Леди Тано?!

— Саваж… блядь. Мол непонимающе уставился на брата, который сегодня дрался так безобразно, что через полчаса от него остался один большой желто-черный синяк. Сам Саваж прекрасно понимал, что косяк идет за косяком, но не знал, где ошибается и что неправильно делает, а потому тупо молчал, уставясь чайно-желтыми глазами на младшего агрессора — и вздыхая. — У тебя вместо мозгов суп, что ли? — буркнул Мол, неторопливо накидывая на обнаженные плечи робу, морщась и разминая шею, силушки в Саваже все же хватало на двоих Молов. — Что с тобой?.. Саваж молчал. Не говорить же… всю эту дурь, что булькала в его котелке, как адское варево. Брат прекрасно чувствовал, что что-то не так, а догадаться о причинах все равно не мог. Неделю Саваж ходил смурной и сам не свой, неделю он был поглощен тяжкими раздумьями, потому что его посещали сны — один дурнее другого, и он все спрашивал себя, к худу ли ему снятся два алых меча и слышится сухой кашляющий смех… … Молу сны тоже виделись, и он не знал точно, видения ли это Силы или просто кошмары. Но ни с Саважем, ни с Асокой, ни тем более с Лумией своими ужастиками Мол не спешил делиться. Еще чего! Почти каждую ночь он теперь видел учителя, и было до комичного забавно то, как происходила их встреча. Мол впадал в дикий ужас, когда он видел учителя вдали, среди рядов стройных колонн мандалорского дворца в Келдабе, и с каждым днем учитель просто приближался к нему на шаг, сложив руки на груди, запахнувшись своим коричневым плащом. Бледный подбородок выглядывал из-под капюшона. Мол покрывался холодным потом и умирал от страха, потому что проклятый старик был все ближе и ближе, и ему казалось, что случится что-то страшное, когда он дойдет до Мола, который не мог в своем сне даже пошевельнуть мускулом. Он только и способен был, что пялиться на учителя, играть в своеобразные гляделки, и тонуть в океане собственного ужаса. В такие ночи он просыпался, весь ледяной от страха, тяжело дыша. Грудь его высоко вздымалась, он вскакивал, как подстреленный в попу из бластера, и в панике озирался, сначала находя глазами и рукой Асоку, мирно спавшую под боком, а затем — глядя на комнату. К тому моменту Асока просыпалась тоже… чувствовала сильное волнение в Силе, как и все в доме. — Ты чего? — спросила она у ситха, сонно жмурясь и касаясь его плеча узкой оранжевой ладошкой. — Опять кошмар приснился? «Как у маленького спрашивает» — досадливо подумал Мол, скривившись, но смолчал. Гордость забрачью из него не выбить было каким-то слюнявым кошмаром. Хотя учителю до него оставалось сделать буквально три или четыре шага… Мол невольно передернулся и вдруг совершенно беззастенчиво прильнул рогатой головой к груди девушки, спрятал на ней лицо, выдыхая. — Ты чего?.. — растерялась она, нерешительно опустив руки ему на шею. — Все хорошо?.. Все хорошо… Пока — да. Только он. Только она. И ребенок. Тоже… в Силе. Он его чувствует, потому что Асока позволяет, иначе — она хорошо укрывает еще не родившегося одаренного. Материнская такая нежная забота, которую Мол сравнил бы с объятиями нежных рук. Будто птица крыльями защищает… Зачарованно, он подумал: а мне можно и подглядеть сквозь этот заслон. Усмехнувшись, он осторожно обвил Асокину талию руками и еще раз вздохнул, согреваясь от тепла ее тела. — Ты сам не свой в последнее время. Саваж тоже не в себе. Парни… я чувствую, как от вас плещет страхом. Да что такое? — нахмурилась тогрута. — Я не знаю сам, — задумчиво сказал Мол и оторвался от нее. — Я не уверен… понимаешь, вдруг это просто сон… — Просто сон — о чем? — вдруг нежно спросила она, касаясь ладонью его щеки. Голубые глаза беззастенчиво встретились с ситхскими, желто-красными, мерцающими такими дикими оттенками, что заглядывать в них было сродни прыжку в два горящих солнца. — Просто сон… об Учителе, — не веря, что он говорит это вслух, Мол все же сказал — поддался ей, сам того не ведая, доверившись и стремясь найти, что было неожиданно, утешение и заботу. Едва ли не защиту… Асока заметно вздрогнула, заслышав о Сидиусе. От Мола она многое знала о нем, но понимала, что забрак говорит ей только то, что хочет сказать, все мрачные тайны своего мастера оставив при себе. Возможно, не хочет довериться ей? Или не хочет, чтобы она обладала знаниями, за которые ее могут убить… опасными знаниями… разрушительными. — Тебе снится, что он идет к тебе, — уточнила Асока, выслушав неожиданный рассказ Мола. Голос его подрагивал, пока он повествовал свой сон. — Не ко мне, — поправил ее забрак, — а за мной. Это разные вещи, Асока. — Откуда тебе знать такие тонкости? — Чувствую? — пожал он широкими плечами. — Я же ситх. Я ощущаю. Это на уровне вдоха понятно… понимаешь, пока все гадают, я — знаю. — Мне это знакомо. — Тогда ты понимаешь… На секунду между ними воцарилась тишина: не гнетущая, не печальная, а вполне себе уютная тишина двух любящих людей, которые лежат друг напротив друга, беседуя — глаза в глаза, искреннее уже некуда. — Понимаю, конечно, но ты так фонишь в Силе, что наверняка Саваж ощущает тебя и как самый из нас неподготовленный просто мучается отголосками твоих сновидений… -… сно… видений… — раздельно повторил Мол и вздохнул, нахмурившись. Тяжелая складка расчертила его лоб, брови сдвинулись на переносице, отчего он стал еще мрачнее. Асока начинала понимать, что к чему. Он думает, это видение Силы — но так ли это? Зачем он Сидиусу? Нет, это немыслимо… К слову, вот уже который месяц они живут здесь тихо и мирно, никому не попадаясь на глаза. Асока даже отказалась от бешеной мысли связаться с другими джедаями, понимая, что так может привлечь ненужное внимание к себе… и к ребенку. Почему-то она была уверена, что это девочка, и частенько говорила об этом Молу. Мол вообще-то тоже был в этом твердо уверен, но из забрачьей вредности спорил, что носит под сердцем тогрута мальчика. Спор их был прост и безыскусен: если родится мальчик, называет его Мол. А если девочка, Асока. Вопрос имени сильно колебал обоих родителей: Асока хотела назвать ребенка в традициях народа Шили, и вместе с тем — как-нибудь по-джедайски, а Мола всего перетряхивало от этой мысли, и он подбирал сильные имена в ситхском стиле, надеясь, что и судьба у ребенка будет яркой, свободной, ничем не скованной… ни рамками, ни ограничениями… что очень вряд ли, учитывая, какая обстановка творится сейчас в Галактике. Прежде Мол стремился бы урвать часть власти в это неспокойное время, в период дележки всего и вся при становлении Империи стать сильнее, обрести больше единомышленников, а вернее, подчиненных… Но сейчас система ценностей его перевернулась с ног на голову, и он, официально все еще оставаясь главой Кримсон Дон, просто исчез с радаров своих людей, оборвав разом все связи и наплевав на всё — понимая, что исключительно Асокина безопасность является для него единственным мерилом… Пошел уже шестой месяц беременности Асоки, когда случилось нечто неожиданное. Парни возились на задворках возле ангара со свежесобранным спидером Мола, который Саваж уже умудрился разок угрохать так, что повредил ему стабилизатор — и сейчас братья чинили черную литую коняшку. В воздухе разносилось гудящее «брат, ну я стараюсь» от Саважа, который нормально разбирался в технике, но до Мола ему было далеко, как до Рилота ползком, а сам же Мол изрекал через фразу «Саваж, блядь!». Последнее стало уже притчей во языцех, и Молу строго вменялось: когда родится ребенок, блядьканье надо будет срочно прекращать, однако Мол оказался в принципе страшным пошляком и вульгарным матершинником. Его изысканные «да ебать меня по рогам» и прочие перлы то и дело срывались с татуированных губ, и Мол перманентно получал то по затылку, то по заду от Асоки, которой единственной из всех дозволялось как-то телесно наказывать взрывного ситха. Правда, сейчас «Саваж блядь да драть тебя сарлаком во все места и глаз на жопу натянуть да куда ты смотришь тут моя нога, а ты долбишь по ней разводным ключом…» — сейчас это было очень к месту. Асока усмехнулась, углубившись в чтение на паде и слушая нежные трели любимого. — Типичный ситх. — Типичный Мол, — подтвердила Лумия, вовсю вывязывая кружево на будущей кофточке для Асокиного дитя. — Саваж тоже хорош, додумался — ему по ноге попасть. Тоже мне одаренный. — Саваж не виноват, — заступилась за забрака Асока. Саважа она безгранично и по-сестрински любила. Лишенная любви к своим пятьсот первым водам, она нашла отголосок них в искренних чувствах к Саважу, который готовил как Боженька, был праведнее джедаев и, как знала сама Асока, скорее умрет, чем позволит причинить вред что ей, что Луме. — Он просто устал. Мол его загонял. Саваж то, Саваж это. Саваж так-сяк-наперекосяк. Саваж, дерись и пляши. Саваж, суп не тот. Услышав последнее, девушки встретились глазами и засмеялись, вспоминая, как на днях Саваж бахнул в супец особенно много эрогенной датомирской травки, отчего Мол ходил дня четыре мучимый совершенно несолидным ситхским стояком. Асока, далекая от присущей беременным трепетной ангелоподобности, ржала, подобно банту в период выпаса, и доводила до слез своими шутками Лумию: — Знаешь, Мол, как говорится… оружие темного воина в два раза длиннее оружия джедая. Мол кисло смотрел на девушку, скрестив ноги в лодыжках и щуря глаза. — И его световой меч тоже! — загыгыкала Асока, поддерживаемая прыскающим смехом Лумии и покашливанием Саважа. — Чтоб вас всех, — досадуя, сказал он, — Лумия, и ты?! — Прости, Мол, это слишком смешно… Сестры невольно вспомнили, как четыре дня Асока стебала Мола, пока действие супца проходило… правда, по ночам уже он отводил душу (и не только), так что в те четыре дня Асока бурным возгласам Лумии не уступала. Вообще, что Мол, что Асока по природе своей были хищниками, и отношения их тоже походили на любовь двух котов. Схватил кошечку за загривок, тряхнул пару раз, показал Силу и повелительно муркнул — она твоя. Расслабился — получил пушистую пощёчину и ретируйся поскорее вон. — Так что Мол сам виноват, — спокойно продолжила девушка. — Он просто затрахал Саважа. — Мол просто заботливый вайнэ, — возразила мириаланка, почитая Мола за старшего брата непонятной, слепой любовью. С первого дня между ними установились странные отношения — уважение пополам с острым пониманием. Такого единения душ не было у них даже со своими партнёрами, и порой Лума думала, что в нем она подсознательно ищет отца — которого недавно потеряла. И действительно, в некоторых случаях, от манеры двигаться до усмешки — Мол был поразительно на отца похож… И Лумия за почти шесть месяцев житья с ситхами бок о бок даже поверила в то, что теперь пусть Мол заменит ей пьода. Правда, звать его этим словом она не могла. Пьод, ну то есть папа, мог быть только один, а Мол — Мол стал вайнэ, старшим братом, ее личным тренером и наставником. Он совершенствовал её Макаши и показывал ей Ниман, желая сделать так, чтобы Лумия могла в случае чего не проиграть фехтовальщикам Сидиуса, из которых, как он знал на своей шкуре, старый учитель создает машины смерти. — Вайнэ, — хмыкнула Асока на это. — Твой вайнэ вчера накостылял по рогам твоему же возлюбленному. — Значит за дело. И вообще, Асока, это ты должна быть на стороне Мола! — возмутилась Лума и вдруг тихо подняла на девушку глаза. — Потому что очень скоро я встану на сторону Саважа, поскольку женщина, которая носит от любимого ребенка, должна смотреть с ним хотя бы в одну сторону. — На стороне Мола будут только умалишенные сторонники… чего? — Асока прервалась, захлопав глазами. Медленно, до нее доходило осознание, и она понимала, что губы поневоле растягиваются в широченной улыбке, а лицо обретает счастливое выражение. — Ты что, беременна? — Уже полтора месяца как, — мирно сказала Лумия. — Судя по датам… Коротенький писк сорвался с губ тогруты, и она с восторгом посмотрела на высоченного Саважа, который даже слегка согнулся и съежился под взглядом отчитывавшего его мелкого, но очень сердитого младшего брата. — Он знает? — Пока нет, — спокойно ответила мириаланка, светясь от удовольствия поведать кому-то эту радостную тайну. — Но хочу сказать на днях. Может, даже сегодня. — Сегодня!.. — восторженно повторила Асока. — Ох, Лума… Она поудобнее пересела на шезлонге, убрала в сторону пад. — Ты обязана сделать это как-то по-особенному. — А как ты сообщила Молу, что у вас будет ребенок? — вдруг спросила мириаланка, наивно заглядывая в лицо Асоки своими синими глазищами. И Асока вдруг поперхнулась. — Ну как тебе сказать… «Я улепетывала от собственных клонов, Мол меня выкрал из Келдабского дворца на спидере — а потом я мечтала избавиться от нежелательной беременности, перед тем рыдая в обнимку с Саважем и астромехом?.. Нет, это некрасивая версия» — быстро подумала Асока. — Ну… — она замялась. — Я встретила его на поле брани… — Оооооо, — Лумия разинула рот. — Так вы что, были по разные стороны баррикад? — В ту пору — да, — кивнула удовлетворенно Асока, потирая ручки. — Кругом бушует огонь, и я кричу Молу: остановись, ситх! Задумайся, сдайся, перейди на Светлую сторону. Я чувствую, в тебе есть что-то хорошее. Раз смогла понести от тебя дитя… — Вау!.. — выпучилась Лумия, живо представив картину беременной воительницы, гордо стоящей на фоне знамен Республики, и яростного, но прекрасного ситха, за плечами которого трепетало пламя. — А он? — А он… — Асока мечтательно закатила глаза к небу. Ну понеслось. — А он сначала сказал… ну ты знаешь Мола… это ты переходи на Темную сторону. Вместе мы сокрушим наших врагов и будем править Галактикой. Вот. И он так галантно мне еще руку протянул… на фоне вспышек и взрывов снаружи, там же осада шла… кхе кхе… — Ого, — растрогалась Лумия, прижав ладошку к груди. — Так он тебе обоюдное правление предлагал, это мощно. Для ситха-то. А ты? — А я! — отозвалась Асока. — Говорю, нет, ситх, ты не склонишь меня на Темную сторону. Я в своих решениях тверда. Вот тебе мое последнее слово. Идем со мной, я очищу твою душу и… — Кхе кхе, — Асока не заметила, как со спины к ней подошел Мол, вытирая руки от машинного масла некогда белой тряпкой, которую он лихо заткнул за пояс своих штанов, будучи без верха. Чумазый Мол пошел в дом, чтобы принять в душ, и невзначай услышал увлекшуюся и сейчас королевски прямую Асоку. — И что же было дальше? — А дальше, — надменно сказала тогрута, вздернув носик, — ты похитил меня наглым образом и увез на спидере на корабль. — Складно как! — восхитился Мол, затыкая подальше тряпку. Даже в таком виде, промасленый и с какой-то ерундой за поясом, он был просто великолепен — и Асока, подняв на него глаза, подумала, что в душ ей бы тоже надо сходить… — А вообще, ты орала как бешеная манка-кошка, и царапалась с такой же интенсивностью, и покрывала меня такими ругательствами, что уши твоих мастеров бы завяли через долю секунды. Я уж не говорю о том, что ты единолично меня совратила — отчего и появился вот этот вот плод греховной страсти ситха и джедая, — и он фигурно очертил рукой круглый живот Асоки. — Э, — она нахмурилась, обняв себя за талию и положив на живот руку. — Я бы попросила не тыкать тут. Ситх ты или нет, рога поотшибать и так могу. — Ну давай. Усмехнувшись, он тихонько присел на колено и принялся по устоявшейся привычке вовсю усюсюкать и мурлыкать с беременной Асокой, ничуть и никого не стесняясь. Мол вообще-то не стеснялся даже в одном полотенце после душа щеголять, что уж говорить о проявлении отцовской нежности. Он ласково потерся кончиком черного носа о выступающий живот, приложил к нему лоб. В опасной близости от Асоки оказались острейшие рога, которые Мол стачивал до короткого состояния всю свою жизнь, не давая венцу разростись, как у Саважа, и что Асоке, что Лумии порой казалось, что Мол рогов даже стесняется. Он был воспитан среди людей набуанцем, так что был там скорее странным хищным экзотом, существом второго сорта, что крепко повлияло на него на всю оставшуюся жизнь. Саваж своими рогами же напротив гордился и растил их, не собираясь спиливать. Правда, Мол был удивительно осторожен, и Асока даже не опасалась его — позволяя делать с собой решительно все, что он хочет. Умиротворенно обняв ситха за шею, она тихо наслаждалась залитым солнцем днем и спокойствием. Где-то возле ангара Саваж уронил спидер… послышалось его громкое «ах ты ж великая Мать…», но Мол даже не среагировал. — Девочка, — муркнула Асока, улыбнувшись. — Мальчик, — из вредности сообщил Мол. — А вот и нет, и ты это знаешь, — тихо щелкнула она пальцами по кончику его носа, и он смешно поморщился. — Знаю, но молчу, — согласился Мол и подмигнул. — Я в душ. Скоро вернусь. Не скучай, Асока. Асока не скучала: широко улыбнувшись, прилегла обратно на шезлонг, глядя в широкую татуированную спину ситха, усеянную едва заметными на черно-красном рисунке шрамами, и улыбнулась еще игривее, правда, прикрыв губы падом, когда он обернулся ей вслед и добродушно хмыкнул. — Ты все же сделаешь из него нормального мужчину. — Заметила Лумия. — В лохматые годы — возможно. … К вечеру девушки вынесли на большой деревянный стол, выскобленный дочиста, всю снедь, которую приготовили умелые руки Саважа. Прирожденный кулинар сам вынес горячее, аргументируя тем, что кастрюля тяжелая. Мол же вышел хитреньким и налегке, привалившись к стволу дерева плечом и параллельно натягивая футболку. — Что? Опять сеанс обжорства, леди Тано? — заметил он по инерции. — Когда уже будет леди Мол, — подколола в ответ тогрута, не ожидая, что Мол поперхнется, вытягиваясь лицом. — Ахха, Мол, видел бы ты себя. Успокойся, леди Тано нравится мне гораздо больше. Он странно посмотрел на девушку, присев рядом в кресле. — Ну у тебя и шутки. — Протянул он, однако себе признался, что его кольнуло, а чего это леди Тано нравится больше? Отложив эту мысль на потом, он положил Асоке горячее и сердито посмотрел на Саважа. — Никакой травы не подложил мне? — Нет, — вздохнул Саваж, который страдал из-за того, что богатый запас его датомирских приправ оставался неоскудевающим из-за того, что Мол противился эрогенным травкам. — Все пресно и безвкусно, как ты и любишь. — Вот и хорошо, — обрадовался Мол. Девушки лишь переглянулись с усмешками. — Тогда давайте уже поужинаем. Садись, Саваж, хватит изображать из себя столб. Ты все равно даже столбом стоял бы здесь бесполезным… — А у меня есть новость, — вдруг заявила Лумия, прерывая забрака и окидывая всех радостным взглядом. — Саваж, присядь, действительно. — Боже, — закатил глаза Мол, прожевывая горячее. — Ты так говоришь, будто от него на сносях… Лумия и Асока замолчали, возмущенно следя за наглым ситхом. Он сказал это так внезапно, что девушки просто растерялись — особенно Лумия, ведь была это ее новость! Ее — и больше ничья! — Что? — недоуменно вскинул бровь Мол и вдруг поменялся в лице. — Вы чего?.. Асока сложила на груди руки, едко глядя на ситха. — Вы серьезно?! — проревел Мол, аж выронив вилку. — Что? — тупо спросил Саваж с округлившимися глазами. — Да ладно! — не унимался Мол, совершенно обескураженный. — Что??? — повторил Саваж. — Ты беременна?! — Мол опешил от таких новостей, подпер лоб рукой и в ужасе оглядел стройную фигурку Лумии. — И на каком месяце?! — Мол, — мягко сказала Асока. — Позволь Луме самой все рассказать, а то ты от новости и так камня на камня не оставил. Лумия обиженно смотрела на парней. Как так! Это была ее тайна! Ее секрет! Она полтора месяца молчала как рыба, и все для чего?! Чтобы Мол случайной шуткой все и раскрыл… — Вайнэ, — простенала она, — ну что за язык у тебя. Да, я и впрямь жду ребенка. — От кого? — тупо переспросил совершенно шальной Саваж. Мол молча хлопнул ладонью о лоб, прикрыв ею глаза. — Саваж, блядь, — прошипел он, пнув брата в голень. — Дай Сила, чтобы ребенок умом не пошел в тебя… — В меня?! Саваж вообще-то быстро соображал и дураком далеко не был, но сейчас он просто растерялся — и нес всякую околесицу, избегая смотреть на девушку, потому что иначе он бы точно от избытка чувств либо что-то опрокинул, либо хлопнулся в обморок. — Не в тебя, — терпеливо повторил Мол, — а в Луму. Пусть она и джедай, но видит великий Малак, в ней разумения больше, чем в твоей башке, и куда весь ум утек, в суп или в рога, я вот думаю… Высказавшись, Мол перевел взгляд на жалкую, обиженную Лумию, похожую на несчастного ребенка. — У меня будет ребенок, — тихо повторил Саваж. — Брат, ты представь. — О СИЛА, — выдохнул Мол, — до него только дошло… — Топот двух маленьких ножек, — умильно продолжил здоровяк, — теперь помноженный еще на два. — Пиздец, — резюмировал Дарт Мол, — ситхские ясли. Джедайский детский сад… я тут не выживу… Саваж отмер где-то на двадцатой минуте, когда Лумия уже с беспокойством смотрела на удивительно спокойного мужчину. Он просто крепко обнял ее, встав из-за стола, и начал что-то тихо нашептывать на ухо, отчего Лумия заулыбалась — прильнув к его груди. Мол с Асокой переглянулись, усмехнувшись друг другу. — Я и мечтать не мог, — повторял Саваж как заведенный, и его глаза лучились счастьем, — ну надо же. Я и мечтать не мог!..

***

 — Нет, учитель, нет… Больно… Он снова раз за разом мучает его, вонзая в старые раны, ловко закрытые каминоанцами во время серьезнейших операций, световой алый меч, и Мол едва сдерживается, чтобы закричать. Сила… Тогда Кеноби отсек ему половину тела быстро, точно бутон цветка смахнул со стебля — и Мол не понял, что случилось, осознав боль и утрату лишь во время падения. Но сейчас учитель намеренно медленно раскраивал его плоть клинком, стараясь выбить из ученика крики. — Не ты мне нужен, хотя ты и превратился из моего оружия… в конкурента. Мол расширил глаза от дикой боли, глухо выдохнул, когда пульсирующий пламень вонзился в его живот, продолжая выжигать плоть. Распластанный на стальном медицинском столе и связанный по рукам и ногам, он терпел, понимая, что Сидиуса крики лишь порадуют. — Мне нужна она. И он все понял. Понял все — моментально. — Асока? — прошептал он, превозмогая боль и медленно сознавая. — Асока Тано?.. Вместо ответа его накрыл с головой смех, тихий, издевающийся, сухой смешок старого ситха. Он знал, что все, что он захочет получить, будет принадлежать ему. Он с легкостью отберет и это у своего ученика — и потому ничуть не беспокоится, просто сейчас решил помучить его перед утратой… перед самой большой утратой в его жизни. — Нет. Красные пятна плыли в глазах, боль стала пеплом, на губах появился вкус тлена. — Нет, не отдам, — сказал он, яснеющим взглядом обращаясь на Сидиуса, глядя на то, как кривится его рот в ухмылке. Ненавижу. Ненавижу, клокотало внутри забрака. Он резко дернулся вперед, перехватил руку Сидиуса, крепко сжал ее в своей руке. Меч растворился в воздухе клубом дыма, а ремни лопнули на запястьях Мола, когда он с остервенением рванулся прочь с проклятого стола. — Мой ученик, остановись, ты не ведаешь… Оскалившись, Мол провернул невесть как оказавшийся в ладони сейбер, активировал его, и между ним и Сидиусом, неожиданно сжавшимся, полыхнул алый клинок. Раны Мола исчезли, точно их стерли, и он резко наскочил на старого учителя, не медля, с размаху вонзил меч в его живот, оскалившись, яростно полыхая глазами, багровыми, как обагрявшая его руки кровь… Мол нахмурился. Кровь? После удара световым мечом? Кровь, которая пошла неожиданно обильно из живота Асоки Тано… — Нет, — пораженно расширил Мол глаза, выпуская из ладони сейбер. Где-то за спиной продолжал смеяться Сидиус — фоном. Он и не замолкал. Просто Мол так привык к его голосу, что прежде не слышал этот страшный аккомпанемент своей жизни. — Мол. Он на выдохе подхватил тогруту, изумленно глядя на нее и вжимая в себя. Он чувствовал, как горячо расползается по его рукам пятно крови, и вдруг опустил глаза вниз, понимая, что выжег рану в ее круглом животе. Дыхание сбилось, в висках горячо запульсировало. — Это ловушка. Мол. — Едва проговорила Асока. Струйки крови побежали из ее глаз, окропили ее оранжево-белое лицо, потекли из уголков губ. — Он только поддался… — Асока!.. Он всеми силами пытался сделать хоть что-то. Ведь можно же хоть что-то сделать?! Он не знал. Не умел. Отчаянно оглядевшись, крепче прижал к себе мертвеющую тогруту, но никого не увидел. Только чувствовался внимательный змеиный взгляд в спину. — Помогите! — выкрикнул Мол, решившись на последний шаг, на который не решился бы никогда. — Прошу! Кто-нибудь! Мир потерял границы и стал размытым. — Умоляю! Нет… Он тяжко задышал, понимая, что боится, сильно боится, и паникуя. Осторожно взяв ее на руки, он метнулся вбок. — Нет… только не она… только не они… Руки, которые держали его за грудки, сжимали в узеньких кулачках одежду, вдруг опали, и Мол, ничего не помня, метнулся куда-то вбок — и вдруг осознал, что его руки пусты. — Асока, — выдохнул он, не замечая, как дрожат ладони, и завертелся вокруг себя, в поисках ее тела. — Асока! Он вдруг услышал короткий всхлип. Младенческий плач. Сухой остаток надежды всплыл в нем туманом. Он пошёл на этот звук, гулко разносящийся по бескрайнему пространству, и позвал: — Асока?.. Тишина. Мол остановился, вслушался… и вдруг вздрогнул и подскочил, когда младенец надрывно завизжал, точно его кто-то убивает, причиняя ему нестерпимую боль. Молча, абсолютно бесшумно, четко определив, откуда идёт звук, Мол скользнул в туман… оступился и вдруг упал на колени. Мёртвый Саваж был обезглавлен. Его ладонь ещё сжимала световой меч — по инерции крепко. Головы нигде не было, свежесрезанная рана все ещё полыхала желтым ободком от светового меча. Поверх его тела, распотрошенная и глядящая в небо мутными синими глазами, лежала совершенно обнаженная Лумия. Мол не мог смотреть на это, тихо опустив глаза, не веря в случившееся. Асока… Асока тоже была там. Ее живот был одной сплошной раной, багровой и золотой, точно из неё вырезали плод. Она смотрела на Мола неподвижными бирюзовыми глазами, слегка удивленно… так, словно она не ожидала… Где ребенок?.. Мол заозирался. Где младенец. Он слышал, кричал ребёнок. У Асоки его нет. Глупейшая мысль пронзила его позвоночник. Он ещё жив, их малыш. Значит, его нужно найти. Мол пошёл вперёд, осторожно минуя тела своих близких, двигаясь как сомнамбула. Плач то затихал… то усиливался… становился визгливым и жалобным… — Я уже иду. — Твёрдо повторил Мол, хмурясь. — Уже иду. Он увидел какую-то тень вдали. Неясную тень в чёрном. Тень держала на руке что-то небольшое… — Отдай. Мол не узнал своего голоса — жадного, хриплого, жалкого. — Отдай! Это не твое! Он бросился вперёд так быстро, как мог… со всей силы ударяясь в зеркало. И резко глядя вниз. Ребёнок лежал на сгибе его локтя. Он не дышал. Не шевелился. И был очевидно мертв. Маленький, как Мол себе его и представлял. Раскинутые ручки, пухлые щечки. Глаза, покрытые веками, никогда не посмотрят на этот мир. Детский крик все ещё эхом разносился вокруг Мола, как издёвка. Он упал, отполз к зеркалу, вжался в него спиной, тихо прижимая к себе ребёнка и закрывая глаза. Он отчаянно вжимал малыша себе в грудь, точно стремился запустить своими сердцами его остановившееся сердечко. А затем он вдруг осознал, что держит в руках не ребёнка. Световой меч он прижал к своей груди, держа палец на кнопке, и оторопело думал, что от смерти его отделяет одно нажатие. Мол моргнул, устало повесил голову, стоя на коленях. Задумчиво посмотрел перед собой. Вопрос не стоял ребром. Мол не хотел умирать. Но и жить надоело. Он запрокинул назад голову и отчаянно, громко закричал, напрягая тело. Алый луч пронзил его грудь, выжигая одно сердце полностью и захватывая предсердие второго. Мол осел, выронил меч из ладони и испустил последний вздох… Резко просыпаясь от понимания. Что-то не так. Очень тихо. Очень тревожно. — Асока, — он нежно коснулся сонной тогруты. Она была рядом. Спала у него на груди, положив на неё щеку и ладонь, сложив лекку на плечо Мола. — Асока… Он осторожно провёл ладонью по ее плечу, и быстро коснулся живота, вдруг испугавшись. Нет… все в порядке… — Что такое? — она приоткрыла глаза, зевнув. — Мол… В Силе было что-то гнетущее. Девушка привстала, неожиданно прижавшись теснее к ситху. — Что происходит? — вдруг ясно спросила она, глядя на него. А затем выдохнула, когда окно разлетелось вдребезги от первого выстрела, а второй вонзил транквилизатор в шею Мола — и он упал навзничь в ее руки, закатывая глаза от сильнейшей дозы. Вскакивая, Асока Силой притянула меч к себе. Голубая вспышка разрезала рассветный полумрак. Тогрута отразила бластерные выстрелы, накрывая Мола своим телом, но, когда дротик с таким же транквилизатором вонзили ей в грудь, выпустила сейбер, заваливаясь на забрака. Вошедший в комнату капитан доложил: — Отряд Дельта-Брава, цель взяли. Цель у нас. Пакуйте вторых, мы вылетаем на Корусант.