Потерянный взвод

Прогулки по деревне стали чем-то обыденным. Лагерь стоял и по факту ничего не делал. Аппараты молчали, оставив последнюю весточку еще неделю назад с просьбой «ждать», а Хейзенберг, уподобившись им, шатался без дела. Это безделье благотворно повлияло на состояние немца, взгляд с удручённого и усталого, сменился на хитрый и откровенно скучающий, лениво перемещающийся по сослуживцам, словно он пытался найти что-то новое в знакомых чертах. Морщинка между бровей перескочила на игривый прищур серых и невероятно выразительных глаз. У военного давно не было столько свободного времени, чтобы можно было уделить хоть минуту дневнику. Однако это дневник не такой, о каком можно подумать. В записях Карла отсутсвует начало «Дорогой дневник» и конец «С любовью, Карл»*. Мужчина записывал туда, в основном, какие-то очерки для писем, так и не отправленные старым, скорее всего, уже мертвым знакомым, зарисовки углем, выхваченым с остатков вечернего костра, записки и планы на жизнь, когда война закончиться, и Хейзенберг вернеться домой. Он был уверен, что вернётся. И вернётся победителем. Вернётся в одиночество и серую клетку стен повседневности. Депрессивные мысли уходили только во время длительных прогулок. Живописные края и вправду впечатлили военного; потрёпанная тетрадочка полнилась набросками пейзажей и даже несколькими портретами сослуживцев. На последней, желтоватой от времени, странице лежала маленькая ссохшаяся ромашка. Пожалуй, если бы немца спросили о ней, он бы и не ответил вовсе о ее назначении и смысле. За эту неделю радист успел обойти всю округу. Больше всего запомнились серебристые потоки реки, обрамлённые бурными цветениями трав. Не особо чистая водная гладь выигрывала переливами рыбьих спин на полуденном солнце. Полевые повара изловчились вылавливать оттуда сочных окуней и карасей, а затем готовить из них наваристую уху. В рацион попала также и местная птица, которую первым от скуки подстрелил один из офицеров — дикая голубятина оказалась на удивление вкусной. На местных полях Карл нашел мяту, вербену и душицу, благодаря чему мог позволить себе самый настоящий чай — не самый вкусный, но всяко лучше кофе из пайков. Хейзенберг постукивал пальцами по сухой земле, отчиканивая какую-то незамысловатую мелодию. В лицо дул горячий сухой ветер, неся с собой темные грозовые тучи. Бледные губы, истерзанные в переживаниях зубами, растянулись в беспечный оскал. Приподнятое настроение не портили даже мысли о скорой непогоде. Дождь стал бы хорошей новостью для местной растительности, и не очень для солдат, так и не укрепивших палатки с шатрами. Эта мысль почему-то позабавила немца. Карл представил злого офицера, не уследившего за лагерем, который буквально уносило шквалом ветра. На лице вновь дрогнула непроизвольная улыбка. Рука заправила длинные волосы за ухо, пропустив между прядями запутавшийся в них листок. Карл поднялся, стряхнул с себя остатки земли и пыли, а затем побрел к выходу из табора — здесь ему делать нечего. Перед глазами уже маячил сторожевой пост и близкая свобода, как вдруг выход преградил Герр офицер. Волна тихой пассивной агрессии завозилась в глубине грудины, обещая вспыхнуть ярким пожаром. Грубая, исполосованная шрамами рука скорее машинально, чем сознательно, зарылась в волосы на затылке, слегка оттягивая темные локоны и, как бы, напоминая «не сорваться, не сорваться». Боль немного успокаивала, отвлекала от других менее желанных ощущений. Подавляемые, пока что с относительным успехом, эмоции вновь загорелись, обжигая грудь и глотку. — Куда же вы идете? — расплылся в улыбке офицер. По его ехидной роже хотелось врезать, проелозить ей по пыльной земле, разодрать до крови. Главное — стереть гадкое выражение со смесью превосходства с этого смазливого личика. Герр был младше Карла лишь на пару лет, но сам факт этого, почему-то нервировал Хейзенберга, который не горел желанием подчиняться кому-то слабее, младше… Пришлось в срочном порядке отбросить этот ход мыслей, чтобы ответить что-то вразумительное. Говорить о прогулке, по мнению Карла, было тупостью несусветной и совершенно не было вариантом, ведь этот вредитель явно не оценил бы такое стремление к свободному времяпрепровождению. — Караулить окрестность, господин офицер, — нервы не давали шанса сделать холодный и убедительный тон, соврать хоть каплю реалистично. — А я разве давал Вам такие указания? — скорее весело, чем укоризненно поинтересовался мужчина. — Никак нет, господин офицер-р, — где-то в горле скручивался клубок утробного рычания, глотка спазмически сжалась, удушаемая злоба царапала лёгкие и трахею. Офицер усмехнулся, слегка махнув рукой, пресекая возможность дальнейшего спора, который обязательно случился бы, как случался много раз до этого. — Можете быть свободны, — Хейзенберг не смог сдержать еле заметное вздрагивание уголка губ, на доли секунды обнажившее аккуратный ряд белых зубов. *** Полуразрушенные домики встречали привычной и такой приятной уху тишиной. К своему удивлению, радист еще ни разу не видел здесь местное население, помимо Итана, конечно. Похоже здешний колорит удачно скрывался от взглядов немецких солдат. Однако, что то подсказывало, что в такой дыре шанс встретить кого-то умнее свиньи будет ничтожно мал. Мужчина сел на одну из лавочек около заброшенного дома и окинул взглядом пустые улочки. Мысли вновь вернулись к мелкому нахалу, не удостоившего его даже пожатию руки. Как же подло работала ассоциациативная память… эти домики навевали все больше воспоминаний. Про десятки таких же деревень, которые они уничтожили, спалили до тла. Шеренги смертников около таких же безликих домишек. Нет — он не стрелял, лишь безучастно наблюдал за жестокой расправой. Хейзенберг больно закусил губу. А ради чего все это? Он вернётся с войны и все будет хорошо? Все будет так, как надо? Дом, деньги, может даже семья? Враньё самому себе ничуть не успокаивало. От этого факта начинала бить злая дрожь. Из смутных и спутанных мыслей Карла выдернул знакомый голос. — Вы снова тут, — скорее констатировал факт, чем спросил подошедший Итан, недовольно нахмурившийся и явно не желавший встретить здесь немца. Это выражение лица немного смутило радиста. — Тебя дожидаюсь, — съязвил Карл, сжимая кулаки и разворачиваясь. Грубил, хамил, потому что не умел иначе. Война меняла людей. — Что-то я никого больше не вижу. Что здесь произошло? — Я не просил Вас ждать меня, — язвительно улыбнулся парень, так и не ответив. — Мне не нужны твои просьбы и разрешения, — мужчина смерил Уинтерса недовольным и, даже слегка, оценивающим взглядом, только сейчас заметив отсутствие двух пальцев. -Эй, кто это тебя так? — Хейзенберг качнул головой в сторону руки, намекая на пальцы. Мальчик недовольно поморщился, думая стоит ли ему утруждать себя ответом. — Волки, — в конце концов выдал тот, рассчитывая, что это спугнет солдат, и те больше не придут в деревню. Расчёт явно не удался. Информация о волках лишь раззадорила скучающего фашиста и мужчина слегка прищурил глаза. — Где ты их видел в последний раз? — Какое вам до них дело, сэр? — недовольно ответил парень. — Ну, хочешь я их перестреляю в отместку за твои пальцы? — весело фыркнул немец, показательно указывая на оружие, прятавшееся за ремнем армейских брюк. — Не утруждайте себя, сэр, — Итан сел на лавочку, устало глядя на небо. — Вам бы стоило убраться от сюда до начала грозы, — со слишком явным намеком сказал мальчик. Тучи продолжали сгущаться по мере того, как день близился к обеду. Ветер поменял направление, становясь холодным и влажным. Темный каскад туч нависал слишком близко к земле, казалось, что он давил на голову. По личным ощущениям сейчас было около двенадцати. Взгляд блуждал по старым крышам зданий, уходя вдаль к горизонту, усыпанному деревьями; по старой деревянной церкви с внушительных размеров крестом, с заколоченных досками массивными дверями, через которые проходило далеко не одно поколение. Церковные колокола отбили первый звон. Парень рядом ощутимо напрягся. — Сэр, нам пора уходить. Немец недовольно сдвинул брови. Опять этот засранец будет им командовать? — С чего бы это? — вслух возмутился мужчина. Колокола во второй раз дали о себе знать. — Потом, — сухо ответил Итан и быстро потянул мужчину в западную часть деревни. Отсутствие объяснений не удовлетворяло и вызывало раздражение. Колокол зазвенел в третий раз. Деревня затихла, словно ожидая чего-то. Даже ветер и до того активные птицы умолкли. Все вокруг будто смотрело на них двоих, примеряясь, как кошка для быстрого и четкого прыжка. Карл напрягся, не понимая, что именно переменилось. Давящую тишину разорвала первая капля дождя, а вместе с ней и высокий оглушающий вой, если не десятков, то сотен волков. Те быстро выскакивали из незаметных ранее, вырытых мощными, когтистыми лапами подземных туннелей. На тропинку выпрыгнул огромный гибрид человека и волка с молотом. Шерсть была залита багровыми пятнами крови, животное оскалило желтые клыки, сопровождая это утробным рыком. Из приоткрытой пасти повеяло трупятиной. Итан замер, широко распахнув глаза. По первой, скромной оценке военного это был пиздец. Карл быстро отскочил назад, с непониманием глядя в серебристые глаза существа. Хейзенберг скользнул рукой вниз к пистолету, но так и не успел выстрелить. Волк замахнулся молотом, и земля содрогнулась, выбив опору из-под ног. Немца отдернули в сторону в последнюю секунду. Оружие выпало, животное преградило путь к нему. — Бежим! — Итан рванулся вперёд. Хейзенберг за ним. Их ноги вязли в размокшей грязи, но они продолжали бежать. Позади слышалось злое, устрашающее рычание. За плечо сильно и больно дернули, и немец оказался в одном из, на первый взгляд, не жилых домов. Карл было хотел что-то сказать, но его рот плотно закрыла чья-то рука. В давящей тишине можно было услышать грозное, хриплое дыхание монстра. Тот ходил недалеко и принюхивался… но увы, или к счастью, был слишком глуп, чтобы что-то осознать. Постепенно дыхание стихло. — Что… это было?! — все еще шепотом, зло воскликнул Хейзенберг, когда рука отстранилась. — Пятница, — философски изрек старик, спасший мужчине жизнь. Почему-то это вызвало почти неконтролируемую вспышку гнева. Радист резко развернулся, ядовито смотря в мутные, нечитаемые глаза своего спасителя. Из небольшой щели между досками, которыми были заколочены окна, пробивалась тонкая полоска света. Благодарность померкла на фоне бьющей фонтаном желчи. Седые, сальные волосы были спутаны, а сам мужчина выглядел неважно. — А поточнее? — в голосе проскользнула ядовитая нотка. — А, так ты не местный? — улыбнулся дед. — Это все мать… Громкий треск резко прервал чужие объяснения. Карл поднял голову — в потолке зияла дыра, из которой резко протянулась огромная серая лапа и схватила старика, быстро утягивая его наверх. — Что за? После секунды абсолютной тишины. под ногами что-то затрещало, а за икру что-то больно дернуло и, толком еще ничего не успевший осознать, немец оказался под полом хлипкого домишки. Пространство было завалено гниющими трупами, один из которых резко открыл глаза и оскалился. Все вокруг кружилось, а горло сжимали рвотные позывы. Вся военная подготовка дала сбой, оставляя лишь липкий страх. Резко голову ожившего мертвеца проломил тесак, она безвольно упала обратно, открывая глазам фашиста лицо уже знакомого Итана Уинтерса. — Быстро! — слова отрезвили лучше подзатыльника и солдат выскочил из подполья. Оказавшись на свежем воздухе, Хейзенберг столкнулся взглядом с еще несколькими голодными мордами. Все инстинкты вопили бежать, стрелять, делать хоть что-то! Рука совершенно бессознательно потянулась к пустой кобуре от пистолета. — На! — в руки впихнули старый револьвер. Не особо задумываясь Карл тут же выстрелил одному из монстров в лоб, но это ничуть не помогло. Кажется, это только сильнее разозлило животных. — В дом! — Итан заскочил в одно из зданий, а Хейзенберг, чуть помедлив, залез вслед за ним. Уинтерс с силой толкнул небольшой шкаф, который с треском и грохотом упал, придавливая дверь. Безумные твари тут же попытались проломить несчастную доску, забарикадированую книжным шкафом. Не смотря на габариты мебели Хейзенберг от чего-то знал — на долго это не задержит монстров. Так и произошло — шкаф отлетел в сторону, а Итан разбил окно, выпрыгнув наружу. Карл последовал за ним. Казалось, эти смертельные гонки никогда не закончатся. Тело держалось лишь на адреналине, и Карл, следуя инстинктам, без единых мыслей бежал за Уинтерсом. Очередной дом волки одолели быстрее, чем ожидалось, и уже наступали на пятки, обжигая своим дыханием спину. Нога, пораненная еще в первом доме, кровоточила, мешая передвигаться с той же проворностью и скоростью, что и мальчик. Во время стрельбы Карл промахнулся, подстрелив мешок с мукой, что помогло ненадолго задержать монстров и спасти немцу жизнь. — Давай, давай! — крикнул Итан резко дернув Хейзенберга на себя. Они оказались перед полуразвалившейся церковью. Около одной из стен черной дырой зиял подкоп, ведущий в маленький, пропитанный запахами сырости и плесени зал. Карл, не думая кинулся внутрь, в спасительные стены. Уинтерс последовал за ним. Грязь и мутная вода тут же оказались на форме фашиста. Мокрая глина расползалась под руками, заставляя колени уезжать вниз, но сейчас это казалось мелочью. Главное было спастись, убежать. Наконец, темный и холодный тоннель закончился, Хейзенберг кое-как выполз, вымазывая глиной и до этого не самый чистый пол. Темные, мокрые волосы прилипали ко лбу, делая светло-серые блестящие от адреналина глаза ещё выразительнее. Ветер громко завывал, покачивая ржавый колокол. Револьвер оказался за поясом, пока сам с ног до головы перепачканый в липкой грязи немец в жалком жесте упал на одну из лавочек. Рваное дыхание — единственное, на что сейчас было способно тело военного. Итан кинул окровавленный тесак в угол и скрестил руки на груди. — А я говорил, что вам лучше удалиться, сэр. До фашиста смысл слов дошел не сразу. Мутное сознание еще не до конца вернуло контроль над телом, заменяя собой инстинкт самосохранения. — Что это нахрен было? — севшим голосом прохрипел радист, смотря в глаза парня. — Не что, а кто, — поправил немца Итан. — Ликаны и Урьяш — тот черт с молотом, — любезно пояснил вскоре тот. — Это те огромные волки-ебанашки, которые мне чуть ноги не поотрывали?! Уинтерс кивнул и приподнял руку на которой отсутствовало два пальца. Карл зажмурился. Ему не хотелось думать, что на месте пальцев Итана могли оказаться его собственные ноги. Нужно выбираться из этой гребаной деревни, бежать и не оглядываться. — Они уйдут? — спросил мужчина и кашлянул, пытаясь прочистить горло от смеси слюны, грязи и пыли. Итан пожал плечами, опускаясь на противоположную Карлу лавку. — Отвечай! — хрипло гаркнул Хейзенберг. Страх и непонимание — единственное что сейчас чувствовал мужчина, а с тем же и единственное, что он не хотел бы чувствовать никогда. Дождь лишь усиливался, громко тарабаня по видавшей многое крыше. Мутная вода затекала внутрь, скапливалась лужами на старом, местами побитом кафеле. Ветер неистово завывал, но все равно терялся в многочисленных криках ликанов. Эту гадкую какофонию звуков изредка прерывал гром. Тот был настолько громким, отдаленно напоминающим звук разрывающихся мин, что закладывал уши не хуже вышеуказанных орудий. Пальцы одной руки беспокойно постукивали по собственному бедру. В то время как вторая рука зарывалась в мокрые волосы, перебирая слипшиеся от грязи пряди, слегка оттягивали, пытаясь отвлечь. Губы слегка подрагивали, пока их хозяин беспокойно хмурился, потупившись на свою раненую ногу. Итан поморщился, проигнорировав слова фашиста. — Похоже на войну? — внезапно спросил Уинтерс, смотря прямо в глаза немца. Карл вздрогнул от неожиданности. — Нет. Не похоже, — голос мужчины звучал почти раздражённо. Нарастающая паника била по вискам, как молот по наковальне. — На войне ты стреляешь в упор и точно знаешь, что противник умрет. Уинтерс кивнул и отвернулся, не ясно от чего — отвращение к фашисту или же заинтересованость происходящим за окном, где сновали черные тени, копошившиеся в грязи около обители бога. Воздух сотрясали порыкивания и скулеж, но к церкви животные, если их можно так называть, не подходили. Неужели нечисть боялась Бога? Карл быстро отмел эти мысли, предпочитая вообще не задумываться о происхождении тварей снаружи. Он подумает об этом потом, когда будет сидеть в одном из баров и цедить пиво, хвастаясь боевыми заслугами. Эти мысли немного отвлекли и успокоили. Рука покинула взъерошенные волосы, теперь сцепившись на запастье второй. — Зачем вы возвели забор? — мальчик повернулся к мужчине. — Какой забор? — мысли о баре испарились, вновь сменяясь давящим беспокойством. Похоже уровень пиздеца только повышался. Хватка на собственной руке усилилась принося глухую, пока что не сильную боль. Глаза Уинтерса немного прищурились, будто пытаясь прочесть мысли Хейзенберга. — Территорию обнесли забором, эсэсовцы с автоматами стреляют на пораженные даже по птицам, — Итан красноречиво развел руки, как бы показывая какой высоты был забор. Поток мыслей на этот счет прервал очередной особо громкий раскат грома. Ветер разыгрался не на шутку, поднимая песок и мелкий мусор в небольшой грязевой смерч. В этом шуме терялись остальные звуки — не было слышно ни волков, ни дождя. Карл вспомнил про лагерь. Страшно представить, что творилось там… страшно, что творилось сейчас с ним, страшно от неизвестности и беспомощности. Страх и напряжение постепенно уступили место усталости. Глаза слипались, но думать о сне в такой момент было невозможно. Измученный стрессом организм требовал отдыха, а мозг выпивки. Немец подставил руку к тонкой струйке воды, стекающей с потолка. Вода в ладошке была мутно-черного цвета. К горлу подкатила тошнота. — Сэр, не советую. — Я тебя не спрашивал, — срываться на мальчика было легче, чем признать собственное бессилие. Мужчина поднял взгляд на усталое лицо Уинтерса. Казалось, его взгляд стал еще острее, под глазами залегли еще большие тени, а хмурые брови не придавали мальчишескому лицу дружелюбности. Карл со всей своей военной подготовкой еле выскочил из этого ада, в то время как мальчик ловко перепрыгивал от дома к дому, орудуя тесаком, как дирижёр палочкой. И как только ему сил хватает? Это все больно ударило по самолюбию мужчины. Другим вопросом были родители парня. — Где твои родители? — Хейзенберг нахмурил брови. Мрачное выражение лица, ответило красноречивее любых слов. Дерзость мальчика бесила. Почему он должен вечно все выпытывать?! — Ликаны? — Нет. — А… — Карла грубо перебили резким, каким то дерганым жестом руки, это означало одно, разговор окончен. Немец недовольно поджал губы, все же присмирив любопытство. Зубы вновь прокусили уже итак измученную губу. Соленая кровь попала в рот, металом врезаясь в рецепторы. Уже который раз за последнее время? Мысли с каждой минутой становились все мрачнее, постепенно приходило и осознание, как легко немец мог сдохнуть. От чего-то это волновало его меньше всего. Нога болела и ныла, становясь скорее неприятным фоном, чем резкой проблемой, как было ранее. Пальцы вновь нервно постукивали по бедру, сопровождая тихое, еле заметное бубнение фашиста. Внезапно мужчина замолк, прислушиваясь к завыванию ветра, про себя отмечая, что тот утихает. Летние грозы редко длятся долго, утихают за считанные минуты. Вспыхивают и угасают, как вспышки гнева. Небо слишком ненадёжно в своей непостоянности. Тучи поспешно сбегали за горизонт, обнажая пылающий круг небесного светила. Яркие красные разводы потекли по небу, как теплая кровь. Ленивые, ярко-багровые лучи заходящего солнца царапнули острые углы заброшенной колокольни. Холодный, все ещё недружелюбный ветер трепал мокрую траву, пускал беспокойную рябь по мутным лужам. Вместе с грозой утихли и ликаны. Тишина пугала больше, чем беспрерывный, ставший фоном, шум. Можно было услышать, как капали остатки воды в лужицы, собравшиеся в углублениях пола. Кадык беспокойно дернулся, слишком открыто показывая волнение и напряжение мужчины. Выходить было все ещё боязно. Впереди его ждал совершенно новый и более опасный шторм.