Путь Варвара: Расколем Лед и Сдуем Пламя

Роберт Баратеон Роберт сидел на заседании Малого совета и с явной тоской разглядывал искусно расписной потолок. Он чувствовал себя не столько королём, сколько посторонним наблюдателем в зале, полном чуждых ему людей. Гул голосов и шелест пергаментов раздражал слух, а присутствующие казались ему фигурами на доске, которые то и дело самовольно двигаются в разных направлениях. Мысли самого Роберта блуждали далеко отсюда, в прошлом, опалённом огнём войны. Он вспоминал Восстание, в котором ему довелось повидать столько страшного и потерять стольких друзей. Но ничто не болело так сильно, как утрата Лианны Старк — женщины, которую он считал любовью всей своей жизни. Судьба забрала её, а взамен дала ему Серсею Ланнистер. На первый взгляд — прекрасную львицу, гордую и сильную. Но в глазах Роберта она оказалась лишь миленьким котёнком, не обладающей той дикой страстью, которую он жаждал. Когда они поженились, он ещё надеялся найти в ней огонь, способный воспламенить его сердце. Увы, от былой привлекательности осталась лишь красивая внешность и манерное поведение. Серсея оказалась мягкой, почти покорной — не тем, чего хотел от женщины Роберт Баратеон. Даже шлюхи, которым он приказывал ублажать себя, казались ему более увлекательными и раскованными. Серсея любила его как легендарного воина и героя Восстания, но этого было до обидного мало. Однако вместе с этой потерей к Роберту пришла и великая власть: теперь он правил Семью королевствами. Поначалу он ощущал лёгкую эйфорию от короны и почестей, но со временем осознал, что это бремя слишком тяжело и тесно для человека, рожденного драться и побеждать на полях сражений. Годы на троне только укрепили его убеждённость в том, что эта затея — ему не по душе. Чтобы заглушить внутреннюю пустоту, он стал увлекаться пирами, вина текли рекой, а женщины сменяли друг друга. Двор поговаривал, что король погряз в разврате, и отчасти это было правдой. Все эти утехи хоть как-то компенсировали Роберту отсутствие битв и рыцарских схваток, где кровь бурлит, а смерть дышит в лицо. Он вспоминал, как всё в нём оживало, когда он, верхом на боевом коне, с верным молотом в руках, решал судьбы врагов и перекраивал историю Вестероса. Теперь же он чувствовал себя зверем в золотой клетке, которому больше не доведётся вырваться на волю. Наконец, решившись вернуться к действительности, Роберт обвёл взглядом советников. Десница Короля, Джон Аррен, был старым и мудрым мужем, на котором держалась большая часть управления королевством. Он помогал королю наводить порядок после Восстания, улаживая политические конфликты.Хранитель монет, Петир Бейлиш, или просто Мизинец, ведал финансами, налогами и управлением казной. Этот человек всегда улыбался и, казалось, непрестанно вынашивал новые хитроумные планы.Хранитель законов, Джон Ройс, занимался правопорядком и юстицией, наблюдая за тем, чтобы граждане королевства не скатились в анархию.Хранитель кораблей, Станнис Баратеон, его родной брат, отвечал за флот и морскую торговлю. Станнис всегда был мрачным и жёстким, но надёжным, как сталь в руках опытного мечника.Мастер над шептунами, Варис, тихий и гладкий, подобно тёплому маслу на сковороде. Он держал сеть шпионов и информаторов по всему королевству и за его пределами, бесстрастно передавая сведения о заговорщиках, слухах и интригах.Мастер над оружием, Сэр Барристан Селми, доблестный рыцарь и командующий королевской гвардией, легко отдавший бы жизнь службе монарху.И наконец, гранд-мастер Пицель, советник в вопросах науки, медицины и магии, хранитель знаний и мудрости для короля и его семьи. Все эти люди пребывали в восторге от власти и обсуждали повседневные вопросы управления Вестеросом с упоением, которое Роберту казалось нелепым и нудным. Ему вспоминалось, как на поле боя любая оплошность могла стоить жизни: там каждое мгновение ценно, каждый вздох пропитан напряжением и азартом. А здесь они день за днём перекладывают бумажки, пишут донесения и плетут интриги, в то время как ему хотелось врезать кулаком по столу и выплеснуть всю эту скуку из себя. Прислушавшись к разговорам, он уловил беседу между Варисом и Джоном Арреном. — Дорн всё ещё недоволен, — произнёс Варис, его тихий и мягкий голос звучал чуть взволнованно. — Дорнийцы кипят от ненависти к нашему королю. — А чего вы ожидали? — отозвался Джон Аррен, отрываясь от пергамента. — Убийство принцессы Элии и её детей не забудется никогда. Отсутствие наказания для виновных только подливает масла в огонь. Роберт нахмурился, услышав эти слова. Грегор Клиган, которому приписывали эту кровавую резню, действовал, возможно, по указанию Тайвина Ланнистера. Многие дорнийцы считали, что Роберт знал и одобрил этот поступок, а потому ненависть к нему пылала ярче полуденного солнца. — Мы ничего не сделали, чтобы задобрить Дорн, — добавил Джон Аррен, откидываясь на спинку стула. — Их горе осталось непонятым, да и политически мы не приблизились к ним ни на йоту. — Дорнийцы всегда отличались от остальных, — продолжил Варис своим неизменно спокойным тоном. — Они не поддаются давлению, особенно если считают, что обидчик остался безнаказанным. Роберт вспомнил Оберина Мартелла, пылавшего желанием отомстить за сестру. Доран Мартелл, нынешний правитель Дорна, хотя и казался сдержанным, таил в душе не меньше желания отмщения. — Оберин всегда ненавидел меня и Ланнистеров, — заметил Роберт, в его голосе зазвучала болезненная усталость. — И, полагаю, он ещё не остыл. — Вряд ли, Ваше Величество, — кивнул Джон Аррен. — И Доран тоже не забыл, хотя старается быть дипломатом. Роберт ощутил, как в груди начинает медленно разгораться знакомое чувство. Война, её вкус, запах, грохот оружия — всё это, словно призрак, вновь заговорило в нём. — Возможно, нам пора уделить Дорну больше внимания, — медленно проговорил он, вставая со своего места, чтобы размять затёкшие ноги. — Если они начнут мятеж, мы должны быть готовы встретить их со всей нашей силой. Такое заявление удивило советников: Роберт нечасто выражал чёткие мысли на заседаниях. — Это может быть опасно, но вы правы, Ваше Величество, — согласился Варис, сощурив лукавые глаза. — Мы не можем игнорировать угрозу. — А если они не утихнут, мы наведём там порядок силой, — бросил Станнис, прищурившись так, будто уже прицеливался из лука. — Дорн всегда был особым случаем, — вмешался Джон Ройс, внимательно глядя на короля. — Применять грубую силу не всегда разумно. Мы рискуем разжечь открытый мятеж на юге. — Сила — лучший аргумент для тех, кто слишком горд, — пробормотал Роберт, но сделал вид, что соглашается. — Ладно, пока соглашусь с Ройсом. Но учтите, если придёт время точить мечи, я лично возглавлю войско. Собравшиеся молча кивнули, признавая за королём его право. Они знали: несмотря на все королевские пороки, Роберт остаётся тем самым воином, что когда-то повёл за собой мятежников против безумного короля. Пока совет продолжал обсуждать вопросы казны и прочую политическую рутину, Роберт вновь погрузился в свои размышления и постепенно начинал выходить из себя. Он откинулся на спинку стула, но долго усидеть не смог: резкий прилив раздражения вынудил его встать столь стремительно, что стул с грохотом упал на пол. — Мне надоело ваше вечное бормотание! — рявкнул он, сжав кулаки. — Сидите тут, копаетесь в бумажках, а настоящие проблемы стоят без решения! Где эти проклятые бастарды Таргариены? Живы ли они? Почему до сих пор не убиты? Снова повисла оглушительная тишина. Варис, мягко кашлянув, заговорил размеренно: — Ваше Величество, мы продолжаем выслеживать Визериса и Дейенерис. Сэр Виллем Дарри увёз их из Королевской Гавани на Драконий Камень, а когда наши войска добрались туда, им удалось сбежать дальше, в Свободные города. Предположительно — в Браавос. Их поддерживают некоторые магистры и купцы, что осложняет наши попытки подобраться к ним. Роберт сжал губы, скулы резко обозначились на его лице: в нём нарастала ярость, готовая вырваться наружу. — Неужели вам не хватило этих лет, чтобы решить проблему? — спросил он почти шёпотом, от чего присутствующих передёрнуло. — Мы стараемся изо всех сил, Ваше Величество, — вступил в разговор Джон Аррен. — Но за пределами Вестероса наши возможности ограничены: там другие законы и порядки, а Таргариенов многие считают законными претендентами на трон. — Чёртовы сказки! — взревел Роберт, ударив кулаком по столу так, что чернильницы едва не упали. — Драконья кровь должна быть искоренена, чтобы не повторился кошмар безумного короля. Несколько мгновений стояла напряжённая тишина, пропитанная страхом и злостью. Наконец Роберт, всё ещё кипя от гнева, махнул рукой: — Всё, хватит! Закрываем это заседание. Надоели мне ваши отговорки и оправдания! — Он резко пнул ногой стул, словно загнанный в угол зверь, пытающийся вырваться на волю. — Все вон! Король стремительно пошёл к выходу, и Джон Аррен вскочил, чтобы догнать его. В коридоре он осторожно положил руку на плечо Роберта. — Роберт, успокойся, — сказал он негромко, словно знал, что любой громкий звук может спровоцировать новый взрыв ярости. — Мы найдём этих драконьих бастардов и покончим с ними, клянусь честью. Роберт старался совладать с бушующими внутри эмоциями и, тяжело дыша, кивнул. — Хорошо. Но есть ещё одно: мой бастард. Узнали что-нибудь о нём? — Пока нет, но поиски идут. Мы попросили наших людей разослать вести и по всем трактам, и в города, и в селения. Если он жив, мы найдём его. Роберт сжал губы, глядя в пол. Он никогда не отличался образцовым поведением, и бастарды у него были, но этот мальчишка занимал в его душе особое место. — Ладно, Джон. Можешь быть свободен. Я собираюсь… отдохнуть. Поняв, что король не хочет больше говорить на эту тему, Джон Аррен почтительно склонил голову и удалился. Остался лишь слуга, терпеливо дожидавшийся распоряжений Роберта, держа в руках аккуратно свёрнутые бумаги и перья для писем. — Вино и мясо, — коротко бросил король, переводя тяжёлый взгляд на слугу. — Да побольше! И позови мне девок, да чтоб красивых. И если не справишься — посажу тебя в клетку к моим псам, проверим, долго ли продержишься. Слуга побледнел от ужаса и мигом бросился выполнять приказ. Роберт усмехнулся, качая головой. Годы войны научили его суровым мерам воздействия, и порой он не прочь был пригрозить подданным во имя порядка или по собственной прихоти. Вскоре в покои короля принесли тяжёлые кувшины с вином, подносы с жареным мясом, сырами и фруктами. Роберт налил себе кубок — добрую половину кувшина — и одним большим глотком выпил, почувствовав на языке терпкую, горьковатую сладость напитка. Жар растёкся по телу, отгоняя остатки злости. К нему ввели двух юных куртизанок, чьи полупрозрачные наряды только подчёркивали их фигуры. Они поклонились в лёгких реверансах. Роберт лениво улыбнулся, жестом указал им подойти ближе. — Ну-ка, девочки, покажите, на что способны, — велел он, чуть прикрыв глаза и пригубив новое вино. Куртизанки начали танцевать, двигаясь плавно и гармонично. Их движения словно текли под неслышную музыку: изгибы бёдер, плавные взмахи рук, завораживающие повороты головы. На миг Роберт ощутил приятное покалывание в груди, вспоминая, как когда-то он наслаждался всё той же яркой чувственностью, только тогда в роли завоевателя, а не правителя. — Вот это я понимаю, — пробормотал он, усаживаясь поудобнее. — А то голова уже пухнет от этих заседаний. Девушки продолжали танец, но вскоре их движения стали более откровенными: они прижимались друг к другу, руками скользили по волосам и бёдрам, губы встречались в коротких, но будоражащих поцелуях. Роберт почувствовал, как возбуждение нарастает, и махнул рукой, приглашая их поближе к себе. — Сюда, красавицы, — произнёс он, блеснув усмешкой. — Пришло время заняться королём. Они покорно опустились на колени. Одна ловко развязала шнуры на его штанах и, слегка отведя их в сторону, взялась губами за его уже налившийся член. Вторая принялась целовать и ласкать его шею и грудь. Роберт закрыл глаза и дал волю своему телу тонуть в наслаждении. «Вот зачем я живу, — пронеслось в его голове, — а не за этими бумагами и печатями». Одна из девушек стала нежно облизывать его, пропуская член сквозь губы, иногда игриво покусывая его края, отчего он вздрагивал и тихо стонал от удовольствия. Другая же принялась оказывать ему ласки, раздеваясь всё больше, прикасаясь своими грудями к его обнажённому животу и чуть ли не мурлыча от удовольствия. Запах духов и пота смешивался в его ноздрях, возбуждая сильнее, чем любые битвы, в которых он участвовал. — Ах, чёрт возьми, — пробормотал Роберт, чувствуя, как кровь стучит в висках. — Вы две сущие демоницы, присланные дразнить меня. Девушки переглянулись и хихикнули, стараясь доставить ему как можно больше наслаждения. Одна переключилась на его внутреннюю сторону бёдер, осыпая их горячими поцелуями, а другая, скользя губами вверх-вниз по его члену, казалось, полностью была поглощена своим занятием. Роберт провёл рукой по волосам той, что ласкала его ротиком, ощущая всю шелковистость её прядей. Страсть достигла точки, когда он жадным движением приподнял девушку и мощно насадил её сверху на свой стоячий кол, заставив её вскрикнуть в смеси лёгкой боли и восторга. — Поехали! — рявкнул он, стиснув бёдра куртизанки, словно держал боевого коня в атакующем рывке. Вторая девушка, не мешкая, нырнула между их тел и принялась целовать его яйца и одновременно дразнить подругу, прикасаясь к её влажному лону языком. Тела слились в единой порочной картине: стоны, тяжёлое дыхание, ритмичные толчки. Роберт почти потерял связь с реальностью, погрузившись в водоворот ощущений. Этот экстаз был для него лучшим лекарством от мучительного дня и бесконечных мыслей о войне и политике. — Вот так… не останавливайтесь… — с хрипотцой выдавил он, чувствуя, как накатывает волна оргазма. Шум крови в ушах заглушал всё вокруг: больше не существовало дворцовых стен, Малого совета и бесконечных претензий Дорна — лишь тёплая плоть, вкус поцелуев и аромат духов. Вскоре его тело сотряслось в судорожной вспышке наслаждения. Он громко выдохнул и ослабил хватку, давая волю нахлынувшему чувству опустошения и приятной усталости. Куртизанки вздохнули и обмякли, утомлённые не меньше, чем король, но вполне довольные собой — ведь угодить королю было не только делом чести, но и поводом получить хорошее вознаграждение. Роберт, откинувшись на спинку дивана, позволил себе минуту покоя, наслаждаясь послевкусием. Он тяжело дышал, чувствуя, как капли пота стекают с висков, и мельком подумал, что сегодняшний вечер хоть как-то оправдал его существование в роли «благородного монарха». — Хорошая работа, девочки, — хрипло произнёс он, чуть улыбнувшись. — Вы сегодня постарались для меня. Куртизанки понимающе улыбнулись в ответ, прижимаясь с двух сторон к его широким плечам, словно две кошечки, нашедшие тёплое место у камина. Для них это был очередной вечер — одна из множества подобных ночей во дворце. А для Роберта это был краткий миг свободы и забвения, когда он ощущал себя не королём, а просто мужчиной, живущим ради страсти и наслаждений. ***** Серсея Баратеон Серсея Баратеон шагала по мраморным коридорам замка, слушая, как под её ногами шелестят длинные шёлковые юбки. Каждый её шаг был исполнен волнения, поскольку мысли о муже, короле Роберте Баратеоне, переполняли её сердце тревожной радостью и нежностью одновременно. На этих последних неделях беременности ей особенно требовалась его поддержка, его тепло, его успокаивающий голос. Она буквально чувствовала, как внутри неё зарождается новая жизнь, и мысль о будущем наследнике трона согревала её в минуты одиночества. По пути Серсея наткнулась на Петира Бейлиша, больше известного как Мизинец. Тот сделал лёгкий поклон и, прищурившись, выдал свою дежурную улыбку: — Ваше Величество, — произнёс он с нарочитой любезностью, — Король уже закончил заседание Малого совета и, похоже, направился к себе в кабинет. Возможно, вам стоит повременить с аудиенцией и поберечь себя до утра? Вряд ли в голосе Мизинца звучала искренняя забота. Он всегда был искусным игроком в политические шахматы, но Серсею сейчас это мало волновало. Она знала лишь одно: не может и не хочет ждать. Мысли о том, что скоро на свет появится их ребенок, переполняли её душу радостью, и ей не терпелось обсудить с Робертом имена, поделиться своими волнениями, услышать от него доброе слово или хотя бы шутливое подбадривание. Улыбнувшись Бейлишу в ответ, Серсея вежливо кивнула, но всё же пошла дальше по коридору, не отвечая на его совет. Когда она подошла к дверям кабинета короля, её встретил его личный слуга — молоденький парень с растерянным взглядом. Он выглядел так, словно боялся собственной тени. — Ваше Величество, — быстро заговорил он, заикаясь от волнения, — прошу вас… Король действительно очень устал после совета и… э-э-э… заснул за работой. Если желаете, я могу передать ему, чтобы он встретился с вами, как только… Серсея резко остановила этот поток слов движением руки. Она ощутила, как в груди поднимается возмущение, словно яростная волна, готовая смести всё на своём пути. — Он заснул за столом? — переспросила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — А я, его законная жена и королева, должна тихонечко уйти и не трогать Его Величество? Да как ты смеешь мне перечить! Слуга тотчас отступил назад, понимая, что встрял в опасную ситуацию: гнев королевы был, как молния в грозу — мгновенный и сокрушительный. Серсея оттолкнула его чуть более грубо, чем хотела, и, забыв обо всякой осторожности, решительно приоткрыла тяжёлые двери кабинета. В первую секунду она подумала, что из-за тусклого света ей просто почудилось. Но глаза не обманули: там, за большим рабочим столом, мягко освещённым колеблющимся пламенем свечей, её муж Роберт находился в объятиях двух полуголых девиц. Судя по громким полустонам и смятый одежде, сон тут был вовсе ни при чём. На полу валялся опрокинутый кубок, пропитывая ковёр вином, а вокруг витал сладковатый запах похоти и алкоголя. В груди Серсеи словно оборвалась струна. Боль хлынула в сердце так остро, что казалось, будто её грудь проткнули кинжалом. Образ того Роберта, которого она любила и боготворила, вдруг рассыпался, как хрупкая статуэтка из фарфора. Словно в тумане, она увидела, как одна из девиц попыталась прикрыться наспех сорванной простынёй, а вторая, хихикая, спряталась за массивным креслом. Роберт, шатаясь и бормоча нечто бессвязное, поднял голову, но, видимо, так и не понял, кто вошёл. От нахлынувшей смеси боли и унижения у Серсеи резко свело низ живота, напоминая о её беременности. Она с усилием отпустила дверную ручку — и тяжёлая створка тут же захлопнулась, почти отбросив её назад. Ноги не слушались, колени подогнулись, и Серсея со стоном опустилась на пол. — Мой ребёнок… — прошептала она, держась за живот и чувствуя, как слёзы отчаяния застилают взгляд. Слуга, видя, что её лицо стремительно бледнеет, метнулся к ней, поражённый ужасом: — Ваше Величество! Прошу вас… держитесь! Но Серсея не могла ничего ответить. Мир перед глазами кружился волчком, из груди вырывались беспомощные всхлипы. Её сердце было раздавлено предательством, а тело содрогалось от резкой боли, словно оно желало родить прямо сейчас, не дожидаясь срока. Понимая, что ситуация срочная, слуга бросился за помощью, во весь голос зовя придворных лекарей и служанок. Стража и придворные с удивлением глядели, как он бежит по коридору с криками о том, что королева нуждается в немедленной помощи. Скоро собралась целая команда лекарей, служанок и охранников. Осторожно подняв измученную Серсею, они понесли её в покои, обустроенные под временную родильню. Уложив Серсею на широкую кровать, лекари окружили её полукольцом. Её рыдания перемежались со стоном боли, а слёзы катились по щекам ручьями. В голове продолжали вспыхивать страшные картины: Роберт и те женщины… Роберт, способный так легко променять её на разврат, когда сам король должен быть опорой и защитником. Боль в животе и душевная рана слились в единое острое чувство отчаяния. Вместе с лекарями в покои вскоре поспешил и гранд-маэстер Пицель. Он уже был стар, но всё же держался достаточно уверенно, стараясь показать, что ситуация под контролем. Однако в его глазах плескалось волнение, а губы то и дело поджимались. — Осторожно, — повторял он, давая указания помощникам и служанкам, — успокойте королеву, сделайте всё, чтобы остановить схватки. Ей ещё рано рожать! Серсея чувствовала, будто её тело разрывается на части. С каждой новой волной боли из груди вырывалось судорожное всхлипывание. Сквозь пелену она услышала чьи-то голоса в коридоре. Узнала голос Джона Аррена, Десницы Короля, которому всегда удавалось сохранять спокойствие в любой ситуации. — Что с королевой? — спросил Джон громко и отчётливо, хотя в его голосе звучала неподдельная тревога. — Она рожает, милорд, — ответил Пицель коротко и сухо, сохраняя мрачное выражение лица. — Но роды начались слишком рано. — Как так рано?! — не выдержав, воскликнул Джон Аррен. Он выглядел рассерженным, а может быть, ещё и разочарованным. — Разве ещё не оставалось несколько недель?! Пицель с досадой посмотрел на Десницу: — Так и было, но… — он понизил голос, стараясь не привлечь к себе внимания Серсеи. — Похоже, королева застала короля с… женщинами лёгкого поведения. Это её потрясло. Лицо Джона помрачнело, будто тучи набежали на ясное небо. Он тяжело вздохнул, явно прокляв про себя не только Роберта, но и тот день, когда мальчишку воспитывал как собственного сына. Аррен был стар и мудр, но даже его терпению мог прийти конец. — Ладно, — процедил он сквозь зубы, обводя комнату взглядом, — я здесь только помешаю. Делайте, что должны. Серсея, хоть и находилась в полубессознательном состоянии, уловила часть разговора. Каждое слово, произнесённое мастером, словно раскаляло её рану. Роберт предал её, разбил её надежды, и теперь за это страдал не он, а она и их ещё не родившийся сын. Снова и снова в памяти всплывало унизительное зрелище в королевском кабинете. Резкая боль сковала всё тело. Перед глазами встала белая пелена, и Серсея уже не понимала, кричит она или нет. Мир вокруг будто погрузился в вязкий сумрак. В какой-то момент боль вдруг утихла, и она ощутила странное, почти обманчивое облегчение. Краем сознания Серсея поняла, что роды закончились. Но почему так тихо? Где детский плач? Она приоткрыла глаза: всё плыло. В суматохе зажжённых факелов, теней от свечей и фигур лекарей увидела Пицеля, державшего в руках крошечный свёрток. Его лицо выражало скорбь, а глаза были печально опущены. — Ваше Величество, — сказал он дрожащим голосом, — ваш сын… он родился мёртвым. Простите. Серсея почувствовала, как жизнь на мгновение покинула её тело. В груди словно всё вымерзло, а сердце перестало биться. Она с трудом подняла руку: — Дайте мне его. Я хочу его увидеть. Не смея возражать королеве, Пицель почтительно, но крайне осторожно вложил ей в руки свёрток. Склонившись над бездыханным младенцем, Серсея увидела тонкие, почти прозрачные веки и чёрные волосики на крохотной головке. Эта короткая встреча с её сыном оказалась страшнейшим испытанием: ребёнок не дышал, и сердце матери разрывалось от самой сокрушительной потери в её жизни. Тишину комнаты нарушали лишь тихие рыдания служанок. Гнев вспыхнул внутри Серсеи, поглотив боль. Всё, что она чувствовала к Роберту — обожание, любовь, восхищение — вдруг растрескалось, как тонкий лёд на озере, и в трещины хлынули холодная ярость и ненависть. «Ты разрушил меня, Роберт, — мелькала злая мысль, — и разрушил нашу семью. Я больше не буду слабой. Никогда». — Моя королева, — тихо произнёс Пицель, прикасаясь к её плечу, — вам необходимо отдыхать. Позвольте… — Уйдите, — обрубила его Серсея, и голос её показался резким, словно удар хлыста. — Я сказала, оставьте меня одну! Лекари и слуги, обмениваясь встревоженными взглядами, удалились из комнаты. Внезапно стало так тихо, что было слышно, как пламя свечи потрескивает на сквозняке. Серсея лежала неподвижно, не выпуская из рук крошечного свёртка. Её глаза были широко открыты, но казались бесчувственными, словно у статуи из камня. «Мой сын», — думала она, сжимая крошечное тельце. — «Моя семья. Мои мечты». Все эти мысли затмевались палящей ненавистью к человеку, который должен был быть ей опорой, а оказался самой страшной изменой в её жизни. Где-то в недрах сознания начали пробиваться холодные, расчётливые идеи: теперь Серсее придётся самой выбирать путь, самой ковать своё будущее — и никакие чувства к Роберту не помешают ей. Вся любовь к мужу была похоронена вместе с их сыном. Она поклялась себе, что больше никогда не позволит ни одной слабости прорости в её сердце. Теперь её двигало одно желание — жить назло этой судьбе и доказать, что Серсея Ланнистер (Баратеон) может сама вершить свою судьбу, не полагаясь ни на чью милость. ***** Эддард Старк Эддард «Нед» Старк стоял, слегка склонившись над колыбельками двух мирно сопящих младенцев и невольно улыбаясь, глядя на них. Один из мальчиков был его сыном, Роббом Старком, а другой — его племянником по крови, Джоном Сноу, которого он привёз с собой после войны. Никто не знал правду о происхождении Джона, но сам Нед хранил эту тайну, как величайшую святыню — во имя памяти о своей покойной сестре Лианне. Осторожно поправив одеяльца, он на миг вернулся мыслями к тем страшным дням, когда искал Лианну. То было время, когда гнев и боль бушевали по всему Вестеросу, а кровь лилась рекой. Он вспомнил, как вместе с верными рыцарями прибыл в Дорн, к Башне Радости — месту, где, по слухам, пряталась его сестра. Но вместо тихого укрытия они обнаружили трёх гвардейцев Рейгара Таргариена: Сера Артура Дейна, Сера Джерарда Хайтауэра и Сера Освелла Уэнта. Они стояли у подножия башни, словно статуи из легенд, готовые защищать её тайну до последнего вздоха. — Эддард Старк, — произнёс Сер Артур Дейн, чьё лицо выражало не столько злобу, сколько печаль. — Мы ждали тебя. Нед крепче сжал рукоять меча. Знал, что их ждёт тяжёлый бой. Однако отступать было нельзя: — Я пришёл за своей сестрой, — сказал он ровным голосом, стараясь скрыть внутреннее смятение. — Ты не пройдёшь, — холодно ответил Сер Джерард Хайтауэр, держа меч в боевой стойке. — Мы поклялись защищать эту башню. — Кому вы дали клятву? — горько воскликнул Нед. — Рейгар мёртв, ваша клятва потеряла смысл! — Клятва никогда не теряет смысла, — бесстрастно добавил Сер Освелл Уэнт, — наши обеты живут дольше нас самих. В тот миг Нед понял, что противостоять этим троим придётся ценой жизней. Вскоре загрохотала сталь, и вокруг поднялись облака песка и пыли. Гвардейцы Рейгара дрались, как настоящие воины, отточенными движениями отбрасывая атакующих. Спутники Эддарда пали один за другим, и лишь чудо помогло Неду устоять. Когда он остался один на один с Сером Артуром Дейном — величайшим мечником своего времени, — в битву вмешался Хоуленд Рид. Он, появившись почти из ниоткуда, смертельно ранил Дейна, и Нед, опережая последнюю атаку рыцаря, нанёс решающий удар. Запыхавшись и дрожа от адреналина, Нед направился внутрь башни. Поднимаясь по крутой винтовой лестнице, он чувствовал, как сердце колотится, словно птица в клетке. В одной из комнат его ждала Лианна, истекающая кровью. Её лицо было бледным, но она улыбнулась при виде брата. — Нед… — прошептала она, её губы с трудом шевелились. — Позаботься о нём… Его имя — Эйгон Таргариен. Едва успев понять смысл её слов, Нед увидел крохотного младенца в руках сестры. Лианна умоляла его взглядом. — Обещай мне, Нед, — говорила она, прерываясь на болезненные всхлипы. — Обещай… что сохранишь ему жизнь… — Я обещаю, Лианна, — ответил он, чувствуя, как горло сжимает спазм. — Клянусь всем, что у меня есть. Она слегка улыбнулась, будто получив успокоение, и закрыла глаза навсегда. Нед остался с ребёнком на руках и ощущением огромной утраты, от которой холод проник во все его кости. После этого он знал лишь одно: необходимо вернуться в Винтерфелл и скрыть правду о ребёнке любой ценой — во благо малыша и память о сестре. По возвращении на Север его встретила Кейтилин Старк с их сыном Роббом на руках. Женщина сразу же заметила незнакомого младенца и недовольно нахмурилась. — Кто это? — спросила она, глядя на крошечного мальчика. Голос её звучал ровно, но затаённое напряжение не ускользнуло от внимательного взгляда Неда. — Это Джон, — ровным тоном ответил он. — Мой сын. Кейтилин промолчала, но выражение её лица стало холодным, словно зима ворвалась прямо в зал Винтерфелла. С тех пор между ней и Джоном Сноу словно пролегла невидимая стена, и Нед ничего не мог с этим поделать. Он однажды попробовал объясниться с женой, но тщетно. — Как ты мог? — восклицала Кейтилин, стоя посреди их спальни и сжимая кулаки так, что костяшки белели. — Привести бастарда в наш дом? — Кейтилин, — говорил Нед, пытаясь говорить тихо, но твёрдо, — я не мог оставить его на погибель. Он часть моей семьи, пусть и… — тут Эддард запнулся на долю секунды, — не рождённый в браке. — Семьи? — с горькой усмешкой повторила она, будто само слово вызвало у неё отвращение. — Это не моя семья, Эддард. Я не желаю жить под одной крышей с ублюдком! Он пытался достучаться до её сердца, говоря о чести, о милосердии, о том, как это важно. Но Кейтилин не слушала. У неё была своя правда, и в той правде Джону не было места. — Он останется здесь, Кейтилин, — настаивал Нед, глядя ей в глаза. — На мне лежит ответственность. Я дал обещание — больше не позволю членам нашей семьи умирать… Кейтилин упрямо отвела взгляд: — Твой отец, твой брат и твоя сестра уже умерли, Эддард. А я — жива. И я не хочу терпеть под одной крышей результат твоих… похождений. Она повернулась к нему спиной, чтобы он не видел её слёз, но плечи её выдавали боль, которую она не могла высказать. Нед тяжко вздохнул, понимая, что этот конфликт не утихнет быстро. Вернувшись мыслями к настоящему, он ещё раз взглянул на спящих малышей — собственного сына Робба и Джона Сноу, своего племянника, в теле которого течёт кровь Старков и Таргариенов. Он поправил им одеяльца и вышел из детской, ощущая тоску и надежду одновременно. Бродя по мрачным коридорам Винтерфелла, Нед размышлял о том, как могли бы сложиться события, если бы Лианна не скрывала от него своей любви к Рейгару, если бы они не поженились тайно, если бы война не унесла столько жизней. Но история не знает сослагательного наклонения, и всё случилось именно так. Он вспоминал старые письма от Роберта, ещё до того, как тот занял трон. Из них Нед понимал, что его друг не чувствовает себя счастливым королём. Роберт куда охотнее жил бы воспоминаниями о громыхающих битвах, вместо того чтобы заниматься государственными делами и подписывать указы. И чем дальше шло время правления, тем явственнее проявлялся этот разрыв между судьбой короля и натурой воителя. Нед чувствовал, что рано или поздно это приведёт к чему-то опасному. Но всё же он продолжал надеяться, что Роберт сумеет стать достойным правителем, которого все полюбят. Подойдя к окну, Эддард выглянул наружу. Небо было усыпано звёздами, и лунный свет ложился серебристыми дорожками на башни Винтерфелла. «А был ли шанс избежать войны?» — задавал он себе вопрос, уже не впервые. «Сколько крови не было бы пролито…» Но в то же время он знал, что пустые сожаления ничего не изменят. У него есть семья, есть долг перед Севером и память о том обещании, которое он дал сестре. Он хотел, чтобы в будущем Робб и Джон не знали войны, чтобы они выросли сильными, храбрыми и справедливыми людьми, в чьих сердцах найдётся место для сострадания. Неду казалось, что так он сумеет исполнить завет Лианны: сделать мир хоть чуточку лучше. Вздохнув, он отстранился от окна и медленно пошёл дальше по коридору, освещённому факелами и лампадами. Мысли теснились в его голове, образуя круговорот из воспоминаний о погибших друзьях и грядущих обязанностях. Тем не менее он был уверен в одном: он всегда будет защищать тех, кто ему дорог, даже если это потребует самой страшной жертвы. Его шаги гулко отдавались в древних стенах, и в этом ритме стука башмаков по камню слышалась твёрдость его решения. Эддард Старк в глубине души чувствовал, что судьба ещё не раз испытает его на прочность, но встречал эту мысль без страха. Он принял то, что будущее непредсказуемо и может принести новые конфликты, опасности и утраты. Но он поклялся себе: как бы ни сложились события, он останется верен долгу — будет хранить свою семью и дом Старков, оставаясь опорой и защитником для всех, кто ему дорог. Ведь именно это он пообещал Лианне в её последние мгновения, и Эддард Старк не был человеком, способным нарушать клятвы.