Дум. Ча-ча-ча!

— Стой, — говорю я. — Соси ему так, словно мечтала о его члене всю жизнь. Я хочу, чтобы это было пафосно до тошноты — этакая киношка «нимфоманка дорвалась до хуя». Торна скосилась на меня со странной, чуть печальной улыбкой, и приподняла груди на ладонях — как бы показывая: я в твоих руках. Затем она, опустив одну руку между ног, двинулась томно-спотыкающейся походкой к «избраннику». Вторая её рука творила волшебство — пососав три пальчика, она принялась оглаживать себя — по подбородку, по шее, по грудям, по попе… Не переставая при этом мастурбировать. — Похабница, — протянул я шутливо, — И это — при живом муже, на его глазах! Торна, сконфузившись — бог ты мой, она даже покраснела — поджалась, согнув колено, будто ребёнок, который хочет пи-пи, обхватив себя и стоя почти спиной, скрывая свои прелести. Затем она расставила коленки, приняв некрасивую спортивную позу, и я увидел — драматически, со спины — как её ладонь несколько раз свирепо погрузилась в её вагину. Это не далось ей легко — ноги задрожали, богиня упала на коленки и переползла-перетекла к сидящему Стасику. Стасик тем временем, вооружившись бутербродом, оккупировал моё компьютерное кресло — развалившись и расставив ноги. На экране всё ещё торчала заставка игры, но играми он, насколько я знал его, не интересуется. Поза у него была самая удобная для хулиганств невидимой соблазнительницы. Он даже не сразу сообразил, что его ширинка сама собой расстёгивается, а когда заметил, то не предпринял немедленных действий — удивлённо-заинтересованно распахнув глаза и склонив голову, он наблюдал, как его член вылезает наружу и воспаряет в невидимых пальцах… Вероятно, мой приятель не подозревал о наличии незримой участницы, считая, что его орган «вылез на прогулку» самостоятельно, потому что, когда губы моей милой коснулись его члена, он задохнулся и согнулся с выпученными глазами — неожиданно остро, слишком приятно. Разумеется, его немедленной реакцией была попытка проверить руками — что с членом, и почему ему так приятно. Ощупав голову Торны и, вдобавок, слыша вкусные причмокивания и постанывания, которые трудно с чем-то спутать, он пару секунд «ушёл в себя», замерев и обдумывая происходящее, а затем улыбнулся и откинулся в кресло снова, оставив пальцы на волосах минетчицы. — Ты Призрак, да? — лениво и одурманенно спросил он. Разумеется, Торна не могла дать ему ответа — она жадно вылизывала ствол, издавая гамму звуков от кошачьих взвизгиваний до захлёбывающегося бульканья, когда пыталась засадить себе залупу между голосовых связок. Даже когда член покидал её вафлёрский рот, Торна была слишком занята — дышала на него, нюхала с азартом тигрицы, оттягивала крайнюю плоть губами и перекидывала из ладони в ладонь. Особенно сводило с ума то, что она поминутно лазила ладонью к себе в пизду и обмазывала член Стасика добытой там смазкой, так что получалось, что, делая ему минет, она одновременно делает себе куни. Сейчас в Торне не было ничего божественного — она сидела на карачках, скорчившись, как голая гарпия, кормящаяся добычей. И в этом виде она нравилась мне даже больше! Какое-то бесовское наваждение — но я понял, что хочу её видеть такой, в ещё большей степени, чем сейчас. Что мысленно пририсовываю к ней рабские колодки, воображаю грязной, выебанной кобольдами в штольне, но всё столь же одержимой похотью… и высокой, бессмертной любовью ко мне. -…Значит, вы не выдумка, — продолжал тем временем расслабленно развивать Стасик свою догадку, — А я думал, слухи про это армейское подразделение и всякие там пси-костюмы — городская легенда… Ты не бойся, — неожиданно обеспокоился он. — Я никому не скажу. Никому-никому. Ах-х-х… — он смолк и затрясся, стиснув зубы, откинув голову, потому что Торна приступила к приёму «мотылёк на цветке» — дразня частыми-частыми движениями языка его мочеиспускательное отверстие, перемежая это искусное средство с грубыми и мощными поцелуями-засасываниями головки. Я чувствовал, что она начинает уставать и терять драматический напор, скатываясь к простым и незамысловатым операциям. Неожиданно она сделала то, о чём мы не договаривались. А именно — решительно встала и налезла поверх промежности Стасика своей пиздой. Пол-секунды я не верил, надеясь, что это имитация. Но нет — Торна меня предала. — Да что ж ты делаешь, шлюха, — тихо и почти беззлобно сказал я, как-то очень быстро оказавшись рядом и оттягивая её за волосы — моя фантазия была очень скудна, я не знал, как разорвать это запретное соитие, и потому просто пытался заставить её сделать это самостоятельно. Но Торна не отлипала от Стаса, она гнулась, с озверело-несчастным лицом, и даже начала двигаться. — Прекрати это немедленно, — прошипел я ей в лицо. Осознав, что боли от вырываемых волос недостаточно, я принялся бить её по грудям, наотмашь, из стороны в сторону, затем — впился пальцами в щёку, затем — принялся отвешивать пощёчины. — Не могу-у-у, — осоловело и жалобно, захлёбываясь от особенно сильных моих атак, бормотала Торна. — Я — женщина… Моё тело требует… — и она нарочно ускорила движения тазом, явно торопясь, чтобы Стасик закончил быстрее, чем я сумею оттащить от него жену. Тот и сам осознал, что тряски невидимого тела не походят на сексуальные — однако, надеялся на лучшее. Наконец, уже не заботясь о безопасности, я рванул Торну на себя и член вылетел из неё. И тут же из него брызнуло… — А! Здорово! — ослиным голосом заорал Стас, — но… Чёрт, зачем же надо — так? — Ты, блядь, как додумалась до такого? — спрашивал я тем временем Торну, оседлав её и уперевшись в её плечи. — Тебе кто разрешал впускать в себя его хуй? Здесь меня немножко пробрало холодком, потому что я увидел в глазах Богини смену множества выражений — соответствующих возможной политике. Она как будто выбирала алгоритм… Это длилось менее чем полсекунды, а затем она потянулась и с глуповатым видом, криво улыбаясь подбитым ртом, закатывая глазки промурлыкала: — Ну, я подумала… если немножко, то ты разрешишь… — она вытянулась стрункой и завершила с простодушной дерзостью, — Я так люблю хуи! И вот как, скажите, такую наказывать? Тем более, что я уже её наказал — когда оттаскивал… Этот выплеск как будто сжёг во мне всё топливо. — Как мне теперь тебя ебать, такую? — спросил я её именно то, что маячило у меня в голове, без поиска верных формулировок. Можете это назвать мракобесием или животным собственничеством, но у меня от одной мысли, что в жену придётся «заходить» по следам чужого члена, пусть даже хорошо отмытым следам, всё желание улетучивалось. — Как ебать, — Торна коснулась ноготком губы, простая, как глупенькая киношная дива. Затем — отставила пальчик с сияющими глазами: — Между прочим, ты задаёшь правильный вопрос! Ты знаешь, что у других биовидов есть способы брать женщин, о которых ты понятия не имеешь, и которые наверняка хотел бы испытать? — О чём ты? — Например, Бехолдеры любят щупальцами или телепатическим сурджем. — Каким ещё… сурджем… — я не знал, смеяться мне или плакать. — У них же нет члена. И вожделения в обычном смысле нет. Они — Созерцатели. У минотавров секс — вид спорта. Например, бег с насаженной самкой и даже баскетбол ими. У кентавров — это просто часть комфорта. Когда они отлавливают человечиц, то привязывают их под живот и потом весь день, когда ходят… — Понял, понял! — Я потёр затылок — блядь, волосы грязные, надо вымыться… — То есть, ты предлагаешь мне стать монстром? И отыметь тебя принципиально по-новому, так, как люди не делают? Класс. — Не одним монстром, а всеми по очереди, какими пожелаешь. При этом возврат в человека не ограничен, никаких «мутаборов» и «ай-бен-гим»… Ты не подумай, — Торна вдруг заохала, взяв себя за щёки. — Это вовсе не значит, что ты меня не должен наказывать! Я лишь издал утомлённое рычание — не в силах понять, хочу ли я теперь думскую женщину хоть как-то мучить. Стасик тем временем бегал по комнате, восклицая: — Дорогая! Ты ещё тут? Подай хоть знак! Я волну-у-уюсь. — Время невидимости истекает, — сообщила вдруг Торна деловито — лишь на миг запнувшись и поморщившись, когда Стас всё-таки споткнулся об неё.