Peccata capitalia

Христофер потянулся и откинулся на спинку стула, когда Влад замолчал. Задумчиво взял ложечку с красивыми узорами, стал вертеть ее между пальцами. Рассказ Влад запивал горьким густым кофе — у него пересохло во рту от частой, пулеметно слетавшей болтовни, но глаза жадно горели, и Христофер понял, что его гости не остановятся. Ему приятна была искренность, с которой они делились с ним чем-то сокровенным — частью своей безумной и яркой жизни. Он мог благодарить только хорошим кофе, спокойным вечером и изысканной музыкой. Многие бежали в его кофейню, чтобы спрятаться ото всех, несчастные и одинокие хотели найти уют, тепло… У них был свой дом, Христофер ощущал это скорее каким-то шестым чувством, чем видел глазами. Но они, приговоренные к вечной битве, искали покой и здесь находили его. От размышлений его оторвало новое лицо: неожиданно из служебного помещения выглянул изящный египетский мау, такой аккуратный, пятнистый, что многим могло показаться, это сошла с места искусная статуэтка. Маахес проснулся и решил обойти территорию, проверить; Христофер часто брал кота в кофейню: он нравился гостям, да и самому Маахесу становилось одиноко в пустой квартире, пока хозяин пропадал на работе и перебирал чужие истории… Увидев Маахеса, Джек сразу подобрался и игриво завилял хвостом: они были давними друзьями, хотя кот и изображал королевскую снисходительность, в отличие от впадавшего в щенячество адского пса. Но в куда больший восторг пришел Влад: он поманил к себе кота, а когда тот, величественно мявкнув, очутился у него на коленях, не мог поверить своему счастью… — Войцек, если это попытка самоубийства, я ее осуждаю, — проворчал Ян. Улыбнувшись, Христофер пошел к себе за таблетками от аллергии. Когда вернулся, Влад вовсю забавлялся с котом, умиленно мурлыча. Таблетки он запил залпом и попросил чай ради разнообразия. Христофер искренне считал, что люди, пьющие чай в кофейнях, относятся к какому-то особенному виду извращенцев, но за любопытную историю готов был многое простить. Чайничек с молочным улуном Ян ловко разлил на троих. — Маахеса же тебе подарил Корак! — заметил он, улыбаясь при воспоминании об их общем знакомом. — Мы давно его не видели, он опять куда-то запропал, все гуляет по мирам… Не то чтобы я ему завидую, но, когда Рак возвращается, никак не получается понять, сколько с ним действительно произошло, а сколько он выдумал для солидности. Это для Христофера Корак был интересной личностью, заглянувшей однажды к нему и искусившейся яблочным штруделем; личностью притом весьма фактурной, которую он давно мечтал нарисовать, но как-то не выдавалась минута… А для инквизиторов, сидевших напротив, Рак был почти что названым братом, если Христофер все правильно понимал в их сложных семейных отношениях. Кота ему однажды принес Корак. Вопросов Христофер не задавал; он давно хотел себе кого-нибудь завести, но никак не мог определиться — случай решил за него. Котик был смирный, вежливый, только на Влада он поначалу поглядывал напряженно, но вскоре смилостивился и попривык. Потому что, стоило положить на Влада кота, он сразу становился безвреден: сказывалась не только сильнейшая аллергия, но и искренняя любовь к хвостатым и усатым. — Про Рака у нас есть много интересных историй! — воскликнул Влад, присербывая ароматный чай. — По правде сказать, в нем можно найти все семь грехов разом, так что… Но по ухмылке Христофер понимал, что к Кораку, несмотря на ворчание, он питает исключительно теплые чувства. Или же это развалившийся на коленях пушистый Маахес так благостно влиял на Влада?.. — А помнишь то расследование незадолго после Исхода? Летом, в прошлом году! — просиял Ян, наконец-то нашарив в памяти что-то любопытное. Повернулся к Христоферу и принялся обстоятельно объяснять: — В общем, тогда Корак явился после достаточно долгого перерыва, и мы сразу поняли, что что-нибудь исключительное произойдет! Он был каким-то печальным, и мы решили его развлечь, поэтому я предложил ему немного поиграть в детектива и записал консультантом в Инквизицию… — Так что же, мы рассматриваем грех уныния? — оживился Христофер, устраиваясь поудобнее. — Знаете ли, не могу представить себе Корака, поглощенного унылым, ничего не желающим настроением! — О нет! Гнев, — объявил Влад. — То дело определенно было связано с гневом. С первобытной животной яростью, я бы сказал, простите мне тягу к театральным преувеличением. — Мне это кажется ненавистью, — поддержал Ян. — Гнев более мимолетен, знаете ли, но ненависть хранится долгое время, как драгоценное вино, настаивается… И вспыхивает в конце концов, как вулкан. Кораку определенно понравилось бы это сравнение. В то время мы вынуждены были иметь дело с продолжительным, густым гневом. — Позвольте, раз уж мы говорим о суде, о грехах, — вмешался Христофер, озаренный одной презабавной мыслью, — то обязаны упомянуть так называемый праведный гнев! Когда кто-то впадает в ярость именно из-за наблюдения за какой-нибудь жуткой несправедливостью! — Он торжественно поднял палец. — Уверен, вы сами испытывали подобное. Ян сдержанно кивнул: он никогда не притворялся святым. — Да, не скрою, такой гнев находит и на меня. Периодически. Но я никогда не позволил бы себе переступить закон в нем, мое оружие — справедливость. А неконтролируемые вспышки могут быть разрушительны, опасны, их я допустить не могу. Ни у себя, ни у других. То, о чем я хочу рассказать, выродилось в банальную жестокость… Уже не терпелось, так что Христофер кивнул. Ему любопытно было, какую роль в этом сыграл Корак, а еще стало интересно, почему Влад покорно затих и вовсе не пытался вмешаться, перехватить у напарника рассказ: обычно они чуть ли не продолжали друг за другом предложения! — Я в этой истории на вторых ролях, — просто объяснил он, поглаживая Маахеса, начинавшего ворчать, когда Влад останавливался. — Я вынужден был отлучаться в Ад по государственным делам, скука такая… Впрочем, гневом Отелло я не страдаю и запросто уступил непутевому братцу. Инквизиторство, твой выход! И Ян, благодарно улыбнувшись, начал с удивительного происшествия, которое сразу намекало, что с появлением Корака жизнь становится вдвое чудеснее и опаснее…