Дум. Ча-ча-ча!

Ригель

— Ты уверен, что не перебарщиваешь? Богиня стояла, чуть сгорбившись, с руками, связанными за спиной. Одеждой ей служили лишь верёвки, груди были перетянуты ими же и покраснели от застоя крови, а в её вагину был вставлен большой расширитель, так, что все секреты легко было разглядеть снаружи. Такой же расширитель, как я знал, торчал в её заднице. Никаких секретов от мира. — Нет-нет, — сказал Стасик, деловито оглядывая творение своих рук. — Ты же сам сказал — её нужно мучить, чтобы сохранялась псионическая сила… Ну, даёшь ты. Всё-таки ведь спецназкой экспериментальной она оказалась, а поначалу ты мне парил мозги какой-то богиней. — Да-а-а… — я стоял перед Торной, заложив руки за спину, не зная, восхищаться мне этим дивным зрелищем или защищать её. — Дорогая, тебе нравится? Она пожала плечами безмятежно-доброжелательно и легко кивнула на Стаса — мол, он хочет, а значит, приятно. — Так, а тепе-е-ерь… — объявил Стас, подняв руки, — мы пойдём гулять в таком виде. На базар, за продуктами. — Гулять? — эта мысль не то чтобы мне не нравилась, но мне показалась сомнительной её безопасность. — Ты подумал, как на нас будут глядеть? Хорошие люди сейчас на улице встречаются редко. — Ну, она же по гостехстандарту это делает, — скосился на меня Стас. — Кто осмелится возражать военным? — Тебе нравится быть опозоренной, растоптанной, всем демонстрируемой шлюхой? — я погладил Торну по щеке и она с милой улыбкой прижала мою ладонь головой к своему плечику. — Почему она молчит? — вдруг скосился Стас. — Она вообще не немая? — Я не немая, — улыбнулась ему Торна. — Тогда почему она не говорит? — Стас слегка нахмурился. — Вот, придумал — пусть всё время кричит о себе всякие грязные вещи. И если кто-нибудь её захочет, даже какой-нибудь мутант-свак, мы её отдадим. — Я тебе поражаюсь, — промолвил я чужим голосом. — Даже не пойму, чья она жена — моя или твоя. — Именно потому, что это твоя жена, моя фантазия свободна, — помахал рукой Стас — жестом техника, копающегося в механизме и скоро его наладящего. — Свою бы я так измочаливать не стал. — А у тебя есть жена? — я вдруг со стыдом осознал, что не знаю об этой стороне жизни товарища. Стас молчал довольно долго, после чего сухо ответил, помотав головой: — Н-нет. И вот поэтому — у меня… гм, просьба. Когда закончится — дашь мне её поебать? — Ну, давай, — отозвался я неуверенно. Как ни странно, отвращение у меня больше вызывала не просьба Стаса, а поганое предчувствие, что наша любовь с Торной вступает на скользкую дорогу экспериментов. Не разлюбит ли меня моя богиня, видя, что я её сдаю другим и не ревную? Захочу ли я её саму — в дырки, раздолбанные до ширины тоннеля? Боже, мне даже спать с ней в одной постели будет противно. Подальше свои гениталии — от её общественных гениталий. Впрочем… это не отменяет странного влечения к ней, голода по её присутствию. Она словно окутывает меня — незримо, неосязаемо… Ебёт во всё тело. — Пойдём… смотри, смотри! — Стас со смесью восхищения, шока и неодобрения указал на двинувшуюся к дверям Торну. Она шла на чуть раскоряченных ногах, её ягодицы, жёстко стянутые в клеточку, покраснели там, где в них въедались верёвки, но дива при этом мурлыкала какую-то мелодию и даже пританцовывала. — Ей же… нравится! — Я так не думаю, — отозвался я туманно. — Полагаю, она просто выносливая. Но ничего. Мы её загоняем. И мы вышли на улицу. Надо сказать, город снаружи выглядел немного не так, как я его представлял благодаря телевиденью, прессе и компьютеру. Более запущенный, но и более блёсткий — содержащий прихотливые и бесчисленные детали, не отражаемые в медийных источниках. К моменту, когда мы дошли до базара, я окончательно понял: эти источники врут. Мир, познаваемый чувствами, весьма далеко ушёл от реальности, «доставляемой» по проводам. Достаточно было посмотреть на прохожих, порой одетых причудливо и почти неповторимо, словно их вытащили из разных эпох, на существ, биологических и кибернетических, которые их сопровождали… не угодил ли я сам в виртуальную реальность, вместо того, чтобы вытащить из неё мою Богиню Дума? Психология окружающих, впрочем, не была чересчур сложной, и Стас, похоже, отлично в ней разбирался. Когда на нас обращались взгляды, он кричал: «Спокойно! Это военная!» — и его слова как будто сразу всё объясняли. Глаза, обращённые на Торну, становились понимающими и злыми, почти злорадными. Похоже, военных тут не любили. Накупив гору продуктов, полуфабрикатов и расходников для синтезатора, мы сложили всё это в рюкзак, который я взвалил на плечи Торны. Видя, с какой лёгкостью, свершенно без одышки, с просветлённым огоньком на лице, она переставляет свои раскоряченные ноги, я понял, что такая нагрузка для неё мала, и велел посадить на плечи себя, а потом бежать. Стас мигом разложил портативный скутер и поехал за нами со всеми удобствами. Торна без особого труда добежала до моего дома, хотя, было видно, что она задыхается и раскраснелась. Не желая прекращать опыта, я приказал не останавливаться… Через полчаса Торна скисла. Её стало шатать, дыхание вырывалось из её груди почти вокализированно, ноги бедняжки стали заплетаться и подламываться… Наконец, она упала на колени, а затем — перевернулась на бок и скорчилась. В отверстия расширителей было хорошо видно, как судорожно ходит слизистая внутри, пытаясь вернуться к обычным габаритам. — Ну, как, приятно быть нашей женой? — спросил я, присев рядом. — Ты всё делаешь правильно, — выдавила Торна пересохшими губами. Я заметил, что они потрескались от жажды. Похоже, Стас тоже это увидел, потому что он встал рядом, расстегнул ширинку и начал мочиться — стараясь на эти губы попасть. Я не возражал. Более того, я присоединился к нему, «широким жестом» обоссывая всё тело Торны от шеи до пупка. Боже, что я делаю… Страшно даже представить, что будет, если Торна отнимет у меня всё, что подарила, или даже просто покинет меня… Торна — пила мочу Стаса. Закрыв глаза, на веки которых ложились желтоватые капли, она пыталась поймать языком рвущуюся на части струйку, и иногда — ухватить мою. Всё её лицо было покрыто мелким желтоватым бисером… — Туда — тоже. Наверняка, пересохло, — вдруг прервался мой товарищ и толчком ноги повернул Торну так, что ноги раздвинулись. Он начал сливать остатки, пытаясь попасть в разверзтую пизду. Торна подтянула коленки и выпятила таз, с сосредоточенным видом принимая эту игру. — А кал она тоже ест? Вонючий, — как бы в пустоту спросил Стас. — Не знаю, — отозвался я, имея в виду то, что и про себя не знаю — нравится или нет мне эта идея. — Надо будет проверить, — сделал пометку мой товарищ. Я не мог отрицать, что он оказался для меня настоящей находкой — выдумывая за меня подробности в той сфере, где я бы сделать неосторожного шага не рискнул. — Найдём какую-нибудь шлюху. О, я придумал. Я не буду её ебать. Я выебу шлюху, а потом посмотрю, как эта военная чистюля очистит ей пизду и сраку от моей спермы. Шлюха, прислуживающая шлюхам — это же следующий этап падения, не? «Теперь мне и целовать её будет сложно», — подумалось мне, но я не мог остановиться — я сам падал в некую сладостную пропасть.

Стас

Да, детка, да! То, что запрещено — обладает просто бешеной притягательностью. Эта военная пиздоблядина наверняка мне была бы недоступна, в форме и с оружием. Тем больше мне хочется, чтобы она сосала мне, подставляла мне жопу, блудливо виляя ей, ломала хребет своей гордости, выполняя с потупленными глазками самые дикие мои задания, раскрывая свои половые губы пошире перед подонками, животными, трупами… Я хочу увидеть на её лице отвращение. Я хочу, чтобы она внутренне блевала от того, что ей предстоит сделать, чтобы осознавала, как она медленно перестаёт быть женщиной и становится ходячей жутью с половыми признаками женщины и изящным телом, хранящим непереносимые воспоминания. Почему она покорна — даже думать не хочу. Потому что я — царь ситуации. Я наконец-то достиг того статуса, которого заслуживаю — чего же боле?

Думгэл

— Ты не робот? Точно не робот? — Можешь разрезать мне живот и посмотреть… Я действительно могу позволить вскрыть себе живот — регенерация позволяет, а ран за тысячу лет у меня было так много, что мой организм отвык заранее бояться. Разумеется, если пырнуть меня посильней, я умру, и тогда… не знаю, что тогда будет — в аду я бы воскресла, в жизни… тоже воскресну? Снова перенесусь в игру? По сути, не важно — у меня хватит сил, чтобы незаметно остановить такие попытки. Пока же — я чувствую себя, как нелюдимая девушка, которую ухажёр отвёл на роскошную, буйную, цветастую дискотеку. Я тут немножко чужая, но меня наполняет, как воздушный шарик, новым содержанием: эмоции — взахлёб, ощущения — водопадом, и всё такое новое! Да, для того, чтобы продолжать веселиться, надо выполнять задания — как будто дискотека совмещена с квестом. Но мне симпатичен любовник, и я рада соучаствовать в его удовольствии — помогая ему проходить этот квест. Чувства — его и его друга — остры, как удар сахарной плети. Я вижу, с какой радостью они косятся на мою растянутую дырищу, в которой гуляет ветер, как они любуются моей раскоряченной походкой, понимая, что мне натирает, для них предельно эстетичны мои выпячивающиеся из-под верёвок груди, похожие на потемневшие плоды… Стас не упускает возможности шлёпнуть меня по ягодицам, я голая, я принадлежу им, и люди, встречающиеся нам, глядят на нас и понимают это. — Я шлюха, — кричу я звонко и игриво. — Я сделаю всё, чтобы мне в животик насовали толстых, упругих и горячих херов! Видите, как раскрыта моя плоть? Смотрите, все смотрите внутрь, она совсем засохла без спермы! Я люблю отдаваться, я хорошая членососка, мои коленки хорошо смотрятся у ушей, а лучше — всё сразу, и в попку тоже! Не обязательно даже называться по имени! Пусть ваш хуй распишется семенем по моей матке или язычку! Поебите меня!.. — Нет, — вдруг пихает меня под бок сумрачный Ригель, и Стас, кажется, согласен с ним. — Не надо. А то они и впрямь решат, что у нас передвижной бордель. — С другой стороны… — дёргает губу Стас, всё ещё пробуя эту идею на вкус. — Нет, не стоит, — суммирует общие колебания мой муж. — Мы не благотворительностью занимаемся. Мы Торну мучаем. «Торну мучаем…» Во мне расплывается странное тепло, смесь благодарности, любови и удовлетворённости ходом дел. Значит, Ригель не бросит экспериментов. Значит, я нужна ему. Значит… пошляки сказали бы — «у нас есть будущее». Я скажу: мне не придётся срываться с этого отрезка жизненного пути, сделав слишком мало.