, так как открывается только во время массовых охот, или оптовых завозов продовольствия. — объяснял Чонгук, водя пальцем по карте. — Наша цель — четвертый вход? — А ты догадливый. — парень улыбнулся, получив шутливый удар в плечо.       Полянка перед домишкой, служившим пропускным пунктом, была коротко выстрижена, чтобы никто не смог в ней прятаться, а потому парни наблюдали издалека. По хорошему, им стоит закончить на этом, чтобы дождаться подкрепление в виде воинов. Но кто же знает, на какой стадии разработки находится смертельный яд? Намного проще будет зарубить это дело на корню, а потому, парни решают рискнуть.        Один из солдатов решил покинуть строение, прогулочным шагом двигаясь куда-то в противоположную сторону. — Уберешь его из зарослей? Я пока пробегу внутрь. — Чимин кивает, а Чон, убрав пистолет с предохранителя, пригнувшись, преодолевает расстояние до деревянной двери.        Возле нее мутное окошко, которое не мыли настолько давно, что по его уголкам стал расползаться мох. Воин приподнимается, чтобы заглянуть в дом и оценить ситуацию, которая оказывается просто невероятной: внутри всего один человек, причем тот, чье имя скрипело на зубах Чона в самом начале пути.       Дверь жалобно скрипит, получая сильный удар ногой. Вошедший без промедлений выстреливает в чужое бедро. Тэян, не успевший ничего толком сообразить, падает на захламленный пол, ладонями пытаясь остановить кровотечение. Чонгук выглядит поистине злорадным, правда улыбка второго, полная облегчения его немного сбивает. Осознав, кто именно перед ним стоит, парень даже перестал стонать от боли.       Чон вдруг забывает все, что когда-либо хотел спросить или сказать. Тэян такой же, ничуть не изменился с их последней встречи, и это ранит. Он хочет простить, хочет войти в положение, но разве так подобает вести себя доверенному лицу? Тем более, что этот парень чуть не убил их общих знакомых. — Какая встреча! — командир фальшиво улыбается, шеврон на форме бывшего сослуживца режет глаз. — Чонгук, — парень выдыхает, сжимая зубы. Рана все-таки болит. — Я так рад, что встретил тебя. — А я то как рад. — он нацеливает дуло на чужую голову. — Как тебе служить в рядах тех, кого поливал грязью всю сознательную жизнь? Как тебе звание «Солдата», Тэян?       Второй не отвечает, отводя взгляд. Неприятно слышать такие обвинения, пусть и правдивые, от того, с кем они рука об руку прошли путь становления воина. Чонгука вдруг прошибает невероятное понимание к позиции Чимина. Люди и правда продажные ублюдки, ставящие желание спастись выше морального достоинства. — Напоследок, мне хотелось бы узнать, почему ты перебежал. Заранее не верил в наши силы и решил присоединиться к тем, у кого больший потенциал?       Чону больно. У него горло сдавило подкатившим комом, пока перед глазами проносятся те прекрасные дни, когда они с Тэяном были по одну сторону баррикад. Почему все складывается именно так? Оставить парня в живых — значит дать слабину, но испытает ли он облегчение от убийства? — Чонгук… Я не предавал Аман. — звучит настолько абсурдно, что командир не отказывает себе в искреннем смешке. — Да, и шеврон на твоей форме это доказывает. — Я понимаю, что моим поступкам нет оправдания, — он тяжело сглатывает. — но все-равно хочу, чтобы ты меня выслушал.       Его трясущаяся рука, выпачканная кровью, поднимается вверх, с трудом стягивая фирменную куртку с плеча. Чонгук хочет «ахнуть», когда видит, что скрывала грубая ткань. Пацифик. Символ мира, символ их деревни, вырезанный прямо на коже. Его не было, когда Тэян был в Амане, а значит, он сделал это уже будучи частью Ордена. Но зачем? — С татуировками сейчас напряженно, поэтому шрамирование оказалось единственным доступным вариантом.       Парень поднял на него глаза, и Чонгуку захотелось отвернуться. Тот же взгляд, излучающий добродушие. Как можно выпустить пулю в лоб этому человеку? Человеку, прикрывавшему его во время схваток, подававшему руку, когда он падал? — Я правда не хотел стрелять в наших во время той стычки, и я искренне надеюсь, что никто не пострадал… — Что ты вообще творишь?! — парень подорвался к нему, хватая за грудки. — Какого черта вместо того, чтобы идти рядом со мной, ты охраняешь этот ебучий сарай?! — Чонгук, я встретил девушку. — командир отпускает его, глядя как на умолишенного. — Она попала в «Койот» когда ей было девять лет. До тринадцати она выполняла просто роль прислуги, с ней обращались и обращаются как со скотом. Ты ведь знаешь, как проходит женская часть отбора? Для деторождения выбирают здоровых, крепких и молодых девушек, способных воспроизводить воинов, а для… развлечений, выбирают хрупких, «одноразовых». Их совсем не кормят, чтобы они не прибавляли в весе. Сейчас ей девятнадцать, Чонгук, и с тринадцати лет ей пользуются как игрушкой. Она была рождена, чтобы сиять, но этому сиянию не пробиться через такой слой грязи. — Что ты несешь?.. — второй отошел на пару шагов назад. — Ты покинул родное место, перешел на сторону врага, напал на своих людей из-за… приступа жалости к девушке? У тебя в голове и штанах ветер гуляет? Ты убивал людей, копал могилы практическими голыми руками! Сейчас не спокойное время, случаются ужасы и похуже!       Тэян усмехается, хотя его губы дрожат. — Что и ожидалось от хладнокровного командира. — он оторвал руки от кровоточащего отверстия, чтобы пару раз хлопнуть в знак уважения. — А вот скажи, Чонгук, ты когда-нибудь любил? Маму, кошку? Кого-нибудь?       Чон молчит, задумавшись. Он никогда не видел своих родителей, был равнодушен к домашним животным. Ему нечего ответить на данный вопрос. «Не любил, потому что, все, кого мы любим рано или поздно умирают». — Я надеюсь, ты тоже найдешь такого человека, ради которого будешь готов убить кого угодно, и тогда ты поймешь меня. — Кого угодно? Даже друзей? — Даже самого себя. — твердо отвечает парень, роняя голову на доски. — Я пытался спасти ее. Выдворить из этого ужасного места, но у меня ничего не вышло. После совершенного мной, путь в деревню закрылся, я не знаю, куда повел бы ее, но я был так воодушевлен мыслью о том, чтобы избавить ее от оков Ордена. — его веки опустились. — Ты представить не можешь, как загорались ее глаза, когда я говорил ей об этом.       У Чонгука пол уходил из-под ног, он абсолютно не понимал, что должен делать. Тэян посмотрел в потолок, судя по количеству дырок, активно протекающий во время дождливой погоды. — Ты сможешь спасти ее, Чонгук?       Парень не ответил. Как? Он даже не знает, сможет ли спастись сам, хотя остальные мирные жизни для него в приоритете, по сравнению с собственной. Давать такое обещание слишком ответственно, он боится, что не сможет выполнить его. — Ты ведь должен убить меня.       Эти слова отдают у Чонгука в груди болезненным эхом. Он впервые колеблется, прежде, чем лишить человека жизни. — Я рад, что встретил тебя. — повторяет Тэян начало их диалога. — Правда рад. Я ненавидел каждый день проведенный в стенах крепости, но если бы вселенная дала мне второй шанс, я бы поступил точно также, Чонгук. Несмотря на все, что я пережил здесь, каждая минута проведенная рядом с ней стоила того.       Командир поджимает губы, встряхивая головой. Что теперь приказываете делать? Он уносится в размышлениях куда-то далеко от сгнившего домика, когда слышит тихое, но уверенное. — Я понимаю, насколько нелегка твоя ноша, поэтому избавлю тебя от нее. Спасибо, что выслушал. Спасибо... Что был рядом.       Парень достал из кобуры пистолет, что Чон даже не замечал до этого времени, и приставил к виску. — Погоди, Тэян! — тот ринулся вперед, но было уже поздно.       После тихого «Извини» прогремел выстрел, а по полу расползлась ассиметричная бордовая лужа. Жидкость проникала в щели между досками, впитывалась в грязный круглый коврик у стола. — Блять, — парень закрыл лицо руками, отворачиваясь в диком желании закричать во все горло, срывая связки.       Он ушел счастливым? Или опечаленным, с чувством бесполезности? Знал ли он, что был Чонгуку дорог? Тот ведь никогда ничего подобного не говорил. Сгибаясь пополам от внутренней агонии, парень сожалеет о том, что не сделал этого раньше. "Если бы ты честно признавался в своих чувствах, все было бы куда проще! Перед кем ты рисуешься?" - безысходный крик Чимина. Он обещает, что теперь будет честен с другими и самим собой.       Смотреть на то, что осталось от чужой головы было невыносимо. Но глядя между пальцев, он заметил, как что-то блеснуло на окровавленной груди. Подавляя рвотный рефлекс, Чонгук вцепился в капсулу-медальон, снимая его с тела. Тэян носил его столько, сколько Чон его помнил. Прокручивая цепочку на ладони, парень заметил, что на бронзовом покрытии было криво выцарапано «Элейн». Он смирился со смертью товарища однажды, переживать ее второй раз уже не так больно, но парень не знает, легче ли ему от мысли, что третьего раза не будет.       В этот момент перед ним появилась чья-то тень, которая, как оказалось позже, принадлежала Чимину. Пришедший в полной готовности старший, опустил лук, уточняя: — Все в порядке?       Чон положительно кивнул, пряча подвеску в карман штанов. Так сильно хотелось признаться, прижаться к его груди и сказать: «Я так устал», но слишком большой путь был проделан — нельзя отступать, нельзя давать дорогу слабостям. Люди умирают, это ведь естественно... — Их было всего двое, я оббежал все вокруг — никого нет. Но и ворота закрыты изнутри. Что собираемся делать? — Весь Орден соединен сетью катакомб. — настраиваясь на нужное русло, Чонгук достал сложенную в несколько раз бумажку. — Выход в них есть под большинством зданий, не считая жилые дома. — У тебя есть их схема? — даже с неким восторгом спросил Чимин.       Но после того, как он окинул взглядом «карту», запал спал. — Какая-то она кривая. — с недоверием произнес напарник, чем смутил младшего. — По ней точно можно следовать? — Оригинал всего один, и он хранится у нашего Губернатора. Я перерисовывал ее вручную. Может это и не тянет на шедевр, зато она точная. — В Амане туго с принтерами? — В целом с техникой, — пробурчал парень. — Ты ведь знаешь, что после Взрыва практически все электроприборы пришли в негодность, а те, что остались сосредоточены в Ордене. Мы облазили все территории вокруг, но все, что мы нашли было в основном бытовыми приспособлениями, да и те работали на последнем издыхании. И вообще, человек, использующий лук заместо огнестрела, не может предъявлять мне за технологии! — последнее предложение было сказано в шутку, чтобы тему закрыть, а потому Чимин не отреагировал остро. — Ладно, вероятно, теперь нам нужно поднять люк, на котором ты стоишь? — Чон практически отпрыгнул со своего места. И правда, он настолько был увлечен разговором с Тэяном, что не заметил ничего вокруг.       Подцепив край крышки валявшейся неподалеку деревяшкой, что раньше, скорее всего, служила ножкой стула, парни совместными усилиями отодвинули тяжелый кусок чугуна. Снизу на них смотрела однотонная тьма, в коей утопали редкие самодельные ступеньки. Снизу веяло холодком и затхлостью. — Какой шанс нарваться там на кого-нибудь? — интересуется парень, стараясь утихомирить мурашек, бегущих по коже. — Никакого, сейчас, насколько я знаю, они не используются. — А для чего использовались раньше?       Чону даже стало стыдно за свою неподкованность в данном вопросе. Он пожал плечами, вновь обращая взгляд в яму, кажущуюся бездонной. Возможно ее использовали, чтобы выходить на засекреченные вылазки или собираться на заседания. Таких тонкостей парень не знал. Запах крови заполонил все пространство, и Чонгук не желал более медлить.       Ощупывая ногой следующие ступени, спустился вниз первым, после, помогая спуститься Чимину. Парень прикрыл за собой люк, чтобы если их проделки обнаружатся в ближайшее время, то солдаты хотя бы не сразу догадались куда они пошли. Мало ли это был просто набег?       В тоннеле хоть глаз выколи, зажигалка не сильно справлялась с тем, чтобы освещать путь, но довольствоваться приходилось меньшим. Катакомбы представляли собой не особо просторное выкопанное под землей отверстие с кучей разветвлений. От обвала его удерживали деревянные балки, на которых, как гирлянда, развешена паутина. Парни идут пригнувшись, выпрямиться в полный рост в таком узком пространстве не удается. — Мерзкий запах, — вдруг шепчет Чимин, натягивая маску на нос, еще сильнее усложняя себе дыхательный процесс.       Да, запах сырости и тухлости сопровождает их с самого начала, но сейчас Чон тоже почувствовал что-то еще. Едкое, но почему-то такое знакомое. Парень никак не может вспомнить, где же слышал его ранее?       Согласно чертежу, до лаборатории остались считанные метры. Чимин делает очередной шаг, и чувствует, как нога вместо твердой поверхности, входит в что-то мягкое. Матерясь, парень отходит назад, прося младшего приблизить единственный источник света к неизвестной структуре. Они ожидали, что это будет лужа грязи или какие-то наросты, но увиденное повергло во что-то среднее между ужасом и удивлением.       Человеческая рука. Валяющаяся отдельно от тела, покрытая гниющими язвами с запекшейся кровью. Не все пальцы на месте, а на тех, что остались, сгнила кожа, являя миру разлагающиеся мышцы. Хозяин этой руки находится неподалеку. Он и еще десяток других людей (а точнее то, что от них осталось), сваленных друг на друга, находятся в похожем состоянии. — Они просто сваливают сюда трупы… — морщась от омерзения, говорит Чимин.       Чонгук разглядывает мужчин до тех пор, пока от света зажигалки на плече одного из них, что-то не отдает золотистым блеском. Парень тут же указывает туда, обращая внимание старшего. Шеврон. Чужих, своих… Вот так варварски обошлись с телами не только врагов, но и граждан. Кажется, даже с наполненным мусорным пакетом обходятся уважительнее.       Вариантов не много: идти дальше нужно в любом случае. Парни проталкиваются в, и без того узкий проход, между трупами, периодически кашляя от зловония заполонившего воздух. И вот — лестница. Осталось только подняться, и Чонгук уступает второму, дабы тот имел большую возможность отдышаться. Когда Чимин поднимается уже на третью ступень, вокруг лодыжки младшего с силой смыкается какое-то шершавое кольцо. Он резко ею дергает, ненароком попадая рядом лежащему телу в голову. Через секунду приходит осознание: труп схватил его за ногу.       Губы мужчины разложились, но рот приоткрывается, чтобы выдать хриплое: — Воды… Прошу…       У Чимина глаза увеличиваются в несколько раз. Судя по отсутствию звуков сверху никого нет, а потому он дрогнувшим голосом произносит: — Он живой?..       Чонгук молчит и сам не зная ответа на вопрос. Парень почти полностью сгнил, его задние конечности задеревенели, став частью почвы, каким образом он может двигаться? — Выбираемся, это может быть заразно. — закрадывается леденящее душу предчувствие, и он хочет как можно быстрее выбраться отсюда.       Чимин выталкивает крышку, стараясь делать все как можно более бесшумно. Вылезает первым, подает младшему руку. Свет в заставленном стеллажами помещении холодный и приглушенный. Чон предупреждал, что они вылезут на складе, но даже с такой информацией старший представлял его себе по другому. Думал, что здесь будут коробки с медицинским оборудованием, но никак не бесчисленное количество террариумов с какими-то мелкими мошками, что беспорядочно бились об стеклянные стенки. Слишком много потрясений за короткий промежуток времени, для Чонгука так точно. Парни молча разбредаются по комнате, не в силах подавить шок.       Так вот, что за контейнер был в сумке того парня. В них они собирают мошкару, но для каких целей? Это чей-то корм, где-то за соседней дверью выращивают лягушку-мутанта? Чимин находит на одной из полок записку, похожую на отчет, и по отдельным словам делает полноценный вывод. Такого просто не может быть, это ведь слишком… — Чонгук! — парень оборачивается и видит, как изогнулись брови старшего, пока рот раскрывается как у выловленной рыбы. — Это москиты.       Заявление никоим образом Чона не трогает, он лишь вопросительно разводит руками. — С их помощью они разводят лейшманий. — ясности это не привносит, и Чимин начинает беситься. — Я читал о них в книгах по медицинской паразитологии, которые хранились у нашего врача.       Не к месту, но Чонгук чувствует, что стал еще сильнее восхищаться напарником: он с книгами всегда был на «Здравствуйте», а этот в юном возрасте уже изучал такие сложные материалы. — Они развиваются в организмах небольших насекомых, например комаров или москитов, и через них попадают в организм человека. — они сталкиваются взглядами. — То, что мы наблюдали внизу — результат поражения, только какой-то… гипертрофированный. Похоже, в этой лаборатории они выращивают мутировавшие организмы, заставляющие тело человека стремительно гнить и разлагаться, пока тот еще жив.       Внутри разгорается злость. Это именно то, о чем говорили разведчики. Хочется все вокруг поразбивать, да только это ускорит поражение территории этими гадами. Люди, лежали внизу — подопытные. Ставить такие жестокие эксперименты, заставляя преждевременно мучиться в аду… Вот так в Ордене своих не бросают? Чимин еще раз внимательно вчитывается в отчет, чтобы точно ничего не упустить. В нем упоминается некий раствор… Парень кивает сам себе — выпускать разносчиков инфекции на свободу — полная глупость, ведь те, в первую очередь, перебьют сам «Койот». Они перемещают паразитов в жидкость, по консистенции близкую к пищеварительному тракту москита, и уже ею опрыскивают человека. Мерзко, как же мерзко…       Пока Чонгук пытается утихомирить внутренних демонов, старший пробегает между рядами, наконец замечая сейф. Он ледяной, внутрь наверняка подведена холодильная установка. В такой температуре паразит покроется цистой, «уснет» на время. Нет никаких сомнений, что образцы раствора хранятся именно здесь. Недалеко, в углу, Чимин находит баллончик с отравой для насекомых, припасенный для критической, видимо, ситуации, ну, или же в целях самозащиты.       Замочек на двери щелкает, что заставляет обоих парней напрячься. Вошедший полный мужчина сначала не замечает гостей, притаившихся в конце склада, узнав об их прибытии, только когда Чон приставляет ему нож к горлу. — Только попробуй закричать. — грозится он, поваливая человека на пол.       На нем надет медицинский халат, перчатки, химическая защита на лицо. Простого прохожего сюда не пустят, выходит — это один из работников. А зная насколько в Ордене все строго с приватностью, они не будут лишний раз брать помощника, сокращая количество вовлеченных лиц до минимума. — Вы занимаетесь разработкой этого… — Чимин не может подобрать слова. Яда, оружия массового поражения?       Чонгук не понимает, как у старшего хватает выдержки с такой мразью «выкать». Только сильнее давит коленом на грудную клетку, вовсе не переживая за то, что она может сломиться под напором. — Да, — кое-как выдает мужчина, цепляясь ручонками за младшего. — Сколько людей вовлечено в создание? — Только я и Генералиссимус… Даже охрана толком не понимает, что сторожит. — пыхтит ученый, покрываясь испариной. — Существует ли вакцина? — Ее разработка строго запрещена. — Я могу лично поинтересоваться? — парень присаживается на корточки, отвлекаясь от формата допроса. — Вы хорошо спите по ночам с мыслью, что то, чем вы занимаетесь каждый день убьет десятки тысяч людей мучительной долгой смертью?       Тот опускает руки, прекращая оказывать сопротивление. Чимин не испытывает к нему и толики жалости. Сам бы с удовольствием размозжил эту лысую голову по всей плитке, да он вроде как пацифист. От насилия и войны отказывается, просто иногда, этого не выходит избежать. Для блага одних людей, необходимо убрать других — это истина человеческого мироздания. — Я столько раз пытался совершить самоубийство, да вот только кишка тонка. — дает мужчина ответ. — Я заслужил смерти.       Чонгук поворачивается к старшему и, получив сдержанный кивок, перерезает чужое горло. Тело отправляется вниз, к остальным трупам. Может тот наполовину мертвец утолит свою жажду? Чтож, тот действительно заслужил этого — наука должна служить людям, а не уничтожать их. — И что теперь? — не успевает парень задать вопрос, как за дверью слышатся приближающиеся шаги.       Они прячутся за стеллажами, но опасность не минует — в помещение заходит мужчина в солдатской форме. Он тут же замечает размазанный кровавый след и только приоткрывает рот, чтобы позвать кого-то — Чонгук стреляет. Теперь времени совсем немного: он скидывает свой рюкзак, вручая в руки побледневшего Чимина, оттаскивает труп в глубь помещения и закрывает дверь. — Немедленно спускайся вниз и спрячь взрывчатку где-нибудь в катакомбах, — приказывает младший, блокируя дверь пододвинутым книжным шкафом. — Идем вместе со мной, они же сейчас прибегут. — лепечет Чимин, на что Чон грубо огрызается: — Быстро!       Чимин спрыгивает вниз, приземляясь на четвереньки, прямо на еще теплое тело. Нет времени отряхиваться, парень подхватывает рюкзак, слыша, как сверху выламывают дверь. Темно, ничего не видно, парень спотыкается об неровности, задевает плечами углы, но не оборачиваясь бежит вперед. В одной из закоулок он оставляет свою и чонову сумки, переводит дыхание, осев возле них. Парень без малейшего понятия где именно находится, карта тоннелей огромная и запутанная словно паутина, без света и схемы ему в жизни не найти выход, а значит вариант «позвать» подмогу отпадает. Да и кого он позовет? До Амана пешком дней девятнадцать, не меньше, да и кто ему поверит?..       Вдруг вдалеке он слышит голоса, на мгновение мелькает вспышка света. Его ищут. А он, в свою очередь, не может позволить им найти взрывчатку, потому стремительно двигается прямо на них. Чимину оказывают максимально теплый прием в виде удара в челюсть. Парень скалится, но не дерется в ответ — против четверых огромных мужиков, вооруженных до мозга костей, он вряд ли что-то сможет сделать. Ему скручивают руки, достают наверх. Чимин замечает, как охрана без каких-либо прелюдий наступала огромными ботинками прямо на лицо тому, чью безопасность должны были обеспечить.       Чонгук уже лежит вниз животом, избитый, но еще пребывающий в сознании. Последнее, что он произносит, прежде, чем ему наносят контрольный удар — это: — Прости, я должен был дать тебе зажигалку.